Но и что из того, что девушка здесь? Может, хотела убедиться, в самом ли деле они уезжают, чтобы ненароком не столкнуться при новых кавалерах. Скорее всего…
– Спать? – отжал спинку сиденья.
– Только спать, – согласился Заремба. Но остался лежать с открытыми глазами.
Среди ночи Туманов проснулся от легкого толчка.
– Сейчас на промежуточной станции сойдем, – шепотом сказал подполковник.
– Зачем?
– Не знаю. На всякий случай. Не выходит Лиля из головы. Доберемся на попутках, денег хватит.
В душе Туманов обрадовался решению командира. По крайней мере, отпадет такая мелочь, как его болтовня с Лилей по поводу отъезда на Черное море. А то вдруг в самом деле на хвост села контрразведка. И соседка вообще-то странно встрепенулась, когда он в шутку предположил подобное. Лучше сойти…
Поэтому согласился сразу, чем немало удивил Зарембу, приготовившегося доказывать подобную необходимость. Принялся застегиваться, осторожно, чтобы не будить попутчиков, подтягивать вещи. А вещей-то – два пакета.
Когда автобус, выключив дальний свет, на ощупь, подслеповато подобрался к автостоянке в каком-то небольшом поселке, спецназовцы единственные вышли из салона. Быстро огляделись. Машин следом не шло, никто не остановился впереди, в салоне тоже продолжали дремать. Лиля – бред, воспаленное воображение? Как славно можно спать дальше…
– Мы недолго, минуты три, – предупредил водитель, торопясь к покосившейся деревянной будочке за остановкой. Дождались, когда он вернется.
– Мы, пожалуй, не поедем дальше. Так что нас не ждите, – сообщил Заремба.
– Что так?
– Придется возвращаться. Забыли кое-что.
– А-а, смотрите. Только сейчас трудно будет поймать машину: водители не останавливаются, боятся. Да и дороговато обойдется. Подождите лучше до утра, на автобусах доберетесь.
– Спасибо. До свидания.
– Счастливо.
Проследили, но никто не вылез вслед за ними, и автобус не остановился на всем видимом расстоянии. Значит, в нем никто ради них не ехал. Стоять ночью на холоде в каком-то неизвестном поселке – удовольствия ноль, как сказал бы солдат Варфоломеев, но перестраховки никогда не бывает много. А вот мало – да…
Попробовали все же ловить попутку, но редкие машины проносились мимо с таким свистом, что оба махнули рукой: до утра в самом деле никто не остановится. Туманов даже оправдал водителей:
– Я бы тоже промчался мимо.
– Бутерброды вроде еще остались. Перехватим?
Сели на лавочку. Ближайший фонарь горел метрах в десяти, и под его бледным светом распотрошили пакеты, вытащили неизменные дорожные куриные ножки, зелень. Выудили за зеленую винтовую пробку и бутылку водки, недовольно всколыхнувшуюся на дне: сами полуночники, но меня-то зачем взбалтывать?
Подняли пластмассовые стаканчики, предусмотрительно прихваченные из номера.
– За ребят. Пока они лежат там, каждый раз – за них, – произнес Заремба как заклинание.
– За них, – согласился капитан.
Встали, выпили. Набросились на еду. Оказывается, проголодались, хотя перед отъездом наелись досыта. Наверное, выходил чеченский голод.
В бутылке оставалось немного, машин проскакивало еще меньше, и разлили остатки. Водка, не желая покидать привычную форму бутылки, растекалась по стенкам, скользила, цепляясь за стекло, и Заремба не стал вытряхивать последние, боровшиеся до конца за свою жизнь капли. Отставил посудину под лавку. Стаканы соединили, но говорить ничего не стали. С меньшим азартом, но продолжили трапезу, к концу которой подъехал «дальник», шумно фыркнул и остановился.
– Привет, мужики, – поздоровался водитель и, попинав колесо, пошел все к той же заветной шоферской будочке. – Подбросить куда? – поинтересовался на обратном пути.
Туманов открыл рот со словами благодарности, но Заремба перебил:
– Спасибо. За нами сейчас подъедут.
– Тогда хорошо посидеть.
– Счастливой дороги.
– Кто за нами подъедет? – поинтересовался с некоторой долей язвительности капитан, когда машина с фургоном, неохотно сбрасывая с себя навалившуюся в секунду дремоту, с усилием выбралась с обочины на трассу и потащила свое горбатое длинное тело дальше.
– Теперь, пока не распорядимся документами, снимаем баб, останавливаем машины только сами. Подстав не будет.
– Ты продолжаешь думать…
– Об этом думать надо постоянно. Если они армию против нас сумели поднять, то пустить по следу пару-тройку человек – тренировка для молодежи. Натаскивание.
– Может быть, – на стал спорить пограничник и попробовал попытать счастья сам, тормозя машины.
Тщетно. Никто даже скоростей не сбавил, пока не рассвело. А вот с первыми лучами солнца на дороге с каждой минутой появлялось все больше и больше машин, а среди них наверняка и выехавшие «побомбить» деньгу леваки. Один из них и рискнул остановиться. Услышав адрес, помялся. Услышав сумму, задумался. И решился.
– Говорят, нельзя отказывать первому клиенту, иначе весь выезд пойдет насмарку, – попытался шоферской притчей затушевать свою явную заинтересованность предложенной суммой.
Если дорога дальняя, то какую скорость ни развивай, все равно ехать долго. Тепло салона после прохлады ночного ожидания разморило, машина шла плавно, и спецназовцев стало клонить в сон. Водитель несколько раз попытался о чем-нибудь поговорить, но вскоре оставил свои попытки и принялся насвистывать сам себе казачьи мелодии. Благо, что хорошо выспался и дорога с крупной суммой в конце навевала радость…
Вылезли в самом центре города. Шофер даже не стал пересчитывать деньги – их и на вид было много.
– Назад, случаем, не собираетесь ехать? – попробовал продолжить себе счастье водитель.
– Назад – нет! – скорее себе, чем водителю, мгновенно ответил подполковник.
– Мы – только вперед, – подтвердил и Туманов. Они снова не договорились заранее, что делать дальше. В гостиницу соваться остереглись, а вот подыскать на недельку частный домик – это для курортного городка более естественно и неприметно.
И когда это было видано, чтобы к ним мгновенно подошли с предложением:
– Вы отдыхать? Квартира не нужна?
– Нет-нет, мы не отдыхать, – отказал всем Заремба, решив до конца придерживаться правила: выбирает он, а не его.
Дошли до железнодорожного вокзала. Там томящихся в ожидании клиентов оказалось больше, чем пассажиров, выгрузившихся из подошедшего московского поезда. Спецназовцы со стороны осмотрели тех, кто атаковывал приезжих, выбрали среди товарок самую чистенькую, скромную старушку. Подошли к ней:
– Вы не сдаете местечко?
– Сдаю, сынки, сдаю. Отдельная верандочка. Для женщин, может, и не совсем пригодная, без особых удобств, а мужчинам – ничего. Кто жил, не жаловался.
– Можно посмотреть?
– Конечно, конечно, сначала надо посмотреть, – смутилась хозяйка собственной недогадливости. – Пожалуйста. Я бы, может, и не сдавала, но пенсия нынче такая, что только на хлеб. Пойдемте, милые, здесь недалеко.
Чистенький, как сама хозяйка, домик располагался неподалеку от моря. За ним ютилась тесненькая, но светлая летняя веранда с окном в сад и к морю. Так что путь отступления на всякий случай имелся. Об этом не хотелось думать, но искусанный овчаркой шарахается и от дворняжки.
Еще не заходя внутрь, Заремба согласился:
– Если возьмете нас, мы останемся. Какая ваша цена?
– Ой, мальчики. Вы давайте поживите день-два, понравится – тогда и заплатите. И с едой решите: то ли я стану готовить, то ли сами где перехватите.
Старушка жила еще в старом, советском времени, у нее напрочь отсутствовал хватательный рефлекс, и можно только представить, как трудно жилось ей с ее убеждениями старой учительницы в нынешнем ублюдочном времени.
– Там все есть для житья, а вот ключик, – она достала его из самой тайной, опять же советской, захоронки – с косячка над дверью. – Только… – она запнулась перед необходимостью говорить неприятное. – Надо чтобы паспорта у вас имелись. Вы люди хорошие, я вижу, но времена сами знаете какие, могут спросить или проверить…
Заремба согласно улыбнулся. Они оба предъявили ей документы, хотя она и смотреть их не стала: есть – и слава Богу.
– Мы офицеры, бабушка, поэтому все будет в порядке, – добавил гарантий Туманов.
– Офицеры? Офицерам верю. Мой старик тоже офицером в войну служил, царство ему небесное. Пять лет уже без него, одна. – Не стала дожидаться сочувствия, всплакнула про себя и для себя и ушла в дом.
Зашли в свое жилище и спецназовцы.
– Режим прежний: покемарим, поедим и в дорогу? – попытался узнать дальнейшие планы командира капитан.
Но тот удивился:
– Сколько можно спать?
К Нине. Лично он пойдет к Нине. Вдруг сотворится чудо: откроет дверь санатория, а она, как и пятнадцать лет назад, сидит на своем месте. Он улыбнется и спросит:
– Мы сегодня идем на женский пляж?
И они пойдут ночью берегом моря, удаляясь от огней, людей, от войны и погони…
– Чему улыбаешься? – подметил перемену в командире пограничник. – Я так понял, мы здесь оказались не случайно.
– Конечно, не случайно. Вели бы Чечня находилась в тундре, мы бы прикатили в какой-нибудь Салехард или Сыктывкар. Это ведь где-то там?
– У тебя проблемы с географией?
Спецназовец не обиделся:
– Изломы границ и бывшие республики я изучаю колесами бронетранспортеров и под пулями. Такие нынче уроки географии, сам знаешь.
– Значит, в Салехарде и Сыктывкаре не стреляют, раз ты их не знаешь, – перешел с географии на новейшую историю и подвел ее итог Василий.
– Как меньше в таком случае я бы хотел знать, – согласился с подобным выводом спецназовец.
– Значит… – потребовал дальнейших действий напарник.
– Мне забежать в один… короче, в санаторий министерства обороны и поискать одну особу. Если на месте, – один план действий. Нет – другой.
– Меня берешь или сам по себе?
– По-моему, ты окончательно поправился. Я отпускал тебе на болезнь семь дней. Конечно, идем вместе. Тебя оставь на минуту даже в этом курятнике, по возвращении можно обнаружить новую белокурую бестию.
– Но хороша была, Алексей! Спору нет.
– Базар яц, – по-чеченски подтвердил подполковник. – Идем к не менее прекрасной. По крайней мере, такой она виделась мне пятнадцать лет назад.
Туманов собрал на лбу складки, вероятно, высчитывая, сколько лет ему тогда было. Получалось совсем мало, и он удивленно глянул на командира: какой же ты старый…
– Так идем? – поняв арифметику, спросил Заремба. Пограничник вздохнул, но согласился окунуться в прорубь:
– Идем.
К санаторию хоть и с расспросами, но вышли быстро. За прошедшие пятнадцать лет территория, само здание сильно обветшали, пришли в упадок. Да и какой может быть спокойный отдых, если около КПП, хоть и прикрытый кустарником, стоял бронетранспортер, а за оградой расхаживали омоновцы с автоматами.
Санаторий, как и вся страна, с усилием пытался выползти из той чудовищной ямы, в которой Россия оказалась в результате реформ. Удивительных реформ, когда никому не стало лучше, кроме нескольких сотен богачей. Когда, приватизировав и распродав несметные свои богатства, страна в результате осталась с пустой казной. Браво, господа реформаторы-теоретики! Вы обеспечили России о-очень спокойную жизнь.
Впрочем, если бы они любили страну, если бы она была их, если бы их дети и внуки оставались в ней жить, учиться и работать…
– Здесь когда-то кипела жизнь, – вспомнил вслух и поделился воспоминаниями подполковник.
– А я так и не успел ни разу за службу побывать в санаториях. Много потерял?
– Не знаю, сколько, но то, что потерял, – это несомненно.
– Куда идем?
Вошли в главный корпус. У входа тоже мялись омоновцы, а вот за столиком дежурной разжижалась в духоте полная девица, лениво поднявшая веки и кинувшая на них безразличный взгляд. Конечно, это было бы слишком замечательно: войти и увидеть тетю Нину. Теперь уже, наверное, бабушку Нину, времени пролетело вагон и маленькая тележка.
– Не то? – шепотом спросил Василий. Назад отступать под изучающими взглядами омоновцев вроде показалось неудобным, и Заремба на всякий случай решил поинтересоваться:
– Извините, когда-то здесь работала тетя Нина…
– Нина Григорьевна, что ль? – раскрыла пошире глаза дежурная.
– Ой, не знаю отчества. Мы ее звали Нина.
– Худенькая такая, с каштановыми волосами?
– Волосы… – Волосы Заремба совсем не помнил. А насчет худобы – любая средняя женщина по сравнению с сегодняшней дежурной конечно же покажется худенькой.
– Она завтра меня меняет. В девять утра. Зайдите, посмотрите, – разумно предложила не гадать на кофейной гуще девушка.
– Спасибо. До свидания.
Из всей зацепки – только одинаковое имя. Но и этого хватило, чтобы к Зарембе пришло легкое волнение. Завтра, конечно, его ждет разочарование, потому что худенькая Нина Григорьевна, должно быть, никогда не купалась ни с кем ночью на женском пляже. Интересно, а помнит ли его настоящая Нина? Остался ли он в ее памяти, или для нее это было легкое увлечение с очередным отдыхающим? Но даже если и так, он, Заремба, пронес свои воспоминания через все годы как нечто безумно светлое и волнующее. Женщины порой сами не догадываются и не верят, как глубоко могут затронуть чувства и души мужчин. И какая у тех избирательная и цепкая память.
Весь день загорали на пляже. Купались, по очереди сторожа сумку, заказывали шашлык, потом вино к шашлыку, потом зацепили лежавших рядом девушек, а когда те стали проявлять интерес, отцепились. И, наверное, составили себе довольно своеобразную репутацию: два здоровых мужика не отходят друг от друга и почти не интересуются противоположным полом.
Хозяйка дожидалась их на крылечке, любезно предложила козьего молока:
– Сильно полезное, попробуйте. Понравится, буду заказывать и для вас.
С удовольствием выпили молока, заказали на завтра и ушли спать. Утром станет известно насчет Нины. Если ее нет, то откупаются в море, а потом потихоньку вернутся в Москву. И начнут разбираться с Вениамином Витальевичем или с теми, кто стоит за ним. Разницы нет. Есть погибшие от их рук друзья.
… Утром проснулись от тишины. Нет, в соседнем дворе кудахтали куры, гавкала собака, время от времени в саду тяжело падали спелые яблоки. Если вслушаться, улавливалось и дыхание моря. Но это ли шум после войны?
Заремба не хотел признаваться себе, что испытывает волнение перед встречей с неизвестной Ниной Григорьевной. Но привел себя в порядок задолго до девяти часов. Капитан понял, что сегодня его на свидание не берут, и потому не пытался угнаться за сборами командира. Лишь поинтересовался:
– На ночь-то вернешься?
– Посмотрю на твое поведение.
– Значит, нет.
– Вернусь, куда денусь. Скорее всего, не один. Смотри за сумкой.
– Есть, товарищ командир.
У дверей санатория на этот раз крутилось уже трое омоновцев, а за столом дежурной… за столом сидела тетя Нина! Да, с каштановыми – вероятно, скрывающими. седину, волосами. Похудевшая, чуть постаревшая, но – она!
Скорее всего, сменщица рассказала ей о вчерашних гостях, потому что каждого входящего в корпус дежурная оглядывала пристально, боясь не угадать знакомых и ошибиться.
На Зарембу тоже глянула пристально, но взгляд поначалу не задержала. И лишь потом резко вновь повернула к нему голову, что-то угадывая, но не припоминая ничего конкретного. С напряженным интересом ждала, пока спецназовец шел навстречу.
– Здравствуйте, тетя Нина, – не стал мучить ее Заремба предположениями и сразу выложил все: – Лет пятнадцать назад вы собирались уезжать в Киев, а мы, трое первых «афганцев», надев на вас десантную тельняшку и солнцезащитные очки, грустили по этому поводу.
По мере рассказа лицо дежурной расплывалось в милой и неверящей улыбке, но она не перебивала, боясь неосторожным словом нарушить воспоминания.
– Потом мы сидели в ресторане на набережной – Десантник и Реаниматор с вашими подругами, которые потом не пустили их к себе, а мы…
– … пошли на женский пляж, – счастливо закончила тетя Нина. – Все помню, а вот имя твое… забыла. Миллион раз пыталась вспомнить, – она виновато заморгала ресницами.
– Алексей. Алексей Заремба.
– Точно, Алексей. Старший лейтенант Алексей. Не верю. Как ты меня вспомнил?
– А если я скажу, что никогда не забывал?
– Правда?
Омоновцы у дверей слишком явно прислушивались к их разговору, и они перешли к дальнему окну. Конечно же, тетя Нина постарела. Не бабушка, правда, но на этот раз действительно «тетя».
Правда, и он уже не лейтенант.
– Я рад тебя видеть.
– Ой, правда? А я думала, что и не вспоминал никогда. Одно время, извини, но думала, что погиб в Афганистане, раз не объявляешься больше. Но потом сказала себе: «Нет, он не погиб и не погибнет. Его сохранят мои молитвы». Но то, что помнил… Как приятно.
Она откровенно, по-девичьи выглядела счастливой. И с сожалением оглядывалась на снующих отдыхающих и омоновцев, мешающих крепко обняться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22