Если вы хотите предъявить ему еще обвинение в похищении или убийстве первой степени в отношении Кэрол Сесник и двух полицейских, я приму это к рассмотрению позднее.
– Пока я этого доказать не могу. Полиция только начала расследование.
– В таком случае извините. Сегодня мы продолжим выбор членов жюри присяжных, а по окончании я предоставлю вам отсрочку на семьдесят два часа для подготовки материалов дела. Если в указанный срок они представлены не будут, мне придется принять к рассмотрению ходатайство о прекращении дела.
Пока судья произносил эти слова, Виктория внимательно наблюдала за Джо Рина, пытаясь оценить его реакцию. Он был неколебим как скала. И уж разумеется, никакой радости на его красивом лице не отразилось. Напротив, он смотрел на судью с легкой печалью, как если бы его действительно заботила пропажа свидетельницы.
«Он хорошо держится, – подумала Виктория. – И вообще я, кажется, основательно села в лужу».
Деревья рядом со зданием суда штата шелестели листвой. Ярко светило апрельское солнце, хотя день выдался довольно прохладный.
Две минуты назад пискнул пейджер. Виктория посмотрела на маленький дисплей и увидела знакомое «911-GG», что означало: «Быстро возвращайтесь в офис. Гил Грин». Она знала, что, должно быть, ему уже сообщили о решении судьи Гоулдстона и он собирается закатить по этому поводу одну из своих тихих истерик. Виктория уже подошла к «ниссану», вставила ключ в замок, но, почувствовав запах мятного одеколона, резко повернулась. Сзади стоял Джо Рина. Это ее даже немного испугало. Как он ухитрился подойти так близко, что она не заметила? Они
были почти одного роста, и Виктория смотрела прямо в его бездонные глаза.
– Ты из кожи лезла вон, сделала все возможное и невозможное, но я на тебя не в обиде, – мягко произнес он, как будто они были не жестокими врагами, а близкими друзьями.
– Что значит «не в обиде»? Ты, может быть, и нет, а вот я в обиде. И очень большой. Поэтому пошел отсюда прочь, ты, убийца.
Он ласково улыбнулся.
– Сейчас уйду, только скажу, что я обо всем этом думаю. Мне хочется, чтобы ты знала: это твоя вина, что пропала она и двое копов. Это ты их потеряла.
– Неужели? Ты что, Джо, все-таки решил признаться, что имеешь к этому отношение?
Он улыбнулся и помолчал. Его густые черные волосы чуть шевелил ветерок.
– Это как посмотреть. Вот, предположим, ты приходишь на концерт. Так ведь качество музыки нередко зависит от того, какой ты купила билет, то есть на каком месте в зале ты сидишь. Верно? Вот так и со всякими признаниями.
– Пошел ты… – Виктория ненавидела его сейчас настолько остро, что едва могла сдерживаться. Подумать только, этот негодяй убил троих близких ей людей и теперь стоит здесь улыбается и треплет языком, изображая из себя музыкального критика!
– Мисс Харт, прошу вас, успокойтесь и перестаньте употреблять нецензурные выражения. Не надо уподобляться людям, которые умеют выражать чувства не иначе, как в сквернословии.
– Ай-ай! Какая скромность. Прекрати пудрить мне мозги, придурок. Ты как был дерьмом, так им и останешься, даже если будешь правильно строить фразы и употреблять приличные слова. Ты такой же торговец продовольственными товарами, как я балерина. Убийца, вот ты кто. Понял? А теперь оставь меня в покое.
– Это твоя ошибка, Виктория. «Трентонская башня» была выбрана крайне неудачно. Если бы ты поместила ее в «Берлингтон-Плейс», всего в двух кварталах оттуда, на верхнем этаже, то можно было бы запереть двери лифта. Можно было бы контролировать вход и выход. Там у них сидит охрана с телевизионными мониторами. Я это знаю, мне приходилось прятать в этом здании несколько человек. Может быть, в следующий раз ты выберешь его.
– Значит, ты все-таки раскололся.
– А хотя бы и так. И что ты будешь с этим делать? Понесешь в суд? Кто там будет слушать твои необоснованные обвинения?
– А ты действительно гигант, – призналась она, горя ненавистью.
– Ты тоже, Виктория. Извини, но, видимо, так получилось, что теперь тебе придется наконец отстать от меня до следующего душещипательного приключения. – Он снова ласково улыбнулся, затем развернулся и, грациозно ступая на цыпочках, направился к своему автомобилю, где его ждал за рулем Тексако Филлипс.
– Я еще с тобой не закончила! – крикнула она ему вслед.
Он повернулся и с улыбкой посмотрел на нее. Безукоризненно белые зубы сверкнули на солнце.
– Да, не закончила. И если бы я был азартным игроком, то обязательно съездил бы в букмекерскую контору и поставил на то, что ты больше никогда не увидишь свою свидетельницу. Так что не советую тратить время на ее поиски. Хотелось бы закончить наш разговор традиционной фразой: «Увидимся в суде», но боюсь, этого тоже не случится.
Он влез в машину и уселся рядом с Тексако. Когда длинный, сияющий лаком черный
лимузин проезжал мимо нее, она на мгновение увидела свое отражение в его блестящей поверхности, как в кривом зеркале.
Они встретились наверху в кабинете Гила, увешанном металлическими, фарфоровыми, деревянными и пластмассовыми декоративными тарелками. Виктории так и не удалось заставить окружного прокурора, а также кандидата на должность вице-губернатора штата хотя бы раз посмотреть на нее.
– Ответственность за жизнь свидетельницы лежала на вас, – произнес Гил, глядя в окно на медленное движение автомобилей по Стейт-стрит.
Он был одет как обычно: строгий серый кашемировый костюм с темно-бордовым галстуком, который был самой яркой вещью во всей одежде. То есть готов для вечерних «Новостей». Гил Грин по всем параметрам был человеком крайне неприметным. Виктория даже однажды подумала, что из окружного прокурора мог бы получиться хороший шпион: его бы наверняка никто не выделил из ряда других людей. Он не имел никаких характерных отличительных черт, кроме непомерного честолюбия и связанных с этим политических амбиций.
– Гил, ее охраняли двое полицейских…
– Вы прокурор, поддерживающий обвинение в суде. Вы выбрали это здание, поместили туда свидетельницу, вот и отвечайте. Я не могу вас выгородить в этом, даже если бы хотел.
Жизненное кредо окружного прокурора сокращенно можно было бы обозначить как ПСЖ – каждый должен сам «прикрывать свою жопу». Поэтому Гил прежде всего прикрывал свою. О том, чтобы пойти на какие-то жертвы, в чем-то разделить вину, не могло быть и речи.
– Сесник исчезла, – продолжил он. – Даже если бы я имел три трупа, кому, спрашивается, предъявлять обвинение в убийстве? У Рина железное алиби. А без наличия трупов я могу квалифицировать это только как пропажу людей. Как вы знаете, таких дел у нас до черта. И нераскрытых. При наличии трупов было бы легче, но, насколько мне известно, никаких улик не обнаружено. Значит, это верный висяк. А к, Рина цепляться бесполезно, его врасплох не застанешь. У них там целая группа бойскаутов-адвокатов, не говоря уже о Джерри Коэне.
– Как насчет Томми? – спросила она.
– А что у нас есть против него? Ровным счетом ничего. Не удивлюсь, если, например, за него поручится кардинал католической епархии. Заявит, что Томми всю прошлую ночь готовил для него облатки для причастия. – Гил по-прежнему не поворачивал лица в ее сторону. – Мы сели в лужу. Или, позвольте поправиться… вы сели в лужу.
Виктория это понимала. Совсем недавно она именно так и подумала, но ей хотелось, чтобы он по крайней мере почувствовал себя неловко.
– Так что же, Гил, вы оставляете меня совсем одну?
– Мы сделали с вами большое дело, привлекли Джо Рина к суду. Но сейчас для меня наступает самый напряженный период – на носу выборы. Дело развалилось, и вам, Вики, придется принять то, что положено. Извините, но такова спортивная жизнь. Каждый отвечает за свой неправильный пас или пропущенный мяч.
Забавно было слышать спортивные термины из уст человека, самой атлетической забавой которого был бридж.
– Я потрясена, – сказала она явно неискренне, потому что на самом деле это ее нисколько не удивило.
– Простите, если мне придется что-то сказать по телевизору, – продолжил он. – Это не лично против вас, просто так надо.
Она дождалась шестичасовых «Новостей» и убедилась, что простить Гила Грина невозможно. Он выступал в рубрике «Актуальное интервью в Нью-Джерси», сидел в задрапированной голубым студии напротив ведущего Теда Келендера. Тот был в светлом парике, который сидел на нем как-то нелепо – казалось, что на голове у него примостился рыжий кот. Мягким бесстрастным голосом Гил рассказывал ведущему, что потеря ключевой свидетельницы определенно ставит точку в уголовном деле против Джо Рина. Перед этим он сообщил телезрителям, что Кэрол Сесник исчезла из «спецквартиры» вместе с двумя храбрыми полицейскими, и неохотно признал, что весьма разочарован тем, как была организована работа по обеспечению ее безопасности. Сказал, что только сегодня утром узнал, насколько неудачно было выбрано здание для содержания свидетельницы.
– Жизнь этой женщины была под нашей защитой, – печально произнес Гил Грин. – Боюсь, что моя подчиненная допустила серьезные ошибки – как в выборе «спецквартиры», так и в организации мер безопасности, результатом которых, возможно, стала смерть этих мужественных людей. Я намереваюсь незамедлительно провести детальное расследование действий этого прокурора. Вот, пожалуй, и все, что можно сейчас сообщить по этому поводу.
Виктория сидела в своей квартире перед телевизором и мысленно проклинала его, хотя со многим ей пришлось согласиться. Она сглупила. Недооценила Джо и Томми Рина.
Ей вдруг вспомнилась милая улыбка Кэрол Сесник. Как она стояла в ванной комнате с копной кудряшек на голове. «Вики, я все испортила по глупости», – отозвалось эхом в ее памяти.
– Нет, дорогая, это не ты, – громко произнесла Виктория. – Это я все испортила.
Когда же спустя семь часов Виктория наконец забылась беспокойным сном, зазвонил телефон, и звонок этот изменил ее жизнь. Навсегда.
Глава 4
ПЕРВОЕ ЗНАКОМСТВО
Это случилось посреди ночи.
– Повторите, пожалуйста, я не расслышала, – сказала она, пытаясь стряхнуть с себя пушистое облако сна. Мужской голос в трубке бормотал что-то невнятное. Похоже, на жаргоне обитателей черного гетто. – Что вы сказали?
– Рад, что подцепил тебя, мама, так что кончай кричать «ура», сейчас идет тариф обычный, без скидок для цветных. Поэтому ближе к делу и давай работать.
– О… – протянула Виктория, взглянув на часы. Было два часа ночи. Она понятия не имела, кто это звонит, и уже собиралась положить трубку, но следующая фраза ее заинтриговала.
– Этот Джейк, гангста, поимел всех. А его брат, вчера ночью его видели в Хобокене. Этот тупой Раста, нигга, кто-то натянул ему жопу на затылок… бросили на помойке… там. Слышишь… это…
Теперь Виктория села. – С кем я разговариваю?
– Этот нигга, он мой хороший кореш, клевый. Вот почему я сейчас здесь. Все, что ты должна знать, – это что я злой очень из-за этого… вот почему я звоню тебе, что ты пыталась прижать этих белых сук-итальяшек.
Она едва улавливала смысл – половину звуков говорящий проглатывал, половину до неузнаваемости искажал, – но ей показалось, что звонит друг ямайца, труп которого был обнаружен накануне полицейскими в угнанном «эконолайне» на кладбище старых автомобилей в Хобокене. Позвонивший человек, кажется, считает, что это имеет какое-то отношение к братьям Рина. Насчет убийства на кладбище старых автомобилей она слышала, но ее мысли весь день крутились вокруг исчезновения Кэрол и развала дела. В полиции полагали, что убийство связано с разборками из-за наркотиков, потому что в крови ямайца был обнаружен героин, но этот человек, который звонит сейчас, в два ночи, кажется, придерживается другого мнения. Голос у него был какой-то очень тревожный. «Интересно, откуда у него номер моего телефона?» – подумала Виктория и произнесла в трубку:
– Вы можете говорить по-английски?
– Эй, не надо так не уважать мою жопу. Я пытаюсь капнуть на тебя немного хорошей науки.
– Так говори яснее! – с досадой крикнула Виктория. – В чем дело?
Она потянулась и включила настольную лампу, осветившую черно-белую спальню с минимумом мебели. В щель между шторами светила полная луна.
– Значит, приходит тут ко мне мой клевый кореш, весь такой, задрал нос. «Слышь, Амп, – говорит он мне, – есть один план. Итальяшки мне предложили работу, теперь наркоты будет… кайф ловить будем, когда захотим. Значит, – он говорит, – заживу я теперь класс». Но он всегда был такой нигга, с приветом, слишком много времени проводил, сосал стеклянный член. Он всегда вешал каждому лапшу. Понимаешь? Так что я не обратил много внимания, никакого. Он говорил, они собрались идти поиметь эту суку, ну, что ты охраняла, и тех двух спецов в голубом… спустить их всех вниз, в шахту лифта. Он говорил, эти итальяшки, дерьмо белое, дадут ему вести прикинутую тачку… говорил, все, что нужно делать ему, это сидеть в ней впереди и ехать. Вот, значит, какую работу он поимел.
Теперь она была уже на ногах и ходила с телефоном по комнате.
– Я правильно поняла твои слова? Ты говоришь, что Кэрол Сесник и двое полицейских находятся на дне лифтовой шахты «Трентонской башни»?
– Ты что, типа, не слушаешь? Это вот я и говорю! Ставлю кучу бабок против ничего, что они там и есть.
– Назови себя!
– Назвать себя? Дай-ка подумать… ну, пусть я буду для тебя приблудный пес, который позвонил. Я не член профсоюза. Понимаешь? Так что считай – никто. Мой клевый кореш, дурной нигга, он сейчас мертвый, значит, тоже никто. И наркоты никакой не нужно. Ты поищешь ее, увидишь, я не трепло. Хочешь больше, тогда подпитай меня.
– Если это все всерьез, я согласна. Но как с тобой встретиться?
– Не беспокойся, дорогуша. Я смотрю телик. Так что как-нибудь постараюсь постучать тебе в дверь.
После этого в трубке раздался гудок. Виктория схватила записную книжку и набрала номер Рона Джонсона, который записала вчера утром. После нескольких гудков трубку сняла жена Рона.
– Кто это? – спросила она хриплым сонным голосом.
– Виктория Харт. Извините, что звоню так поздно. Рон дома?
Потом, похоже, трубку там уронили, подняли, и через несколько секунд Виктория услышала голос Рона.
– Слушаю, – произнес он деланно-бодрым голосом. – Что случилось?
– У меня только что состоялся интересный телефонный разговор. Собеседник не назвался, но, похоже, это черный.
– Мисс Харт, неужели для вас это имеет значение? – спросил Рон. Он начинал сердиться – мало того что разбудила посреди ночи, так ей еще, кажется, негры не нравятся.
– Дело не в этом, Рон. Вы бы послушали, что он
говорил! На жутком жаргоне. Если бы мне не довелось несколько лет подряд допрашивать по тюрьмам этих ребят, я бы не поняла ни слова. Так Вот, он сказал, что Кэрол, Тони и Бобби лежат на дне лифтовой шахты в «Трентонской башне».
– Мы там смотрели. Ничего нет.
– Как, совсем ничего?
– Густая пастообразная грязь. Которая копилась лет пятьдесят.
– Вы посылали кого-нибудь потыкать палкой?
– Нет. Я же сказал, там просто грязь. Понимаете, многие годы на дно шахты капало масло и смешивалось с подземными водами. Мы посмотрели план и проверили глубину, сунув туда шест. Это железобетонный резервуар глубиной чуть больше полутора метров. Стоит только пошевелить, как начинает вонять хуже, чем. на помойке, куда сбрасывают гнилую рыбу.
– Пошлите туда снова кого-нибудь в болотных сапогах.
– Вы уверены, что это нужно?
– Нет, не уверена… но в голосе позвонившего парня было что-то такое, что заставляет меня думать, что это возможно.
– Вики, поверьте мне, телефонные розыгрыши в два часа ночи не так уж редки, – сказал он и резко положил трубку.
Она знала, что он уже звонит и отдает распоряжения.
Закончив ночной разговор с Викторией Харт, Бино Бейтс медленно двинулся на кухню. Мотель располагался в Корал-Гейблс и был чуть приличнее бесплатной ночлежки. Убогое жилище, и без того наводящее уныние, а тут еще эта ужасная новость насчет Кэрол.
Бино открыл холодильник, вынул пиво, но пить не стал, а только прижал лицо к холодной бутылке. В желудке творилось что-то невообразимое. Плут Роджер посмотрел на него снизу, тихо зарычал, а потом отрывисто гавкнул. Бино уставился на пса.
– Почему она это сделала, Родж?
Накануне в вечерних одиннадцатичасовых «Новостях» сообщили об исчезновении Кэрол Сесник. Это нанесло ему удар сильнее, чем клюшка Джозефа Рина. Досмотрев передачу, он вышел из ветхого деревянного строения, которое служило ему жилищем, сел в «эскорт» и поехал в ночной супермаркет, где продавали газеты со всей страны. Там купил «Трентон геральд». Держась за живот, который скручивало болью, он нашел материалы об исчезновении свидетельницы и внимательно их прочитал. Там снова подробно излагалась история его избиения (он по-прежнему фигурировал в ней как Фрэнк Лемей), говорилось, что он исчез из больницы накануне встречи с прокурором штата.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43
– Пока я этого доказать не могу. Полиция только начала расследование.
– В таком случае извините. Сегодня мы продолжим выбор членов жюри присяжных, а по окончании я предоставлю вам отсрочку на семьдесят два часа для подготовки материалов дела. Если в указанный срок они представлены не будут, мне придется принять к рассмотрению ходатайство о прекращении дела.
Пока судья произносил эти слова, Виктория внимательно наблюдала за Джо Рина, пытаясь оценить его реакцию. Он был неколебим как скала. И уж разумеется, никакой радости на его красивом лице не отразилось. Напротив, он смотрел на судью с легкой печалью, как если бы его действительно заботила пропажа свидетельницы.
«Он хорошо держится, – подумала Виктория. – И вообще я, кажется, основательно села в лужу».
Деревья рядом со зданием суда штата шелестели листвой. Ярко светило апрельское солнце, хотя день выдался довольно прохладный.
Две минуты назад пискнул пейджер. Виктория посмотрела на маленький дисплей и увидела знакомое «911-GG», что означало: «Быстро возвращайтесь в офис. Гил Грин». Она знала, что, должно быть, ему уже сообщили о решении судьи Гоулдстона и он собирается закатить по этому поводу одну из своих тихих истерик. Виктория уже подошла к «ниссану», вставила ключ в замок, но, почувствовав запах мятного одеколона, резко повернулась. Сзади стоял Джо Рина. Это ее даже немного испугало. Как он ухитрился подойти так близко, что она не заметила? Они
были почти одного роста, и Виктория смотрела прямо в его бездонные глаза.
– Ты из кожи лезла вон, сделала все возможное и невозможное, но я на тебя не в обиде, – мягко произнес он, как будто они были не жестокими врагами, а близкими друзьями.
– Что значит «не в обиде»? Ты, может быть, и нет, а вот я в обиде. И очень большой. Поэтому пошел отсюда прочь, ты, убийца.
Он ласково улыбнулся.
– Сейчас уйду, только скажу, что я обо всем этом думаю. Мне хочется, чтобы ты знала: это твоя вина, что пропала она и двое копов. Это ты их потеряла.
– Неужели? Ты что, Джо, все-таки решил признаться, что имеешь к этому отношение?
Он улыбнулся и помолчал. Его густые черные волосы чуть шевелил ветерок.
– Это как посмотреть. Вот, предположим, ты приходишь на концерт. Так ведь качество музыки нередко зависит от того, какой ты купила билет, то есть на каком месте в зале ты сидишь. Верно? Вот так и со всякими признаниями.
– Пошел ты… – Виктория ненавидела его сейчас настолько остро, что едва могла сдерживаться. Подумать только, этот негодяй убил троих близких ей людей и теперь стоит здесь улыбается и треплет языком, изображая из себя музыкального критика!
– Мисс Харт, прошу вас, успокойтесь и перестаньте употреблять нецензурные выражения. Не надо уподобляться людям, которые умеют выражать чувства не иначе, как в сквернословии.
– Ай-ай! Какая скромность. Прекрати пудрить мне мозги, придурок. Ты как был дерьмом, так им и останешься, даже если будешь правильно строить фразы и употреблять приличные слова. Ты такой же торговец продовольственными товарами, как я балерина. Убийца, вот ты кто. Понял? А теперь оставь меня в покое.
– Это твоя ошибка, Виктория. «Трентонская башня» была выбрана крайне неудачно. Если бы ты поместила ее в «Берлингтон-Плейс», всего в двух кварталах оттуда, на верхнем этаже, то можно было бы запереть двери лифта. Можно было бы контролировать вход и выход. Там у них сидит охрана с телевизионными мониторами. Я это знаю, мне приходилось прятать в этом здании несколько человек. Может быть, в следующий раз ты выберешь его.
– Значит, ты все-таки раскололся.
– А хотя бы и так. И что ты будешь с этим делать? Понесешь в суд? Кто там будет слушать твои необоснованные обвинения?
– А ты действительно гигант, – призналась она, горя ненавистью.
– Ты тоже, Виктория. Извини, но, видимо, так получилось, что теперь тебе придется наконец отстать от меня до следующего душещипательного приключения. – Он снова ласково улыбнулся, затем развернулся и, грациозно ступая на цыпочках, направился к своему автомобилю, где его ждал за рулем Тексако Филлипс.
– Я еще с тобой не закончила! – крикнула она ему вслед.
Он повернулся и с улыбкой посмотрел на нее. Безукоризненно белые зубы сверкнули на солнце.
– Да, не закончила. И если бы я был азартным игроком, то обязательно съездил бы в букмекерскую контору и поставил на то, что ты больше никогда не увидишь свою свидетельницу. Так что не советую тратить время на ее поиски. Хотелось бы закончить наш разговор традиционной фразой: «Увидимся в суде», но боюсь, этого тоже не случится.
Он влез в машину и уселся рядом с Тексако. Когда длинный, сияющий лаком черный
лимузин проезжал мимо нее, она на мгновение увидела свое отражение в его блестящей поверхности, как в кривом зеркале.
Они встретились наверху в кабинете Гила, увешанном металлическими, фарфоровыми, деревянными и пластмассовыми декоративными тарелками. Виктории так и не удалось заставить окружного прокурора, а также кандидата на должность вице-губернатора штата хотя бы раз посмотреть на нее.
– Ответственность за жизнь свидетельницы лежала на вас, – произнес Гил, глядя в окно на медленное движение автомобилей по Стейт-стрит.
Он был одет как обычно: строгий серый кашемировый костюм с темно-бордовым галстуком, который был самой яркой вещью во всей одежде. То есть готов для вечерних «Новостей». Гил Грин по всем параметрам был человеком крайне неприметным. Виктория даже однажды подумала, что из окружного прокурора мог бы получиться хороший шпион: его бы наверняка никто не выделил из ряда других людей. Он не имел никаких характерных отличительных черт, кроме непомерного честолюбия и связанных с этим политических амбиций.
– Гил, ее охраняли двое полицейских…
– Вы прокурор, поддерживающий обвинение в суде. Вы выбрали это здание, поместили туда свидетельницу, вот и отвечайте. Я не могу вас выгородить в этом, даже если бы хотел.
Жизненное кредо окружного прокурора сокращенно можно было бы обозначить как ПСЖ – каждый должен сам «прикрывать свою жопу». Поэтому Гил прежде всего прикрывал свою. О том, чтобы пойти на какие-то жертвы, в чем-то разделить вину, не могло быть и речи.
– Сесник исчезла, – продолжил он. – Даже если бы я имел три трупа, кому, спрашивается, предъявлять обвинение в убийстве? У Рина железное алиби. А без наличия трупов я могу квалифицировать это только как пропажу людей. Как вы знаете, таких дел у нас до черта. И нераскрытых. При наличии трупов было бы легче, но, насколько мне известно, никаких улик не обнаружено. Значит, это верный висяк. А к, Рина цепляться бесполезно, его врасплох не застанешь. У них там целая группа бойскаутов-адвокатов, не говоря уже о Джерри Коэне.
– Как насчет Томми? – спросила она.
– А что у нас есть против него? Ровным счетом ничего. Не удивлюсь, если, например, за него поручится кардинал католической епархии. Заявит, что Томми всю прошлую ночь готовил для него облатки для причастия. – Гил по-прежнему не поворачивал лица в ее сторону. – Мы сели в лужу. Или, позвольте поправиться… вы сели в лужу.
Виктория это понимала. Совсем недавно она именно так и подумала, но ей хотелось, чтобы он по крайней мере почувствовал себя неловко.
– Так что же, Гил, вы оставляете меня совсем одну?
– Мы сделали с вами большое дело, привлекли Джо Рина к суду. Но сейчас для меня наступает самый напряженный период – на носу выборы. Дело развалилось, и вам, Вики, придется принять то, что положено. Извините, но такова спортивная жизнь. Каждый отвечает за свой неправильный пас или пропущенный мяч.
Забавно было слышать спортивные термины из уст человека, самой атлетической забавой которого был бридж.
– Я потрясена, – сказала она явно неискренне, потому что на самом деле это ее нисколько не удивило.
– Простите, если мне придется что-то сказать по телевизору, – продолжил он. – Это не лично против вас, просто так надо.
Она дождалась шестичасовых «Новостей» и убедилась, что простить Гила Грина невозможно. Он выступал в рубрике «Актуальное интервью в Нью-Джерси», сидел в задрапированной голубым студии напротив ведущего Теда Келендера. Тот был в светлом парике, который сидел на нем как-то нелепо – казалось, что на голове у него примостился рыжий кот. Мягким бесстрастным голосом Гил рассказывал ведущему, что потеря ключевой свидетельницы определенно ставит точку в уголовном деле против Джо Рина. Перед этим он сообщил телезрителям, что Кэрол Сесник исчезла из «спецквартиры» вместе с двумя храбрыми полицейскими, и неохотно признал, что весьма разочарован тем, как была организована работа по обеспечению ее безопасности. Сказал, что только сегодня утром узнал, насколько неудачно было выбрано здание для содержания свидетельницы.
– Жизнь этой женщины была под нашей защитой, – печально произнес Гил Грин. – Боюсь, что моя подчиненная допустила серьезные ошибки – как в выборе «спецквартиры», так и в организации мер безопасности, результатом которых, возможно, стала смерть этих мужественных людей. Я намереваюсь незамедлительно провести детальное расследование действий этого прокурора. Вот, пожалуй, и все, что можно сейчас сообщить по этому поводу.
Виктория сидела в своей квартире перед телевизором и мысленно проклинала его, хотя со многим ей пришлось согласиться. Она сглупила. Недооценила Джо и Томми Рина.
Ей вдруг вспомнилась милая улыбка Кэрол Сесник. Как она стояла в ванной комнате с копной кудряшек на голове. «Вики, я все испортила по глупости», – отозвалось эхом в ее памяти.
– Нет, дорогая, это не ты, – громко произнесла Виктория. – Это я все испортила.
Когда же спустя семь часов Виктория наконец забылась беспокойным сном, зазвонил телефон, и звонок этот изменил ее жизнь. Навсегда.
Глава 4
ПЕРВОЕ ЗНАКОМСТВО
Это случилось посреди ночи.
– Повторите, пожалуйста, я не расслышала, – сказала она, пытаясь стряхнуть с себя пушистое облако сна. Мужской голос в трубке бормотал что-то невнятное. Похоже, на жаргоне обитателей черного гетто. – Что вы сказали?
– Рад, что подцепил тебя, мама, так что кончай кричать «ура», сейчас идет тариф обычный, без скидок для цветных. Поэтому ближе к делу и давай работать.
– О… – протянула Виктория, взглянув на часы. Было два часа ночи. Она понятия не имела, кто это звонит, и уже собиралась положить трубку, но следующая фраза ее заинтриговала.
– Этот Джейк, гангста, поимел всех. А его брат, вчера ночью его видели в Хобокене. Этот тупой Раста, нигга, кто-то натянул ему жопу на затылок… бросили на помойке… там. Слышишь… это…
Теперь Виктория села. – С кем я разговариваю?
– Этот нигга, он мой хороший кореш, клевый. Вот почему я сейчас здесь. Все, что ты должна знать, – это что я злой очень из-за этого… вот почему я звоню тебе, что ты пыталась прижать этих белых сук-итальяшек.
Она едва улавливала смысл – половину звуков говорящий проглатывал, половину до неузнаваемости искажал, – но ей показалось, что звонит друг ямайца, труп которого был обнаружен накануне полицейскими в угнанном «эконолайне» на кладбище старых автомобилей в Хобокене. Позвонивший человек, кажется, считает, что это имеет какое-то отношение к братьям Рина. Насчет убийства на кладбище старых автомобилей она слышала, но ее мысли весь день крутились вокруг исчезновения Кэрол и развала дела. В полиции полагали, что убийство связано с разборками из-за наркотиков, потому что в крови ямайца был обнаружен героин, но этот человек, который звонит сейчас, в два ночи, кажется, придерживается другого мнения. Голос у него был какой-то очень тревожный. «Интересно, откуда у него номер моего телефона?» – подумала Виктория и произнесла в трубку:
– Вы можете говорить по-английски?
– Эй, не надо так не уважать мою жопу. Я пытаюсь капнуть на тебя немного хорошей науки.
– Так говори яснее! – с досадой крикнула Виктория. – В чем дело?
Она потянулась и включила настольную лампу, осветившую черно-белую спальню с минимумом мебели. В щель между шторами светила полная луна.
– Значит, приходит тут ко мне мой клевый кореш, весь такой, задрал нос. «Слышь, Амп, – говорит он мне, – есть один план. Итальяшки мне предложили работу, теперь наркоты будет… кайф ловить будем, когда захотим. Значит, – он говорит, – заживу я теперь класс». Но он всегда был такой нигга, с приветом, слишком много времени проводил, сосал стеклянный член. Он всегда вешал каждому лапшу. Понимаешь? Так что я не обратил много внимания, никакого. Он говорил, они собрались идти поиметь эту суку, ну, что ты охраняла, и тех двух спецов в голубом… спустить их всех вниз, в шахту лифта. Он говорил, эти итальяшки, дерьмо белое, дадут ему вести прикинутую тачку… говорил, все, что нужно делать ему, это сидеть в ней впереди и ехать. Вот, значит, какую работу он поимел.
Теперь она была уже на ногах и ходила с телефоном по комнате.
– Я правильно поняла твои слова? Ты говоришь, что Кэрол Сесник и двое полицейских находятся на дне лифтовой шахты «Трентонской башни»?
– Ты что, типа, не слушаешь? Это вот я и говорю! Ставлю кучу бабок против ничего, что они там и есть.
– Назови себя!
– Назвать себя? Дай-ка подумать… ну, пусть я буду для тебя приблудный пес, который позвонил. Я не член профсоюза. Понимаешь? Так что считай – никто. Мой клевый кореш, дурной нигга, он сейчас мертвый, значит, тоже никто. И наркоты никакой не нужно. Ты поищешь ее, увидишь, я не трепло. Хочешь больше, тогда подпитай меня.
– Если это все всерьез, я согласна. Но как с тобой встретиться?
– Не беспокойся, дорогуша. Я смотрю телик. Так что как-нибудь постараюсь постучать тебе в дверь.
После этого в трубке раздался гудок. Виктория схватила записную книжку и набрала номер Рона Джонсона, который записала вчера утром. После нескольких гудков трубку сняла жена Рона.
– Кто это? – спросила она хриплым сонным голосом.
– Виктория Харт. Извините, что звоню так поздно. Рон дома?
Потом, похоже, трубку там уронили, подняли, и через несколько секунд Виктория услышала голос Рона.
– Слушаю, – произнес он деланно-бодрым голосом. – Что случилось?
– У меня только что состоялся интересный телефонный разговор. Собеседник не назвался, но, похоже, это черный.
– Мисс Харт, неужели для вас это имеет значение? – спросил Рон. Он начинал сердиться – мало того что разбудила посреди ночи, так ей еще, кажется, негры не нравятся.
– Дело не в этом, Рон. Вы бы послушали, что он
говорил! На жутком жаргоне. Если бы мне не довелось несколько лет подряд допрашивать по тюрьмам этих ребят, я бы не поняла ни слова. Так Вот, он сказал, что Кэрол, Тони и Бобби лежат на дне лифтовой шахты в «Трентонской башне».
– Мы там смотрели. Ничего нет.
– Как, совсем ничего?
– Густая пастообразная грязь. Которая копилась лет пятьдесят.
– Вы посылали кого-нибудь потыкать палкой?
– Нет. Я же сказал, там просто грязь. Понимаете, многие годы на дно шахты капало масло и смешивалось с подземными водами. Мы посмотрели план и проверили глубину, сунув туда шест. Это железобетонный резервуар глубиной чуть больше полутора метров. Стоит только пошевелить, как начинает вонять хуже, чем. на помойке, куда сбрасывают гнилую рыбу.
– Пошлите туда снова кого-нибудь в болотных сапогах.
– Вы уверены, что это нужно?
– Нет, не уверена… но в голосе позвонившего парня было что-то такое, что заставляет меня думать, что это возможно.
– Вики, поверьте мне, телефонные розыгрыши в два часа ночи не так уж редки, – сказал он и резко положил трубку.
Она знала, что он уже звонит и отдает распоряжения.
Закончив ночной разговор с Викторией Харт, Бино Бейтс медленно двинулся на кухню. Мотель располагался в Корал-Гейблс и был чуть приличнее бесплатной ночлежки. Убогое жилище, и без того наводящее уныние, а тут еще эта ужасная новость насчет Кэрол.
Бино открыл холодильник, вынул пиво, но пить не стал, а только прижал лицо к холодной бутылке. В желудке творилось что-то невообразимое. Плут Роджер посмотрел на него снизу, тихо зарычал, а потом отрывисто гавкнул. Бино уставился на пса.
– Почему она это сделала, Родж?
Накануне в вечерних одиннадцатичасовых «Новостях» сообщили об исчезновении Кэрол Сесник. Это нанесло ему удар сильнее, чем клюшка Джозефа Рина. Досмотрев передачу, он вышел из ветхого деревянного строения, которое служило ему жилищем, сел в «эскорт» и поехал в ночной супермаркет, где продавали газеты со всей страны. Там купил «Трентон геральд». Держась за живот, который скручивало болью, он нашел материалы об исчезновении свидетельницы и внимательно их прочитал. Там снова подробно излагалась история его избиения (он по-прежнему фигурировал в ней как Фрэнк Лемей), говорилось, что он исчез из больницы накануне встречи с прокурором штата.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43