И в субботу вечером, оставшись дома один, Эверетт наконец решил лететь в Сан-Франциско. Никаких редакционных заданий у него на следующие несколько дней не было, и в воскресенье утром, встав ни свет ни заря, он взял такси и отправился в аэропорт, где купил билет до Сан-Франциско. Мэгги предупреждать не стал, надеясь застать ее еще в Пресидио.
Самолет приземлился ровно в десять. С коробкой фотографий под мышкой Эверетт сел в такси у обочины и назвал водителю адрес. Около одиннадцати машина затормозила у Пресидио. Вертолеты по-прежнему патрулировали город. Эверетт вышел из такси и остановился, устремив взгляд на лазарет в надежде, что Мэгги еще там. Он полностью отдавал себе отчет в безумстве своего поступка. Но, измученный тоской, он хотел ее увидеть.
Дежурный волонтер сообщил, что у Мэгги сегодня выходной. Женщина, близкая приятельница Мэгги, предположила, что та скорее всего пошла в церковь. Поблагодарив, он решил сначала поискать Мэгги в здании, где жили верующие волонтеры. Эверетт справился о Мэгги у двух монахинь и священника, стоявших у дверей, и одна из монахинь согласилась пойти поискать ее. У Эверетта замерло сердце, ему показалось, что он ждет уже целую вечность. И вдруг появилась она – голубоглазая, с рыжими мокрыми волосами, в махровом халате, только что из душа. Увидев Эверетта, Мэгги широко улыбнулась, а он едва сдержал слезы. В какой-то момент он испугался, что не найдет ее, но вот она стояла перед ним. Он сгреб ее в объятия, чуть не уронив коробку с фотографиями. Затем, сияя от счастья, отступил на шаг, чтобы получше рассмотреть ее.
– Каким ветром? – спросила Мэгги. Монахини со священником удалились. Такая сердечная встреча их вовсе не удивила. Совместно пережитая трагедия сближала людей, крепко связывая дружескими узами. Одна из монахинь узнала Эверетта, она видела его раньше в лагере. Мэгги пообещала присоединиться к ним позже. Служба в церкви уже закончилась, и теперь они собирались в столовую обедать. Убежище стало напоминать летний лагерь для взрослых. По пути в Пресидио Эверетт отметил про себя, что город изменился в лучшую сторону, и это произвело на него огромное впечатление. А ведь с момента землетрясения прошло всего две недели. Но лагерь беженцев в Пресидио продолжал функционировать.
– Готовите очередной материал? – высказала догадку Мэгги. От переполнявших их эмоций они заговорили одновременно. – Простите, что не отвечала на ваши звонки. Я отключаю телефон, когда работаю.
– Знаю, извините… я так рад вас видеть, – отозвался Эверетт и снова обнял ее. – Просто заехал повидаться с вами. У меня масса снимков, которые я хотел вам показать, но не знал, на какой адрес их вам прислать, и вот решил доставить их лично. Привез все, что наснимал.
– Позвольте я что-нибудь на себя накину, – сказала Мэгги, с улыбкой проводя рукой по своим стриженым мокрым волосам.
Через пять минут она вернулась – в джинсах, розовых «конверсах» и футболке с тигром из «Цирка Барнум-Бейли». При виде этой нелепой футболки, которую Мэгги откопала на столе с пожертвованиями, Эверетт расхохотался. Мэгги определенно была самой необычной монахиней. Ей не терпелось поскорее посмотреть фотографии. Они присели на скамейку поблизости от входа. Руки Мэгги подрагивали, когда она открывала коробку. Некоторые снимки ее трогали до слез, а некоторые смешили. Они с Эвереттом вспоминали трудности первых дней пребывания в лагере, какие-то случаи, какие-то лица. Среди прочих фотографий увидели снимки женщины, которую вытаскивали из-под завалов собственного дома. Чтобы ее вызволить, пришлось отнять ногу. Эверетт сделал кучу снимков детей, великое множество портретов Мелани и больше всего – Мэгги. Она оказалась запечатлена по меньшей мере на половине фотографий. Всякий раз, вытаскивая из стопки очередной снимок, Мэгги восклицала: «Ой, я это помню!», «Господи, а вы его помните?», «Это же тот бедный ребенок!», «Такая милая старушка». Эверетт также показывал ей фотографии разрушенного города и благотворительного вечера, который кончился землетрясением. Это была великолепная хроника страшных и волнующих событий их жизни.
– Прекрасные снимки, Эверетт, – похвалила Мэгги, глядя на него своими яркими голубыми глазами. – Спасибо, что привезли их показать. Я очень часто вас вспоминала и надеялась, что все у вас как надо. – То, что он ей звонил, утешало Мэгги, но возбуждало в ней еще большее желание говорить с ним, так же как и у него.
– Я скучал по вас, Мэгги, – честно признался Эверетт, когда они закончили разглядывать фотографии. – Мне ведь, по сути, и поговорить-то не с кем. – Раньше, до встречи с Мэгги, Эверетт и не подозревал, насколько пуста его жизнь. Он понял это, только когда уехал отсюда.
– Мне тоже вас не хватало. Вы ходили на собрания? Здесь ваш почин продолжается.
– Дважды в день. А не хотите ли пообедать? – На Ломбард-стрит открылось несколько закусочных фаст-фуд. Эверетт предложил взять что-нибудь там и отправиться к Марина-Грин: день стоял великолепный, а из Марина-Грин открывался чудесный вид на залив. С берега в Пресидио вид был не хуже, но Эверетт решил, что лучше все же для разнообразия куда-нибудь выбраться, подышать воздухом, сменить обстановку. Ведь Мэгги и так всю неделю была в госпитале как привязанная.
– С удовольствием. – Уйти от лагеря далеко они не могли – не было машины, – а Ломбард-стрит находилась не слишком далеко. Мэгги сбегала за свитером, занесла к себе в комнату подаренные Эвереттом фотографии, и через несколько минут они ушли.
Некоторое время Мэгги и Эверетт шагали молча, но обоих это ничуть не тяготило. Потом стали вспоминать, кто чем занимался все то время, пока они не виделись. Мэгги рассказала Эверетту, как восстанавливают город, и о своей работе в лазарете, Эверетт – о своей. Вместе с фотографиями он привез ей выпуск «Скупа» со снимками Мелани, и они заговорили об этой чудесной девушке. В первом же фаст-фуде они взяли сандвичи и пошли к заливу, где устроились на просторной лужайке в Марина-Грин.
О беде Сары Мэгги ничего не сказала, ведь та просила все сохранить в тайне. После их разговора Мэгги несколько раз общалась с Сарой. Дела у нее обстояли неважно: Сета арестовали, хотя позже выпустили из тюрьмы под залог. Кроме того, Сара сообщила, что их дом продается. Время наступило ужасное, тех бед, которые на нее свалились, она не заслуживала.
– Что думаете делать, когда уедете из Пресидио? – спросил Эверетт. Они съели сандвичи и теперь лежали на траве лицом друг к другу, как дети летом. В своей футболке из цирка и розовых кедах Мэгги и близко не напоминала монахиню, так что Эверетт иногда даже об этом забывал.
– Пока не собираюсь отсюда уезжать. Наверное, останусь еще на несколько месяцев. Чтобы обеспечить всех этих людей жильем, уйдет немало времени. Очень сильно пострадал город. Чтобы отстроить его заново, потребуется год, а то и больше. Потом скорее всего я вернусь в Тендерлойн, где буду заниматься тем же, чем и прежде. – Мэгги вдруг осознала, как однообразна ее жизнь. Она много лет помогала бездомным на улицах. Это всегда казалось ей благим делом. А теперь вдруг захотелось чего-то еще, и работа медсестры в лазарете снова стала доставлять ей удовольствие.
– И больше ничего не нужно? А не хочется ли вам, Мэгги, своей личной жизни?
– А это и есть моя личная жизнь, – мягко и с улыбкой возразила она. – Мое призвание.
– Понимаю. То же и со мной. Я фоторепортер, тем и живу. Хотя, когда снова вернулся домой из лагеря, моя жизнь перестала меня удовлетворять. Что-то со мной случилось. Во мне произошли какие-то перемены, пока я находился здесь. И с тех пор мне в этой жизни чего-то не хватает. – И все так же лежа, глядя на нее, он тихо произнес: – Возможно, именно вас.
Мэгги не нашлась с ответом – только какое-то время смотрела на него, а потом отвела глаза.
– Осторожно, Эверетт, – прошептала она. – По-моему, нам не стоит касаться этого. – Но она тоже думала об этом.
– Почему? Что, если вам однажды придет в голову вернуться в мир?
– А если нет? Мне нравится быть монахиней. Я стала ею сразу после окончания школы медсестер. Мечтала об этом с детства. Это моя мечта, Эверетт. Как я могу ее предать?
– А что, если поменять ее на другую? Ведь чтобы так трудиться, быть монахиней не обязательно. Вы можете стать социальной работницей или медсестрой для бездомных. – Он все тщательно продумал.
– Я всем этим уже занимаюсь, и я монахиня. Вы ведь знаете, как я к этому отношусь.
Она боялась его, хотела, чтобы он остановился, пока не сказано слишком много, пока она не почувствовала, что не сможет больше с ним видеться. Если он зайдет слишком далеко, от встреч придется отказаться. Ей следует жить в соответствии с данным ею обетом. Она все еще монахиня, нравится ему это или нет.
– Думаю, мне следует приезжать к вам время от времени и донимать вас подобными разговорами. Вы не против? – Эверетт чуть отступил.
Она взглянула на освещенного солнцем Эверетта и увидела, что он улыбается.
– Буду рада – до тех пор, пока мы не натворим глупостей, – ответила Мэгги, про себя вздохнув с облегчением: слава Богу, он остановился.
– Например, какие? Что значит для вас «глупости», поясните.
Эверетт ее подначивал, и она поняла это. Мэгги, однако, давно уже вышла из подросткового возраста и могла постоять за себя.
– Глупо будет, если вы или я забудем, что я монахиня. Но этого не произойдет, не правда ли, мистер Эллисон? – проговорила она со смешком, намекая на старую картину с Деборой Керр и Робертом Митчумом.
– Конечно-конечно, – подхватил Эверетт, закатывая глаза. – В итоге я возвращаюсь в морскую пехоту, а вы остаетесь в монастыре, как в том фильме. А вы, случайно, не смотрели каких-нибудь фильмов, где монахиня в итоге выбирает мирскую жизнь?
– Я на такие не хожу. Смотрю только те, где монахини остаются верны своему обету.
– Терпеть не могу такие, – поддразнил ее Эверетт. – Тоска зеленая.
– Ничего подобного. Это фильмы о замечательных женщинах.
– Что бы вам, Мэгги, не быть такой замечательной, – не удержался Эверетт, – и такой верной своему обету? – Сказать больше он не отважился, а Мэгги ничего не ответила. Он снова начал свою атаку, но она перевела разговор на другую тему.
Так они пролежали на солнце почти до вечера. С их места было видно, как начинают восстанавливать город. Когда в воздухе стала ощущаться прохлада, они вернулись в Пресидио. Перед отъездом Мэгги пригласила Эверетта поужинать в их столовой. Она рассказала, что Том уехал в Беркли, чтобы освободить квартиру. Но в лагере по-прежнему мелькало много знакомых Эверетту лиц.
Они поужинали супом, и Эверетт проводил Мэгги до дома, а она поблагодарила его за то, что он приехал.
– Я приеду еще, – пообещал Эверетт. Пока они разговаривали, лежа на солнечной поляне, он сфотографировал Мэгги еще несколько раз. Глаза ее были как синее небо.
– Берегите себя, – на прощание пожелала Мэгги. – Я буду за вас молиться.
Эверетт, кивнув, поцеловал ее в щеку, нежную, как бархат. Женщина без возраста, Мэгги в своей дурацкой фуфайке выглядела потрясающе молодо.
Она проводила его взглядом до главных ворот. Все та же знакомая походка, которую она теперь сразу узнавала, ковбойские сапога из черной ящерицы. Он несколько раз махнул ей рукой, затем повернул к Ломбард-стрит, где собирался взять такси до аэропорта. А Мэгги поднялась к себе в комнату и еще раз просмотрела фотографии. Снимки оказались отличные. У Эверетта талант. Но кроме таланта, было в нем что-то еще притягательное. Мэгги противилась, но никакие могла побороть этого влечения женщины к мужчине. Никогда прежде, ни разу за всю ее взрослую жизнь, с тех пор как она ушла в монастырь, такого с ней не случалось. Он затронул в ней особые струны, о существовании которых она раньше не подозревала.
Мэгги закрыла коробку с фотографиями и положила на кровать рядом с собой. Потом легла и закрыла глаза. Ей не хотелось, чтобы с ней это произошло. Она не могла позволить себе полюбить. Это невозможно. И она дала себе слово, что не допустит этого.
Она долго лежала так, молясь про себя, пока не вернулись ее соседки. Никогда еще она не молилась так истово, снова и снова повторяя: «Господи, прошу Тебя, не дай мне полюбить его». Оставалось одно – надеяться, что ее молитвы будут услышаны. Она не должна была полюбить его, а потому вновь и вновь твердила себе, что принадлежит одному Богу.
Глава 13
Через неделю после отъезда Мелани Том вслед за ней покинул Сан-Франциско и отправился в Пасадену к родителям. По приезде он сразу же позвонил Мелани.
Собрав за два дня все вещи, он погрузил их в свой фургон и отправился на юг. Хотелось поскорее увидеться с Мелани.
Первый вечер дома он провел с родителями и сестрой, которые до сих пор места себе не находили, переживая из-за него. Теперь они ждали от Тома подробного отчета. Вечер в кругу семьи прошел замечательно. Том пообещал сестре вскоре взять ее с собой на концерт, а на следующий день, сразу после завтрака, сорвался и поехал в Голливуд. Уезжая, предупредил, что вернется скорее всего поздно. По крайней мере он на это надеялся. Мелани пригласила его к себе, и Том рассчитывал вечером повести ее на ужин в какой-нибудь ресторан. После их стремительного сближения в Пресидио он непрестанно думал о ней и сегодня хотел побыть с ней как можно дольше, тем более что в июле она уезжала. Ему и самому следовало заняться делом. Ведь после землетрясения работа в Сан-Франциско ему, ясное дело, не светит. И Том решил искать место в Лос-Анджелесе.
Мелани уже ждала его. Увидев подъезжающую машину, она нажатием кнопки открыла автоматические ворота. Том въехал, и Мелани, сияя от радости, выбежала ему навстречу. В это время в окно выглянула Пэм. Она улыбнулась, увидев целующихся Мелани и Тома. Потом Мелани стала показывать ему дом – тренажерный зал, бильярдный стол на первом этаже в игровой комнате, кинозал с огромным экраном и уютными креслами, огромный бассейн. Она предупредила Тома, чтобы тот захватил с собой плавки. А Том все никак не мог наглядеться на Мелани. Он снова обнял ее и нежно поцеловал в губы. Время для них остановилось.
– Как же я соскучился, – проговорил Том, счастливо улыбаясь. – Когда ты уехала, в лагере стало просто невыносимо. Я все болтался около Мэгги, надоедал ей. А она тоже по тебе скучала.
– Надо бы позвонить ей. Мне ее очень не хватает… как не хватало тебя, – прошептала Мелани.
В этот момент на лестнице послышался шум, там началась уборка, и Мелани с Томом засмеялись. Мелани повела Тома наверх показать свою комнату. Бело-розовая, по вкусу матери, спальня Мелани показалась Тому какой-то детской. На стенах висели фотографии Мелани в компании с разными актерами, актрисами и певцами, в основном известными. Один из снимков запечатлел получение «Грэмми». Эту фотографию мать поместила в рамочку. Здесь же висели снимки любимых рэперов и поп-звезд Мелани. Затем Том проследовал за ней вниз по черной лестнице на кухню. Там они налили себе содовой и, выйдя на улицу, уселись возле бассейна.
– Как твоя запись в студии?
Том высоко ценил творчество Мелани, хотя большого значения ее звездному статусу не придавал. Мелани его привлекала как обычная девчонка и нравилась ему именно такой. Теперь, находясь рядом с Мелани, он с облегчением обнаружил, что она с тех пор ничуть не изменилась – осталась такой же симпатичной, как и при их первой встрече в Сан-Франциско, когда он в нее влюбился. Сейчас их чувство друг к другу, казалось, еще больше окрепло. В своих шортах, майке и босоножках вместо вьетнамок, в которых она шлепала в лагере беженцев, Мелани не выглядела более усталой или какой-то «звездной». Она совсем не отличалась от той, с кем он познакомился в Пресидио. Это была все та же Мелани. Вот она сидит рядом в шезлонге, а теперь на краю бассейна, болтая ногой. До сих пор не верится, что она звезда с мировым именем. Хотя для него это ровным счетом ничего не значило. И Мелани чувствовала это и тогда, в Сан-Франциско, и сейчас. До ее славы ему не было дела.
Они сидели у бассейна и тихо разговаривали. Мелани рассказывала о записи в студии, когда на подъездной дорожке появилась машина матери. Дженет остановилась у бассейна посмотреть, с кем и чем там занята ее дочь. При виде Тома радости она не испытала, и ее приветствие не отличалось теплотой.
– Какими судьбами? – напрямик спросила она Тома. Мелани смутилась, а Том встал, чтобы пожать Дженет руку, но та не пошевелилась.
– Я вчера вернулся в Пасадену, – объяснил он. – И приехал навестить Мелани.
Дженет кивнула и метнула взгляд на Мелями. Она надеялась, что Том скоро уедет. В нем Дженет не находила ничего привлекательного, ничего такого, что могло бы сделать его достойным кавалером ее дочери, без ущерба для ее престижа. При этом ни хорошее образование, ни благополучная семья, ни перспектива удачной карьеры в Лос-Анджелесе или такие личные качества, как доброта, отзывчивость и верность, ее отнюдь не впечатляли.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34