Артур Дарнинг, похоже, понял все это без лишних слов. Он возглавлял одну из крупнейших транснациональных компаний по производству изделий из стекла и пластмассы и изготовлению упаковочной тары, а также владел большой долей в разработках нефти на Среднем Востоке. Будучи чрезвычайно богатым человеком, он держался просто и доступно, что очень импонировало Джин.
Честно говоря, нравилось ей в нем не только это и, когда, вскоре после первой встречи в баре, он пригласил ее пообедать с ним, она согласилась. Потом последовало еще одно приглашение, и в течение месяца у них завязался роман. Это был потрясающий мужчина, Джин таких еще не встречала. Вокруг него ощущалась аура спокойствия и силы, которую, казалось, можно было потрогать рукой, и в то же время он был очень ранимым. Джин знала, что Артур несчастлив в семейной жизни: как-то раз он проговорился ей об этом. Его жена Мери почти сразу после вторых родов пристрастилась к спиртному. Джин хорошо понимала, что это значит: она с детства наблюдала попойки своих родителей, будто давших зарок упиться до смерти. Так оно и вышло в конце концов — будучи пьяными, они погибли в машине на обледенелой дороге в канун Нового года. Мери тоже разбила машину, битком набитую школьниками, которых она взялась развезти по домам. Одну из девочек едва спасли от смерти. Энн Дарнинг и ее одноклассницам было тогда по десять лет. После этого случая Мери согласилась поехать лечиться, однако Артур не питал особых надежд на успех. Ей было тридцать пять лет, десять из которых она страдала хроническим алкоголизмом. Артур страшно от нее устал, и не было ничего удивительного в том, что Джин его покорила. Эта двадцативосьмилетняя женщина держалась с редким достоинством, что очень нравилось Артуру. И в то же время глаза у нее были кроткие и добрые. Взглянув на нее, сразу можно было сказать, что она — участливый человек. Это было как раз то качество, в котором Артур нуждался больше всего. Но как распорядиться своим чувством к ней? Они с Мери состоят в браке шестнадцать лет, теперь ему сорок два; как быть с детьми, с домом, с Мери, со всем укладом их жизни? Все выглядело очень неопределенным и ненадежным, Артур Дарнинг не привык и не любил так жить. Поначалу он не приводил Джин к себе домой, чтобы не волновать детей, но они встречались почти каждую ночь, и само собой вышло так, что Джин начала заботиться о нем: наняла двух горничных, сменила садовника, которому хозяин дома не уделял внимания из-за своей занятости, организовала несколько небольших деловых приемов, устроила детский утренник на Рождество, помогла Артуру выбрать новый автомобиль. Она даже отпросилась на несколько дней с работы, чтобы поехать с ним в совместную деловую поездку. И скоро выяснилось, что она руководит всей его жизнью, а он не может ступить без нее ни шагу. Все чаще Джин спрашивала себя, что это означает, хотя в глубине души понимала: она влюблена в него, а он — в нее, и как только Мери поправится настолько, чтобы ей можно было сказать, супруги разведутся, и он женится на ней, на Джин…
Однако вместо этого он через шесть месяцев предложил ей работу. Джин не знала, как к этому отнестись. Она не хотела работать у него: она его любила и пользовалась взаимностью. А по его словам выходило, что эта работа открывает перед ней перспективы, о которых она сама давно уже мечтала. Джин будет делать все то же, что делала в последние шесть месяцев в порядке дружеской услуги Артуру: организовывать приемы, нанимать слуг, следить, чтобы дети были должным образом одеты, чтобы у них были хорошие друзья и заботливые няни. Он считал, что у нее потрясающий вкус — ему и в голову не приходило, что на себя и на Тану она шьет сама, что она сама обтягивает мебель в своей квартирке. Они с дочерью все еще жили в доме из железистого песчаника, рядом с надземной железной дорогой, проходившей по Третьей авеню, и Элен Вайсман все еще присматривала за Таной, когда ее мать уходила на работу. Если Джин согласится на предложение Артура, она сможет отдать Тану в приличную школу — уж он-то поможет с устройством девочки. Они смогут переехать в другое жилище: на Верхневосточной стороне у него есть дом. «Это, конечно, не Парк-авеню, — сказал ей Артур со своей обычной сдержанной улыбкой, — но несравненно лучше, чем Третья авеню». А когда он назвал сумму ее жалованья, она чуть не умерла от разрыва сердца. И это при том, что работа не представляла для нее особого труда.
Если бы у нее не было Таны, она, возможно, устояла бы перед искушением, справедливо полагая, что лучше не быть ему обязанной. Но, с другой стороны, это означало, что она все время будет рядом с ним, когда Мери вылечится… Секретаршей в «Дарнинг Интернэшнл» уже работала другая женщина, а для Джин предназначался небольшой отдельный кабинет позади конференц-зала, примыкающий к красивому, отделанному деревом кабинету патрона. Она будет видеть его ежедневно, сделается необходимой ему… К этому идет дело.
— Какая тебе разница? — говорил Артур, убеждая ее принять его предложение, соблазняя новыми благами и прибавкой к жалованью.
Он теперь уже зависел от нее, нуждался в ней; косвенным образом нуждались в ее заботах и дети, хотя они еще ни разу ее не видели. Впервые в жизни он мог на кого-то положиться, тогда как раньше, в течение почти двадцати лет, все полагались на него. В его жизни появился человек, к которому можно обратиться за помощью и который никогда не подведет. Он много думал над этим. Он хочет, чтобы Джин всегда была с ним. Все это Артур высказал ей в постели — в ту ночь, когда в очередной раз умолял ее взяться за эту работу.
В конце концов она согласилась, хотя и не без внутренней борьбы. Выбор был слишком очевиден. Теперь она отправлялась на работу после проведенной с ним ночи, и ее жизнь превратилась в сплошную сказку. Энн и Билли уже привыкли к ночным отлучкам отца; в доме у него теперь был полный порядок, и Артур мог не беспокоиться о детях. В первое время после отъезда матери они тосковали, а теперь и думать о ней забыли. Когда же отец познакомил их с Джин, им показалось, что они дружили с ней всегда. Она водила их и Тану в кино, покупала им игрушки, развозила детей из школы по домам, когда наступала их очередь, беседовала с учителями, посещала школьные спектакли. Уезжая из города, Артур мог быть уверен, что она присмотрит за его детьми даже лучше, чем он сам.
Однажды вечером они сидели у камина в ее новой квартире. Апартаменты были не бог знает какие шикарные, но для Джин с дочерью более чем достаточные: две спальни, гостиная, столовая, симпатичная кухня. Здание современное, добротное, чистое: из гостиной открывается вид на Ист-Ривер. Новое жилье отличалось от старого, как небо и земля. Артур, чем-то похожий на нежащегося у огня холеного кота, посмотрел на Джин и улыбнулся. Она улыбнулась ему в ответ.
— Знаешь, — проговорила она, — я никогда еще не была так счастлива за всю свою жизнь.
— Я тоже.
Это было за несколько дней перед тем, как Мери Дарнинг попыталась вернуть себе утраченное. До нее дошло, что у Артура интрижка, правда, ей не сказали с кем. Состояние больной после этого резко ухудшилось. Но спустя шесть месяцев доктора стали поговаривать о ее выписке из больницы. К этому времени Джин проработала у Артура уже больше года. Тана радовалась новой школе, новой квартире, новой жизни не меньше, чем мать. И вдруг все это оказалось под угрозой.
Артур поехал навестить Мери и вернулся чернее тучи.
— Что она сказала? — Джин смотрела на него широко открытыми испуганными глазами. Она уже достигла тридцатилетнего возраста, и ей хотелось прочного положения, уверенности в будущем. Не может же их связь всю жизнь оставаться тайной! Она мирилась со своим двусмысленным положением только потому, что Мери была больна и это беспокоило Артура. Всего неделю назад он сделал Джин предложение, а теперь смотрит на нее с таким мрачным выражением, словно для них не осталось никакой надежды.
— Мери говорит, что, если ее не отпустят домой, она снова попытается покончить жизнь самоубийством.
— Как она может! Что же, она так и будет тебе угрожать до конца твоей жизни? — Джин была готова разрыдаться: жена имеет возможность шантажировать мужа и пользуется этим.
Через три месяца Мери вернулась домой слегка подлеченная. К Рождеству она снова попала в больницу, откуда выписалась весной и продержалась до осени, когда начала пить запоем вместе со своими друзьями. В общей сложности это продолжалось более семи лет.
Когда она в первый раз приехала из больницы домой, Артур был так растерян, что начал просить Джин, чтобы та ей помогла.
— Мери такая беспомощная, ты не можешь себе представить, мое солнышко. Она абсолютно не отвечает за себя… не может ничего соображать.
Из любви к Артуру Джин оказалась в незавидном положении любовницы, ухаживающей за женой. Два или три раза в неделю она проводила дневные часы в Гринвиче, помогая Мери вести домашнее хозяйство. Мери боялась и не хотела этой помощи. Все, включая детей, знали, что она пьет. Сначала они огорчались, потом стали ее презирать. Энн ее возненавидела, Билли плакал, когда она напивалась. Это были кошмарные сцены. Через несколько месяцев Джин почувствовала себя в таком же безвыходном положении, в каком находился Артур. Она не могла оставить Мери, не могла отпустить ее от себя — это было бы, как если бы она решила бросить на произвол судьбы своих родителей. Ей казалось, что она сможет справиться с недугом Мери. И при всем том Мери окончила свои дни почти так же, как родители Джин. Она поехала в город, чтобы встретиться с Артуром: они собирались в тот вечер смотреть балет. Джин могла поручиться, что Мери была трезва в момент отъезда, но, похоже, у нее была с собой бутылка. Машина перевернулась на скользком участке дороги близ Меррит, на середине пути до Нью-Йорка. Смерть наступила мгновенно. Оба любовника благодарили судьбу, что Мери так и не узнала об их связи. На свое несчастье, Джин успела привязаться к ней. Она плакала на похоронах больше, чем дети, и несколько недель не могла принудить себя провести ночь с Артуром. Их связь длилась уже восемь лет, и он начал с опаской думать о том, что скажут Энн и Билли, когда обо всем узнают.
— В любом случае я должен ждать, пока не пройдет год, — сказал он Джин, и та была с этим согласна: как-никак он проводил с нею много времени, был заботлив и внимателен к ней. Она никогда не жаловалась и только боялась, чтобы Тана ничего не заподозрила. Однако по истечении года после смерти Мери девочка накинулась на мать с резкими обвинениями:
— Не считай меня совсем глупой, мам: я все понимаю. — Тана была высокая и статная, красивая, как отец. В ее глазах плясали задорные огоньки, отчего постоянно казалось, что она вот-вот рассмеется. Она догадывалась о том, что происходит, уже давно и мучилась этим. Глаза ее, обращенные на мать, теперь пылали негодованием. — Он поступает с тобой, как с уличной девкой, и это продолжается уже много лет. Почему он не женится на тебе, вместо того чтобы приходить и уходить, точно вор, по ночам?
Джин отшлепала ее по щекам за такие слова, но Тане это было как о стенку горох. Столько Дней Благодарения они провели в одиночестве, столько дорогих подарков доставляли им из фешенебельных магазинов на Рождество, но ни Джин, ни тем более Тана ни разу не были с ним в загородном клубе, куда он ездил с друзьями. Он не брал их даже тогда, когда брал Энн и Билли с их дедушкой и бабушкой.
— Его не бывает с нами, когда это важно для нас, разве ты этого не видишь, мам? — Крупные слезы катились по щекам дочери, и Джин пришлось отвернуться, чтобы не видеть их. Голос ее прозвучал хрипло, когда она попыталась возразить:
— Это не правда!
— Правда! Он обращается с тобой, как с прислугой. Ты ведешь его дом, возишься с его детьми и получаешь в подарок часы с бриллиантом, золотые браслеты, сумочки и духи. Что в этом проку? Где он сам? Ведь важно именно это, а не подарки.
— Артур делает то, что должен делать, — проговорила наконец Джин.
— Нет! Он делает то, что хочет. — Тана оказалась очень проницательной для пятнадцатилетней девочки. — Он пирует с друзьями в Гринвиче, ездит с ними летом в Бал-Харбор, а зимой — в Палм-Бич, а когда отправляется в деловую поездку в Даллас, то берет с собой Джин Робертc. Разве он пригласил тебя хоть один раз на курорт или к себе домой? Почему он не показывает Энн и Билли, как много ты для него значишь? Твой Артур предпочитает приходить сюда по ночам, украдкой, чтобы я, не дай бог, ничего не узнала. Но я уже не маленькая, черт возьми!
Ее всю трясло от возмущения: слишком часто в последние годы она замечала боль в глазах матери. Джин знала, что дочь ужасающе близка к истине, а истина заключалась в том, что Артуру было удобно такое положение вещей и ему недоставало силы воли плыть против течения, вступая в конфликт со своими детьми. Его страшила мысль о том, как они отнесутся к его связи с Джин. Во всем, что касалось бизнеса, этот мужчина мог свернуть горы, а перед домашними неприятностями пасовал. В свое время у него не хватило мужества достойно ответить на шантаж Мери, и он пошел у нее на поводу, мирясь с пьяными выходками жены до самого конца. Теперь то же самое повторялось с детьми. Но перед Джин стояли свои трудности: каково ей было выслушивать такие упреки от дочери… В ту же ночь она рассказала о них Артуру. У него был трудный день, и он ограничился усталой улыбкой.
— Все они в этом возрасте имеют свои причуды, Джин. Ты только посмотри на моих детей.
Билли исполнилось семнадцать лет, его в этом году уже дважды штрафовали за вождение машины в нетрезвом виде, а Энн исключили со второго курса колледжа. Ей было девятнадцать, и она вознамерилась ехать с друзьями в Европу, тогда как отец хотел подержать ее некоторое время дома. Надеясь уговорить ее, Джин повезла девушку на ленч, но та попросту от нее отмахнулась, заявив, что к концу года все равно добьется от отца того, чего хочет.
Энн оказалась права. Следующее лето она провела на юге Франции, где влюбилась в тридцатисемилетнего плейбоя-француза, сбежала с ним в Италию и вышла за него замуж в Риме. Ее беременность закончилась выкидышем, она вернулась в Нью-Йорк с темными кругами под глазами: начала привыкать к наркотикам. Ее замужество, как водится, наделало много шуму в международной прессе. Когда Артур встретился с «молодым человеком», ему сделалось нехорошо. Пришлось потратить целое состояние, чтобы откупиться от зятя, после чего отец оставил Энн на курорте Палм-Бич — чтобы она могла, как он сказал, «поправить свое здоровье». Однако, судя по всему, ее образ жизни отнюдь нельзя было назвать здоровым: все ночи напролет Энн пьянствовала со своими сверстниками либо, если представлялся случай, с их папашами. Это была довольно пикантная особа не в лучшем смысле слова. Джин не одобряла ее поведения, но в двадцать один год Энн уже была совершеннолетняя, и отец не мог ничего с ней поделать. Его дочь теперь получала огромные суммы с материнского имения, которое раньше было под опекой, и могла распоряжаться ими по своему усмотрению. Снова отправившись в Европу, она опять впуталась в историю еще до того, как ей исполнилось двадцать два года. Единственным утешением для отца служило то, что Билли ухитрился остаться в колледже «Принстон» на этот год, несмотря на целый ряд скандалов, в которых был замешан.
— Должен тебе сказать, дорогая, что с ними скучать не приходится: дети не дают нам ни минуты душевного покоя, — заключил Артур.
С некоторых пор они с Джин проводили вечера в Гринвиче, в спокойной обстановке, однако на ночь она чаще всего уезжала к себе, как бы поздно они ни задерживались. Его детей теперь не было в доме, но ей приходилось думать о Тане. Джин не могла и помыслить о том, чтобы провести ночь вне дома, кроме тех случаев, когда Тана ночевала у подруги или уезжала куда-нибудь на уик-энд покататься на лыжах. Джин старалась придерживаться определенных норм поведения, и это его сердило.
— В конце концов они поступают так, как им заблагорассудится, какие бы положительные примеры ни были у них перед глазами.
Артур был по-своему прав, но не пытался отстаивать свою точку зрения слишком рьяно. Теперь он уже привык проводить ночи один. Это сообщало особую прелесть тем редким утрам, когда они просыпались бок о бок в общей постели. Прежних бурных чувств уже почти не осталось, но их отношения были удобны обоим, и в особенности ему. Джин не спрашивала с него больше того, что он желал ей дать, а Артур знал, как благодарна она за все то, что он сделал для нее в эти годы: дал ей ощущение защищенности, чего она никогда не смогла бы испытать без него, устроил ее на прекрасную работу, а Тану — в приличную школу; сверх того, дарил Джин драгоценности, меха, иногда брал в поездки. Ему это обходилось не слишком дорого, а Джин Робертc теперь уже не нужно было заниматься собственноручной обтяжкой мебели и шить себе платья, хотя она по-прежнему мастерски владела иглой.
1 2 3 4 5 6 7