Потом, не говоря ни слова, он скинул халат. Должно быть, кальсоны он снял за ширмой. На секунду у Октавии перехватило дыхание: так необыкновенно волнующе было его обнаженное тело. Не обращая более на девушку внимания, Лорд Ник задул свечу, и комната погрузилась во мрак, нарушаемый лишь призрачным светом камина.
Октавия закуталась в покрывало, подложила под голову подушку и постаралась уснуть. Но вдруг поняла, что это невозможно. С ней действительно творилось что-то странное: неясное возбуждение нарастало; казалось, оно разливается от живота по всему телу. Сознание, того, что обнаженное мужское тело, так взволновавшее ее всего несколько минут назад, находится совсем рядом, необъяснимым образом лишало ее покоя. Октавия попыталась отогнать смущавшие душу и тело мысли и принялась глядеть в огонь, на завораживающую пляску красно-желтых, синеватых языков пламени.
Но успокоение не приходило. По мере того как огонь замирал, в комнате становилось все холоднее и темнее, а она по-прежнему сидела без сна. К тому же Октавия настолько замерзла, что ее колотила дрожь. В притихшей таверне слышалось лишь громыхание плохо пригнанных рам да свист ветра за окнами.
Октавия посмотрела в сторону кровати. Лорд Ник лежал с одного края и, судя по равномерному дыханию, крепко спал. Если положить подушку посередине и таким образом разделить кровать пополам, можно будет тихонько устроиться с другого края. Ей необходимо согреться. Если даже она не уснет, то хоть не промерзнет к утру до костей.
Октавия осторожно встала, набросила на плечи покрывало и на цыпочках отправилась к кровати. Затаив дыхание, девушка осторожно подняла одеяло и просунула подушку на середину. Спящий не пошевелился. По-прежнему не дыша, она забралась на высокий матрас, юркнула под одеяло и, свернувшись калачиком, попыталась унять дрожь, от которой, казалось, ходуном ходила кровать.
Октавия лежала тихо-тихо, боясь скатиться в лунку, разделяющую кровать на две половины. Она согрелась, но странное возбуждение не покидало ее. В голове роились неясные мысли, которые ускользали прежде, чем она успевала их ухватить.
Тяжелый халат превратился в инструмент пытки, казалось, он так стиснул тело, что невозможно дышать. Ей было жарко, тяжко. Октавия попыталась выпутаться из халата, совершенно забыв, что двигаться следовало только осторожно. Наконец халат упал на пол, и девушка с облегчением вздохнула, почувствовав под тонкой рубашкой собственное тело.
Неясные мысли сверлили голову все настойчивее, проникали в мозг, как бесцельно ползающие змеи — скорее не мысли, а ощущения; тело охватила дремотная нега, но прежнее возбуждение не ушло. Она чувствовала свое тело, как не чувствовала раньше никогда. Руки пробежались по нему и обнаружили, что соски стали твердыми, ладони скользнули вниз. Ноги разошлись в стороны, и пальцы проникли между ними — Октавия с удивлением поняла, что ее лоно увлажнилось. Необыкновенное, болезненное возбуждение вновь нахлынуло на нее.
Она погладила себя, все больше поддаваясь дремотной неге. Рой образов в голове потерял всякий смысл, глаза всматривались в размытый, мерцающий пейзаж, который, казалось, возносил ее на вершины соблазнительного сияния.
Ей грезился собственный рот, поцелуй столь невесомый и легкий, что не потревожил бы даже воздуха. Грезились руки, обвивающие могучее теплое мужское тело. Она вдыхала запах кожи — знакомый, но не ее запах. Ей казалось, что ее кожа соприкасается с кожей лежащего рядом мужчины, а его пальцы ласкают ее поясницу, поглаживают груди, пробегают сверху донизу по всему телу, снимают беспокойство, вызывая отчетливое желание. Она чувствовала, как ее губы раскрываются для совсем другого поцелуя — поцелуя всем ртом, слышала словно кошачьи вскрики в чувственной темноте и понимала, что это ее голос. Мечтала о том, чтобы радостное предназначение проникло в каждую клеточку и заставило душу петь, чтобы тело слилось с другим телом и полностью подчинилось ему. Октавия погружалась в обволакивающую черноту и вновь выныривала на сияющий берег. Она снова и снова испытывала минуты радости и длинный, пологий, дремотный спуск туда, где ее ждало зеленовато-тусклое, сонное забытье.
Эти чувственные мечты преследовали Октавию всю ночь, а тело существовало в каком-то нереальном пространстве, отдаваясь все более могущественным волнам наслаждения.
Октавия проснулась от яркого солнечного света. Она была одна в комнате.
Но мечта осталась по-прежнему с ней. Ее нити будто опутывали девушку, образы, теперь уже неясные, были живы и тревожили ум. Она лежала, чувствуя странное опустошение, не понимая, что же с ней произошло, и тщетно стараясь восстановить ускользающие картины ночи.
Руки ощупали тело. Октавия твердо помнила, что вечером в постель ложилась в рубашке, но сейчас она была голой. Действительность обретала конкретные формы, но замешательство только усилилось, когда перед взором предстала комната и вернулась память.
Октавия как-то совершенно необычно ощущала свою кожу, словно к ней прикасался посторонний. Между ног саднило, но не слишком сильно: скорее ощущалась согревающая, приятная боль. Октавия решилась коснуться больного места и увидела на пальцах следы крови.
Она откинула покрывало и села… Кровь была на простыне и на внутренней стороне бедер… немного крови, и она больше ниоткуда не текла.
До следующих месячных оставалось три недели. Октавия снова легла и уставилась в ситцевый купол балдахина. Разбойник с большой дороги ее изнасиловал.
Изнасиловал?
Но не произошло ничего, что бы не доставило ей удовольствия. Просто ее грезы оказались реальностью.
А реальность означала возможные последствия. Она могла зачать ребенка. Что с ней сталось, что она отдалась сама? Как могло случиться такое?
Октавия снова села и огляделась. В камине жарко горел огонь, чья-то заботливая рука соскребла иней с внутренней стороны стекол, чтобы слабый зимний солнечный луч мог свободно проникнуть в комнату.
А где же он? Любовник ее грез? Если бы не чувство горечи, захлестнувшее ее, она, пожалуй, посмеялась бы над собственным безрассудством. Что с ней все-таки приключилось? Что забросило в этот странный, фантастический мир?
Ее взгляд упал на одежду, аккуратно развешанную на стуле у камина. Башмаки начищены до блеска. А на спинке кровати в ногах — бархатный халат и рубашка.
— Сукин сын, — пробормотала Октавия. Пробуждение лишило всякой прелести ее сладостный сон.
Дверь отворилась. Судя по звуку шагов, в комнату вошел обутый в сапоги человек. Шаги звучали неестественно громко, словно разрушая волшебство мечты. Это был он. Но любовник ее ночных грез мало походил на вчерашнего Лорда Ника.
— Кто вы? — произнесла она шепотом. Лорд Ник был одет в костюм из бирюзового бархата, манжеты рубашки отделаны богатым кружевом, волосы убраны под аккуратно напудренный парик, пряжки сапог украшали драгоценные камни. Но улыбка была той самой, из ночи.
— Лорд Руперт Уорвик к вашим услугам. — Он церемонно поклонился, и на пальце искрой блеснул аметист.
Голос Октавии задрожал от гнева, не допуская ни малейшей возможности радостных воспоминаний ночи:
— Значит, вчера вы были грабителем с большой дороги Лордом Ником, а сегодня вы придворный, лорд Уорвик? Может, у вас есть и другие имена или я познакомилась со всеми?
В серых глазах Лорда Ника вспыхнули искорки.
— Не со всеми, а только с теми, какие вам положено знать. По крайней мере сейчас. — Слова прозвучали слегка иронично.
— Вы дали мне слово и все же соблазнили меня.
— Я вас не соблазнял. — Он твердо выдержал ее взгляд.
— Но я могу остаться с ребенком. — Она безоговорочно приняла его отказ.
— Нет, Октавия, на этот счет не беспокойтесь. — Присев на край кровати, он нежно взял ее за руку. — Не знаю, насколько вы осведомлены о таких вещах, но есть средство, которым всегда может воспользоваться мужчина. Оно известно под названием презерватива.
— И вы его надевали? — В глазах Октавии промелькнуло недоверие. Неужели посреди их сладкого сна ему могла прийти в голову такая практичная, будничная вещь?
Лорд Ник кивнул:
— Поверьте мне, дорогая, я не хочу причинить вам никакого вреда.
— Но как все случилось? Я не понимаю, как все вышло?
— Вы сами меня позвали, — просто ответил он.
Неужели? Это казалось невероятным… и все же…
Да, она действительно хотела этого.
— Ничего не понимаю. — В ее голосе прозвучало отчаяние.
— А ничего и не надо понимать. Мы ночью насладились друг другом, как это случается между мужчиной и женщиной. А теперь вставайте, одевайтесь, и я отвезу вас к отцу.
На этом все закончится. Она обо всем забудет, о сплетении рук и ног в преддверии ада. Скорее всего.
Глава 4
Кто-то зашил ее разорванную кружевную косынку — наверное, Табита, решила Октавия. Вряд ли о ней вдруг решила позаботиться недружелюбно настроенная, сумрачная Бесси.
Она одевалась у огня в пустой спальне. Лорд Ник, сказав, что подождет ее в гостиной, где был уже накрыт завтрак, ушел, оставив Октавию наедине с собой. Она была благодарна ему за такую деликатность, прямо скажем, неожиданную после всего происшедшего.
Кожаный мешочек Октавия привязала на прежнее место на поясе и почувствовала некоторое успокоение. Они была смущена, напутана, но на удивление полна сил, словно пересекла границу и вступила на неисследованную территорию. Все ее тело пело, кожа стала необычайно чувствительной. Без сомнения, после такой ночи она должна и выглядеть по-другому. Октавия взглянула в покрытое пятнами большое зеркало, но увидела в нем лишь свое знакомое лицо. Быть может, только ярче румянец да глаза стали больше.
Она взяла расческу с туалетного столика и провела ею по спутанным волосам, в беспорядке рассыпавшимся по плечам. Заколки остались в гостиной, где она сушила волосы. Это было только вчера!
Глядя в огонь, Октавия постаралась соединить себя сегодняшнюю с той, какой она была вчера… перед тем как украла часы разбойника с большой дороги. Ей казалось, что она вступила в новую жизнь, но… время развеет воспоминания о фантастическом сне. Она возвратится в Шордич, в мрачные, убогие комнаты над свечной лавкой, к погруженному в собственный мир отцу, к ежедневной борьбе за то, чтобы сохранить собственное достоинство, когда разговариваешь с ростовщиком, бакалейщиком, мясником и булочником; станет штопать носки и зашивать платья, а когда не останется ничего, что можно заложить, пойдет на улицу рисковать головой.
От скрипа растворяющейся двери Октавия вздрогнула: на пороге появилась Бесси.
— Между прочим, у меня есть и другие дела, — объявила она. — Нечего, точно дерьмовая леди, целый день валяться в кровати. Будешь завтракать или убирать?
Октавия холодно ответила:
— Назови цену, и я тут же тебе заплачу, милейшая. Брови женщины взлетели вверх:
— Ну уж дудки! Не нужны мне твои деньги. Ник о нас хорошо заботится. А тебе лучше поспешить. Ему есть чем сегодня заняться, кроме тебя.
— Если он хочет мне что-то сказать, то пусть придет и скажет сам. Присоединюсь к нему через пять минут. Изволь так и передать! — На Бесси взглянула мисс Морган из Хартридж Фолли, и в комнате, казалось, заледенел воздух. Та ответила ей неприязненным взглядом и вышла, с треском захлопнув за собой дверь.
Октавия усмехнулась и стала не спеша заканчивать туалет. После маленького спектакля, во время которого ей удалось поставить Бесси на место, она почувствовала себя значительно лучше. Наконец Октавия была готова и, взяв плащ, перчатки и муфту, направилась в гостиную.
В коридоре было промозгло. Снизу, из общего зала, несло пивом и трубочным табаком. Было слышно, как передвигают мебель, как гулко грохочет бочка, которую катят по мощеному двору, как выливают на каменные плиты воду. «Королевский дуб» готовился к предстоящему дню.
Прежде чем открыть дверь в гостиную, Октавия невольно расправила плечи и подняла голову. Лорд Ник сидел за тем же круглым столом, что и вчера. Октавия против воли загляделась на мужественные черты его лица, широкий разлет бровей; проницательные серые глаза казались сегодня глубже и темнее.
При ее появлении Лорд Ник с учтивым поклоном поднялся;
— Дорогая мисс Морган, надеюсь, вы провели приятную ночь?
От игривой двойственности обычной учтивой фразы у Октавии перехватило дыхание. В его глазах был смех, на губах — отсвет улыбки, а в голосе — откровенное удовольствие.
— Потрясающую, сэр.
Что-то вроде замешательства мелькнуло в его глазах и тут же исчезло.
— Прошу к столу, мэм. — Он отодвинул стул, а когда Октавия села, откинул с ее шеи каштановые волосы и поцеловал в затылок.
От теплого прикосновения губ девушка вздрогнула. Нет, думала она, я совсем не та женщина, что вошла сюда вчера вечером. Она предалась восхитительному ощущению, словно тело отвечало на давно знакомый призыв… лишь ее ум рассуждал по-другому. Он не присутствовал в теле, пока длились бесконечные радостные часы прошлой ночи, и не познал их счастья.
Как же все это случилось? Как она могла и спать, и бодрствовать во время такого решающего для каждой женщины опыта?
Ответа не было. Но тело сообщало, что все произошло на самом деле, и требовало, чтобы это случилось еще раз.
Октавия резко тряхнула головой, словно пытаясь сбросить дурман.
А что вас заставило превратиться в лорда Руперта Уорвика? — подчеркнуто спокойно спросила она, но больше всего ее интересовало, заметил ли он ее реакцию на свой поцелуй. Взглянув в его смеющиеся глаза, она узнала ответ.
— Дела. — Лорд Ник сел на свое место. — У меня много самых различных дел, поэтому приходится выступать в самых разных ролях. — Он подал ей кусок подогретого хлеба, такого свежего и белого, какой можно найти лишь в самых лучших заведениях. — Кофе?
— Спасибо. — Октавия смотрела, как он наливает темную жидкость в фарфоровую чашку. — И что это за дело, которое потребует роли и костюма придворного?
— Нечто связанное с двором. — Он снял крышку с блюда. — Немного копченой грудинки?
— Извините, я не собираюсь совать нос не в свое дело. — Октавия поняла его явный упрек. — Нет, мяса я не хочу.
— Тогда грибы. — Он сделал приглашающий жест в сторону другого блюда. — Или кусочек ветчины? Если угодно, Бесси сварит яйца.
— Мне у Бесси и грязи не допроситься, — заметила девушка с живой грубоватостью, погружая ложку в блюдо с грибами.
Лорд Руперт — а Октавия решила, что должна называть его именно этим именем, — рассмеялся:
— Уверяю вас, она здесь вовсе не для того, чтобы вести учтивые разговоры.
— Ее дерзость невыносима, и я предпочла бы ей заплатить.
Лорд Руперт нахмурился и ответил тоном, который Октавия так часто слышала накануне:
— Не стоит.
— Что значит «не стоит»? — раздраженно спросила она. — Я так хочу! Будьте добры, прикажите ей, потому что меня она и слушать не будет.
— Да, вас она слушать не будет, — согласился лорд Руперт. — Бесси привыкла к тому, что приказываю ей только я. И ей прекрасно известно, что вы — моя гостья. Надеюсь, вы не можете пожаловаться на мое гостеприимство? Мне было бы больно так думать, после того как мы так чудесно провели с вами время.
Щеки Октавии вспыхнули. Неужели его подчеркнутое радушие — всего лишь плата за ночь? Тогда он видит в ней просто шлюху. А почему бы и нет? Она и вела себя, как обычная шлюха.
Октавия резко отодвинула стул и встала.
— Желаю вам приятного дня, сэр. Надеюсь, все дела лорда Руперта Уорвика пройдут успешно. — Она бросилась к двери и, оказавшись в коридоре, не отказала себе в удовольствии с треском захлопнуть ее за собой.
Выбежав во двор, на морозный солнечный воздух, она с наслаждением полной грудью вдохнула его обжигающую и очищающую свежесть. Обычная грязь и слякоть узких улочек были надежно укрыты выпавшим снегом, и под его покровом все казалось белым и первозданным. Небо сияло голубизной, и когда Октавия завернула за таверну в поисках конюшни, у нее под ногами громко заскрипел снег.
Должен же быть здесь какой-нибудь экипаж! Но единственным экипажем во дворе оказалась ломовая повозка, запряженная двумя клячами. Бен с уже знакомым Октавии долговязым парнем разгружали бочки. Девушка в замешательстве остановилась и огляделась вокруг. Ворота конюшни были закрыты, но она знала, что по крайней мере одна лошадь — лорда Руперта — стояла внутри. Если у них нет экипажа или пролетки внаем, может быть, за деньги ей оседлают верховую лошадь? У Октавии не было костюма для верховой езды, но это беспокоило ее меньше всего.
Она подошла к подводе.
— Прошу прощения, хозяин, нет ли у вас экипажа внаем… или хотя бы лошади?
— Здесь не извозчичий двор, мисс, — коротко ответил Бен. — Ничего подобного у нас нет.
Он был не столь груб, как Бесси, но помогать тоже не собирался.
Октавия просунула руку в разрез юбки и нащупала мешочек.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37
Октавия закуталась в покрывало, подложила под голову подушку и постаралась уснуть. Но вдруг поняла, что это невозможно. С ней действительно творилось что-то странное: неясное возбуждение нарастало; казалось, оно разливается от живота по всему телу. Сознание, того, что обнаженное мужское тело, так взволновавшее ее всего несколько минут назад, находится совсем рядом, необъяснимым образом лишало ее покоя. Октавия попыталась отогнать смущавшие душу и тело мысли и принялась глядеть в огонь, на завораживающую пляску красно-желтых, синеватых языков пламени.
Но успокоение не приходило. По мере того как огонь замирал, в комнате становилось все холоднее и темнее, а она по-прежнему сидела без сна. К тому же Октавия настолько замерзла, что ее колотила дрожь. В притихшей таверне слышалось лишь громыхание плохо пригнанных рам да свист ветра за окнами.
Октавия посмотрела в сторону кровати. Лорд Ник лежал с одного края и, судя по равномерному дыханию, крепко спал. Если положить подушку посередине и таким образом разделить кровать пополам, можно будет тихонько устроиться с другого края. Ей необходимо согреться. Если даже она не уснет, то хоть не промерзнет к утру до костей.
Октавия осторожно встала, набросила на плечи покрывало и на цыпочках отправилась к кровати. Затаив дыхание, девушка осторожно подняла одеяло и просунула подушку на середину. Спящий не пошевелился. По-прежнему не дыша, она забралась на высокий матрас, юркнула под одеяло и, свернувшись калачиком, попыталась унять дрожь, от которой, казалось, ходуном ходила кровать.
Октавия лежала тихо-тихо, боясь скатиться в лунку, разделяющую кровать на две половины. Она согрелась, но странное возбуждение не покидало ее. В голове роились неясные мысли, которые ускользали прежде, чем она успевала их ухватить.
Тяжелый халат превратился в инструмент пытки, казалось, он так стиснул тело, что невозможно дышать. Ей было жарко, тяжко. Октавия попыталась выпутаться из халата, совершенно забыв, что двигаться следовало только осторожно. Наконец халат упал на пол, и девушка с облегчением вздохнула, почувствовав под тонкой рубашкой собственное тело.
Неясные мысли сверлили голову все настойчивее, проникали в мозг, как бесцельно ползающие змеи — скорее не мысли, а ощущения; тело охватила дремотная нега, но прежнее возбуждение не ушло. Она чувствовала свое тело, как не чувствовала раньше никогда. Руки пробежались по нему и обнаружили, что соски стали твердыми, ладони скользнули вниз. Ноги разошлись в стороны, и пальцы проникли между ними — Октавия с удивлением поняла, что ее лоно увлажнилось. Необыкновенное, болезненное возбуждение вновь нахлынуло на нее.
Она погладила себя, все больше поддаваясь дремотной неге. Рой образов в голове потерял всякий смысл, глаза всматривались в размытый, мерцающий пейзаж, который, казалось, возносил ее на вершины соблазнительного сияния.
Ей грезился собственный рот, поцелуй столь невесомый и легкий, что не потревожил бы даже воздуха. Грезились руки, обвивающие могучее теплое мужское тело. Она вдыхала запах кожи — знакомый, но не ее запах. Ей казалось, что ее кожа соприкасается с кожей лежащего рядом мужчины, а его пальцы ласкают ее поясницу, поглаживают груди, пробегают сверху донизу по всему телу, снимают беспокойство, вызывая отчетливое желание. Она чувствовала, как ее губы раскрываются для совсем другого поцелуя — поцелуя всем ртом, слышала словно кошачьи вскрики в чувственной темноте и понимала, что это ее голос. Мечтала о том, чтобы радостное предназначение проникло в каждую клеточку и заставило душу петь, чтобы тело слилось с другим телом и полностью подчинилось ему. Октавия погружалась в обволакивающую черноту и вновь выныривала на сияющий берег. Она снова и снова испытывала минуты радости и длинный, пологий, дремотный спуск туда, где ее ждало зеленовато-тусклое, сонное забытье.
Эти чувственные мечты преследовали Октавию всю ночь, а тело существовало в каком-то нереальном пространстве, отдаваясь все более могущественным волнам наслаждения.
Октавия проснулась от яркого солнечного света. Она была одна в комнате.
Но мечта осталась по-прежнему с ней. Ее нити будто опутывали девушку, образы, теперь уже неясные, были живы и тревожили ум. Она лежала, чувствуя странное опустошение, не понимая, что же с ней произошло, и тщетно стараясь восстановить ускользающие картины ночи.
Руки ощупали тело. Октавия твердо помнила, что вечером в постель ложилась в рубашке, но сейчас она была голой. Действительность обретала конкретные формы, но замешательство только усилилось, когда перед взором предстала комната и вернулась память.
Октавия как-то совершенно необычно ощущала свою кожу, словно к ней прикасался посторонний. Между ног саднило, но не слишком сильно: скорее ощущалась согревающая, приятная боль. Октавия решилась коснуться больного места и увидела на пальцах следы крови.
Она откинула покрывало и села… Кровь была на простыне и на внутренней стороне бедер… немного крови, и она больше ниоткуда не текла.
До следующих месячных оставалось три недели. Октавия снова легла и уставилась в ситцевый купол балдахина. Разбойник с большой дороги ее изнасиловал.
Изнасиловал?
Но не произошло ничего, что бы не доставило ей удовольствия. Просто ее грезы оказались реальностью.
А реальность означала возможные последствия. Она могла зачать ребенка. Что с ней сталось, что она отдалась сама? Как могло случиться такое?
Октавия снова села и огляделась. В камине жарко горел огонь, чья-то заботливая рука соскребла иней с внутренней стороны стекол, чтобы слабый зимний солнечный луч мог свободно проникнуть в комнату.
А где же он? Любовник ее грез? Если бы не чувство горечи, захлестнувшее ее, она, пожалуй, посмеялась бы над собственным безрассудством. Что с ней все-таки приключилось? Что забросило в этот странный, фантастический мир?
Ее взгляд упал на одежду, аккуратно развешанную на стуле у камина. Башмаки начищены до блеска. А на спинке кровати в ногах — бархатный халат и рубашка.
— Сукин сын, — пробормотала Октавия. Пробуждение лишило всякой прелести ее сладостный сон.
Дверь отворилась. Судя по звуку шагов, в комнату вошел обутый в сапоги человек. Шаги звучали неестественно громко, словно разрушая волшебство мечты. Это был он. Но любовник ее ночных грез мало походил на вчерашнего Лорда Ника.
— Кто вы? — произнесла она шепотом. Лорд Ник был одет в костюм из бирюзового бархата, манжеты рубашки отделаны богатым кружевом, волосы убраны под аккуратно напудренный парик, пряжки сапог украшали драгоценные камни. Но улыбка была той самой, из ночи.
— Лорд Руперт Уорвик к вашим услугам. — Он церемонно поклонился, и на пальце искрой блеснул аметист.
Голос Октавии задрожал от гнева, не допуская ни малейшей возможности радостных воспоминаний ночи:
— Значит, вчера вы были грабителем с большой дороги Лордом Ником, а сегодня вы придворный, лорд Уорвик? Может, у вас есть и другие имена или я познакомилась со всеми?
В серых глазах Лорда Ника вспыхнули искорки.
— Не со всеми, а только с теми, какие вам положено знать. По крайней мере сейчас. — Слова прозвучали слегка иронично.
— Вы дали мне слово и все же соблазнили меня.
— Я вас не соблазнял. — Он твердо выдержал ее взгляд.
— Но я могу остаться с ребенком. — Она безоговорочно приняла его отказ.
— Нет, Октавия, на этот счет не беспокойтесь. — Присев на край кровати, он нежно взял ее за руку. — Не знаю, насколько вы осведомлены о таких вещах, но есть средство, которым всегда может воспользоваться мужчина. Оно известно под названием презерватива.
— И вы его надевали? — В глазах Октавии промелькнуло недоверие. Неужели посреди их сладкого сна ему могла прийти в голову такая практичная, будничная вещь?
Лорд Ник кивнул:
— Поверьте мне, дорогая, я не хочу причинить вам никакого вреда.
— Но как все случилось? Я не понимаю, как все вышло?
— Вы сами меня позвали, — просто ответил он.
Неужели? Это казалось невероятным… и все же…
Да, она действительно хотела этого.
— Ничего не понимаю. — В ее голосе прозвучало отчаяние.
— А ничего и не надо понимать. Мы ночью насладились друг другом, как это случается между мужчиной и женщиной. А теперь вставайте, одевайтесь, и я отвезу вас к отцу.
На этом все закончится. Она обо всем забудет, о сплетении рук и ног в преддверии ада. Скорее всего.
Глава 4
Кто-то зашил ее разорванную кружевную косынку — наверное, Табита, решила Октавия. Вряд ли о ней вдруг решила позаботиться недружелюбно настроенная, сумрачная Бесси.
Она одевалась у огня в пустой спальне. Лорд Ник, сказав, что подождет ее в гостиной, где был уже накрыт завтрак, ушел, оставив Октавию наедине с собой. Она была благодарна ему за такую деликатность, прямо скажем, неожиданную после всего происшедшего.
Кожаный мешочек Октавия привязала на прежнее место на поясе и почувствовала некоторое успокоение. Они была смущена, напутана, но на удивление полна сил, словно пересекла границу и вступила на неисследованную территорию. Все ее тело пело, кожа стала необычайно чувствительной. Без сомнения, после такой ночи она должна и выглядеть по-другому. Октавия взглянула в покрытое пятнами большое зеркало, но увидела в нем лишь свое знакомое лицо. Быть может, только ярче румянец да глаза стали больше.
Она взяла расческу с туалетного столика и провела ею по спутанным волосам, в беспорядке рассыпавшимся по плечам. Заколки остались в гостиной, где она сушила волосы. Это было только вчера!
Глядя в огонь, Октавия постаралась соединить себя сегодняшнюю с той, какой она была вчера… перед тем как украла часы разбойника с большой дороги. Ей казалось, что она вступила в новую жизнь, но… время развеет воспоминания о фантастическом сне. Она возвратится в Шордич, в мрачные, убогие комнаты над свечной лавкой, к погруженному в собственный мир отцу, к ежедневной борьбе за то, чтобы сохранить собственное достоинство, когда разговариваешь с ростовщиком, бакалейщиком, мясником и булочником; станет штопать носки и зашивать платья, а когда не останется ничего, что можно заложить, пойдет на улицу рисковать головой.
От скрипа растворяющейся двери Октавия вздрогнула: на пороге появилась Бесси.
— Между прочим, у меня есть и другие дела, — объявила она. — Нечего, точно дерьмовая леди, целый день валяться в кровати. Будешь завтракать или убирать?
Октавия холодно ответила:
— Назови цену, и я тут же тебе заплачу, милейшая. Брови женщины взлетели вверх:
— Ну уж дудки! Не нужны мне твои деньги. Ник о нас хорошо заботится. А тебе лучше поспешить. Ему есть чем сегодня заняться, кроме тебя.
— Если он хочет мне что-то сказать, то пусть придет и скажет сам. Присоединюсь к нему через пять минут. Изволь так и передать! — На Бесси взглянула мисс Морган из Хартридж Фолли, и в комнате, казалось, заледенел воздух. Та ответила ей неприязненным взглядом и вышла, с треском захлопнув за собой дверь.
Октавия усмехнулась и стала не спеша заканчивать туалет. После маленького спектакля, во время которого ей удалось поставить Бесси на место, она почувствовала себя значительно лучше. Наконец Октавия была готова и, взяв плащ, перчатки и муфту, направилась в гостиную.
В коридоре было промозгло. Снизу, из общего зала, несло пивом и трубочным табаком. Было слышно, как передвигают мебель, как гулко грохочет бочка, которую катят по мощеному двору, как выливают на каменные плиты воду. «Королевский дуб» готовился к предстоящему дню.
Прежде чем открыть дверь в гостиную, Октавия невольно расправила плечи и подняла голову. Лорд Ник сидел за тем же круглым столом, что и вчера. Октавия против воли загляделась на мужественные черты его лица, широкий разлет бровей; проницательные серые глаза казались сегодня глубже и темнее.
При ее появлении Лорд Ник с учтивым поклоном поднялся;
— Дорогая мисс Морган, надеюсь, вы провели приятную ночь?
От игривой двойственности обычной учтивой фразы у Октавии перехватило дыхание. В его глазах был смех, на губах — отсвет улыбки, а в голосе — откровенное удовольствие.
— Потрясающую, сэр.
Что-то вроде замешательства мелькнуло в его глазах и тут же исчезло.
— Прошу к столу, мэм. — Он отодвинул стул, а когда Октавия села, откинул с ее шеи каштановые волосы и поцеловал в затылок.
От теплого прикосновения губ девушка вздрогнула. Нет, думала она, я совсем не та женщина, что вошла сюда вчера вечером. Она предалась восхитительному ощущению, словно тело отвечало на давно знакомый призыв… лишь ее ум рассуждал по-другому. Он не присутствовал в теле, пока длились бесконечные радостные часы прошлой ночи, и не познал их счастья.
Как же все это случилось? Как она могла и спать, и бодрствовать во время такого решающего для каждой женщины опыта?
Ответа не было. Но тело сообщало, что все произошло на самом деле, и требовало, чтобы это случилось еще раз.
Октавия резко тряхнула головой, словно пытаясь сбросить дурман.
А что вас заставило превратиться в лорда Руперта Уорвика? — подчеркнуто спокойно спросила она, но больше всего ее интересовало, заметил ли он ее реакцию на свой поцелуй. Взглянув в его смеющиеся глаза, она узнала ответ.
— Дела. — Лорд Ник сел на свое место. — У меня много самых различных дел, поэтому приходится выступать в самых разных ролях. — Он подал ей кусок подогретого хлеба, такого свежего и белого, какой можно найти лишь в самых лучших заведениях. — Кофе?
— Спасибо. — Октавия смотрела, как он наливает темную жидкость в фарфоровую чашку. — И что это за дело, которое потребует роли и костюма придворного?
— Нечто связанное с двором. — Он снял крышку с блюда. — Немного копченой грудинки?
— Извините, я не собираюсь совать нос не в свое дело. — Октавия поняла его явный упрек. — Нет, мяса я не хочу.
— Тогда грибы. — Он сделал приглашающий жест в сторону другого блюда. — Или кусочек ветчины? Если угодно, Бесси сварит яйца.
— Мне у Бесси и грязи не допроситься, — заметила девушка с живой грубоватостью, погружая ложку в блюдо с грибами.
Лорд Руперт — а Октавия решила, что должна называть его именно этим именем, — рассмеялся:
— Уверяю вас, она здесь вовсе не для того, чтобы вести учтивые разговоры.
— Ее дерзость невыносима, и я предпочла бы ей заплатить.
Лорд Руперт нахмурился и ответил тоном, который Октавия так часто слышала накануне:
— Не стоит.
— Что значит «не стоит»? — раздраженно спросила она. — Я так хочу! Будьте добры, прикажите ей, потому что меня она и слушать не будет.
— Да, вас она слушать не будет, — согласился лорд Руперт. — Бесси привыкла к тому, что приказываю ей только я. И ей прекрасно известно, что вы — моя гостья. Надеюсь, вы не можете пожаловаться на мое гостеприимство? Мне было бы больно так думать, после того как мы так чудесно провели с вами время.
Щеки Октавии вспыхнули. Неужели его подчеркнутое радушие — всего лишь плата за ночь? Тогда он видит в ней просто шлюху. А почему бы и нет? Она и вела себя, как обычная шлюха.
Октавия резко отодвинула стул и встала.
— Желаю вам приятного дня, сэр. Надеюсь, все дела лорда Руперта Уорвика пройдут успешно. — Она бросилась к двери и, оказавшись в коридоре, не отказала себе в удовольствии с треском захлопнуть ее за собой.
Выбежав во двор, на морозный солнечный воздух, она с наслаждением полной грудью вдохнула его обжигающую и очищающую свежесть. Обычная грязь и слякоть узких улочек были надежно укрыты выпавшим снегом, и под его покровом все казалось белым и первозданным. Небо сияло голубизной, и когда Октавия завернула за таверну в поисках конюшни, у нее под ногами громко заскрипел снег.
Должен же быть здесь какой-нибудь экипаж! Но единственным экипажем во дворе оказалась ломовая повозка, запряженная двумя клячами. Бен с уже знакомым Октавии долговязым парнем разгружали бочки. Девушка в замешательстве остановилась и огляделась вокруг. Ворота конюшни были закрыты, но она знала, что по крайней мере одна лошадь — лорда Руперта — стояла внутри. Если у них нет экипажа или пролетки внаем, может быть, за деньги ей оседлают верховую лошадь? У Октавии не было костюма для верховой езды, но это беспокоило ее меньше всего.
Она подошла к подводе.
— Прошу прощения, хозяин, нет ли у вас экипажа внаем… или хотя бы лошади?
— Здесь не извозчичий двор, мисс, — коротко ответил Бен. — Ничего подобного у нас нет.
Он был не столь груб, как Бесси, но помогать тоже не собирался.
Октавия просунула руку в разрез юбки и нащупала мешочек.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37