— Люди редко выглядят так, как их пишет художник.
— Ммм . — Теперь пришла очередь Корделии сомневаться. — Интересно, понравлюсь ли я ему?
— Конечно, понравишься. Разве есть на свете человек, которому ты мола бы не понравиться? — С этими словами он крепко обнял ее. — Я буду так скучать по тебе.
— Нет, не будешь, — возразила она, уткнувшись ему в грудь. — Потому что ты поедешь вместе с нами.
— Да вы оба сошли с ума! Более глупого и безрассудного поступка нельзя и придумать. Леди Корделия обручена, дворец кишит офицерами, гостями, чиновниками. А вы двое целуетесь и милуетесь здесь среди апельсиновых кустов, словно пара деревенских пастушков!
Корделия смотрела на Лео не отрывая глаз — он в гневе был просто великолепен.
— Но мы не совершили ничего дурною. И вообще, вас совершенно не касается то, что я делаю, — заявила она, пока Кристиан поправлял сбившийся набок парик.
— Вы ошибаетесь. Я представляю здесь вашего будущего мужа, — оборвал он ее. — И меня более чем касаются ваши проделки, леди. Тем более когда они столь неблагоразумны по отношению к вам самой. Неужели вы не подумали о том, что произойдет, если вас увидят? — Он в упор глядел на них, его гнев внезапно куда-то пропал. — Вы ведете себя как глупые дети.
Повернувшись к Кристиану, который словно язык проглотил, он произнес более спокойно:
— Вам сейчас лучше уйти отсюда. Если вы хотите добра Корделии, держитесь от нее подальше, пока она еще здесь.
Так будет лучше для вас обоих.
Кристиан тупо смотрел на человека, который, как он догадывался, и был виконтом Кирстоном, поскольку аттестовал себя как доверенное лицо будущего мужа Корделии. Потом откашлялся и с достоинством произнес:
— Разумеется, я люблю Корделию, виконт, она мой лучший друг. Но мы отнюдь не влюбленные, если вы имели в виду именно это.
— Да, — резко подтвердила Корделия. — У нас просто дружеские отношения.
— Дружеские отношения — за полночь, в объятиях друг друга, в темной оранжерее! — усмехнулся Лео. — Да за, какого же простака вы меня принимаете?
— Пожалуй, мне лучше уйти, — произнес Кристиан, не сомневаясь, что переубедить Лео ему не удастся. — У нас вовсе не любовное свидание, но вы правы, Корделия не должна быть в моем обществе в такое время. Крестнице императрицы не подобает водить дружбу со скромным музыкантом Он произнес эти слова со спокойным достоинством, коротко кивнул и удалился.
Раздражение Лео постепенно прошло. Самообладание парня свидетельствовало в его пользу. Может быть, сам Лео поторопился с выводами, но нареченная Михаэля просто не имела права на подобные действия, сколь бы невинным ни был ее поступок на самом деле. Он повернулся к Корделии, молча стоявшей в густой тени какого-то дерева, и поманил ее пальцем.
— Прошу вас подойти поближе, леди.
Корделия сделала шаг и оказалась в полоске слабого света. Она не сводила взгляда с виконта. Гнев ее исчез, зато на нее нахлынуло то давешнее странное чувство. Они были одни в темном, пропитанном пряными запахами пространстве оранжереи. Ею владела одна мысль — как развеять зыбкий туман, в который погружалось ее сознание, это обволакивающее томление, которое ее кровь разносила по всему телу с каждым ударом сердца.
— Будьте добры поцеловать меня, как вы сделали это днем.
— Сделать что?
— Пожалуйста, поцелуйте меня, — терпеливо произнесла она. — Для меня это очень важно.
— Боже мой, это просто невероятно!
Не произнося более ни слова, Корделия шагнула к нему.
Он хотел было отойти назад, но не мог сделать ни шагу, словно был скреплен с ней невидимыми узами. Лео ощутил жар ее тела, вдохнул аромат ее кожи и волос. Она молча смотрела на него расширенными и лучащимися глазами.
— Ну пожалуйста.
Подняв руки, она положила ладони на щеки Лео и притянула его голову к себе.
Почему он не сдвинулся с места? Не остановил ее? Он просто не мог противостоять силе ее страсти, не мог сдержать свою собственную тягу к ней. Руки его легли на нежную шею, ощутив биение ниточки пульса. Губы ее приоткрылись навстречу его губам, сквозь них скользнул ее остренький язычок, ощутив гладкую влажность его языка, которым он как раз смочил свои мгновенно пересохшие губы. Груди ее напряглись, поднялись над вырезом глубокого декольте, жаждая его прикосновения. Он погладил пальцами ее белоснежную хрупкую шею, опустил руку ниже, ощутив мягкую волну ее плоти. Затем проник за вырез декольте и коснулся твердого поднявшегося соска. И все эти мгновения ее жадные губы не отрывались от уст Лео, как будто желая до дна выпить всю его душу.
Чрезвычайным усилием воли он вырвался из сладостной паутины, которую она уже свила вокруг него. Паутина эта была соткана из аромата ее волос, вкуса ее плоти, из ощущения гибкого тела, заключенного в его объятия.
— Матерь Божья! Довольно! — Оттолкнув от себя девушку, он провел ладонями по своему лицу, по губам, словно стирая ее следы, оставшиеся на его коже. — Вы колдунья?
Корделия, покачав головой, произнесла с нежным удивлением:
— Никакая я не колдунья. Просто я люблю вас.
— Не говорите ерунду. — Он пытался обрести себя. — Вы просто испорченный и упрямый ребенок.
— Нет, — снова покачала она головой, не соглашаясь с его словами. — Вовсе нет. Я никогда еще никого так не любила. О, правда, вплоть до этого дня мы с Кристианом думали, что любим друг друга. Но я никогда не жаждала, чтобы он целовал меня так, как я хочу вас. Я знаю, что я чувствую.
Лео усмехнулся, отчаянно прикидывая, не удастся ли ему нравоучительной тирадой пробить броню этого пугающего желания завладеть им:
— Вы ничего еще не знаете, дорогая моя девочка. Совершенно ничего Вы захвачены волной чувств, в которых не можете разобраться. Им место — в брачных покоях, вы поймете это достаточно скоро. Я виню только себя. Я не должен был целовать вас.
— Но ведь и я поцеловала вас, — спокойно заметила она. — Потому что так было нужно мне.
Он провел ладонью по волосам, отбросив черную прядь, упавшую на лоб.
— Послушайте меня, Корделия. Во всем виноват только я. Мне не следовало дразнить вас тогда, в галерее. Видит Бог, я не отдавал себе отчета, что играю с огнем. Но теперь вы должны выбросить из головы всю эту чушь о любви Вам предстоит стать супругой князя Михаэля Саксонского. Так вам суждено в жизни. И вы лишь причините себе вред, если не примете этого.
Корделия заправила за ухо выбившийся локон.
— Вы женаты?
— Нет, — не задумываясь ответил он на этот простой вопрос.
— А у вас есть любовница?
— Кто у меня есть? — Мгновенная смена темы разговора чуть не лишила его дара речи.
— Любовница, — повторила она, отбрасывая назад другой локон. — Я хочу знать, есть ли она у вас сейчас.
— Ступайте отсюда, Корделия, пока я окончательно не потерял терпение.
— Хотела бы я взглянуть, как это выглядит, — шаловливо произнесла она, но, когда он шагнул к ней, отступила.
Послав ему воздушный поцелуй, она повернулась и скрылась в темноте. Он постоял, провожая взглядом светлое платье, пока оно не растворилось вдали, и остался один, ощущая ее нежный аромат, витающий в воздухе.
Глава 3
Дождь хлестал по оконным ставням, сырой воздух, ползущий от окон, заставлял колыхаться пламя камина.
Князь Михаэль Саксонский положил перо и наклонился к огню, грея руки. Апрель в Париже отнюдь не всегда является месяцем распускающихся листьев и благоухающих цветов; случаются годы, когда апрельские ветры и дожди живо напоминают зиму.
Михаэль снова взял перо в руки и продолжил свое Занятие, покрывая толстые пергаментные листы переплетенной в кожу книги паучьими наклонными каракулями. Дойдя до конца страницы, он отложил перо в сторону. За последние двадцать лет он ни разу не пропустил ни одной ежедневной записи: в дневник скрупулезно заносились все расходы, записывалось каждое событие, пунктуально фиксировалась любая мало-мальски важная мысль.
Перечитав запись минувшего дня, он посыпал страницу песком и закрыл книгу. Встав, он с книгой в руке подошел к окованному железом сундуку под окном, достал из кармана ключ и открыл бронзовый висячий замок на нем. Сундук этот оставался закрытым даже в том случае, когда хозяин его был в комнате. Уж чересчур много опасных секретов хранилось здесь. Князь поднял тяжелую крышку и поставил книгу последней в ряду точно таких же фолиантов, на корешках которых, глядящих вверх, были вытиснены годы. Рука князя прошлась по корешкам. Его указательный палец остановился на цифре 1765 и выдвинул том. Стоя спиной к огню, он открыл книгу. Она распахнулась на записи, датированной 6 февраля. На всей странице была только одна строчка: «В шесть часов сегодняшним вечером Эльвира поплатилась за свою неверность».
Князь закрыл книгу и вернул ее на свое законное место.
С глухим стуком крышка захлопнулась, князь запер сундук и опустил ключ в карман. В камине зашипело сырое полено, отчего тишина в комнате, да и во всем доме, царящая в этот ночной час, стала особенно ощутима. Князь взял в руку недопитый бокал с коньяком и отхлебнул из него, глядя на пляшущие в камине огоньки, а потом снова подошел к секретеру, за которым писал дневник.
Открыв ящик стола, он достал оттуда миниатюру в рамке из жемчуга. С портрета на него глянуло юное улыбающееся лицо: черные как крыло ворона кудри оттеняли нежную кожу, большие и глубокие серо-голубые глаза сияли, слегка курносый нос придавал своей владелице немного шаловливый вид.
Леди Корнелия Бранденбург. Шестнадцать лет, крестница императрицы, племянница герцога. Безупречные черты лица и очень милое выражение… но никакого сходства с Эльвирой. Корделия была столь же яркой брюнеткой, как Эльвира — блондинкой. Его взгляд перекочевал на портрет, висевший над каминной полкой. На нем была изображена Эльвира сразу же после рождения двойняшек. Она откинулась в шезлонге, с плеч ее спадало платье из малинового бархата. Ее крупная грудь, еще увеличившаяся после родов, выступала из выреза декольте. Складка бархата лежала на бедре. Одна рука Эльвиры небрежно покоилась на коленях. На запястье художник живописал чудный браслет, который Михаэль подарил супруге после рождения детей. Небрежный зритель мог бы и не обратить внимания на редкостность этой вещи, но художник явно был очарован причудливым видом браслета и изобразил его в потоке солнечных лучей, детально выписав драгоценность на фоне складки малинового бархата. На губах Эльвиры играла хорошо знакомая
Михаэлю улыбка, та самая, что порой сводила его сума. Вызывающая и насмешливая. Даже когда она была запугана и он чувствовал ее страх, улыбка не сходила с ее уст.
Сколько же любовников было у нее? Со сколькими мужчинами она изменяла ему? Вопрос этот не давал ему покоя даже сейчас, когда Эльвира не могла больше уязвить его своей вызывающей улыбкой.
Он перевел взгляд на миниатюру, которую держал в руке.
В былые дни он, бывало, жаждал Эльвиру, но теперь ни за что не проявит постыдной слабости. Он должен взять эту девушку потому, что ему нужен наследник. Да еще ему необходима женщина просто для поддержания здоровья. Он не относился к тем мужчинам, которые готовы платить за удовольствие, от купленных ласк у него оставалась оскомина.
Чистая молодая женщина оживит его гаснущие силы, одарит наслаждением и принесет ему плоды своего чрева. И еще она с пользой сможет занять себя, заботясь о двойняшках. Лео полностью прав в том, что они должны получить более серьезное образование, чем их гувернантка в состоянии предоставить. Князь не проявлял особого интереса к детям, но хотел, чтобы они были воспитаны в понимании женского долга, дабы впоследствии могли стать достойными женами. Он уже начал планировать их замужество. Пятилетние дети — самая пора начать присматривать им приличные партии, имея в виду прежде всего новые перспективные связи для самого себя. Пусть впереди еще лет девять-десять до возможных браков, но мудрый человек готовит все заранее.
Их дядю в свои планы Михаэль пока не посвящал, полагая, что это его не касается, хотя сам Лео скорее всего с таким мнением не согласился бы. Он был очень привязан как к детям, так и к их матери. Смерть сестры потрясла и опустошила его Узнав о ее смерти, он меньше чем за неделю добрался из Рима до Парижа, а сразу после похорон на целый год покинул Францию. И потом ни разу не упоминал, где он был или как провел этот ужасный для него год.
Михаэль снова отхлебнул коньяку. Необходимость мириться с чрезмерной преданностью детям Эльвиры, которую питал Лео, представлялась не столь уж высокой платой за его неизменную дружбу. Его шурин был весьма полезным другом. Он знал всех при дворе, с изумительной точностью указывал, чьим влиянием лучше воспользоваться, чтобы быстрее добиться той или иной цели, обнаруживая дар прирожденного дипломата. Вдобавок к этим талантам он всегда был душой компании, остроумным собеседником; прекрасным игроком в карты, страстным охотником и самозабвенным наездником.
Так что никто лучше его не смог бы взять на себя заботы о женитьбе друга и родственника. Михаэль улыбнулся про себя, вспомнив, как воодушевился Лео, узнав о намерении князя снова жениться. Не выказал ни капли сожаления о том, что пустующее место его сестры будет занято, но искренне обрадовался тому, что близнецы обретут мать, а супружеское одиночество его друга окончится.
Да, Лео Бомонт был чудесным человеком… хотя и немного легковерным.
— Ох, Корделия, я так измучена! — Тойнет со вздохом откинулась на спинку шезлонга. — Мне так скучно слушать все эти речи, стоять как манекен, пока все вокруг талдычат о протоколе и прецедентах. Почему я обязана играть сегодня после обеда эту дурацкую комедию — заявлять перед лицом толпы, что я отрекаюсь от всех претензий на австрийский престол? Разве это не очевидно? Кроме того, есть же еще и Иозеф, и Фердинанд, и Максимиллиан, и у каждого из них куда больше прав на престол, чем у меня.
— О, ювелир уже сделал браслет. — Той нет заметила блеск золота в солнечном луче на руке Корделии.
— Да, и он довольно странный. — Корделия, нахмурясь, расстегнула замок и сняла браслет с руки. — Я поначалу не обратила особого внимания на его форму, но теперь разглядела получше — это змея, держащая во рту яблоко. Погляди.
С этими словами она протянула браслет принцессе. Тойнет взяла его и шутливо подбросила на ладони.
— Да, он прекрасен, но… но… как бы это сказать?
— Зловещий? — подсказала ей Корделия. — Отталкивающий?
Тойнет поежилась и коснулась пальцами продолговатой змеиной головы, сжимающей во рту жемчужину-яблоко.
— Что-то в этом роде, не правда ли? Мне кажется, он очень древний.
Возвращая украшение хозяйке, она снова поежилась.
— Средние века, по мнению ювелира. Он был поражен им… сказал, что не видел ничего подобного, только на иллюстрации в псалтыре тринадцатого века. Тебе не кажется странным, что при такой древности на нем только три подвески?
На самом деле даже две, если не считать башмачок, который приделан для меня.
— Возможно, другие были утеряны за столь долгий срок.
— М-м-м. — Корделия потрогала пальцами тонкой работы розу из серебра, в центре которой красовался темно-красный рубин. Рядом с ним на цепочке свисал лебедь, вырезанный из изумруда, воспроизводящий живую птицу во всех деталях. — Я порой думаю: кому все это принадлежало до меня? Где они жили?
— Мне кажется, это очень ценная вещь.
— Да, — согласилась Корделия, снова застегивая браслет. — Мне он и нравится, и не нравится. В нем есть какое-то зловещее очарование, но уж очень хорош башмачок. Когда я смотрю на него, то думаю о Золушке, спешащей на бал — Она рассмеялась при виде изумления, отразившегося на лице подруги. — Боже мой, который час?
С испуганным вскриком: «Ну почему я всегда опаздываю?» — Корделия вскочила на ноги — часы в часовне пробили полдень, их звон разнесся по двору сквозь раскрытые окна.
— Потому что считаешь, что так ты интереснее, — с понимающей усмешкой ответила Тойнет. — Куда ты опоздала на этот раз?
— Я должна была без четверти двенадцать явиться в часовню, чтобы прорепетировать там с капелланом свое собственное венчание. Я вовсе не хотела задерживаться. Это все из-за браслета. Хотя отец Феликс все равно знает, что я редко куда прихожу вовремя.
— Но твой муж может ценить точность, — заметила принцесса, любуясь на свое отражение в маленьком зеркальце, оправленном в серебро.
Корделия усмехнулась:
— Настоящий муж или его заместитель?
— Князь Михаэль, разумеется. Виконт всего лишь марионетка.
— О, я не думаю, что это так, — задумчиво произнесла Корделия. — Лео Бомонт вовсе не марионетка. Во всяком случае, я уверена, что его не будет на репетиции.
Послав Тойнет воздушный поцелуй, она исчезла за дверью.
С памятной встречи с виконтом в оранжерее позавчера вечером она лишь однажды видела его издалека, но нянчила свои думы о нем, как страшную и сладкую тайну, лелеяла его образ, который являлся ей в сновидениях и в предрассветных мечтах, и продолжала пребывать в полусне-полугрезе, чувствуя, как захлестывает ее эта всепоглощающая страстная любовь, пламя которой сжигало изнутри словно лихорадка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40