Такова наша природа. Моя и твоя. Ты, как и я, не можешь отказаться от того дара, что носишь в себе. — Она сжала его ладонь, и он снова почувствовал знакомую пульсацию и ток крови. — Ты пренебрегаешь тем, чем наградила тебя природа.— Мне это не нужно.В голосе его было столько горечи и гнева, что Шинид удивленно взглянула на него. Откуда эта горечь? Что за тайну хранит он в себе? Сколько еще у него секретов?— Смотри, Коннал, — сказала она, отнимая его ладонь от своего плеча. — Этого бы не было, если бы я говорила неправду. — Потом она отвернулась и тихо добавила: — Если бы в тебе не было волшебной силы, ты не нашел бы меня в лесу.Она легко поцеловала его в лоб и, увидев, что ему этого мало, замерла, ожидая от него дальнейших действий.Коннал в ярости сжал кулаки. Черт возьми, она права! Как он ненавидел минуты, когда она вновь оказывалась права, а он оставался в дураках.— Де Курси ждет, и твоя тетя Рианнон — тоже. Коннал посмотрел на нее с высоты своего роста.— Когда ты будешь готов, Коннал, ты расскажешь мне, что тебя печалит?Никогда, решил он. Никогда он не раскроет перед ней своей постыдной тайны. Он сгорит от стыда, как только произнесет вслух имя своего настоящего отца, предателя и труса. Не сможет он назвать и имя своей настоящей матери, ибо она предпочла послать на смерть своих родичей ради любви его отца. Ни тот, ни другой не захотели спасти ни одной невинной души только из-за того, что хотели хоть мгновение побыть вместе.Латы тускло поблескивали на неярком утреннем солнце. Копыта стучали о мерзлую землю, трубы играли, сообщая обитателям замка о прибытии гостей. Крепость, расположенная на крутом утесе, омываемом с запада морем, была похожа на ледяной дворец. Но солнце припекало не по сезону, и ледяная шапка на крыше слегка подтаяла.Весна наступила рано в этом году, подумала Шинид и улыбнулась Конналу, ехавшему рядом. Все его рыцари были в доспехах, он один был в простой тунике. Коннал предпочел одежду ирландского воина, из того, что одолжил ему Рори. И это его решение говорило Шинид о большем, нежели он мог бы выразить словами. Он весь лучился гордостью, и гордость его согревала ее сердце.— Ты мне весь день улыбаешься, — проговорил Коннал, не поворачивая головы.— Может, потому, что нам осталось получить последнюю подпись и с делом будет покончено?— Это верно, закончим и направимся в Англию.— Тогда желаю тебе приятного путешествия, ибо я остаюсь здесь.— Нет, ты поедешь со мной. — Коннал продолжал смотреть прямо перед собой.— Зачем?Коннал улыбнулся, почувствовав ее возмущение.— Потому что ты моя невеста, и Ричард хочет видеть тебя.Шинид отвернулась. У нее не было желания встречаться с королем, который играет чужими жизнями, словно разыгрывает партию в шахматы. И честность ее призывала прямо сказать об этом Конналу. Но разговор пришлось отложить, ибо ворота широко распахнулись и кавалькада торжественно въехала во двор замка Кракфергюс.Шинид смотрела на де Курси, сильного и крепкого для своих лет мужчину, хотя волосы его были уже седыми. Он крепко обнял Коннала и улыбнулся.— Добрый день. Похоже, Пендрагон, тебе повезло больше, чем я ожидал.— Не стану спорить с этим, милорд, — засмеялся Коннал и, обернувшись к Шинид, помог ей спуститься на землю. Ладони ее легли ему на плечи, и она опять улыбнулась ему. Какая мелочь — одежда, но как радовалась она тому, что он выбрал именно ее. Он знал, что угодил ей своим выбором. Ему не надо было спрашивать ее об этом, он и так знал. Он обнял Шинид за талию и повел ее вслед за хозяином в дом.Не успели они войти, как все присутствующие повернулись к ним. Наступила тишина. Слышно было лишь шарканье ног да осторожное покашливание.Шинид обвела взглядом зал и нахмурилась.— Коннал?— Держись рядом со мной, девочка. — Он тоже тревожно осматривался.— Ты чувствуешь что-нибудь?Он кивнул. Коннал не знал, что думать об этом, но с той секунды, как он переступил порог замка, им овладела ярость. Жгучая, как июльское солнце. Он внезапно покрылся потом, мышцы его напряглись. Больше он не мог не замечать своего дара, он понял, о чем пыталась все время сказать ему Шинид, Дар этот давал ему преимущество перед другими, и пользоваться им ему надлежало мудро и осторожно, не показывая окружающим, что он у него есть.Шинид прижалась к нему, положила руку ему на плечо и улыбнулась. Только вот улыбка у нее получилась грустной.— Что ты чувствуешь?— Злость. Гнев. И как мне кажется, гнев этот направлен на тебя.Улыбка ее померкла.— Я привыкла к враждебному отношению.— А я, думаешь, нет? Не показывай им свою силу и не отходи от меня.— Это я тебе обещаю. Коннал хитро прищурился.— Не верю ушам своим! Еще никогда мне не удавалось с такой легкостью добиться от тебя послушания.— Одно дело — уступать по собственной воле, другое — когда от тебя требуют покорности. Ты бы должен понимать разницу, рыцарь. — Томность ее улыбки, этот особый взгляд заставили и его сердце гулко забиться. А потом она поцеловала его. Легко, едва коснувшись губами его губ, но сердце его подпрыгнуло и едва не выскочило из груди.Он прижал ее к себе, ощущая ее всем телом, и когда страсть затопила его, он услышал голос:— О, прошу прощения, Пендрагон. Если ты, конечно, в состоянии отвлечься, парень. — Это был де Курси. — Позволь представить тебя моей жене.Коннал отпустил Шинид, и она подошла к хозяйке замка.— Эффрека, ты выглядишь прекрасно, — улыбнулась она, обнимая хрупкую женщину.Эффрека закрыла глаза и, обняв Шинид, покачала ее, словно та была ребенком.— Ах, малышка, как ты выросла! И превратилась в настоящую красавицу.Де Курси послал жене удивленный взгляд:— Эффрека, любовь моя, только не говори, что ты знаешь леди Шинид.— Ты никогда не спрашивал меня, дорогой, знаю ли я ее. К тому же когда мы виделись в последний раз, она была еще ребенком. — Эффрека не отводила глаз от Шинид, гладила ее по волосам, отвела непокорную прядь от лица. Шинид сняла плащ, и Эффрека, взяв его из рук гостьи, передала слуге. — Пойдем, дорогая, посплетничаем. Прошло много лет с тех пор, как я получала вести с севера. Ты должна поделиться со мной последними новостями.Шинид оглянулась на Коннала через плечо. Он шагнул, было к ней, но де Курси его удержал:— С ней все будет в порядке, не волнуйся, Пендрагон.— Простите меня, милорд, но она находится под моей защитой. — Коннал жестом подозвал Наджара, и тот молча встал у Шинид за спиной. Рядом с ним тут же возник Брейнор.Коннал кивнул в знак одобрения и лишь, затем повернулся к хозяину дома:— Давайте найдем место поспокойнее, милорд. Нам надо поговорить без посторонних.Де Курси повел гостя в свой кабинет. Пока слуги будут накрывать столы для пира, у них будет время все обсудить.Прежде чем удалиться, Коннал в последний раз взглянул на Шинид. Она болтала с Эффрекой, оживленно жестикулируя. Обе женщины светились радостью. Встреча была им приятна, и это было заметно всем. Коннал радовался за них, но чувство тревоги, мрачное предчувствие, которое он испытал, войдя в замок, ни на минуту не оставляло его. Все, от безусых юнцов до стариков, не сводили глаз с Шинид. И Коннал вдруг обнаружил, что страшно ревнует.— Коннал! — окликнул его де Курси.Коннал обернулся и увидел, что в кабинете находится еще один человек.При виде Коннала сидящий за столом мужчина встал, и Коннал узнал в нем одного из рыцарей Круа.— Сэр Филипп, что привело вас сюда?— Мой сеньор послал меня с поручением. Коннал нахмурился.— Какие-нибудь неприятности?— Нет, сэр. Мне только приказали вручить вам это. — Он протянул Конналу толстый пакет.— Он здесь уже сутки, Пендрагон. Ждет тебя. Я решил, что лучше посланник не будет никому мозолить глаза.Коннал взял пакет и, извинившись, отошел в дальний конец комнаты, к окну. Он присел на скамью в нише и, сломав сургучную печать, пробежал глазами присланные ему бумаги. Затем он посмотрел на Филиппа.— Ты знаешь, что ты привез?— Нет. О'Доннел… Прошу прощения, лорд де Клер сказал, что это должны увидеть только вы. Вы хотите, чтобы я ушел, сэр?Коннал покачал головой и начал читать письмо, написанное рукой де Клера. В нем он писал, что ему известно о ранении Шинид, и он благодарит Коннала за помощь. Тон письма был очень серьезен. Де Клер был уверен, что убийца прибыл из Англии, и хотя он не посмел написать ничего, что, в случае перехвата письма, могло быть истолковано как измена, тем не менее, намекал на то, что принц Иоанн затевает покушение на Коннала. Коннал читал между строк: о подстрекательстве Иоанна к покушению де Клер знал точно. Он также писал о том, что предатель может скрываться среди тех, кого Коннал считает своими друзьями. Или это может быть один из его людей, а также из тех, что приехали с ним из замка Круа.Коннал в раздумье потер щеку и, жестом пригласив Филиппа присесть, предложил ему вина. Что Рэймонд хотел сказать ему? Что жизнь Шинид теперь вне опасности, или, наоборот, опасность для ее жизни увеличилась стократ?«Я боюсь за вас обоих, сын мой, — говорилось в письме. — И я все еще не знаю, могу ли называть тебя своим сыном. Она чертовски упряма, вся в мать, и не станет прислушиваться к зову сердца, если решит, что так будет лучше для тех, кто от нее зависит».У Коннала было насчет Шинид свое мнение. В отличие от де Клера он точно знал, что покушения будут, и не на него, Коннала, а на Шинид. Не зря же он под пыткой вытянул у пленника признание. Понимал Коннал и то, что Шинид нужна им живая. Убивать ее не было смысла: смерть ее не принесла бы пользы никому, в том числе и принцу Иоанну, слишком известной личностью была она в Ирландии. Убей ее — и начнется смута. Собственно, Иоанн этого и добивался, но смерть Шинид всколыхнет такие силы, что Иоанн не сможет удержать их под контролем и будет сметен, как щепка бурным потоком. Расклад сил при дворе тоже был Конналу хорошо известен. Положение его оставалось стабильным и прочным, и место его по правую руку от Ричарда пока никто оспаривать не решался. Ричард стремился к миру, и Коннал помогал ему в этом, но мир в Ирландии был невыгоден Иоанну. Он хотел, чтобы Ирландия постоянно кипела, как котел на костре, и тогда в котел этот можно будет то и дело забрасывать новые армии. Эта неспокойная страна как нельзя лучше подходила для подготовки переворота. Свалить Ричарда чужими руками — вот о чем мечтал Иоанн. Свалить руками ирландцев. А потом покарать их и избавиться от свидетелей.Дальше в письме говорилось:«Она самый дорогой подарок, что я могу тебе преподнести. Ты сам поймешь, когда сказать ей об этом».Нахмурясь, Коннал сложил письмо и сломал вторую печать.Он не знал, смеяться ему или плакать.Ибо второй документ был не чем иным, как брачным контрактом между сыном Пендрагона и дочерью де Клер, подписанный главами обоих семейств и скрепленный печатью обоих кланов.В глазах короля и церкви они с Шинид уже были официальными супругами.«Господи, — подумал он, — все неприятности еще только начинаются». Глава 15 Гримаса боли исказила лицо Шинид, тело ее в болезненном напряжении изогнулось, словно лук с натянутой тетивой. Ночь не принесла желанного покоя. Кошмары вернулись с потрясающей правдоподобностью. Она даже чувствовала характерный запах сражения. И запах крови. Крови Коннала. Клинок глубоко вошел в его тело. Она пыталась увидеть, кто сделал это, и, если возможно, предотвратить удар, но не могла сосредоточиться. Мысленный взор ее был устремлен лишь на Коннала, на то, как он вырвал меч, как застонал в агонии, как отбросил оружие и упал на колени. А потом на землю. Кровь промочила его тунику, сначала черная, потом красная, она пролилась на снег, захлюпала в черной слякоти. Он схватился за бок, он звал ее по имени, стараясь кричать громче, но силы оставляли его, и голос его был едва слышен. Пальцы его, прижатые к ране, были в крови. Он потянулся к ней, попытался подняться, но упал как подкошенный, и имя ее было у него на устах, когда жизнь покинула его тело.— Коннал!Услышав ее крик, Коннал влетел в ее спальню полуголый. Следом за ним вбежал Гейлерон. Отослав Гейлерона взмахом руки, Коннал поспешил к кровати. На мгновение он замер, увидев ее. Шинид, как в лихорадке, металась на постели и плакала, как дитя.— Шинид! — крикнул он, тряся ее за плечи.Она вцепилась в него, вновь и вновь повторяя его имя. Она захлебывалась от плача и дышала с трудом. Господи, да она задыхалась! Коннал помог ей сесть и снова стал трясти за плечи. Она открыла невидящие глаза — сон еще не покинул ее, — глубоко вздохнула и наконец проснулась.— Не бойся, детка, я с тобой.— Коннал? — Она заморгала, шмыгнула носом, обхватила руками его шею и порывисто, крепко обняла его. Ее била дрожь. Пальцы ее впивались в его спину, ладонью она гладила его бок, словно хотела нащупать что-то.— Господи, Шинид, детка, все в порядке, моя хорошая, — ворковал он.Она лишь глубже вжималась лицом в изгиб его шеи. Она готова была забраться к нему на колени, лишь бы быть еще ближе.— О Коннал!.. — всхлипнув, простонала она.— Ты кричала так… страшно.— Я кого-то разбудила?— Никого, только Гейлерона напугала. Он стоял на часах под твоей дверью.Шинид покраснела от смущения. Коннал, нахмурившись, чуть отстранился, чтобы получше рассмотреть ее, убрал влажную прядь с ее лба.— Это был всего лишь ночной кошмар.Шинид подняла голову и вдруг поцеловала его, страх ее разрастался, выходил из-под контроля.Коннал ответил на поцелуй, он жадно пил нектар ее рта, он стонал от наслаждения. Она обвила его руками, увлекая за собой на постель. Все мысли испарились, желание заслонило собой страх. Сердце ее чуть не выскакивало из груди, чтобы соединиться с его сердцем и биться в унисон.Так будет всегда, вдруг осознал он, и ладонь его скользнула вдоль ее бедра.Огонь в камине взметнулся ввысь, лизнув каминную полку.Воздух подернулся туманом и шелестел, словно сухая листва, по которой проводишь ладонью. Он вдруг стал гуще там, где плоть встретилась с плотью и стала одним целым. Над ними сквозь каменные стены тянулись зеленые ветви дикого винограда, сама природа обволакивала их коконом, создавала гнездо для их любви.А они все целовались.Она застонала, беспомощно, отчаянно, и Коннал вдруг понял, что ни с одной женщиной у него не было и не будет ничего подобного. Он желал только ее. Ее одну.И он желал ее не ради ее земель и замков, не ради короля. Но ради ее души. Ради своей души, ради ее спасения. И когда ладони ее соскользнули с его плеч вниз, к груди, он не думал о себе, о том, что должен быть настороже. Он не думал о том постыдном и страшном, что обречен был скрывать от нее, а лишь о ней одной, о ее губах, касавшихся его губ, о том, что она хочет его, желает его, изнемогая от страсти, и ждет, чтобы он успокоил ее, развеял ее страх.— Тебе снился я, я это чувствую, — прошептал он где-то возле ее губ.Осмелится ли она рассказать ему? Шинид не знала. Сможет ли он развеять ее страхи? Или стоит лишь произнести вслух весть о его гибели, и она призовет к нему смерть? Она рискнула все же и сказала ему:— Да, мне снился ты.Голос ее дрогнул, и он стал покрывать поцелуями ее лицо, он вновь овладел ее ртом, он знал, что она чувствует, и охотно отдался бы этим чувствам. Но он ощутил в ней тревогу и должен был успокоить ее страх. Он знал по собственному опыту, как это делается. Он знал, что стоит взять ее, утолить ее желание, слиться с ней в одно, и страх отступит, ибо тогда им будет не до страха, не до чего. Но он знал и другое: потом, когда все закончится, страх вернется. Соитие лишь отодвинет его на время. Не этого он желал для нее. Он мечтал изгнать тревогу из ее души навсегда, а для этого нужны более сильные средства. Доверие рождает доверие, и, тронутый ее признанием, Коннал спросил себя, хочет ли он сам освободиться от оков страха, и понял, что мечтает об этом. Он понял вдруг, что освободить ее от страха может, лишь освободившись от собственных страхов и боли.И когда он понял сокровенное желание своей души, произошло чудо. Ледяной панцирь, в который он заточил свое сердце, дал трещину, раскололся, и простыня, разделявшая их, соскользнула, и ее теплая со сна, нежная грудь прижалась к его обнаженной груди. Коннал застонал в изнеможении и откинулся на спину. Она потянулась к нему, рот ее искал его рот, и он взял то, что она давала ему. Он брал и был счастлив. С ней он чувствовал себя беспомощным, не было в нем ни власти, ни силы. Ибо Шинид наполняла его чем-то более сильным, чем желание.Она наполняла его надеждой.И любовью, от которой он когда-то давно отказался во имя долга и чести.Он с трудом оторвался от ее рта и взглянул в синие глубины ее глаз.«Да, — почти с грустью подумал он, — я влюбился в нее. И все, что я говорил ей о долге и чести, было убогой ложью».Она прошептала его имя и коснулась застежки на штанах.— Перестань, прошу тебя, — задыхаясь, прошептал он. Он схватил ее за запястье. — Я еще недостаточно силен. — Взгляд его пировал на ее обнаженной груди, жаждущей его ласки, и вдруг он увидел слезы в ее глазах и понял, что был прав.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33