Мама побледнела и заявила, что ни за что не сможет этого сделать. Она обязательно их уронит, и леди Уэйлин подумает, что она их только что украла. Она согласна была отвлечь леди Уэйлин на несколько минут, заговорить о розах, например. А я должна спрятать бриллианты.
Наконец, мы велели запрячь экипаж и ровно в десять тридцать отправились в Парэм. Наши владения граничат друг с другом и, через парк, до их дома всего четверть часа ходьбы. Но мы ехали в экипаже с визитом в графский дом и поэтому сделали крюк, проехав целые две мили в объезд по дороге. Въезжая в кованые железные ворота мимо двух злобно оскалившихся грифонов, мы почувствовали, что уверенность нас покидает. И чем ближе мы подъезжали к дому, тем величественнее он нам казался. Парэм строился в те времена, когда дома были похожи на крепости. По обе стороны фасада возвышаются высокие башни, соединенные амбразурами вдоль всей линии крыши. Хотя дом и обновлялся за свою долгую жизнь не раз, но его фасад все еще выглядит очень мрачно.
— Нам надо было захватить с собой пушки, — сказала мама.
Нас встретил не орудийный залп, а дворецкий, у которого был такой вид, что наш Стептоу рядом с ним выглядел бы дружелюбным щеночком. Никогда в жизни я не видела такие высоко поднятые брови и не слышала, чтобы слуга разговаривал таким надменным тоном.
— Вы желаете поговорить с ее светлостью? — удивленно воскликнул он, как будто мы сказали, что хотим ее застрелить.
— Если она не слишком занята и сможет нас принять, — пролепетала мама извиняющимся тоном.
Мне не хотелось показывать, что нас напугал вид какого-то дворецкого.
— Мы всего на несколько минут, — решительно сказала я и, слегка оттолкнув его локтем, вошла. Мама поспешно проскользнула следом за мной.
Мы уже бывали в помпезной приемной зале, когда приходили сюда во время выборов. Здесь было много мрамора, экзотические резные панели, картины и греческие бюсты. Но нас больше интересовала голубая гостиная, где восседала ее светлость, перелистывая какой-то журнал. У ее ног лежал курносый мопс.
Дворецкий спровадил нас в небольшую прихожую, где обычно принимал рассыльных из магазинов и мелких торговцев, и сказал, что пойдет узнать, дома ли ее светлость.
— Посмотрите в голубой гостиной, — посоветовала я.
Целых десять минут мама и я ждали его возвращения. Мы подумали, не спрятать ли бриллианты прямо здесь, но решили, что это опасно.
— Они могут заподозрить, что это сделали мы, — прошептала мама. — Лучше всего оставить их в какой-нибудь комнате, где бывала леди Маргарет.
— Если она откажется нас принять, я суну их за этот диванчик прежде, чем с него поднимусь.
Наконец, пришел дворецкий и объявил:
— Ее светлость может уделить вам несколько минут.
Мы встали и прошли в голубую гостиную. Это была не комната, а настоящая выставка мебели. Все здесь выглядело роскошно: персидские ковры, парчовые занавеси, масса резной мебели из красного дерева и несметное количество безделушек.
Леди Уэйлин сидела, небрежно откинувшись на полосатом канапе. Она подняла голову, перестала гладить своего уродливого рыжего мопса и произнесла ворчливо:
— Так это вы Барроны? (Всю жизнь Уэйлины были нашими ближайшими соседями).
Мы с мама подтвердили, что это действительно мы, и переступили порог святилища.
Давно известно, что хозяева похожи на своих домашних животных, и леди Уэйлин была тому подтверждением: плоское лицо с широко расставленными глазами, курносый нос и морщинистый лоб. Нездоровый желтоватый цвет лица и расплывшаяся фигура говорили о том, что она ведет малоподвижный образ жизни. На ней было безукоризненно сшитое платье из люстрина цвета спелой ржи.
Она переложила мопса с колен на диван рядом с собой и указала нам на два стула с высокими спинками. Мы сели. «Тут ничего не спрячешь», — подумала я.
— Чем я могу быть вам полезной? — спросила леди Уэйлин тоном важной гранд-дамы.
Мама была совершенно подавлена ее холодным приемом. Но я постаралась взять себя в руки и снискать ее расположение.
— Мы собираемся организовать Общество любителей книги, леди Уэйлин, и подумали, что, может быть, вы этим заинтересуетесь.
— Кто это «мы»? Вы и ваша мама?
— Я и еще несколько дам из Альдершота.
— А, Альдершот, — произнесла она таким тоном, как будто это была колония прокаженных. — И что это за Общество любителей книги, скажите на милость?
Я подавила в себе желание спросить ее, знает ли она, что такое книга, и терпеливо объяснила, в чем заключается план миссис Чотон. Вы делаете взнос для покупки книги, потом читаете ее по очереди и, наконец, обсуждаете.
Когда я закончила, она наклонила голову набок и произнесла:
— Чепуха! Вы только будете мешать работать нашей библиотеке. Если у вас и ваших друзей, мисс Баррон, есть лишнее время и деньги, вам лучше потратить их на благотворительность. Девушкам вредно читать романы. У них в голове заводятся всякие вредные мысли.
— Это как раз то место, где им и положено водиться, мадам, — тут я почувствовала, как мама больно ударила меня по ноге.
— Если бы вы с пользой проводили время, вы бы в вашем возрасте не были незамужней девицей, и у вас нашлись бы дела поважнее, чем чтение книг.
Итак, я получила не только прямой отказ, но еще и оскорбление. Я вопросительно посмотрела на мама. Теперь была ее очередь. Конечно, трудно было сразу ни с того ни с сего начать разговор о розах, а это была единственная тема, на которую она могла бы поговорить с леди Уэйлин. Чтобы дать ей возможность выбрать подходящий момент, я продолжила:
— Что вы имели в виду, когда сказали о благотворительности, мадам?
— Помощь бедным, конечно. Это и есть благотворительность — помощь тем, к кому судьба менее благосклонна.
Мне надоело слушать ее нудные рассуждения, но нужно было выиграть время. Я судорожно осматривала комнату, стараясь найти вазу или какой-нибудь сосуд для нашего трофея.
— Я слышала, лорд Уэйлин помогает школе для сирот.
— Да, Уэйлин сейчас дома, и вам об этом хорошо известно, сударыня.
Она говорила со мной таким тоном, как будто я, безнадежная старая дева, специально прибежала поохотиться за ее сыночком. Обидно было выслушивать такие намеки, но я не могла позволить ответить ей так же ядовито. Наконец, мой взгляд остановился на небольшой сине-белой китайской вазе на столе возле двери. У нас дома есть очень похожая ваза в голубой комнате для гостей. Леди Уэйлин, конечно, не потрудится встать и проводить нас к выходу. Может быть, она ничего не заметит, хотя я и буду в поле ее зрения. Хватит ли мне храбрости рискнуть?
— Да, я конечно, слышала, что лорд дома, — сказала я.
— Уэйлину вряд ли будет интересно ваше книжное общество.
— Мы и не собираемся его приглашать, мадам.
Она говорила ужасно неприятным резким тоном, и мне хотелось поскорее уйти. Нужно, все-таки, попробовать китайскую вазу.
— В таком случае, я скажу своим приятельницам, что вас это не заинтересовало.
Я взяла свою сумочку и перчатки. Мама последовала моему примеру, но вид у нее был растерянный. Мопс открыл пасть и отрывисто тявкнул. Леди Уэйлин стала гладить его и разговаривать, как с маленьким ребенком.
— Наш Буббочка хочет погулять в садик?
Славная собачка!
Потом она повернулась ко мне и произнесла совсем другим, холодным тоном:
— Можете сказать Ситону, когда будете выходить из дома, чтобы он пришел за Бубби.
Я с трудом удержала себя, чтобы не сказать ей спасибо за то, что она осчастливила меня таким почетным поручением. Жаль, что я не посоветовала ей самой позвать Си-тона. Я поднялась со стула, холодно кивнула и спросила:
— Мама, вы готовы? Пойдемте. Мы и так уже отняли у леди Уэйлин слишком много ее драгоценного времени.
Я многозначительно посмотрела на Бубби. Мама была только рада поскорее уйти.
— Прощайте, леди Уэйлин.
Леди Уэйлин только молча кивнула головой и даже не удостоила нас ответом. Мы должны были пройти довольно большое расстояние до двери, а она тем временем снова стала разговаривать со своим мопсом. Я показала глазами на китайскую вазу и прошептала:
— Я опущу ожерелье туда. А вы отстаньте на шаг и прикройте меня, чтобы она не видела.
Опустив руку в карман, я нащупала бриллианты. Мне оставалось сделать только один шаг вправо и бросить ожерелье в вазу. Мама старалась меня закрыть, как могла. Моя сжатая в кулак рука была уже над вазой, но в это самое мгновение мама что-то странно прошипела мне в самое ухо. Я подняла глаза и увидела лорда Уэйлина. Он стоял в дверях в двух шагах от меня. Каждая черточка его красивого лица заострилась, как лезвие кинжала. Сухощавая подтянутая фигура напряженно застыла. Гладкие, соломенного цвета волосы блестели в лучах солнца. Густые черные брови были нахмурены, надменные серые глаза сверлили меня испепеляющим взглядом, как будто перед ним была воровка или убийца.
— Вы интересуетесь китайским фарфором? — спросил он таким тоном, будто хотел сказать: «Вы собирались положить мою вазу в карман, мисс?»
Кровь ударила мне в голову, я побагровела:
— Нет, я просто хотела посмотреть из любопытства. У нас дома есть такая же вазочка.
Он осторожно взял вазу своими красивыми длинными пальцами и держал ее подальше от меня, словно боясь, что я снова могу к ней прикоснуться. Ваза была около восьми дюймов высоты, не совсем обычной формы — слегка приплюснутая и украшенная фигуркой дракона и витиеватым орнаментом.
— Не может быть! Я просто поражен, потому что мне говорили, что моя ваза уникальна.
— Наша, по-моему, чуть больше, — мне хотелось хоть в чем-то перещеголять его.
— Это очень распространенная ошибка подельщиков, потому что у них перед глазами не оригинал, а только его фотография. Вещица, которая имеется у вас, по-видимому, одна из итальянских подделок. Они были очень распространены в прошлом веке. А этот оригинал восходит к династии Минь, примерно 1500 год. Белый прозрачный фарфор с синей глазурью впервые начали изготавливать во времена династии Ян. Этот стиль достиг наивысшего расцвета в Миньский период, — говоря это, он с осторожностью, нежно касался вазы длинными пальцами.
Я пробормотала небрежно:
— Очень миленькая штучка.
— И очень ценная, — добавил он, аккуратно возвращая вазу на подставку. — Вы уже уходите? — он перевел свой змеиный взгляд на мама, давая понять, что это касается нас обеих.
— Мы как раз уже выходили, милорд, — поспешно подтвердила она.
Он не спросил нас о цели нашего визита, но его удивленно поднятые брови были достаточно красноречивы, и я решила рассказать ему об Обществе любителей книги.
— Вашу мама это не заинтересовало.
— Но мы не должны отпускать вас с пустыми руками, мис…
Я подумала, что, возможно, его поднятые брови означают, что он не помнит, кто мы такие.
— Мисс Баррон, — произнес он, наконец, узнав нас. — У нас много книг, которые никто не читает. Я прикажу отослать кое-что в Гернфильд, может быть, они вам понравятся.
Мы не пришли к ним с протянутой рукой просить милостыню, но мне так хотелось поскорее уйти, что я пробормотала «спасибо» и стремительно направилась к двери, мама вприпрыжку заторопилась следом.
Когда мы выходили, я слышала, как леди Уэйлин громко жаловалась;
— Я попросила прислать ко мне Ситона. У этой девчонки скверный характер.
Ситон снизошел и открыл перед нами дверь.
— Ее светлость хочет видеть вас, Ситон, — сказала я и вышла, стараясь держаться с достоинством.
— Какой ужас! — воскликнула мама, как только дверь за нами закрылась. — Никогда в жизни не встречала такого холодного приема. Поднос с чаем стоял прямо перед ее носом, а она даже не предложила нам чашечку. Что за манеры! (Я, откровенно говоря, никакого подноса не заметила).
— Ты так и не смогла подбросить бриллианты?
— Нет, лорд Уэйлин вошел слишком быстро. Он подумал, что я хочу украсть эту мерзкую старую вазу. Ты видела, как он посмотрел на меня?
— Все Уэйлины слишком задирают нос. Они так нас принимали, как будто мы прокаженные. Но хуже всего то, что завтра нам снова придется сюда вернуться.
— Ни за что! — перед моим мысленным взором снова предстала фигура лорда Уэйлина. Высокий, элегантный, широкоплечий, с блестящими, тщательно ухоженными волосами. Взгляд его серых глаз вызывал какое-то непонятное беспокойство. Гордый профиль, надменно поднятый подбородок, насмешливая улыбка на губах. При одном воспоминании о нем меня снова охватило чувство жгучего стыда.
— Никогда в жизни я больше не переступлю порог этого дома! Пусть меня лучше арестуют за укрытие краденого!
— Только этого нам не хватало! Ты должна пойти еще раз, Зоуи.
Глава 4
В этот вечер у мама был приступ ревматизма, и сильно (как нельзя кстати!) разболелись колени. Поэтому на следующее утро я отправилась в Парэм одна. Ровно в десять тридцать, как и вчера, я застала ее светлость дома. Нам оставалось только одно: или вернуть ожерелье, или запереть Стептоу в подвале, пока мы не придумаем какой-нибудь новый план. Он стал вести себя так вызывающе нагло, что нужно было действовать без промедления. Как только ожерелье будет возвращено в Парэм, мы выгоним его с треском. И пусть тогда кричит, что нашел бриллианты в Гернфильде. Все поверят нам, а не ему. Бродаган объявила, что готова стать лжесвидетельницей, Господь простит ей этот грех, но она больше не может жить под одной крышей с этим чванливым петухом.
Мы с мама надеялись, что когда бриллианты будут возвращены Уэйлинам, они не начнут судебное расследование, даже если Стептоу расскажет, что нашел ожерелье у нас. Леди Уэйлин слишком ленива и не станет таскаться по судам, а сам Уэйлин не захочет портить отношения с такой уважаемой старинной фамилией, как наша, потому что это может повредить его политической карьере. Лорд Уэйлин сдержал свое обещание и еще вчера прислал нам несколько старых пыльных книжек. Это были преимущественно трактаты таких «веселых» писателей, как Джон Донн и Анна Мур, несколько тоненьких томиков скверных стихов, написанных поэтами, имена которых я никогда не слыхала, и сильно потрепанный экземпляр «Памелы», взятый из публичной библиотеки. Книга была в таком состоянии, как будто баронесса переворачивала страницы зубами или разрешала поиграть с ней своему Бубби. Кстати сказать, многие книги в библиотеке находились в таком же плачевном состоянии. Судя по дате — 31 августа 1801 года — книгу нужно было вернуть пятнадцать лет назад. Вот это-то я и использовала как предлог для своего повторного визита. Я пришла, чтобы отдать библиотечную книгу, срок возврата которой давно истек, и которая попала к нам случайно среди книг из библиотеки Уэйлинов.
Я была готова к тому, что меня снова спровадят в маленькую прихожую и решила засунуть проклятое ожерелье там за диванчик, вернуть «Памелу» и, если буду удостоена аудиенции (честно говоря, я надеялась, что этого не случится), сразу уйти. На этот раз Ситон меня узнал.
— Разве ее светлость ждет вас? — спросил он таким же высокомерным тоном, но все же впустил меня.
— Нет не ждет. Я подожду в соседней комнате, пока вы доложите. — Одну минуту, я сейчас, — сказал он и исчез. Он пошел не в голубую гостиную, а по коридору, оставив меня стоять у входа.
Я не стала терять времени даром и тут же принялась осматривать приемную залу в поисках подходящего места для ожерелья. К сожалению, там стояли только одни статуи. Не могла же я повесить нитку бриллиантов на шею Зевса. Пока я оглядывалась, я услышала звук легких шагов, и лорд Уэйлин собственной персоной быстро сбежал по лестнице. Он был одет так, как, по его мнению, нужно было одеваться в деревне: брюки из оленьей кожи и высокие сапоги, безукоризненно чистые, потому что носил он их, по-видимому, только дома.
Он остановился и удивленно посмотрел на меня.
— Мисс Баррон, — сухо произнес он и поклонился.
— Доброе утро, — ответила я и попятилась подальше от Зевса. При воспоминании о вчерашней встрече с ним я густо покраснела. Сейчас он, надеюсь, не подумает, что я собиралась запихнуть себе в карман эту шестифутовую статую.
— Вы, наверно, пришли с визитом к мама?
— Да, чтобы вернуть одну из тех книг, которые вы любезно прислали для нашего Общества, — сказала я, протягивая «Памелу». Он взглянул на книгу, потом поднял глаза и внимательно посмотрел на меня.
— Вы не любите Ричардсона? Местами немного пикантно, но вы ведь уже не школьница.
Насмешливый тон, которым он постоянно со мной разговаривал, был очень неприятен. Мне казалось, что он пристально рассматривает мое лицо, стараясь найти морщинки и дряблую кожу и, конечно, находит и то и другое.
— Я просто решила, что вы захотите вернуть ее в библиотеку, откуда она была взята пятнадцать лет назад.
— Ах, она просрочена? Вот как! — он взял книгу и открыл обглоданную обложку. — Как это мы не заметили? Очень любезно, что вы ее принесли. Прошу вас, пройдите в библиотеку и выберите себе какой-нибудь другой роман.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19
Наконец, мы велели запрячь экипаж и ровно в десять тридцать отправились в Парэм. Наши владения граничат друг с другом и, через парк, до их дома всего четверть часа ходьбы. Но мы ехали в экипаже с визитом в графский дом и поэтому сделали крюк, проехав целые две мили в объезд по дороге. Въезжая в кованые железные ворота мимо двух злобно оскалившихся грифонов, мы почувствовали, что уверенность нас покидает. И чем ближе мы подъезжали к дому, тем величественнее он нам казался. Парэм строился в те времена, когда дома были похожи на крепости. По обе стороны фасада возвышаются высокие башни, соединенные амбразурами вдоль всей линии крыши. Хотя дом и обновлялся за свою долгую жизнь не раз, но его фасад все еще выглядит очень мрачно.
— Нам надо было захватить с собой пушки, — сказала мама.
Нас встретил не орудийный залп, а дворецкий, у которого был такой вид, что наш Стептоу рядом с ним выглядел бы дружелюбным щеночком. Никогда в жизни я не видела такие высоко поднятые брови и не слышала, чтобы слуга разговаривал таким надменным тоном.
— Вы желаете поговорить с ее светлостью? — удивленно воскликнул он, как будто мы сказали, что хотим ее застрелить.
— Если она не слишком занята и сможет нас принять, — пролепетала мама извиняющимся тоном.
Мне не хотелось показывать, что нас напугал вид какого-то дворецкого.
— Мы всего на несколько минут, — решительно сказала я и, слегка оттолкнув его локтем, вошла. Мама поспешно проскользнула следом за мной.
Мы уже бывали в помпезной приемной зале, когда приходили сюда во время выборов. Здесь было много мрамора, экзотические резные панели, картины и греческие бюсты. Но нас больше интересовала голубая гостиная, где восседала ее светлость, перелистывая какой-то журнал. У ее ног лежал курносый мопс.
Дворецкий спровадил нас в небольшую прихожую, где обычно принимал рассыльных из магазинов и мелких торговцев, и сказал, что пойдет узнать, дома ли ее светлость.
— Посмотрите в голубой гостиной, — посоветовала я.
Целых десять минут мама и я ждали его возвращения. Мы подумали, не спрятать ли бриллианты прямо здесь, но решили, что это опасно.
— Они могут заподозрить, что это сделали мы, — прошептала мама. — Лучше всего оставить их в какой-нибудь комнате, где бывала леди Маргарет.
— Если она откажется нас принять, я суну их за этот диванчик прежде, чем с него поднимусь.
Наконец, пришел дворецкий и объявил:
— Ее светлость может уделить вам несколько минут.
Мы встали и прошли в голубую гостиную. Это была не комната, а настоящая выставка мебели. Все здесь выглядело роскошно: персидские ковры, парчовые занавеси, масса резной мебели из красного дерева и несметное количество безделушек.
Леди Уэйлин сидела, небрежно откинувшись на полосатом канапе. Она подняла голову, перестала гладить своего уродливого рыжего мопса и произнесла ворчливо:
— Так это вы Барроны? (Всю жизнь Уэйлины были нашими ближайшими соседями).
Мы с мама подтвердили, что это действительно мы, и переступили порог святилища.
Давно известно, что хозяева похожи на своих домашних животных, и леди Уэйлин была тому подтверждением: плоское лицо с широко расставленными глазами, курносый нос и морщинистый лоб. Нездоровый желтоватый цвет лица и расплывшаяся фигура говорили о том, что она ведет малоподвижный образ жизни. На ней было безукоризненно сшитое платье из люстрина цвета спелой ржи.
Она переложила мопса с колен на диван рядом с собой и указала нам на два стула с высокими спинками. Мы сели. «Тут ничего не спрячешь», — подумала я.
— Чем я могу быть вам полезной? — спросила леди Уэйлин тоном важной гранд-дамы.
Мама была совершенно подавлена ее холодным приемом. Но я постаралась взять себя в руки и снискать ее расположение.
— Мы собираемся организовать Общество любителей книги, леди Уэйлин, и подумали, что, может быть, вы этим заинтересуетесь.
— Кто это «мы»? Вы и ваша мама?
— Я и еще несколько дам из Альдершота.
— А, Альдершот, — произнесла она таким тоном, как будто это была колония прокаженных. — И что это за Общество любителей книги, скажите на милость?
Я подавила в себе желание спросить ее, знает ли она, что такое книга, и терпеливо объяснила, в чем заключается план миссис Чотон. Вы делаете взнос для покупки книги, потом читаете ее по очереди и, наконец, обсуждаете.
Когда я закончила, она наклонила голову набок и произнесла:
— Чепуха! Вы только будете мешать работать нашей библиотеке. Если у вас и ваших друзей, мисс Баррон, есть лишнее время и деньги, вам лучше потратить их на благотворительность. Девушкам вредно читать романы. У них в голове заводятся всякие вредные мысли.
— Это как раз то место, где им и положено водиться, мадам, — тут я почувствовала, как мама больно ударила меня по ноге.
— Если бы вы с пользой проводили время, вы бы в вашем возрасте не были незамужней девицей, и у вас нашлись бы дела поважнее, чем чтение книг.
Итак, я получила не только прямой отказ, но еще и оскорбление. Я вопросительно посмотрела на мама. Теперь была ее очередь. Конечно, трудно было сразу ни с того ни с сего начать разговор о розах, а это была единственная тема, на которую она могла бы поговорить с леди Уэйлин. Чтобы дать ей возможность выбрать подходящий момент, я продолжила:
— Что вы имели в виду, когда сказали о благотворительности, мадам?
— Помощь бедным, конечно. Это и есть благотворительность — помощь тем, к кому судьба менее благосклонна.
Мне надоело слушать ее нудные рассуждения, но нужно было выиграть время. Я судорожно осматривала комнату, стараясь найти вазу или какой-нибудь сосуд для нашего трофея.
— Я слышала, лорд Уэйлин помогает школе для сирот.
— Да, Уэйлин сейчас дома, и вам об этом хорошо известно, сударыня.
Она говорила со мной таким тоном, как будто я, безнадежная старая дева, специально прибежала поохотиться за ее сыночком. Обидно было выслушивать такие намеки, но я не могла позволить ответить ей так же ядовито. Наконец, мой взгляд остановился на небольшой сине-белой китайской вазе на столе возле двери. У нас дома есть очень похожая ваза в голубой комнате для гостей. Леди Уэйлин, конечно, не потрудится встать и проводить нас к выходу. Может быть, она ничего не заметит, хотя я и буду в поле ее зрения. Хватит ли мне храбрости рискнуть?
— Да, я конечно, слышала, что лорд дома, — сказала я.
— Уэйлину вряд ли будет интересно ваше книжное общество.
— Мы и не собираемся его приглашать, мадам.
Она говорила ужасно неприятным резким тоном, и мне хотелось поскорее уйти. Нужно, все-таки, попробовать китайскую вазу.
— В таком случае, я скажу своим приятельницам, что вас это не заинтересовало.
Я взяла свою сумочку и перчатки. Мама последовала моему примеру, но вид у нее был растерянный. Мопс открыл пасть и отрывисто тявкнул. Леди Уэйлин стала гладить его и разговаривать, как с маленьким ребенком.
— Наш Буббочка хочет погулять в садик?
Славная собачка!
Потом она повернулась ко мне и произнесла совсем другим, холодным тоном:
— Можете сказать Ситону, когда будете выходить из дома, чтобы он пришел за Бубби.
Я с трудом удержала себя, чтобы не сказать ей спасибо за то, что она осчастливила меня таким почетным поручением. Жаль, что я не посоветовала ей самой позвать Си-тона. Я поднялась со стула, холодно кивнула и спросила:
— Мама, вы готовы? Пойдемте. Мы и так уже отняли у леди Уэйлин слишком много ее драгоценного времени.
Я многозначительно посмотрела на Бубби. Мама была только рада поскорее уйти.
— Прощайте, леди Уэйлин.
Леди Уэйлин только молча кивнула головой и даже не удостоила нас ответом. Мы должны были пройти довольно большое расстояние до двери, а она тем временем снова стала разговаривать со своим мопсом. Я показала глазами на китайскую вазу и прошептала:
— Я опущу ожерелье туда. А вы отстаньте на шаг и прикройте меня, чтобы она не видела.
Опустив руку в карман, я нащупала бриллианты. Мне оставалось сделать только один шаг вправо и бросить ожерелье в вазу. Мама старалась меня закрыть, как могла. Моя сжатая в кулак рука была уже над вазой, но в это самое мгновение мама что-то странно прошипела мне в самое ухо. Я подняла глаза и увидела лорда Уэйлина. Он стоял в дверях в двух шагах от меня. Каждая черточка его красивого лица заострилась, как лезвие кинжала. Сухощавая подтянутая фигура напряженно застыла. Гладкие, соломенного цвета волосы блестели в лучах солнца. Густые черные брови были нахмурены, надменные серые глаза сверлили меня испепеляющим взглядом, как будто перед ним была воровка или убийца.
— Вы интересуетесь китайским фарфором? — спросил он таким тоном, будто хотел сказать: «Вы собирались положить мою вазу в карман, мисс?»
Кровь ударила мне в голову, я побагровела:
— Нет, я просто хотела посмотреть из любопытства. У нас дома есть такая же вазочка.
Он осторожно взял вазу своими красивыми длинными пальцами и держал ее подальше от меня, словно боясь, что я снова могу к ней прикоснуться. Ваза была около восьми дюймов высоты, не совсем обычной формы — слегка приплюснутая и украшенная фигуркой дракона и витиеватым орнаментом.
— Не может быть! Я просто поражен, потому что мне говорили, что моя ваза уникальна.
— Наша, по-моему, чуть больше, — мне хотелось хоть в чем-то перещеголять его.
— Это очень распространенная ошибка подельщиков, потому что у них перед глазами не оригинал, а только его фотография. Вещица, которая имеется у вас, по-видимому, одна из итальянских подделок. Они были очень распространены в прошлом веке. А этот оригинал восходит к династии Минь, примерно 1500 год. Белый прозрачный фарфор с синей глазурью впервые начали изготавливать во времена династии Ян. Этот стиль достиг наивысшего расцвета в Миньский период, — говоря это, он с осторожностью, нежно касался вазы длинными пальцами.
Я пробормотала небрежно:
— Очень миленькая штучка.
— И очень ценная, — добавил он, аккуратно возвращая вазу на подставку. — Вы уже уходите? — он перевел свой змеиный взгляд на мама, давая понять, что это касается нас обеих.
— Мы как раз уже выходили, милорд, — поспешно подтвердила она.
Он не спросил нас о цели нашего визита, но его удивленно поднятые брови были достаточно красноречивы, и я решила рассказать ему об Обществе любителей книги.
— Вашу мама это не заинтересовало.
— Но мы не должны отпускать вас с пустыми руками, мис…
Я подумала, что, возможно, его поднятые брови означают, что он не помнит, кто мы такие.
— Мисс Баррон, — произнес он, наконец, узнав нас. — У нас много книг, которые никто не читает. Я прикажу отослать кое-что в Гернфильд, может быть, они вам понравятся.
Мы не пришли к ним с протянутой рукой просить милостыню, но мне так хотелось поскорее уйти, что я пробормотала «спасибо» и стремительно направилась к двери, мама вприпрыжку заторопилась следом.
Когда мы выходили, я слышала, как леди Уэйлин громко жаловалась;
— Я попросила прислать ко мне Ситона. У этой девчонки скверный характер.
Ситон снизошел и открыл перед нами дверь.
— Ее светлость хочет видеть вас, Ситон, — сказала я и вышла, стараясь держаться с достоинством.
— Какой ужас! — воскликнула мама, как только дверь за нами закрылась. — Никогда в жизни не встречала такого холодного приема. Поднос с чаем стоял прямо перед ее носом, а она даже не предложила нам чашечку. Что за манеры! (Я, откровенно говоря, никакого подноса не заметила).
— Ты так и не смогла подбросить бриллианты?
— Нет, лорд Уэйлин вошел слишком быстро. Он подумал, что я хочу украсть эту мерзкую старую вазу. Ты видела, как он посмотрел на меня?
— Все Уэйлины слишком задирают нос. Они так нас принимали, как будто мы прокаженные. Но хуже всего то, что завтра нам снова придется сюда вернуться.
— Ни за что! — перед моим мысленным взором снова предстала фигура лорда Уэйлина. Высокий, элегантный, широкоплечий, с блестящими, тщательно ухоженными волосами. Взгляд его серых глаз вызывал какое-то непонятное беспокойство. Гордый профиль, надменно поднятый подбородок, насмешливая улыбка на губах. При одном воспоминании о нем меня снова охватило чувство жгучего стыда.
— Никогда в жизни я больше не переступлю порог этого дома! Пусть меня лучше арестуют за укрытие краденого!
— Только этого нам не хватало! Ты должна пойти еще раз, Зоуи.
Глава 4
В этот вечер у мама был приступ ревматизма, и сильно (как нельзя кстати!) разболелись колени. Поэтому на следующее утро я отправилась в Парэм одна. Ровно в десять тридцать, как и вчера, я застала ее светлость дома. Нам оставалось только одно: или вернуть ожерелье, или запереть Стептоу в подвале, пока мы не придумаем какой-нибудь новый план. Он стал вести себя так вызывающе нагло, что нужно было действовать без промедления. Как только ожерелье будет возвращено в Парэм, мы выгоним его с треском. И пусть тогда кричит, что нашел бриллианты в Гернфильде. Все поверят нам, а не ему. Бродаган объявила, что готова стать лжесвидетельницей, Господь простит ей этот грех, но она больше не может жить под одной крышей с этим чванливым петухом.
Мы с мама надеялись, что когда бриллианты будут возвращены Уэйлинам, они не начнут судебное расследование, даже если Стептоу расскажет, что нашел ожерелье у нас. Леди Уэйлин слишком ленива и не станет таскаться по судам, а сам Уэйлин не захочет портить отношения с такой уважаемой старинной фамилией, как наша, потому что это может повредить его политической карьере. Лорд Уэйлин сдержал свое обещание и еще вчера прислал нам несколько старых пыльных книжек. Это были преимущественно трактаты таких «веселых» писателей, как Джон Донн и Анна Мур, несколько тоненьких томиков скверных стихов, написанных поэтами, имена которых я никогда не слыхала, и сильно потрепанный экземпляр «Памелы», взятый из публичной библиотеки. Книга была в таком состоянии, как будто баронесса переворачивала страницы зубами или разрешала поиграть с ней своему Бубби. Кстати сказать, многие книги в библиотеке находились в таком же плачевном состоянии. Судя по дате — 31 августа 1801 года — книгу нужно было вернуть пятнадцать лет назад. Вот это-то я и использовала как предлог для своего повторного визита. Я пришла, чтобы отдать библиотечную книгу, срок возврата которой давно истек, и которая попала к нам случайно среди книг из библиотеки Уэйлинов.
Я была готова к тому, что меня снова спровадят в маленькую прихожую и решила засунуть проклятое ожерелье там за диванчик, вернуть «Памелу» и, если буду удостоена аудиенции (честно говоря, я надеялась, что этого не случится), сразу уйти. На этот раз Ситон меня узнал.
— Разве ее светлость ждет вас? — спросил он таким же высокомерным тоном, но все же впустил меня.
— Нет не ждет. Я подожду в соседней комнате, пока вы доложите. — Одну минуту, я сейчас, — сказал он и исчез. Он пошел не в голубую гостиную, а по коридору, оставив меня стоять у входа.
Я не стала терять времени даром и тут же принялась осматривать приемную залу в поисках подходящего места для ожерелья. К сожалению, там стояли только одни статуи. Не могла же я повесить нитку бриллиантов на шею Зевса. Пока я оглядывалась, я услышала звук легких шагов, и лорд Уэйлин собственной персоной быстро сбежал по лестнице. Он был одет так, как, по его мнению, нужно было одеваться в деревне: брюки из оленьей кожи и высокие сапоги, безукоризненно чистые, потому что носил он их, по-видимому, только дома.
Он остановился и удивленно посмотрел на меня.
— Мисс Баррон, — сухо произнес он и поклонился.
— Доброе утро, — ответила я и попятилась подальше от Зевса. При воспоминании о вчерашней встрече с ним я густо покраснела. Сейчас он, надеюсь, не подумает, что я собиралась запихнуть себе в карман эту шестифутовую статую.
— Вы, наверно, пришли с визитом к мама?
— Да, чтобы вернуть одну из тех книг, которые вы любезно прислали для нашего Общества, — сказала я, протягивая «Памелу». Он взглянул на книгу, потом поднял глаза и внимательно посмотрел на меня.
— Вы не любите Ричардсона? Местами немного пикантно, но вы ведь уже не школьница.
Насмешливый тон, которым он постоянно со мной разговаривал, был очень неприятен. Мне казалось, что он пристально рассматривает мое лицо, стараясь найти морщинки и дряблую кожу и, конечно, находит и то и другое.
— Я просто решила, что вы захотите вернуть ее в библиотеку, откуда она была взята пятнадцать лет назад.
— Ах, она просрочена? Вот как! — он взял книгу и открыл обглоданную обложку. — Как это мы не заметили? Очень любезно, что вы ее принесли. Прошу вас, пройдите в библиотеку и выберите себе какой-нибудь другой роман.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19