Айрис Джоансен: «В сладостном бреду»
Айрис Джоансен
В сладостном бреду
OCR Angelbooks
Аннотация Он спас ей жизнь и против ее воли поселил в своем таинственном, мрачном замке. Не сразу смогла прелестная, отважная рабыня, мечтающая о свободе, догадаться, что за маской грубого, властного, дерзко-эротичного рыцаря, ставшего ее тюремщиком, скрывается верное сердце, жаждущее любви.Им так трудно понять друг друга… Мрачные тайны и могущественные враги стоят на пути их счастья. Но страстная любовь, над которой они не властны, поможет им победить злую судьбу. Айрис ДжоансенВ сладостном бреду ПРОЛОГ 3 декабря, 1188 г . Ворота Константинополя — Я их достала!Tea резко обернулась на победный возглас и увидела Селин, мчавшуюся к ней через городские ворота. Рыжие волосы девочки выбились из косы и ярким пламенем плескались по ее худеньким плечам в такт быстрому движению. Должно быть, она неслась во весь опор от дома Николаса.— Я же говорила тебе, что они меня не заметят. — Подбежав к Tea, Селин протянула ей большую соломенную корзину и взглянула на тянувшуюся вереницу верблюдов и повозок, медленно спускавшихся по дороге. — Я не могла убежать раньше, мне показалось, что Майя следит за мной.— Тебе не следовало так рисковать. — Tea поставила корзину на землю и, опустившись на колени, обняла Селин. — Я бы нашла способ все устроить, и без опасности для тебя.— Но ведь теперь тебе будет легче. — Селин обвила своими ручонками шею Tea. — Ты ради меня на такое решилась. Я тоже должна для нас что-то сделать.У Теа сдавило горло от нежности и любви к такой родной и хрупкой девчушке.— Возвращайся через сад. Стражник совершает обход не каждый час.Селин кивнула и отступила на шаг. Ее зеленые глаза влажно блестели, но она никогда не плакала, как другие дети. Впрочем, Селин с рождения не позволяли быть ребенком.— Не беспокойся обо мне, — постаралась улыбнуться девочка. — Ты ведь знаешь, я в безопасности.Tea согласно кивнула. Если бы она сомневалась в этом, то ни за что не отважилась бы на этот безумный побег. Селин стоила дорого, но ей исполнилось только десять; пройдут годы, прежде чем она столкнется с той же опасностью, что и Tea.— Но ты должна поберечь себя, хорошо есть, много гулять, прыгать и бегать в саду, как я учила тебя.Селин порывисто сжала руку Tea и чуть хрипло произнесла:— Я хочу, чтобы ты знала… это ничего, если тебе не удастся вернуться за мной. Я знаю, ты попытаешься, но если ты не сможешь… я пойму.— Ну а вот я не пойму. — Tea старалась сдержать предательское волнение в голосе. — Мы будем вместе, я обещаю, как только это будет возможно. Меня ничто не остановит. — Она улыбнулась дрожащими губами. — Так же как и тебя, когда ты несла для меня эту корзину.Селин еще какое-то время пристально смотрела на нее, затем повернулась и побежала к городским воротам.Tea почувствовала непреодолимое желание догнать ее, обнять, защитить от опасности. Селин, конечно, может и сама позаботиться о себе, но с детьми столько всего случается. Что, если она заболеет?Правда, у нее самой гораздо большая вероятность заболеть в пути. Запасы провизии у Tea весьма скудны, а путешествие в Дамаск — очень опасно. На караваны часто налетали сарацины на своих скакунах, с длинными копьями наперевес, или рыцари-крестоносцы. Они не прочь были послужить вере, но все же святость цели — освобождение Гроба Господня — не могла заставить их забыть о благах земных. Они стремились разбогатеть любыми путями. И все же, когда она доберется до Дамаска, в городе может стать еще опаснее. После многих лет кровавых битв Иерусалиму вновь угрожали крестоносцы. Однако султан Саладин, правитель Египта, Сирии и части Палестины, поклялся изгнать со Священной земли всех назареян. То что Дамаск был опустошен войной, давало возможность Tea легко затеряться в нем, но для Селин безопаснее оставаться здесь, в Константинополе, пока она не сможет найти для нее убежище.У городских ворот Селин остановилась, обернувшись, помахала ей рукой, и скрылась.Tea подняла руку в знак прощального приветствия.— Я вернусь, — прошептала она. — Обещаю тебе. Я вернусь за тобой, родная.Да, только одному Богу известно, сколько времени пройдет, пока Tea вновь увидит ее.Но она не может рассчитывать на Бога, сидя в ожидании его милостей. Она должна работать и ни за что не сдаваться обстоятельствам. Она обязательно найдет выход для себя и для Селин.Tea продела руки в лямки корзины и закинула ее на спину. Она еще постояла в нерешительности, глядя вслед медленно бредущему в неизвестность каравану, теперь похожему на странную живую ленту, хрипящую и скрипящую, рявкающую и патлатую, и только нежный звон колокольчиков на шеях вьючных верблюдов не предвещал ничего угрожающего.И еще эта забивающая горло пыль. Она привыкла к окружавшей ее абсолютной чистоте, и сейчас не могла откашляться от пыли.Ну что ж, пути назад нет. Придется ко всему привыкать, сказала она себе, и преодолевать любые испытания.Tea поправила на плечах лямки от корзины и поспешила вниз по раскаленной пыльной дороге вслед за уходящим караваном. 1 21 апреля 1189 г. Сирийская пустыня Залитые лунным светом бескрайние пески создавали причудливый ландшафт, смутно мерцая перед ее глазами. Голая, иссушенная солнцем пустыня, обреченная на вечное бесплодие, сейчас выглядела особенно устрашающей.На ее горизонте высились бесконечно далекие горы.Tea почувствовала слабость во всем теле, она опустилась на колени, попыталась подняться…Она должна идти…Ей нельзя потерять эту ночь. Тьма не так опасна, как палящий день.Внезапно ее охватила паника. Милосердный Боже, горло совсем пересохло, шершавый язык царапал небо, она не могла глотнуть.Она вот-вот задохнется.Tea старалась умерить бешеный ритм сердца. Страх — такой же безжалостный враг, как и сжигающая пустыня. Она не позволит панике взять над ней верх и заставить ее выпить последние несколько глотков из фляги.Завтра она дойдет до оазиса.Или, быть может, до Дамаска.Она уже так давно в пути, что, вполне возможно, скоро доберется до города.Не для того спасалась она от этих дикарей, чтобы умереть от жажды в пустыне.Tea постаралась успокоиться. Ну вот, она уже может подняться. До полного истощения еще далеко. Tea немного постояла и зашагала по утрамбованному ветрами песку.Думай о прохладных, шелковистых, сверкающих нитях золотой парчи. Думай о прекрасном. Пустыня — еще не весь мир.Нет, весь мир — это пустыня. В ее глазах и памяти только иссушающие душу пески днем и они же — зловещие, подвижные, колеблющиеся тенями ночью. Но сегодня тени еще более живые, почти осязаемые и двигаются с какой-то определенной целью…Они подползают к ней, тяжело скачут…Это не тени… Всадники… Дюжина всадников. Доспехи мерцают в лунном свете.Снова дикари!Надо спрятаться…Но куда? Кругом безмолвные пески, вокруг ни кустика.Бежать…Но сил не осталось. Неправда, она не сдастся, надо только собраться…И она побежала. Фляга с водой и корзина за спиной тянули ее назад.Она не могла их бросить. Вода означала жизнь, а корзина — свободу.Топот копыт все ближе. Крик…Резкая боль в боку. Неважно. Нельзя останавливаться.Ее дыхание перешло в резкие, болезненные всхлипы.Вот уже лошади обгоняют ее, окружают…— Стой!Сарацины. Такие же дикари, как и те…Она в отчаянии рванулась вперед, пытаясь проскользнуть сквозь кольцо лошадей, и — ударилась о железную стену.Нет, это кольчуга, защищающая широкую грудь. Огромные руки в латных рукавицах схватили ее за плечи.Она боролась отчаянно, колотя кулаками по металлу.Глупая, надо бить по телу, не по железу. И она изо всех сил ударила по щеке. Он вздрогнул и, пробормотав ругательство, еще крепче сжал ее плечи.Tea закричала от пронзившей ее боли.— Успокойся. — Его светлые глаза холодно сверкнули сквозь прорезь шлема. — Я не причиню тебе вреда, если ты перестанешь вырываться.Ложь.У нее перед глазами заплясали картины насилия и убийств…Она вновь ударила его по щеке. И еще раз.От его железной хватки плечи у нее онемели.Тело изогнулось от боли. Она медленно занесла кулак…— Спаси Христос! — Он отпустил ее плечо и, размахнувшись, влепил ей увесистую пощечину.Tea провалилась во тьму.
— Прекрасно, Вэр. Ты одним ударом победил беспомощную женщину. — Кадар легким движением направил лошадь к лежащей на земле фигурке. — Возможно, вскоре ты будешь сражаться с детьми.— Помолчи и дай мне свою флягу с водой, — прорычал Вэр. — Она не подчинилась мне. Оставалось либо ударить ее, либо сломать ей плечи.— Это, безусловно, тяжкий грех, можешь быть уверен. — Кадар спешился и подал Вэру кожаную флягу. — Ты не проявил терпения и не подставил другую щеку?— Нет. — Вэр откинул ткань, покрывающую голову женщины. — Оставляю вежливость и галантность тебе. Я верю в целесообразность.— Смотри, она очень молода. Не больше пятнадцати. И эти светлые волосы… — Кадар задумался. — Из франков?— Возможно. Или гречанка. — Он приподнял голову женщины и влил несколько капель воды ей в рот, подождал, пока она их проглотит, затем наклонил флягу снова. — Кто бы она ни была, она умирает от жажды.— Думаешь, она из того каравана, что шел из Константинополя и был захвачен Хассаном ибн Нарифом на прошлой неделе?— Вполне возможно. Никто еще не видел, чтобы женщины одни путешествовали по пустыне. — Вэр оглянулся. — Поднеси факел ближе, Абдул.Воин моментально исполнил приказ, и Кадар с интересом взглянул на женщину.— А она хорошенькая.— И что ты тут смог разглядеть? Она обгорела и высохла, как перезрелый финик. — Вэр поморщился. — И она воняет.— Я могу распознать красоту, когда вижу ее, в любом виде.Вэр вгляделся в лицо женщины: широко посаженные глаза, изящный нос, красивый рот. Хотя линии подбородка и шеи слишком резко очерчены.— Если ее отмыть, она будет очень милой, — сказал Кадар. — У меня верный глаз. Да и инстинкт никогда не подводил.— У тебя инстинкт на каждый случай, — сухо заметил Вэр. — Это тебе заменяет способность думать.— Грубо. — И, продолжая смотреть на лежащую перед ним женщину, он рассеянно добавил: — Но я прощаю тебя, потому что знаю, ты меня любишь.Вэр влил еще несколько капель воды в рот женщины.— Тогда ты знаешь больше, чем я.— О да, — просиял Кадар. — Как любезно с твоей стороны признать это.— Я не так сильно шлепнул ее, — нахмурился Вэр. — Она должна бы уже очнуться.— Ты недооцениваешь свои силы. У тебя кулак, что молот.— Я прекрасно знаю свои возможности. Я нанес очень легкий удар. — И все же она лежала слишком неподвижно. Он наклонился над ней и уловил слабое дыхание. — Она, должно быть, в обмороке.— Тебя это беспокоит?— Ничуть, — равнодушно сказал Вэр. — Я не чувствую ни вины, ни жалости к этой женщине. С какой стати? Не я напал на караван и вышвырнул ее в пустыню умирать. Так или иначе, она ничего не значит для меня. — Однако, как знал Кадар, Вэр всегда восхищался силой и решительностью, а та, что беспомощно лежала перед ними, по-видимому, не испытывала недостатка ни в том, ни в другом. — Я всего лишь хочу выяснить: хоронить ли ее здесь, или везти до ближайшей деревни, чтобы ее выходили.— Это несколько преждевременно, тебе не кажется? — Кадар с сочувствием смотрел на нее. — Она, очевидно, пострадала от жары и жажды, но я не вижу ран. Впрочем, сомневаюсь, чтобы Хассан позволил ей бежать. Он любит белокожих блондинок.— Но сейчас она совсем не белокожая. — Странно, как она могла выжить в пустыне целых десять дней, да еще побывав в руках Хассана. Внезапно в нем вспыхнула бешеная ярость, удивившая его самого. Он полагал, что потерял способность чувствовать жалость или гнев при виде поруганной невинности, так кровав его путь воина.— Ну раз ты не собираешься ее хоронить, может быть, мы возьмем ее с нами в Дандрагон? Ближайшая деревня отсюда в сорока милях к северу, а она нуждается в уходе.Вэр нахмурился.— Ты же знаешь, мы никого не пускаем в Дандрагон.— Боюсь, придется сделать исключение, если, конечно, ты не собираешься бросить ее здесь умирать. — Кадар покачал головой. — А это нарушение естественного закона. Ты спас ей жизнь. Теперь она принадлежит тебе.Вэр презрительно хмыкнул.Кадар безнадежно вздохнул.— Я устал, объясняя тебе. Ты не хочешь никак понять. Это закон…— Природы, — закончил Вэр. — Хотя я думаю, это скорее закон Кадара.— Ну, что ж, согласен, я часто оказываюсь гораздо мудрее природы, а также интереснее, хотя и не могу претендовать на всемогущество. — Он кивнул. — Пока. Но мне всего девятнадцать. У меня еще есть время.— Мы не возьмем ее в Дандрагон, — спокойно заявил Вэр.— Тогда, полагаю, мне придется остаться здесь и защищать ее. — Он сел рядом с женщиной, скрестив ноги. — Поезжай. Прошу только, оставь флягу с водой и немного еды.Вэр в бешенстве взглянул на него.— Конечно, на нас может наткнуться Хассан и довершить свое гнусное дело. К тому же ты ведь знаешь, я плохо владею оружием. Возможно, также, что Гай де Лусан следует по этому пути в своем святом наступлении на Иерусалим. Ходят слухи, что солдаты в его отряде не более благочестивы хасса-новских. — Кадар простодушно улыбнулся. — Но ты можешь не беспокоиться обо мне. Забудь, что я спас тебе жизнь в этом логовище ассасинов, прославившихся разбоями и тайными убийствами.— Я так и сделаю. — Вэр вскочил на лошадь. — Я не взывал к тебе о помощи тогда, так же как и сейчас не прошу составить мне компанию.Он резко развернул лошадь, поднял руку и помчался прочь; остальные всадники последовали за ним.
Кто-то держал ее, нежно покачивая.Мама?Да, наверное, это мама. Она вернулась из дома Николаса, и если сейчас Tea откроет глаза, то увидит ее печальное, нежное лицо. Ее мать всегда оставалась нежной и мягкой, и ее покорность доводила Tea до отчаяния.Не ради меня, твердила ей Tea. Я не позволю им сломать себя. И не только ради тебя. Доверься мне, и вместе мы сможем навсегда уйти отсюда. Ты боишься? Тогда позволь мне быть сильной за нас двоих.Но она оказалась слабой; и теперь ее мать, узнав об этом, наверное, еще более несчастна.Tea пыталась сдержать обещание, спасти Селин. И не смогла. Но скоро силы вернутся к ней. Прости меня, мама. Вот увидишь, что Селин…Но ее мать больше никогда ничего не увидит, вспомнила Tea. Она давно умерла…Но если это не мать, кто же тогда обнимает ее так нежно?Она медленно открыла глаза.Ее держал на руках красивый молодой человек с большими темными глазами и мягкой улыбкой… чалма!Дикарь!Она попыталась вырваться.— Нет, нет. — Он держал ее очень крепко, с удивительной для такого изящного сложения силой. — Я не собираюсь причинить вам вреда. Я Кадар бен Арнауд.Ее глаза сверкнули.— Сарацин?— Армянин, но мой отец из франков. Правда, народ моей матери доказал, что он более цивилизован, чем франки. — Он печально посмотрел на нее. — И я не из банды, что напала на ваш караван. Вы ведь путешествовали с караваном из Константинополя?— Отпустите меня.Он сразу же отнял руки.Она откатилась от него, а затем поползла на коленях.— Видите, я не держу вас. Я лишь хочу помочь.Она не могла ему доверять, она никому не доверяла.И все же в его взгляде и выражении лица не было ничего, кроме доброты и нежности.Но здесь находился и другой человек, а его уж никак не назовешь ни добрым, ни милосердным.Она оглянулась, но лишь лошадь стояла неподалеку.— Они все уехали. — Он поставил перед ней кожаную флягу с водой. — Еще воды? Не думаю, что Вэр дал вам вволю напиться.Она взглянула на воду так, словно перед ней скорпион, пытающийся укусить ее.— Это не отрава. — Он улыбнулся. — Вы пили за Вэра, теперь выпейте за меня. — Никогда прежде не видела она такой неотразимой, чарующей улыбки, а его голос обволакивал, подобно мягкому бархату. Страх понемногу отпустил ее.— Я не знаю никакого… Вэра.— Лорд Вэр из Дандрагона. Вы несколько раз ударили его. Думаю, это он запомнит надолго.Холодные голубые глаза, блеск доспехов и шлема, обжигающая боль в плече.— Он залепил мне пощечину.— Он не хотел причинить вам вреда.Суровое, жестокое лицо, безжалостные глаза.— Нет, именно хотел.— Горькая тяжесть гнева обуревает его сердце, хотя он и по натуре далеко не мягкий человек. Допускаю, он часто, идя к цели, выбирает самые прямые пути. К сожалению, зачастую они оказываются и самыми грубыми. Как ваше имя?Она медлила с ответом.Он улыбнулся и подвинул к ней флягу с водой.— Пейте.Она сделала полный глоток. Теплая вода, словно бальзам, омыла ее пересохшее горло.— Не слишком много, — предупредил Кадар. — Вода может продлить нашу жизнь. Вэр и я не сошлись во мнении, обсуждая ваше местопребывание, а он может быть очень упрямым.Она опустила флягу.— Я… благодарю вас. — Она порылась в памяти, припоминая его имя. — Кадар.— Всегда рад служить вам… — Он вопросительно взглянул на нее.— Tea. Мое имя — Tea из Димаса. — Внезапно она обнаружила, что у нее за спиной больше нет корзины, и сердце замерло от ужаса.— Вы взяли мою корзину, — с яростью набросилась она на него. — Где она?— На земле рядом с вами.
1 2 3 4 5 6 7