Духи этого стиля свидетельствовали о сильной натуре их обладательницы. Что это был за запах? Цитрус? Бергамот? Лимон? Этим запахам присущи напор и целеустремленность. Он тупо разглядывал Юлину грудь, едва прикрытую тканью майки.
– Ой, извините, – наигранно смутилась девушка, проследив заинтересованный взгляд Николая. – Вас не смущает, что я без лифчика? В Англии, наверное, это не принято...
– В Англии все принято, – отупело откликнулся он и поцеловал Юлю в разрез майки.
Она рассмеялась.
– Больной! Вы что, больной! Это не предусмотрено в процедурной карте...
– Хотя, пожалуй, вы так скорее поправитесь... – добавила она и мигом стянула майку.
Он вздохнул и положил обе руки на топорщившиеся девичьи грудки, белеющие в полумраке вечереющей комнаты. Юля едва слышно пискнула и, все еще сидя на стуле, словно приподнялась на цыпочки.
– У вас руки холодные, – пояснила она.
Они поцеловались. Поцелуй получился медленным и тягучим. За пределами охватившего их поцелуя тела их задвигались, словно исполняя таинственный танец. Молча, сосредоточенно они снимали одежду друг с друга. Николай, согрев руки, принялся так же молча и сосредоточенно ласкать грудь девушки, осторожно оттягивая соски, которые он сжимал между пальцами, а Юля тихонько постанывала, пытаясь изловчиться и расстегнуть ему брюки. В молчании их руки потянулись друг к другу. Ладонь Юли легла на живот Николая и поползла вниз, встретив на своем пути то, что ожидала найти... Девичья ладошка охватила окрепшую твердь, и Николай привычно забыл обо всем. Обе руки его были на груди девушки, которая, очевидно, ему очень нравилась. Его голова была чуть откинута назад, и он издавал короткие стонущие звуки, в то время как Юля, неловко изогнувшись, передвигала сжатый кулачок вверх и вниз. Вдруг Николай тихо зарычал, и Юля наигранно испугалась.
– Погодите... У меня в сумочке, кажется, завалялся презик... – она встала и, нетерпеливо переступая ножками, отправилась за своей сумочкой.
Он отметил, что у нее очень красивые ноги – худенькие, с чуть выпирающими коленными чашечками, но прекрасной формы, и странная, еще большая нега охватила все его тело. Его взгляд сосредоточился на ее изящных ягодицах, подрагивающих при ходьбе. Когда она вернулась, он раздвинул ей ноги и усадил на свои колени. Они сразу же застонали, вздрагивая. Некоторое время они двигались так, забыв о том, что вот-вот могут вернуться его родители. Наконец они неохотно разомкнулись, продолжая ласкать друг друга руками...
– Ну, теперь вы, как честный человек, должны на мне жениться... – пошутила Юля.
– Ты же невеста Мириного сына? – неуверенно отозвался Николай, тяжело дыша.
– Точно... – словно спохватилась Юля. – Вы так увлекли меня своими рассказами о замке, что я обо всем забыла... Ну, ничего, я это улажу...
Она быстро оделась и ловко поправила сползшую повязку на лбу у Николая.
– Я зайду к вам завтра... Ну, как медсестра... Понимаете? У вас есть денежка на такси?
Он протянул кошелек. Увидев пачку зеленных купюр, девушка присвистнула.
– Вы и впрямь миллионер, по нашим меркам...
– Возьми побольше, на всякий случай...
– Я возьму сотню баксов. Хорошо?
– Возьми две...
– Ну, возьму – вам на лекарства, бинты и прочий перевязочный материал...
– Угу, – промычал он.
– До свидания, мистер Бонг!
– Бэнг.
– Неважно!
Николай упал на кровать. Из всего платного секса, испытанного им за его богатую подобного рода приключениями жизнь, то, что дала ему Юля, было высшим классом! Однако кроме плотского наслаждения, он ничего не испытывал к этой девушке. Его не оставляло ощущение, что он только что переспал с проституткой невероятного мастерства.
– Наши местные девицы берут максимум семьсот пятьдесят фунтов за ночь, а эта, пожалуй, захочет взять все... – пробормотал он. – Если Земля – это сумасшедший дом нашей Вселенной, то Россия – это сумасшедший дом Земли. Как Мира могла предпочесть меня этому Константину, мумии на двух ходулях?.. Ну что ж... Ты, Мира, предпочла это убожество, а я переспал с классной проституткой, с твоей, кстати, будущей невесткой... Так что мы квиты. Так, что ли?
Он все еще был зол не на шутку, но боль поражения и потери Миры, кажется, начала потихоньку отступать.
Внезапно в дверь заколотили.
«Наверное, мама забыла ключи, – решил Николай. – Сейчас открою с повязкой на голове – она в обморок...»
Однако за дверью была вовсе не мама. Он едва успел разглядеть перекошенное лицо Мириного сына, как сокрушительный удар под дых заставил его согнуться в три погибели. Тут же он получил дополнительный удар коленом в лицо. Сломанный нос взвыл запредельной болью и отозвался резким отголоском в ране на затылке.
– Слушай, слизь задроченная... Если до вечера ты не уберешься из России, завтра тебе не жить... Я знаю, что ты с Юлькой трахался... Она у меня блядь профессиональная... Сколько ни отучал – видимо, уже не отучу... Говорила мне мать, что все медсестры – развратные... – он напоследок пнул Николая в живот и устремился к выходу.
Николай долго харкал кровью в родной ванной комнате, потом умылся и поспешно вызвал такси. Родителей по-прежнему не было дома. Он решил немедленно уехать, чтобы они не видели его теперешнего состояния и полученных в течение майского дня травм разнообразной степени тяжести. Чтобы они не волновались, он оставил на кухонном столе записку: «Срочные дела. Улетаю в Лондон вечерним рейсом. Ваш любящий сын».
В аэропорту пограничник долго не мог поверить, что фотография в паспорте соответствует ее законному прообразу.
– У вас есть еще какой-нибудь документ с фотографией?
Николай показал британские водительские права. Этот документ вызвал еще больше подозрений.
– Вы не похожи на иностранца... – заключил пограничник, все же поставив штемпель в паспорт.
«Теперь ни один таксист не подумал бы, что я не говорю по-русски», – с язвительной самоиронией подумал Николай.
...Утром следующего дня, подъезжая к своему замку, мистер Бэнг решил, что не так уж плохо провел время. Пожалуй, таких острых ощущений он не испытывал за последние двадцать лет. Один мордобой чего стоил... Масса впечатлений. Очень ободряет... Ну а чувственных переживаний ему хватит до конца дней.
Зайдя к Джованни на кухню, он позволил повару внимательно осмотреть раны на своем совершенно опухшем от массированных попоек лице.
– Сэр, я же вас предупреждал: не следует связываться с русской мафией. Сицилийская гораздо гуманнее. Доведя человека до вашего состояния, она обязательно добивает жертву. Посмотрите на себя! С такими ранами вы не жилец!
– Спасибо, утешил!
– Хотя, когда вы узнаете, что у нас сегодня на обед, вы неминуемо захотите остаться в живых... Кстати, вы уехали так внезапно... А утки в тот день получились отменными!
– Ну, я же обещал вернуться к обеду, – виновато сказал мистер Бэнг. – И исполнил свое обещание.
– С опозданием в три недели...
– Но я вернулся, – упрямо повторил Бэнг.
– Вот и славно, сэр. Сегодня у нас на обед хвосты омаров, запеченные в духовке.
– Как обычно, с растопленным сливочным маслом и зеленью?
– Разумеется, сэр!
?
По возвращении на мистера Бэнга навалился такой ворох дел, требующих безотлагательных решений, что первые несколько дней особенно переосмысливать случившееся с ним в России было некогда, да и не хотелось. Пожалуй, он был рад с головой окунуться в привычные дела.
Больше всего мистера Бэнга выбил из колеи (если предположить, что после поездки он был в своей колее) тот факт, что акции, от которых он так, как казалось, благоразумно избавился, невероятно подскочили в цене, превратив таким образом решение их продать в самый крупный финансовый просчет в его жизни. Если бы он не поддался панике и последовал советам своего брокера, его состояние составляло бы теперь сто пятьдесят миллионов. Скоропалительное решение обошлось ему в невероятную сумму – двадцать миллионов фунтов.
Теперь действовать было поздно. Индексы были высоки, вкладывать деньги в его излюбленные акции было бессмысленно, а в других финансовых сферах мистер Бэнг разбирался слабо. Он был философ, а этот род занятий пока не имеет соответствующего, по крайней мере прямого, отражения на рынках ценных бумаг.
Если бы мистер Бэнг не отвлекся от своих дел, то, возможно, принял бы нужное решение и не упустил бы возможности сыграть на повышении.
– Итак, мои причуды уже обошлись мне в двадцать миллионов... Нужно прийти в себя, иначе все это может плохо кончиться... Локхарт, запишите меня к врачу...
– По какому поводу, сэр?
– Нервы шалят... Пусть выпишет таблетки...
Но врач отказался дать мистеру Бэнгу спасительный рецепт.
– Я не вижу в вашем состоянии никаких признаков нервных расстройств. Вы просто адекватно реагируете на сложившиеся обстоятельства.
– И что же мне делать, доктор? Я – издерганный человек, у меня нехорошо на душе ... Разве это не обязывает вас принять какие-нибудь меры?
– Пожалуй, вам, следует обратиться к психологу. Я могу порекомендовать вам Джули Брик, она практикует в Ньюмаркете.
– Джули... Пусть будет Джули...
Мистер Бэнг взял телефон и адрес, хотя решил, что попробует обойтись без психолога по имени Джули... Джули – это ведь как бы Юля по-английски, а мистер Бэнг еще не совсем отошел от терапии, предоставленной ему питерской медсестрой Юлей.
Однако состояние его ухудшалось. Он совершенно не мог работать, все чаще впадал в состояние болезненной задумчивости. Наконец он решил, что ему нечего терять, и назначил встречу с Джули, оказавшейся мисс Джули Брик, то есть незамужней.
– Но если она не может устроить свою личную жизнь, как она осмеливается помогать другим?
Несмотря на скептическое предубеждение, Джули понравилась ему сразу. Стоило ему расположиться в удобном кожаном кресле, как откуда-то появилась уверенность, что здесь ему помогут вернуться к обыденной жизни бунтаря-миллионера.
Она была невысокого роста, лет тридцати с хвостиком, цвет ее глаз был неопределенный и менялся в зависимости от освещения: на свету глаза были бирюзовые, в полумраке – зеленоватые. Волосы, русые с золотистым отливом, свободно падали на плечи, необыкновенные такие волосы, запоминающиеся. При знакомстве, пожимая ее руку, он обратил внимание на холод ее ладони и на странный браслет на правой руке, сотканный из позеленевших от времени монеток времен Римской империи.
На первый взгляд Джули казалась абсолютно «холодной леди», не помышляющей ни о каких чувствах, но стоило услышать ее голос, как первое впечатление растворялось без следа.
– Вы недавно побывали в автокатастрофе? – мягким голосом спросила она, полужестом указав на ссадины, украшавшие светлый лик неудавшегося Одиссея.
Не дожидаясь дополнительных приглашений, мистер Бэнг поведал психологу о природе своих травм и о предыстории их приобретения.
Джули внимательно выслушала и что-то записала в своем блокноте. Мистер Бэнг дорого бы дал, чтобы подсмотреть, что она пишет, ему почему-то почудилось, что в этой записи скрывалась отгадка его состояния, а значит, и ключ к излечению. Прочтешь «психопат-эротоман» – и все станет ясно... Мистер Бэнг не скрыл подробностей своей личной жизни, намеренно описав и свои встречи с девушками по вызову, и свои романтические приключения в России. Он рассудил так: она психолог, пусть слушает. Ей по службе положено. Впрочем, он не заметил и тени смущения или удивления в ее глазах. Это почему-то обидело его.
– А если бы я сообщил вам, что собственноручно зарезал и съел всех девушек, с которыми переспал, вы бы так же невозмутимо записали об этом в своем блокноте? – внезапно пробормотал мистер Бэнг, но и это замечание не произвело на Джули никакого впечатления.
– Мне пришлось бы сообщить об этом в полицию, мистер Бэнг, – отрезала она. – Вы, наверное, невнимательно прочли документ, который вас попросили подписать в приемной. Согласно закону, я обязана сообщать властям о любой противоправной деятельности, так что не советую вам делиться со мной подобными подробностями. Другое дело, если бы вам хотелось съесть всех женщин, с которыми вы имели интимные отношения. Это как раз мне было бы важно услышать, потому что нередко в скрытых желаниях коренятся причины неврозов.
– Позвольте мне вас разочаровать... Мне не хотелось их съесть...
– Ничего страшного... – приветливо улыбнулась Джули и неожиданно попросила: – Мистер Бэнг, расскажите о ваших отношениях с родителями.
– При чем тут они? – возмутился мистер Бэнг.
– Я так и предполагала, что моя просьба рассказать о родителях вас встревожит.
– Ну, что ж... У нас никогда не было теплых отношений.
– Вы чувствуете, что недополучили в детстве родительской любви?
– Ну, я бы не сказал, что они жестоко со мной обращались...
– А все-таки?
– Да... – признался он. – Ко мне всегда относились свысока и с некоторым презрением. Часто говорили, что я – дурак, недотепа...
– Ваши родители занимались рукоприкладством?
– Нет... Хотя подзатыльники... Джули, подзатыльники считаются рукоприкладством?
– Безусловно...
– В таком случае вы видите перед собой знатного коллекционера оных...
– За что вам доставалось?
– Да ни за что... Просто у мамы было плохое настроение или не получалось что-нибудь со стряпней...
– Так ли? То есть вы никогда не позволяли себе досадных шалостей?
– Может быть, но я бы не сказал... Во всяком случае, я не припомню ни одного раза, когда почувствовал бы, что заслужил оплеуху.
– Вы не против, если я применю методику гипноза? Я постараюсь вернуть вас в детство, а вы попытайтесь не сопротивляться и рассказать все, что вы чувствуете...
– Забавная игра. Но какое отношение это имеет к моей сегодняшней личной жизни?
– Не знаю, но мне кажется, что гипноз может многое прояснить.
Мистер Бэнг послушно лег на кушетку, а Джули принялась колдовать со своей методикой. Сначала она мерно раскачивала перед его глазами золотым кулончиком, произнося спокойные и умиротворяющие слова, потом начала считать. Бэнг затих.
– Вам восемь лет. Вы дома... Родители тоже дома. Что вы видите?
– Мама входит в комнату и начинает орать.
– Что ее возмутило?
– Брошенные на кровать мятые школьные брюки. Она кричит истерическим голосом и швыряет в меня учебник математики. Мне очень больно. Угол учебника чуть не выбил мне глаз. Я плачу... Это злит маму еще больше. Она хватает меня за волосы и с размаху ударяет головой об стену. Я ору от боли. Мне кажется, я лысый... Я плачу и зову на помощь... Мама орет: «А ну замолчи!»
Бэнг заплакал и заметался на кушетке.
– А отец?
– Орет на меня и на мать, чтобы мы замолчали, чтоб в доме было тихо...
– Что было потом?
– Мне не разрешили смотреть телевизор и в наказание загнали спать в восемь вечера... Я лежу и шепчу: «Как я вас ненавижу. Я обязательно вам отомщу. Дайте время! Как я вас ненавижу!»
Пациент впал в острое беспокойство.
– Сейчас я выведу вас из гипноза...
Джули принялась считать, приговаривая свои простые заклинания, имеющие столь таинственную магическую силу. Наконец она щелкнула пальцами прямо над ухом мистера Бэнга, и он немедленно очнулся.
– Я дурно себя вел? Пытался к вам приставать? – спросил он.
– Нет, все в порядке... Кстати, мистер Бэнг, принимая во внимание вашу особенность спать со всеми женщинами, которые вам встречаются, хочу предупредить, что завязывание личных и тем более интимных отношений с пациентами является грубейшим нарушением профессиональной этики.
Он внимательно посмотрел ей в глаза. Она не отвела взгляд.
– Откровенность за откровенность, мисс Джули... А со мной вам хотелось бы нарушить профессиональную этику?
К его удивлению, Джули залилась краской и отвернулась. В кабинете повисло напряженное молчание.
– Мистер Бэнг, – наконец проговорила она, – я прошу вас держать себя в руках и не повторять попыток затащить меня в постель.
– Ну зачем же в постель? Мне кажется, что ваша кушетка вполне удобная...
– Мистер Бэнг, вы переступаете черту. Еще одно слово, и я буду вынуждена отказаться от вас как от пациента...
– Я согласен, если это позволит вам не отказаться от меня как от мужчины.
– Нет, я просто потребую, чтобы вы немедленно покинули мой кабинет и более никогда не показывались мне на глаза...
– В таком случае, приношу вам свои самые что ни на есть сердечные извинения... Мне показалось, что я вам нравлюсь...
– Вы слишком самонадеянны.
– Нет. Просто вы мне очень нравитесь, мисс Джули, и мне показалось, что это взаимно.
– Вам показалось.
– Как психолог вы не можете не знать, что рассказы мужчины о своем детстве делают его беспомощным и привязывают к женщине, которой он доверился....
– Послушайте, мистер Бэнг...
– Мисс Джули, психологу не положено перебивать пациента.
– Иногда это совершенно необходимо... Либо замолчите, либо немедленно покиньте мой кабинет.
– Хорошо... Я молчу...
– Мистер Бэнг, мне вполне ясен ваш случай.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21
– Ой, извините, – наигранно смутилась девушка, проследив заинтересованный взгляд Николая. – Вас не смущает, что я без лифчика? В Англии, наверное, это не принято...
– В Англии все принято, – отупело откликнулся он и поцеловал Юлю в разрез майки.
Она рассмеялась.
– Больной! Вы что, больной! Это не предусмотрено в процедурной карте...
– Хотя, пожалуй, вы так скорее поправитесь... – добавила она и мигом стянула майку.
Он вздохнул и положил обе руки на топорщившиеся девичьи грудки, белеющие в полумраке вечереющей комнаты. Юля едва слышно пискнула и, все еще сидя на стуле, словно приподнялась на цыпочки.
– У вас руки холодные, – пояснила она.
Они поцеловались. Поцелуй получился медленным и тягучим. За пределами охватившего их поцелуя тела их задвигались, словно исполняя таинственный танец. Молча, сосредоточенно они снимали одежду друг с друга. Николай, согрев руки, принялся так же молча и сосредоточенно ласкать грудь девушки, осторожно оттягивая соски, которые он сжимал между пальцами, а Юля тихонько постанывала, пытаясь изловчиться и расстегнуть ему брюки. В молчании их руки потянулись друг к другу. Ладонь Юли легла на живот Николая и поползла вниз, встретив на своем пути то, что ожидала найти... Девичья ладошка охватила окрепшую твердь, и Николай привычно забыл обо всем. Обе руки его были на груди девушки, которая, очевидно, ему очень нравилась. Его голова была чуть откинута назад, и он издавал короткие стонущие звуки, в то время как Юля, неловко изогнувшись, передвигала сжатый кулачок вверх и вниз. Вдруг Николай тихо зарычал, и Юля наигранно испугалась.
– Погодите... У меня в сумочке, кажется, завалялся презик... – она встала и, нетерпеливо переступая ножками, отправилась за своей сумочкой.
Он отметил, что у нее очень красивые ноги – худенькие, с чуть выпирающими коленными чашечками, но прекрасной формы, и странная, еще большая нега охватила все его тело. Его взгляд сосредоточился на ее изящных ягодицах, подрагивающих при ходьбе. Когда она вернулась, он раздвинул ей ноги и усадил на свои колени. Они сразу же застонали, вздрагивая. Некоторое время они двигались так, забыв о том, что вот-вот могут вернуться его родители. Наконец они неохотно разомкнулись, продолжая ласкать друг друга руками...
– Ну, теперь вы, как честный человек, должны на мне жениться... – пошутила Юля.
– Ты же невеста Мириного сына? – неуверенно отозвался Николай, тяжело дыша.
– Точно... – словно спохватилась Юля. – Вы так увлекли меня своими рассказами о замке, что я обо всем забыла... Ну, ничего, я это улажу...
Она быстро оделась и ловко поправила сползшую повязку на лбу у Николая.
– Я зайду к вам завтра... Ну, как медсестра... Понимаете? У вас есть денежка на такси?
Он протянул кошелек. Увидев пачку зеленных купюр, девушка присвистнула.
– Вы и впрямь миллионер, по нашим меркам...
– Возьми побольше, на всякий случай...
– Я возьму сотню баксов. Хорошо?
– Возьми две...
– Ну, возьму – вам на лекарства, бинты и прочий перевязочный материал...
– Угу, – промычал он.
– До свидания, мистер Бонг!
– Бэнг.
– Неважно!
Николай упал на кровать. Из всего платного секса, испытанного им за его богатую подобного рода приключениями жизнь, то, что дала ему Юля, было высшим классом! Однако кроме плотского наслаждения, он ничего не испытывал к этой девушке. Его не оставляло ощущение, что он только что переспал с проституткой невероятного мастерства.
– Наши местные девицы берут максимум семьсот пятьдесят фунтов за ночь, а эта, пожалуй, захочет взять все... – пробормотал он. – Если Земля – это сумасшедший дом нашей Вселенной, то Россия – это сумасшедший дом Земли. Как Мира могла предпочесть меня этому Константину, мумии на двух ходулях?.. Ну что ж... Ты, Мира, предпочла это убожество, а я переспал с классной проституткой, с твоей, кстати, будущей невесткой... Так что мы квиты. Так, что ли?
Он все еще был зол не на шутку, но боль поражения и потери Миры, кажется, начала потихоньку отступать.
Внезапно в дверь заколотили.
«Наверное, мама забыла ключи, – решил Николай. – Сейчас открою с повязкой на голове – она в обморок...»
Однако за дверью была вовсе не мама. Он едва успел разглядеть перекошенное лицо Мириного сына, как сокрушительный удар под дых заставил его согнуться в три погибели. Тут же он получил дополнительный удар коленом в лицо. Сломанный нос взвыл запредельной болью и отозвался резким отголоском в ране на затылке.
– Слушай, слизь задроченная... Если до вечера ты не уберешься из России, завтра тебе не жить... Я знаю, что ты с Юлькой трахался... Она у меня блядь профессиональная... Сколько ни отучал – видимо, уже не отучу... Говорила мне мать, что все медсестры – развратные... – он напоследок пнул Николая в живот и устремился к выходу.
Николай долго харкал кровью в родной ванной комнате, потом умылся и поспешно вызвал такси. Родителей по-прежнему не было дома. Он решил немедленно уехать, чтобы они не видели его теперешнего состояния и полученных в течение майского дня травм разнообразной степени тяжести. Чтобы они не волновались, он оставил на кухонном столе записку: «Срочные дела. Улетаю в Лондон вечерним рейсом. Ваш любящий сын».
В аэропорту пограничник долго не мог поверить, что фотография в паспорте соответствует ее законному прообразу.
– У вас есть еще какой-нибудь документ с фотографией?
Николай показал британские водительские права. Этот документ вызвал еще больше подозрений.
– Вы не похожи на иностранца... – заключил пограничник, все же поставив штемпель в паспорт.
«Теперь ни один таксист не подумал бы, что я не говорю по-русски», – с язвительной самоиронией подумал Николай.
...Утром следующего дня, подъезжая к своему замку, мистер Бэнг решил, что не так уж плохо провел время. Пожалуй, таких острых ощущений он не испытывал за последние двадцать лет. Один мордобой чего стоил... Масса впечатлений. Очень ободряет... Ну а чувственных переживаний ему хватит до конца дней.
Зайдя к Джованни на кухню, он позволил повару внимательно осмотреть раны на своем совершенно опухшем от массированных попоек лице.
– Сэр, я же вас предупреждал: не следует связываться с русской мафией. Сицилийская гораздо гуманнее. Доведя человека до вашего состояния, она обязательно добивает жертву. Посмотрите на себя! С такими ранами вы не жилец!
– Спасибо, утешил!
– Хотя, когда вы узнаете, что у нас сегодня на обед, вы неминуемо захотите остаться в живых... Кстати, вы уехали так внезапно... А утки в тот день получились отменными!
– Ну, я же обещал вернуться к обеду, – виновато сказал мистер Бэнг. – И исполнил свое обещание.
– С опозданием в три недели...
– Но я вернулся, – упрямо повторил Бэнг.
– Вот и славно, сэр. Сегодня у нас на обед хвосты омаров, запеченные в духовке.
– Как обычно, с растопленным сливочным маслом и зеленью?
– Разумеется, сэр!
?
По возвращении на мистера Бэнга навалился такой ворох дел, требующих безотлагательных решений, что первые несколько дней особенно переосмысливать случившееся с ним в России было некогда, да и не хотелось. Пожалуй, он был рад с головой окунуться в привычные дела.
Больше всего мистера Бэнга выбил из колеи (если предположить, что после поездки он был в своей колее) тот факт, что акции, от которых он так, как казалось, благоразумно избавился, невероятно подскочили в цене, превратив таким образом решение их продать в самый крупный финансовый просчет в его жизни. Если бы он не поддался панике и последовал советам своего брокера, его состояние составляло бы теперь сто пятьдесят миллионов. Скоропалительное решение обошлось ему в невероятную сумму – двадцать миллионов фунтов.
Теперь действовать было поздно. Индексы были высоки, вкладывать деньги в его излюбленные акции было бессмысленно, а в других финансовых сферах мистер Бэнг разбирался слабо. Он был философ, а этот род занятий пока не имеет соответствующего, по крайней мере прямого, отражения на рынках ценных бумаг.
Если бы мистер Бэнг не отвлекся от своих дел, то, возможно, принял бы нужное решение и не упустил бы возможности сыграть на повышении.
– Итак, мои причуды уже обошлись мне в двадцать миллионов... Нужно прийти в себя, иначе все это может плохо кончиться... Локхарт, запишите меня к врачу...
– По какому поводу, сэр?
– Нервы шалят... Пусть выпишет таблетки...
Но врач отказался дать мистеру Бэнгу спасительный рецепт.
– Я не вижу в вашем состоянии никаких признаков нервных расстройств. Вы просто адекватно реагируете на сложившиеся обстоятельства.
– И что же мне делать, доктор? Я – издерганный человек, у меня нехорошо на душе ... Разве это не обязывает вас принять какие-нибудь меры?
– Пожалуй, вам, следует обратиться к психологу. Я могу порекомендовать вам Джули Брик, она практикует в Ньюмаркете.
– Джули... Пусть будет Джули...
Мистер Бэнг взял телефон и адрес, хотя решил, что попробует обойтись без психолога по имени Джули... Джули – это ведь как бы Юля по-английски, а мистер Бэнг еще не совсем отошел от терапии, предоставленной ему питерской медсестрой Юлей.
Однако состояние его ухудшалось. Он совершенно не мог работать, все чаще впадал в состояние болезненной задумчивости. Наконец он решил, что ему нечего терять, и назначил встречу с Джули, оказавшейся мисс Джули Брик, то есть незамужней.
– Но если она не может устроить свою личную жизнь, как она осмеливается помогать другим?
Несмотря на скептическое предубеждение, Джули понравилась ему сразу. Стоило ему расположиться в удобном кожаном кресле, как откуда-то появилась уверенность, что здесь ему помогут вернуться к обыденной жизни бунтаря-миллионера.
Она была невысокого роста, лет тридцати с хвостиком, цвет ее глаз был неопределенный и менялся в зависимости от освещения: на свету глаза были бирюзовые, в полумраке – зеленоватые. Волосы, русые с золотистым отливом, свободно падали на плечи, необыкновенные такие волосы, запоминающиеся. При знакомстве, пожимая ее руку, он обратил внимание на холод ее ладони и на странный браслет на правой руке, сотканный из позеленевших от времени монеток времен Римской империи.
На первый взгляд Джули казалась абсолютно «холодной леди», не помышляющей ни о каких чувствах, но стоило услышать ее голос, как первое впечатление растворялось без следа.
– Вы недавно побывали в автокатастрофе? – мягким голосом спросила она, полужестом указав на ссадины, украшавшие светлый лик неудавшегося Одиссея.
Не дожидаясь дополнительных приглашений, мистер Бэнг поведал психологу о природе своих травм и о предыстории их приобретения.
Джули внимательно выслушала и что-то записала в своем блокноте. Мистер Бэнг дорого бы дал, чтобы подсмотреть, что она пишет, ему почему-то почудилось, что в этой записи скрывалась отгадка его состояния, а значит, и ключ к излечению. Прочтешь «психопат-эротоман» – и все станет ясно... Мистер Бэнг не скрыл подробностей своей личной жизни, намеренно описав и свои встречи с девушками по вызову, и свои романтические приключения в России. Он рассудил так: она психолог, пусть слушает. Ей по службе положено. Впрочем, он не заметил и тени смущения или удивления в ее глазах. Это почему-то обидело его.
– А если бы я сообщил вам, что собственноручно зарезал и съел всех девушек, с которыми переспал, вы бы так же невозмутимо записали об этом в своем блокноте? – внезапно пробормотал мистер Бэнг, но и это замечание не произвело на Джули никакого впечатления.
– Мне пришлось бы сообщить об этом в полицию, мистер Бэнг, – отрезала она. – Вы, наверное, невнимательно прочли документ, который вас попросили подписать в приемной. Согласно закону, я обязана сообщать властям о любой противоправной деятельности, так что не советую вам делиться со мной подобными подробностями. Другое дело, если бы вам хотелось съесть всех женщин, с которыми вы имели интимные отношения. Это как раз мне было бы важно услышать, потому что нередко в скрытых желаниях коренятся причины неврозов.
– Позвольте мне вас разочаровать... Мне не хотелось их съесть...
– Ничего страшного... – приветливо улыбнулась Джули и неожиданно попросила: – Мистер Бэнг, расскажите о ваших отношениях с родителями.
– При чем тут они? – возмутился мистер Бэнг.
– Я так и предполагала, что моя просьба рассказать о родителях вас встревожит.
– Ну, что ж... У нас никогда не было теплых отношений.
– Вы чувствуете, что недополучили в детстве родительской любви?
– Ну, я бы не сказал, что они жестоко со мной обращались...
– А все-таки?
– Да... – признался он. – Ко мне всегда относились свысока и с некоторым презрением. Часто говорили, что я – дурак, недотепа...
– Ваши родители занимались рукоприкладством?
– Нет... Хотя подзатыльники... Джули, подзатыльники считаются рукоприкладством?
– Безусловно...
– В таком случае вы видите перед собой знатного коллекционера оных...
– За что вам доставалось?
– Да ни за что... Просто у мамы было плохое настроение или не получалось что-нибудь со стряпней...
– Так ли? То есть вы никогда не позволяли себе досадных шалостей?
– Может быть, но я бы не сказал... Во всяком случае, я не припомню ни одного раза, когда почувствовал бы, что заслужил оплеуху.
– Вы не против, если я применю методику гипноза? Я постараюсь вернуть вас в детство, а вы попытайтесь не сопротивляться и рассказать все, что вы чувствуете...
– Забавная игра. Но какое отношение это имеет к моей сегодняшней личной жизни?
– Не знаю, но мне кажется, что гипноз может многое прояснить.
Мистер Бэнг послушно лег на кушетку, а Джули принялась колдовать со своей методикой. Сначала она мерно раскачивала перед его глазами золотым кулончиком, произнося спокойные и умиротворяющие слова, потом начала считать. Бэнг затих.
– Вам восемь лет. Вы дома... Родители тоже дома. Что вы видите?
– Мама входит в комнату и начинает орать.
– Что ее возмутило?
– Брошенные на кровать мятые школьные брюки. Она кричит истерическим голосом и швыряет в меня учебник математики. Мне очень больно. Угол учебника чуть не выбил мне глаз. Я плачу... Это злит маму еще больше. Она хватает меня за волосы и с размаху ударяет головой об стену. Я ору от боли. Мне кажется, я лысый... Я плачу и зову на помощь... Мама орет: «А ну замолчи!»
Бэнг заплакал и заметался на кушетке.
– А отец?
– Орет на меня и на мать, чтобы мы замолчали, чтоб в доме было тихо...
– Что было потом?
– Мне не разрешили смотреть телевизор и в наказание загнали спать в восемь вечера... Я лежу и шепчу: «Как я вас ненавижу. Я обязательно вам отомщу. Дайте время! Как я вас ненавижу!»
Пациент впал в острое беспокойство.
– Сейчас я выведу вас из гипноза...
Джули принялась считать, приговаривая свои простые заклинания, имеющие столь таинственную магическую силу. Наконец она щелкнула пальцами прямо над ухом мистера Бэнга, и он немедленно очнулся.
– Я дурно себя вел? Пытался к вам приставать? – спросил он.
– Нет, все в порядке... Кстати, мистер Бэнг, принимая во внимание вашу особенность спать со всеми женщинами, которые вам встречаются, хочу предупредить, что завязывание личных и тем более интимных отношений с пациентами является грубейшим нарушением профессиональной этики.
Он внимательно посмотрел ей в глаза. Она не отвела взгляд.
– Откровенность за откровенность, мисс Джули... А со мной вам хотелось бы нарушить профессиональную этику?
К его удивлению, Джули залилась краской и отвернулась. В кабинете повисло напряженное молчание.
– Мистер Бэнг, – наконец проговорила она, – я прошу вас держать себя в руках и не повторять попыток затащить меня в постель.
– Ну зачем же в постель? Мне кажется, что ваша кушетка вполне удобная...
– Мистер Бэнг, вы переступаете черту. Еще одно слово, и я буду вынуждена отказаться от вас как от пациента...
– Я согласен, если это позволит вам не отказаться от меня как от мужчины.
– Нет, я просто потребую, чтобы вы немедленно покинули мой кабинет и более никогда не показывались мне на глаза...
– В таком случае, приношу вам свои самые что ни на есть сердечные извинения... Мне показалось, что я вам нравлюсь...
– Вы слишком самонадеянны.
– Нет. Просто вы мне очень нравитесь, мисс Джули, и мне показалось, что это взаимно.
– Вам показалось.
– Как психолог вы не можете не знать, что рассказы мужчины о своем детстве делают его беспомощным и привязывают к женщине, которой он доверился....
– Послушайте, мистер Бэнг...
– Мисс Джули, психологу не положено перебивать пациента.
– Иногда это совершенно необходимо... Либо замолчите, либо немедленно покиньте мой кабинет.
– Хорошо... Я молчу...
– Мистер Бэнг, мне вполне ясен ваш случай.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21