– Да пошел ты! – закричал в ответ великий князь и кинулся вперед.
Резким движением он откинул груду сухостоя, и глазам изумленного Берии предстал еще один железный щит, на котором ярко и аляповато во весь рост был изображен лежащий тигр с гнусной ухмылкой на роже.
Стрела вонзилась в щит где-то возле тигриного хвоста.
Берия тоже сделал шаг вперед, чтобы получше разглядеть это диво, но Николай Николаевич услышал, как треснула ветка, и крикнул:
– Не подходите, Лаврентий Павлович. Вы же видите, он только легко ранен и раздражен. Если он бросится, я не смогу вас защитить.
– И не надоело? – С другой стороны шалаша появился согнутый человек с деревянной дудкой в длинных угловатых пальцах. – Ваши звери – беспомощные жертвы дворянского произвола. Скоро в наших лесах перестанут водиться тигры. Разве мало вам того, что вы перебили всех динозавров!
– Вот это вы зря, Бетховен! – откликнулся Николай Николаевич. – Никто вам не поверит. Динозавры вымерли сами, вам каждый ребенок скажет.
– У нас детей нет!
– Не исключено, что будут. – И великий князь расхохотался.
– Лучше убивайте людей. – Человек по имени Бетховен, совершенно на Бетховена непохожий и даже не глухой, показал дудочкой на Лаврентия Павловича: – Не зря же я его сюда заманил.
– Так это ваша работа!
Они забыли о Лаврентии Павловиче, будто он был и не человеком вовсе, а какой-то мошкой, на которую можно, не заметив, наступить. Конечно же, после радиации остались только психи.
– Моя, Николай Николаевич, моя! Я его отыскал в подвале, в тюрьме. И не зря отыскал. Великий мерзавец.
– Почему же вы так решили?
– Я куда моложе вас, великий князь. И прибыл сюда только в прошлом году. А раз так, то как бы застал его там. В тюрьме узнал о его печальном конце – у нас многие говорили. А потом кинули к нам в камеру одного капитана – бывшего капитана, не эмвэдэшного, а армейского, и тот сказал, что был в охране Берии, которого вроде бы не расстреляли, а приберегли для следующего случая. А он потом исчез. Вот вдруг подумал, а не наш ли это случай?
– Вы мне надоели, Бетховен, – сказал Николай Николаевич. – Я даже подозреваю, что вы вовсе не Бетховен. У него была совершенно другая прическа.
– Так вы думаете охотиться на этого вот, Берию?
– Я должен сейчас охотиться?
– Ну сколько вам нужно говорить! Я для вас выманил этого мерзавца.
Николай Николаевич глядел на Берию, и во взоре его не было никакой решимости.
– А я хотел еще слона поискать, – сказал он наконец.
– По-моему, вы здесь посходили с ума, – сказал Бетховен. – Я даю вам уникальную возможность избавить наш свет от убийцы и злодея, а вы предпочитаете слона.
– Погодите, погодите, – решил воспользоваться заминкой Лаврентий Павлович. – Почему никто не хочет выслушать моего мнения?
– Помолчи, я таких, как ты, уже выманил с полдюжины. И буду ловить!
– Бетховен прав, – сказал Николай Николаевич.
– Я требую открытого суда! Вы докажите, что я виноват! – Берия смотрел на князя.
– А он дело говорит! – сказал великий князь. – Займитесь, коллега, составом суда, подбором присяжных, и чтобы все как положено.
Великий князь пошел дальше по берегу речки, высоко поднимая ноги. Его сапоги блестели, несмотря на грязь.
– Ну что, выкусил? – спросил Лаврентий Павлович. – Никакой ты не Бетховен, и мы еще выясним, кто ты такой.
– Здесь каждый выбирает имя, которое ему больше всего подходит. Должна же где-то быть свобода!
Они стояли по щиколотку в грязи, и понятно было, что никакого вреда друг другу они причинить не могут. Лаврентий Павлович, хоть и исхудал во время заключения и суда, сил не прибавил – он и выглядел бывшим толстяком. Пожилым, скорее немощным, даже если в молодости и отличался силой. Впрочем, никогда Лаврентий Павлович не отличался ни силой, ни ростом, ни красотой – все вместе это вело к желанию повелевать. И он присоединился к неистребимой армии претендентов на мировое господство, которые провели лучшие годы, набираясь сил. Присоединился – чтобы отомстить девочке Наде Иоселиани, презревшей его в шестом классе. А когда он достигнет таких высот, что может сказать: «Теперь ты будешь у меня в ногах ползать, умолять, чтобы я тебя в койку на ночь взял, иначе я весь твой род в порошок сотру», оказывается, что Надя не представляет уже интереса – пускай остается на своей коммунальной кухне со своими тремя шелудивыми ублюдками и алкоголиком-мужем!
Его противник был повыше ростом, зато худ и сутул. У него были печальные шоколадные глаза на очень белом лице, удрученном корявым носом.
И тут Лаврентий почуял, что враг не уверен в себе.
Нет, музыкант по кличке Бетховен не чета министру Госбезопасности!
– Что же еще тебе капитан наплел? – спросил Берия.
– Он рассказал, где вас содержат. Он сказал, что вам лично товарищ Хрущев велел писать воспоминания, то есть доносы. А потом вас все равно расстреляют, потому что для всех вы уже расстрелянный.
– А какой твой интерес?
– Я подумал: такая сволочь, как вы, если дотянет до Нового года, наверняка попытается к нам прорваться. Надо было сегодня проверить.
– Почему сегодня?
– Потому что сегодня первое января. С Новым годом, товарищ Лаврентий Павлович Берия!
– С каким еще годом?
– С наступившим. Вот я и пошел проверить. И решил, что если я, к сожалению, угадал, то обязательно вас уничтожу. Хватит у нас здесь своей нечисти.
– А чего же не уничтожил?
С каждым словом Берия как бы наливался силой, словно русский богатырь, прижавшийся к земле.
– Вы же понимаете... я не умею убивать. Я надеялся на великого князя. Если я вас выманю, он обещал вас подстрелить. Но промахнулся.
– И что же будем делать? – спросил Лаврентий Павлович.
– Не знаю, – признался музыкант.
– А на самом деле как тебя зовут?
– Семен Матвеевич, Гуревич Семен Матвеевич.
– А кличку себе придумал – Бетховен. Чтобы я не догадался о национальности? Ну и порода, ну и нация!
– Вы не думайте, что легко отделались, – сказал Гуревич. – Потому что я до вас доберусь. Или другие доберутся. Здесь таких немало.
– У государственного деятеля всегда много врагов, – признался Берия. – Это неизбежно.
Лаврентий Павлович размышлял: то ли перевести разговор в товарищеское русло и выпытать у этого музыканта подробности ситуации – он быстро расколется. Или принять другой, более суровый тон? Последнее победило, потому что уж слишком противно было стоять в этой грязи.
– А ну хватит! – крикнул он, набычиваясь. – Поговорили и хватит. Разувайся.
– Как так разувайся?
– Снимай ботинки.
– Но они же мне нужны.
– Мне нужнее. – Собеседник пасовал, отступал, и вдруг Лаврентий Павлович ощутил почти потерянное, забытое чувство силы – он так любил прежде заставлять людей делать по его воле, желанию, капризу, и делать то, что совершенно противно их природе. Когда-то Хозяина спросили, какое чувство ему всего ближе, и он ответил – месть. Лаврентий Павлович ответил бы – чувство власти. Месть мельче, о мести можно забыть... он был крупнее Хозяина!
Теперь Лаврентий Павлович уже полностью овладел положением. Он не спеша оглянулся, зная, что этот Бетховен всецело в его власти. Охотник попался в лапы дичи. Смешно.
Оглянувшись, Лаврентий Павлович увидел совсем рядом обвалившийся забор. Он резко рванул планку, вытащил ее – теперь он был вооружен. Хорошая плоская палка больше метра длиной. Ею можно еще как огреть по спине!
– Осторожнее, – предупредил Гуревич, – там гвозди.
– Ах гвозди! Ну тем лучше.
– Ну чего вы от меня хотите! – взвыл этот самый Бетховен. – Вы же сколько угодно ботинок найдете. – Он показал рукой куда-то наверх. – Зайдите в универмаг, там они стоят рядами, выберите себе что нужно.
– Считаю до трех.
Бетховен ринулся на сухое место, Лаврентий Павлович было замахнулся, но сообразил, что Гуревич лишь хочет снять ботинки там, где удобнее.
– Они вам будут малы, – сказал он.
– Ничего, кидай.
Бетховен кинул ботинок, он был мокрый.
– Ничего, – сказал Берия, – не хочу простужаться.
– Простужаться? – И вдруг Гуревич захохотал. Тонко, противно, но не притворяясь. – Как же вы, милостивый товарищ, намерены простудиться?
– Очень просто.
Берия натянул ботинок. Тесновато, но зато как приятно – человек в ботинках совершенно иначе себя чувствует.
– Мне кажется, что вы, как бывает с новенькими, – сказал Гуревич, переминаясь с ноги на ногу (без ботинок ему было стоять неприятно), – вы до сих пор не представляете, куда попали.
– А вот это вы мне сейчас расскажете, – грозно сказал Берия.
– Вы не так страшны, как хотите показаться, – ответил Гуревич. – Ботинки вы еще у меня отнять можете. Но этим ваши возможности практически ограничиваются.
– Пошли, – приказал Берия, показывая вверх по склону.
Бетховен пошел впереди. Он вынул было свою дудку, хотел поднести ее к губам, но Лаврентий Павлович сразу догадался, что Бетховен намерен звать сообщников, а этого допускать нельзя.
– Если ты ее еще раз вынешь из кармана, я ее собственными руками разломаю, – предупредил он.
Тропинка была сырая, но не очень скользкая. Как приятно не глядеть под ноги.
Они поднялись на шоссе.
Где-то там внизу бродит по помойкам великий князь с его жестяной охотой. Его надо беречься, у него есть арбалет. А из арбалета можно и убить.
Бетховен прошел несколько шагов и уселся на асфальт.
– Устал, – сказал он.
Берия хотел было съездить ему палкой по затылку, а потом решил, что пора менять тактику.
– Снимай штаны, – сказал он, – быстро.
– Вы не посмеете!
– Еще как посмею. Ты же меня знаешь. Ты меня знаешь?
– Еще бы, – сказал Бетховен. – Вы моего отца убили, брата убили, жену заморили. Я все знаю...
– Тогда снимай штаны. Мне в штанах больше нравится, а то видишь – что у меня под плащом! Разве это штаны?
– Но у меня ненамного лучше, – признался Гуревич.
Берия присмотрелся.
– А ты говоришь, здесь можно достать?
– Конечно.
– И не радиоактивные?
– Да обычные, новые – нет проблем.
– Покажешь?
– Когда?
– Сейчас.
– Мне отдохнуть надо. Вы-то здесь новенький, у вас еще силы остались.
– А ты не новенький?
– На полгода старше вас, а это здесь много значит.
– Радиация?
– Да что вы заладили со своей радиацией? Откуда здесь быть радиации?
Берии не хотелось стоять.
Он уселся на асфальт в двух шагах от Бетховена. Если тот попытается убежать, Лаврентий Павлович его догонит.
– А если здесь нет радиации, то где народ? – спросил Берия.
– Точно! – почему-то Бетховен обрадовался. – Он ничего не знает!
– А ты объясни старику, объясни.
– Я и пытаюсь объяснить.
– Война? Да? Американцы напали? Атомная бомба? Все погибли? Остались только психи и кто был под землей, да?
– Ах вот какую теорию вы построили, Лаврентий Павлович! Нет, не выдерживает критики ваша теория. Не было атомной войны, не было радиации, и я вовсе не псих, а такой же, как вы, беженец. И мне даже смешно, что мы с вами оказались в одном положении. Я вас дудочкой заманивал...
– Неудачно.
– Разумеется, неудачно, я не охотник и даже не настоящий крысолов. Но зато куда информированней вас.
Лаврентий Павлович поднялся и встал над Бетховеном. Тот не стал подниматься.
Лаврентий опирался на палку от забора. Как Геракл на дубинку.
Бетховен смотрел на него снизу вверх.
– Говори, – приказал Берия. В нем росла тревога. Он уже понимал, что происходит нечто вне его понимания, даже более невероятное, чем атомная война.
– Этому еще нет настоящего научного объяснения, – сказал Бетховен. – Но, как вы знаете, отсутствие объяснения не закрывает тему. Вы попали на тот свет...
Бетховен смотрел на него, чуть склонив свою еврейскую голову. И, в общем, его не боялся. Испугался там, внизу, у речки, а сейчас уже овладел собой, потому что знал секрет, и секрет для Лаврентия Павловича вполне страшный.
– На тот свет? – повторил Лаврентий Павлович.
Этот вариант ему в голову не приходил, потому что он был убежденным материалистом, ленинцем, он знал, что тот свет – выдумки попов и всевозможных врагов пролетариата. Но в то же время он сам никогда не участвовал в разрушении церквей или убийстве священников. Если уж приходилось, то поручал другим. И все только потому, что Лаврентий Павлович не знал, что происходит с человеком после смерти. Он столько видел смертей и стольких людей убил сам, что волей-неволей стал мучиться мыслью – а что потом? Куда деваются все эти люди, мгновение между жизнью и смертью которых он наблюдал?
После смерти должно что-то быть. И марксизм не мог дать на это ответа. И как бы ты ни штудировал классиков и даже Хозяина, то ты, будь у тебя голова на плечах, приходил к выводу, что эти умные люди и сами не знают, что происходит после смерти.
– На тот свет... Нет! – Лаврентий Павлович был не согласен.
– Отчего такая уверенность в себе? – спросил Гуревич.
– Он не такой, – сказал Берия.
– Вам это доложили?
– Без иронии!
– Так в чем проблема?
Бетховен не издевался, он наблюдал за Лаврентием Павловичем, как ученый наблюдает потуги муравья, взбирающегося на песчаный холмик.
– Все должно быть иначе.
– Никто с того света домой не возвращался.
– С чего вы-то так решили? Где ангелы и всякие ихние причиндалы?
– Не бунтуйте, товарищ министр, – сказал Бетховен. – От этого ничего не изменится. Тем более что вы правы – наш свет отличается от всех вариантов, которые есть в религиях. Потому что он – материалистический.
– Объяснись.
– Существует и, видимо, всегда существовала категория людей, которые мечтают о том, чтобы спрятаться, исчезнуть, не быть вместе с человечеством. Если им грозит неминуемая смерть или страшный позор. Вот возьмем ваш случай.
Берия кивнул. В самом деле, лучше понимать на своем опыте.
– Вам грозила неминуемая смерть. Все ваши надежды рухнули. И пик ваших переживаний попал на момент Нового года – когда люди переходят из года 53-го в год 54-й. И вы, ваш организм, вопил: нет, я с вами не пойду! Идите без меня! Я согласен на все, что угодно, – только бы не идти с вами.
– И что же?
– А то, что некая сила – назовем ее природой – эту просьбу согласна выполнить. Но с одним условием – это случается раз в году, в новогоднюю ночь. Погодите, не задавайте мне вопросов, на которые я не смогу ответить. Почему именно христианский Новый год? Не знаю, я говорю о фактах. Раз в году, в одну минуту, в одну секунду – если вы отчаянно пожелаете уйти от человечества, ваше желание сбывается. Вы оказываетесь в мире, который вас сейчас окружает. В мире без времени.
– Почему без времени? Я же говорю с тобой, я хожу, значит, в нем есть то, что было раньше, и то, что будет после, – значит, есть время.
– Не философствуйте, министр, – сказал Бетховен, – факт остается фактом. Мы все здесь такие.
– Те, кто не захотел?
– Да. Вот я, например, был на краю смерти, и в то же время назавтра нас отправляли на этап, который мне не пережить... и я оказался здесь.
– Но почему именно этот момент? Один момент?
– Я просил вас не задавать мне вопросов, на которые я не готов ответить.
– Но вы проверяли?
– Не надо проверять. Каждый новенький узнает о нашей жизни через полчаса после прихода.
– А потом? Что происходит потом?
– Потом? Мы существуем. Мы живем.
– Долго?
– Пока не износимся.
– Я не понял!
– Никто здесь не болеет, не стареет, не ест, не спит, не пьет, не любит... в этом нет нужды. Время остановилось, и кровь перестала течь в ваших жилах.
– Ну уж это в переносном смысле!
– В переносном. Но биологически мы все – мертвые. Мне рассказывал доктор – состав крови, тканей, всего довольно быстро, через несколько дней или недель меняется. Вы даже и не знаете, что температура наших тел на несколько градусов ниже, чем у нормальных людей.
– Ну меня-то ты с собой не путай! – рассердился Берия. – У тебя кровь, может, лягушачья...
– А у вас руководящая, да?
– Нормальная кровь.
Берия непроизвольно потрогал свою шею. Шея как шея. Нормальная шея.
– Если холодное тронуть холодным, то не заметишь, – сказал Бетховен.
– Перестань нести чепуху!
Берия пошел прочь по шоссе. Ему было страшно и противно. Ему сказали, что у него неоперабельная опухоль, – неужели он зря старался, бежал... А куда бежал?
Бетховен шел сзади и говорил, занудно, тихо, но Берия не мог его не слушать. И слушал.
– Вы думаете, нас много? Нет, люди не бессмертны, они конечны, хоть здесь никто и не умирает. Мы изнашиваемся, как вещи, и исчезаем, как вещи. Двести, триста лет, и конец... да и поступления невелики.
– Помолчи!
– Каждый новый человек вскоре начинает искать себе дело... Кстати, вы не хотите выступать в нашей стенгазете? У нас на Измайловском стадионе есть стенгазета. Ее делают такие чудесные люди! Интернационалисты, увлеченные своим делом, так сказать, пионеры первого набора. Вы были в пионерах?
Этот Бетховен совершенно обнаглел, забыл, наверное, как у него обувь отобрали! С другой стороны – пускай говорит, если не врет, а не похоже, что врет, значит, Лаврентию Павловичу предстоят нелегкие времена.

Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":
Полная версия книги 'Операция «Гадюка»'


1 2 3 4 5 6