Я просто хочу тебе помочь.
– Ты ведешь себя как хозяин, – возмутилась она так тихо, чтобы никто не расслышал. – Я сама могу решить, покинуть гостей или остаться.
При этих словах холодные глаза Джонатана засияли как солнце над замерзшим озером.
– Ты намерена постоянно сражаться со мной, правда?
– Я не сражаюсь, – возразила Реджина. – Я всегда все решала сама и собираюсь поступать так и дальше.
– Я мог бы перебросить тебя через плечо и отнести наверх, – поддразнил ее Джонатан. И на самом деле, он сделал бы это с удовольствием. Ему очень хотелось бы увидеть, как маленькая очаровательная попка Реджины подпрыгнет на упругом матрасе, прежде чем он придавит ее своим телом. Потом он принялся бы целовать ее до тех пор, пока у нее не исчезнут все мысли о сопротивлении.
– А я могла бы попросить Фаулера сунуть тебя головой в сугроб, – откликнулась она на его шутку. – Отпусти меня. Надо подать чай, а миссис Чалмерс занята.
Он отпустил ее, но взглядом дал ей понять, что рано или поздно они останутся наедине, и тогда ей придется заплатить за свой отказ подчиниться ему.
Джонатан уже собрался последовать за Реджиной на кухню, чтобы помочь приготовить чай, но тут в прихожей появились Дэвид Куинлан и Эмили Фаулер. Похожая на ангелочка застенчивая блондинка с голубыми глазами и детской улыбкой не произвела на Джонатана никакого впечатления. Таких девушек Джонатан всячески избегал. Слава Богу, она была в сопровождении молодого человека, который очень ей подходил.
Дэвид Куинлан в своем черном шерстяном костюме с накладными карманами и консервативным галстуком выглядел как типичный воспитанник семинарии. Черты лица у него были угловатые, нос длинный и прямой, губы тонкие, и держался он прямо, будто палку проглотил.
– Здравствуйте, мисс Ван Бурен, – прогнусавил он. Его манера говорить раздражала Реджину не меньше, чем его снисходительное поведение. – Позвольте выразить вам мои соболезнования.
– Благодарю вас, – холодно ответила ему Реджина и приветливо улыбнулась Эмили. У нее было мало общего с этой девушкой, но неприязни к ней она не испытывала. Скорее, жалость. Отец ее был человеком властным, мать походила на увядший цветок. Если Дэвид Куинлан может сделать ее счастливой, Реджина желает ей счастья.
– Я заметил, что во время службы вы расстроились, мисс Ван Бурен, – сказал Дэвид Куинлан. – Позвольте заверить вас, что у преподобного Хейса были самые добрые намерения. Его обязанность как приходского пастора напоминать прихожанам об их долге по отношению к Богу и друг к другу.
Реджина больше не думала, что Дэвид может сделать Эмили счастливой. Она никому не пожелала бы такого спутника жизни. Но чтобы не огорчать Эмили, она улыбнулась помощнику пастора.
– Уверена, преподобный Хейс верит в то, что говорит, – заметила она. – А я не верю. И совершенно с ним не согласна. У суфражизма благородные цели, мистер Куинлан, и Хейзл Глам тоже была благородной. Ее доброта и мужество останутся в памяти всех жителей Мерриам-Фоллс.
После этих слов воцарилось неловкое молчание. Дэвид Куинлан натянуто улыбнулся Джонатану, взял Эмили за руку и повел в гостиную. На этот раз Реджина победила.
Прошла уже неделя, но Реджина все еще чувствовала себя виноватой в том, что была так груба с Дэвидом Куинланом. Святые отцы считали причиной смерти Хейзл ее приверженность к суфражизму, и это возмущало ее до глубины души.
На следующий день после заупокойной мессы немного потеплело, ночью с неба сыпалась снежная крупа, а днем шел дождь. Было сумрачно и сыро. Реджина сидела в гостиной, свернувшись калачиком в кресле с книжкой стихов на коленях, и смотрела в окно, думая о том, когда наконец наступит весна и сможет ли она тогда выходить из дома, не столкнувшись с Бисби или другими многочисленными слугами, нанятыми Джонатаном Паркером для обслуживания его большого шикарного дома. Вряд ли это возможно, с тяжелым вздохом признала Реджина. Джонатан постоянно давал знать о своем присутствии. Особенно с тех пор, как приехал новый управляющий фабрики и поселился в ее пансионе на втором этаже.
Ричард Фергюсон был мужчина средних лет, шатен с добрыми карими глазами. К радости миссис Чалмерс, этот худой, задумчивый джентльмен со скрипучим голосом обладал завидным аппетитом. Сев в первый раз за стол, он съел все дочиста и попросил добавки. Когда был подан десерт, новый жилец заявил, что никогда еще не ел такого вкусного яблочного пирога. Этой похвалой он сразу завоевал сердце Люси. Сейчас повариха месила на кухне тесто для персикового торта. Реджина была уверена, что Люси не стала бы печь этот торт в обычный вторник, если бы не мистер Фергюсон.
Реджину удивляло, как падки женщины на мужские комплименты, и тут же вспомнила о собственном легковерии. Она не вправе осуждать Люси за то, что та поддалась чарам нового жильца. Ричард Фергюсон – приятный человек. Хотелось бы Реджине сказать то же самое и о его хозяине. В течение недели поведение Джонатана вызвало у Реджины сначала легкое раздражение, которое вскоре перешло в ярость. Он даже набрался наглости и заявил Ричарду Фергюсону, что они с Реджиной неофициально помолвлены, и попросил своего управляющего присматривать за происходящим в пансионе. Реджина отправилась в дом через дорогу и сказала нахальному мистеру Паркеру, что они с ним не помолвлены даже неофициально. В ответ он лишь улыбнулся своей неотразимой чарующей улыбкой, поцеловал ее в кончик носа и удалился, сославшись на важную деловую встречу.
Но хуже всего было то, что мистер Фергюсон сообщил о помолвке своим сослуживцам, а те, в свою очередь, своим подчиненным, а подчиненные – всем жителям Мерриам-Фоллс. Через несколько часов о помолвке знал весь город.
На следующий день Реджина в сопровождении верного Бисби пошла в город, где все, кого она встречала, поздравляли ее с таким событием. Она попыталась опровергнуть эти сплетни, но попусту потеряла время. Для всех жителей Мерриам-Фоллс она была уже не кем иным, как женой Джонатана Бельмонта Паркера.
Реджина мрачно улыбнулась, подхватила на руки толстого кота Брамуэлла и принялась его гладить. С котом на руках она стояла у окна и смотрела на улицу. Дождь постепенно утихал, облака поредели. Если этим вечером небо будет ясное, то она посмотрит в свой телескоп, предварительно убедившись, что он не направлен на дом Джонатана. Она больше не желает видеть этого человека.
Реджина старалась закрыть глаза на правду, но знала, что лжет самой себе. Ей придется признать, что она очарована Джонатаном Паркером сильнее, чем думала. Сначала она убеждала себя, что это ослепление. Она просто обрадовалась, увидев на пороге своего дома такого красивого и обаятельного мужчину. Потом попробовала объяснить свои чувства к нему простым любопытством. Это чувственное любопытство почти лишило ее здравого смысла. Но теперь, чувствуя, как при каждой мысли о нем боль в душе все усиливается, Реджина поняла, что это больше чем любопытство, что это любовь. Она и не заметила, как за последние две недели полюбила Джонатана, и теперь не знала, как ей быть.
Казалось бы, все достаточно просто, если учесть, что мистер Паркер сделал ей предложение. Он не скрывал, что ему нужна жена. Но это совершенно разные вещи: желание иметь жену или желание взять в жены именно эту личность. А Реджина с гордостью считала себя личностью. Если учесть властность Джонатана и его стремление подчинить ее себе, вряд ли Реджина сможет хорошо себя чувствовать в роли его жены.
Поцелуи этого мужчины возбуждают ее так, что сердце замирает, но замужество – это не только поцелуи. Это совместная жизнь. Супруги должны быть друзьями, должны доверять друг другу. Иметь общие интересы. Страсть прекрасна, но и у нее есть свои пределы.
Страстное желание Реджина впервые испытала в объятиях Джонатана. Если она поддастся на его уговоры, выйдет за него замуж, она узнает, может ли удовлетворить мужчину только страсть. Ведь это единственное, что будет связывать их. Джонатан никогда не говорил, что по-настоящему ее любит. Она и не ожидала от него такого признания. Они все еще оставались просто знакомыми и почти не знали друг друга. Супруги делят не только постель, не только едят за одним столом и проводят вместе досуг. Они производят на свет детей и делят все тяготы жизни, пока смерть не разлучит их. Реджина смотрела в забрызганное дождем окно и пыталась представить себе свое будущее. Перед глазами возникло что-то неопределенное и расплывчатое, словно туман, окутавший сейчас землю. Снова наступит зима. Реджина по-прежнему будет управлять пансионом, ходить на собрания суфражисток, а вечерами читать, чтобы скоротать время. В этом маленьком городке, который она считает своей родиной, к ней все еще относятся с уважением. Несмотря на свои прогрессивные убеждения, она не надевает брюки, когда ездит на велосипеде, и не носит суфражистский значок. И хотя общество ее не отвергло, она чувствует себя одиноко.
– Ты что хочешь на ужин: тушеную морковь или картофельное пюре? – нарушила ее раздумья миссис Чалмерс, входя в гостиную.
– Картошку, – не раздумывая, ответила Реджина. Она опустила кота на ковер и обернулась. – Если, конечно, мистер Фергюсон не предпочтет морковь.
– Не смейся надо мной, – покраснев, ответила Люси. – Мне нравится готовить для мужчин, которые любят поесть.
– Полагаю, это очень приятно, – призналась Реджина. – Не вижу причин, почему бы тебе не радоваться обществу мистера Фергюсона. Уже почти десять лет ты вдова.
– Ты тоже не замужем, – заметила Люси. – А мистер Паркер не самая плохая партия, особенно в таком маленьком городке, как Мерриам-Фоллс.
Реджина, как всегда, проигнорировала это замечание поварихи. Она обычно пропускала мимо ушей все высказывания Люси о Джонатане. Вот и сейчас просто зевнула.
– Меня тебе не провести, – заметила Люси Чалмерс, сгоняя кота с дивана. – Этот мужчина покорил тебя.
– Ничего подобного! – воскликнула Реджина. – Мне он совершенно не нравится, терпеть не могу его диктаторские замашки.
– А я так не думаю, – ответила Люси и вернулась на кухню, где в духовке пекся персиковый торт.
Реджине хотелось помчаться в кухню и доказать поварихе, что она ненавидит Джонатана Паркера и его властные манеры. Но перед тем как Люси пришла в гостиную, Реджина была честна сама с собой, а поэтому и сейчас должна быть честной. Она не только не питает ненависти к Джонатану, но с каждым днем он все больше и больше покоряет ее. Впервые в своей размеренной монотонной жизни она не знает, какой путь ей выбрать.
За ужином Реджина решила, чем ей заняться сегодня вечером. Мистер Фергюсон поглощал уже третью порцию торта, когда Реджина, извинившись, покинула столовую. Дождь прекратился, небо было ясное.
Реджина надела толстое коричневое пальто, села на скамеечку в прихожей и натянула резиновые боты. Дождь превратил выпавший на прошлой неделе снег в грязное месиво. В туфлях она не смогла бы пройти по ледяной воде до сарая.
Реджина поднялась по деревянной лестнице на крышу сарая, подошла к телескопу, закрытому плотной тканью, и оглядела городок Мерриам-Фоллс. Тут и там в окнах мерцали огни. Люди проводили вечера дома, читая, вышивая или беседуя о прошедшем дне. За крышами домов виднелось здание фабрики. А дальше – река Гудзон, катившая свои тяжелые темные воды между заснеженными берегами, которые весной покроются дикими цветами.
Реджина долго смотрела, как вечерние сумерки сменяет ночная тьма. Теперь ее окружала непроглядная зимняя ночь. Стоя спиной к дому на другой стороне Уитли-стрит, девушка сняла чехол с телескопа, отстегнула кожаные ремни, которые фиксировали восьмифутовую трубу, и направила телескоп на луну.
Реджина отрегулировала изображение, придвинула скамейку, которой пользовалась, когда собиралась долго смотреть в телескоп, стряхнула с нее снег и села. Она смотрела в хрустальные линзы телескопа, делая изображение более резким, пока у нее перед глазами не возникло совершенно четкое изображение далекой луны. Она даже могла рассмотреть серебристый нимб вокруг нее. Реджина сосредоточила все свое внимание на небесном теле и странных тенях на нем, и совсем забыла о своих невзгодах.
Как всегда, романтичные образы вытеснили реальные проблемы. Луна, которую она сейчас рассматривала в телескоп, бросала когда-то свой серебристый свет и на древние египетские пирамиды, и на мрачный замок Тауэр в Лондоне. Эту же луну видела и Жозефина, жена Наполеона, со своего балкона в Париже. А по звездам, которые мерцали и переливались как крошечные бриллианты, определяли свой путь отважные викинги во время путешествий по северным морям. Реджина предполагала, что именно поэтому ее так привлекает небо. Глядя на звезды, она воображала себя в любом месте, за любым занятием, которым она могла бы…
– Ты можешь тут насмерть простудиться, – произнес Джонатан, сойдя с лестницы и поставив на крышу ногу в дорогом теплом ботинке.
У Реджины перехватило дыхание, она отпустила трубу телескопа и так быстро повернулась на скамейке, что чуть не перевернулась.
– Что вы тут делаете? – гневно воскликнула она.
– Присоединяюсь к вам, – улыбнулся он. Реджина снова повернулась к телескопу, не желая, чтобы внезапное появление Джонатана, отвлекло ее от наблюдения за небесными светилами.
Джонатан подавил улыбку. Она все еще сердится на него. Эта мысль развеселила его. Ему очень нравилось, когда она немножко сердилась. Тогда глаза ее сияли, и она говорила вещи, которые позволяли заглянуть в ее душу, лучше понять ее характер, а ему все больше и больше хотелось узнать ее как следует. Он был здоровым, полноценным мужчиной, и короткие встречи с Реджиной не могли удовлетворить его. Из-за плохой погоды она вынуждена была оставаться дома. Из уважения к ее скорби по поводу смерти Хейзл и из-за того, что он был очень занят делами на фабрике, Джонатан не уделял ей должного внимания в последние дни. Но теперь, когда Ричард Фергюсон взял на себя всю повседневную работу, Джонатан был намерен дать мисс Ван Бурен то, в чем она нуждалась.
Научить ее целоваться.
Реджина принялась снова настраивать телескоп, демонстрируя свое полное равнодушие к Джонатану. Ей было все равно, как поступила бы любая разумная женщина на ее месте. Сейчас Джонатан был ей безразличен, и она не хотела тратить на него время.
– Я не собираюсь уходить отсюда, – самодовольно сказал он. – Так что можете оторвать глаза от объектива и посмотреть на меня.
– Луна интересует меня гораздо больше, чем вы, – сказала Реджина, пытаясь скрыть обуревавшие ее чувства. От волнения по спине у нее бегали мурашки, дыхание участилось. Любой, кто знал ее достаточно хорошо, догадался бы, что она лишь притворяется спокойной.
– Реджина, я хочу, чтобы вы оставили телескоп в покое и подошли ко мне, – сказал Джонатан, снимая перчатки и кладя их в карман пальто.
– А я хочу, чтобы вы ушли, – ответила Реджина, но все-таки обернулась и посмотрела на него. – В самом деле, я хочу, чтобы вы ушли и никогда не возвращались.
– Нет, вы совсем этого не хотите, – уверенным тоном возразил Джонатан.
Он посмотрел на ее раздраженное лицо, на плотное пальто, скрывающее очаровательные изгибы ее тела. У него руки чесались от желания немедленно расстегнуть это пальто и обнять теплое послушное тело. Он уже знал, какой бывает Реджина, если удается преодолеть ее упрямство.
Когда девушка наконец взглянула ему в лицо, освещенное бледным светом луны, в холодной глубине его серебристых глаз увидела отражение своего будущего. Она застыла на месте, инстинктивно чувствуя, что в этот момент крыша сарая превратилась в перекресток ее судьбы: останется она на месте – будет всегда такой, как сейчас; шагнет в объятия Джонатана – станет той женщиной, какой ей хочется быть.
Вокруг шуршали деревья, их голые ветви царапали стены сарая. Ночной воздух становился все тяжелее. Она должна принять сейчас решение немедленно.
– Иди ко мне, – тихо позвал ее Джонатан. – Мне так тебя не хватало.
Эти слова погубили Реджину.
Джонатан не испытывал ни малейшего чувства вины, намереваясь соблазнить Реджину выйти за него замуж. После того вечера, когда он пригласил ее на ужин, а потом поцеловал, он уже знал, что добровольно она его женой не станет. Она была слишком горда, чтобы променять свои суфражистские взгляды на обручальное кольцо. Так что ему придется действовать испытанным способом. К середине февраля Реджина должна быть в его постели. Скромная церемония и щедрое пожертвование методистской церкви в Мерриам-Фоллс довершат все остальное.
Реджина сделала шаг к нему, и тут все сомнения, мучившие ее в последние дни, с новой силой охватили ее. Если она позволит Джонатану поцеловать себя – а выражение его лица говорило именно о таком намерении, – она больше проиграет, чем выиграет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27