- Мае ж чоловик душу, - удивлялся Хижняк. - Тилькы чомусь ховае вид людей...
Из соседнего отделения приходил молодой поэт и предлагал почитать свои стихи.
- "По вечерам над ресторанами горячий воздух дик и глух..." - начинал молодой поэт, но его прерывал ледяной голос Серафима Дмитрича:
- Это ваши стихи? По-моему, это стихи Блока.
- Хорошо, - сразу соглашался молодой поэт. - Тогда я вам прочту другое мое стихотворение. "Кто услышал раковины пенье, бросит берег и уйдет в туман..."
- Это Багрицкий.
- Тогда вот это. Послушайте: "Повидайся со мною, родимая, появись легкой тенью на миг..."
- Это же Некрасов. Что вы нам голову морочите?
И тут молодой поэт сдавался. Он молча вставал и уходил в свое нервное отделение.
- Эх, дядя Фима, дядя Фима... Некрасов, Блок - какая разница? Пусть бы человек читал...
- Что за ерунда, Володя! Он же выдает чужие стихи за свои...
- А вы можете выдать свои? Ну так выдайте!
- Я не пишу стихов.
Хижняк говорил примирительно:
- Вы краще щось заспивайте, Митричу. Це у вас краще выходить.
Когда Володю принесли из операционной, в палате повисла такая тишина, словно вся больница затаила дыхание. Степочка долго стоял на веранде у нашего окна, потом неслышно, как мышка, впрыгнул в комнату, постоял у постели своего друга и так же неслышно выпрыгнул из комнаты.
Первым нарушил молчание Володя:
- Вы ж понимаете: разрезали меня и стали говорить про какие-то именины. Какой покупать подарок и так далее. Я им говорю: "Оно мне надо!" Так докторша сказала, что должна отойти кровь. А профессорша говорит: "Больной прав, и прекратим разговоры".
Врачи очень старались вернуть Володе хоть какое-то зрение, чтоб он хотя бы мог отличить день от ночи. Но ночь его держала крепко. Случай был вполне безнадежный, и врачи согласились на операцию лишь из уважения к надежде больного.
- Молчите, Володя, вам нельзя сейчас разговаривать, - сказал Серафим Дмитрич. - Когда человек молчит, у него срастаются швы.
За окном стучали доминошники, в темноте звучали песни, и молодой поэт читал Гудзенко и Исаковского, пользуясь тем, что никто не может уличить его в плагиате. Но не слышно было голосов Володи и Степочки, и это создавало непривычную тишину.
Володя молчал. Он лежал на спине, стараясь не двигаться, он выполнял все предписания врачей, но зрение к нему не вернулось. Прозревший Хижняк тоже замолчал, чтобы не напоминать Володе о своем счастье.
Вскоре Хижняка выписали. Он подошел к Володе и долго не мог найти слов для прощания. Потом сказал:
- Може, тоби щось треба, Володю... Я ж тепер... ты бачиш... - он запнулся на этом неуместном выражении: "ты бачиш", - и махнул рукой: - Ты тилькы напыши, я все зроблю... Петро знае мою адресу...
Он уходил по аллее, старый Хижняк, уходил в все время оглядывался, а мы смотрели ему вслед, и Володя смотрел, вслушиваясь в его шаги, которые становились все тише и тише...
А через несколько дней уезжал Володя. За ним приехал его товарищ из артели слепых, такой же, как и он, незрячий человек, большой, шумный и веселый.
- Решил проехаться в столицу, заодно и тебя повидать. Может, ты уже освободился, тогда вместе поедем.
- Я уже все... отстрелялся...
- Э, нет, не говори! Ну, не получилось, можно и еще раз попробовать. На Урале есть хорошие специалисты, командируем тебя...
Они замолчали - перед вопросом, который Володя не решался задать, а гость его боялся услышать.
- А как мои?
- Точных сведений пока еще нет, но уже что-то нащупывается... Из Харьковского общества слепых нам сообщили, что они уехали в Ростовскую область, мы написали в Ростовское общество... Нашего брата всюду хватает, будь спокоен, найдем.
- А разве нельзя через милицию, официально? - поинтересовался Серафим Дмитрич.
- Мы без милиции, - сказал гость. - Дело-то у нас неофициальное.
Володя уехал, а на следующий день пришло письмо от Хижняка. Он, видимо, хотел поделиться впечатлениями, расспросить о наших больничных делах, но и это его письмо состояло из одних приветов: "...а ще прывит Володи... А ще прывит Серафиму Дмитровичу..."
Степочка, для которого было дорого каждое упоминание о Володе, выпросил себе это письмо. Этой осенью ему в школу идти, научится читать прочитает...
СНОВИДЕЦ
В детстве мне приснилось, что я бросился под трамвай.
Я уснул так, чтобы помнить, что я сплю, и стал во сне приставать к прохожим. Прохожие не знали, что все это происходит во сне, вся их жизнь протекала во сне, и они относились к нему, как к действительности. Конечно, они вызвали милицию. Вот тогда я и бросился под трамвай, и мне оставалось только проснуться.
Потом я часто думал: что было бы, если б я не проснулся? Какое было бы у этого сна продолжение?
В другой раз я уснул так, чтобы пойти в цирк, но там, во сне, забыл, что сплю, и стал за билетом в очередь. Людей было много, билетов мало, и все мы волновались, что билетов нам не достанется. А тут еще какой-то тип с чемоданом полез без очереди, объясняя это тем, что он опаздывает на поезд. Я запротестовал, он ударил меня чемоданом по голове, и я проснулся, так и не узнав: достался мне билет или не достался.
Ну, ладно. Чтобы как-то утешиться, решил я по-настоящему пойти в цирк. Смотрю - очереди нет, билетов нет, если, допустим, уснуть, то и смотреть нечего.
И тут выходит из цирка человек в белом свитере.
- А, - говорит, - это ты. Которого чемоданом ударили. Но ты не волнуйся, тот тип все равно на поезд опоздал. Его, когда ты проснулся, в милицию повели и обнаружили в чемодане сейф, который он украл из сберегательной кассы.
- Так вот от чего я проснулся!
- Да, от этого. От такого можно и совсем не проснуться"
Я пожаловался:
- Всегда я просыпаюсь в самых интересных местах.
- А ты хотел бы знать, какое у сна продолжение?
- Просто интересно узнать, достался бы мне билет или не достался, если бы тот, с сейфом, не помешал.
- Ничего нет проще, - говорит человек в белом свитере. - Я как раз решаю сны. Как задачи. По известному началу нахожу неизвестное продолжение.
Он уточнил некоторые подробности: за кем я очередь занимал, не стояла ли за мной дама с коровой на цепочке, не чихал ли кто на афише, а если чихал, то кто именно. Выяснив все это, он сказал:
- Билет тебе, мой друг, не достался. Нужно раньше ложиться спать, чтобы раньше занимать очередь.
Потом я его долго не видел. Уже и школу кончил, и в институт поступил.
И приснилась мне как-то девушка из нашего института. Она мне не только во сне нравилась, но там, не во сне, я не решался ей об этом сказать. А здесь решился.
- Ты, - говорю, - мне нравишься. А как я? Я тебе нравлюсь? Или, может, тебе нравится кто-то другой?
Она хотела ответить, но тут я проснулся. Разбудили меня: вставай, опоздаешь на лекции! Какие там лекции, когда такой разговор!
Укрылся с головой, чтоб она опять мне приснилась. И она приснилась. Только почему-то в мою сторону не глядит.
- Ты обиделась?
- А ты считаешь, нечего обижаться? После того, что ты так трусливо сбежал...
- Я не сбежал, я проснулся. Меня разбудили, а теперь я опять уснул.
Но она не стала слушать. Она ушла, даже не посмотрев в мою сторону.
Долго я ломал голову: что там могло быть, если б меня не разбудили. И, раздумывая над этим, сам не знаю как, очутился около цирка.
И хоть было это уже совсем в другом городе, смотрю - из цирка выходит тот самый человек. Но уже не в белом, а в голубом свитере. И постарел немного.
- Ну, - говорит, - рассказывай, где вы с ней встретились, под какими часами. Если на них не было цифр и стрелок, то это хорошо. Если они были желтые и светящиеся, то это еще лучше. А если висели они прямо на небе, среди звезд, то это так хорошо, что лучше и не придумаешь.
Я рассказал, он выслушал.
- Что было бы, если б ты не проснулся? Ну, что бывает в таких случаях? Сам понимаешь...
Значит, я ей понравился. Мы, возможно, даже поцеловались. Верней, могли бы поцеловаться, если б меня не разбудили на лекции.
Потом я все равно женился на этой девушке и все наверстал. И в цирк стал ходить только с детьми, а спустя недолгое время - с внуками.
Сейчас я на пенсии. Все сны досматриваю до конца. Но как-то раз опять пошел в цирк, хоть вроде и не было повода.
И опять вышел ко мне мой сновидец, на этот раз в фиолетовом свитере, и рассказал я ему всю свою жизнь, как будто она мне приснилась. Рассказал, чтоб узнать ее до конца. А то вдруг не доживу до конца, тогда и узнавать будет некому.
Улыбнулся сновидец:
- Помнишь, как ты когда-то бросился под трамвай? Трамваю бы зарезать тебя за твою хулиганскую выходку, но вожатый попался добрый, свернул с рельсов в сторону. Потому ты и живешь, что вожатый попался добрый. Так что живи и не спрашивай.
И я живу.
1981-1985

1 2 3 4 5 6