Эмма была тощенькой неуклюжей девчушкой переходного возраста, на пороге девичества. Ее курчавые волосы были рыжими, как морковка. Они, безусловно, привлекают к себе внимание, куда бы она ни пошла. Тася догадалась, что Эмма была предметом безжалостных насмешек других детей. Одного цвета волос хватило бы для этого с избытком, а она к тому же была еще высокой. Не исключено, что со временем она дорастет до шести футов… Девочка сутулилась, чтобы казаться пониже ростом. Платье ей было коротковато, ногти грязные. У нее были отцовские изумительные сапфировые глаза, но ресницы рыжеватые, а не черные, как у него, и все лицо в золотых веснушках.
Высокая седая женщина приблизилась к прибывшим. Выражение ее худого лица говорило, что она привыкла действовать решительно. На поясе у нее висела огромная связка ключей – символ ее власти домоправительницы.
– Миссис Наггз, – обратился к ней Стоукхерст. – Это новая гувернантка, мисс Биллингз.
Брови домоправительницы сурово сдвинулись.
– Вот как! Надо приготовить комнату. Полагаю, ту же, что и раньше? – Своей интонацией она явно намекала, что и нынешняя гувернантка задержится здесь не дольше прежней.
– Поступайте, как считаете нужным, миссис Наггз! – Стоукхерст шагнул к дочери и поцеловал ее в макушку. – Мне надо немного поработать, – пробормотал он. – Поговорим за ужином.
Эмма кивнула и, когда Люк, не прибавив больше ни слова, оставил их одних, перевела взгляд на Тасю.
– Мисс Биллингз, – деловито сказала домоправительница. – Я сейчас пошлю кого-нибудь подготовить для вас комнату. А вы тем временем, может быть, присядете и выпьете чашку чая?
Чашка чая. Это звучало так приятно. День был долгим, а Тася еще не окрепла после своего путешествия из России.
Она была просто в изнеможении, но покачала головой. Сейчас самым важным для нее был разговор с Эммой.
– Вообще-то я с большим удовольствием осмотрю дом.
Эмма, ты проводишь меня?
– Да, мисс Биллингз, – послушно ответила девочка. – Что бы вам хотелось увидеть? Здесь сорок спален и почти столько же гостиных. Есть еще галереи, внутренние дворики, часовня… Чтобы все показать, потребуется целый день.
– На сегодня довольно будет того, что ты считаешь важным.
– Хорошо, мисс Биллингз.
Они шли по первому этажу замка, и Тася не могла не восхититься его красотой. Он был совсем не похож на викторианский особняк Эшборнов, заставленный модной тяжелой мебелью. Саутгейт-Холл был просторным, кругом были белая штукатурка и светлый мрамор. Большие застекленные окна и высокие потолки пропускали много света и воздуха.
Мебель большей частью была французская, похожая на ту, к которой Тася привыкла в Санкт-Петербурге.
Вначале Эмма молчала, лишь украдкой посматривала на Тасю. Однако она долго не смогла сдерживать любопытства и, когда они после музыкального салона пошли по длинной галерее, все стены которой украшали прекрасные полотна, поинтересовалась:
– Как папа вас нашел? Он ничего не говорил насчет новой гувернантки.
Тася задержалась у пасторальной картины француза Буше.
В галерее было много полотен современных французских художников Выбор картин говорил о хорошем вкусе хозяина, о его понимании живописи. С трудом оторвавшись от созерцания, Тася ответила девочке:
– Я жила у Эшборнов. Они любезно рекомендовали меня лорду Стоукхерсту.
– Последняя гувернантка мне совсем не нравилась. Она была очень строгой. Никогда не хотела разговаривать о вещах, по-настоящему интересных. Только книжки, книжки, книжки.
– Но книжки могут быть очень интересными.
– Не думаю. – Они медленно шли по галерее. Эмма теперь не прятала глаз, смотрела открыто, но в голубых глазах светилось лукавство. – Ни у кого из моих друзей нет такой гувернантки, как вы.
– Неужели?
– Вы молоденькая и разговариваете странно. И еще вы очень-очень хорошенькая.
– Ты тоже, – тихо откликнулась Тася.
Эмма скорчила забавную рожицу:
– Я? Я здоровенная и рыжая, как морковка.
Тася улыбнулась:
– Мне всегда хотелось быть высокой, потому что к высокой женщине окружающие испытывают какое-то почтение, словно она королева. Только высокая женщина может выглядеть действительно элегантной.
Девочка покраснела.
– Я никогда не слышала ничего подобного.
– И волосы у тебя очень красивые, – продолжала Тася. – Знаешь, Клеопатра и ее придворные дамы красили волосы хной, чтобы они стали рыжими. Тебе просто повезло, что у тебя они такие от природы.
Эмма скептически фыркнула. Из огромных окон перехода, по которому они направлялись в другую часть замка, был виден белый с золотом бальный зал.
– Вы научите меня вести себя как леди? – внезапно спросила девочка.
Тася улыбнулась, подумав, что Эмма унаследовала от отца манеру ошарашивать собеседника прямым вопросом.
– Лорд Стоукхерст говорил, что тебе понадобится несколько советов на эту тему, – призналась она.
– Не понимаю, почему обязательно надо быть леди. Все эти проклятые правила и манеры… Я совсем не способна их выучить. – Эмма снова забавно сморщилась.
Тася строго запретила себе смеяться. Впервые за много месяцев ей стало весело.
– Это нетрудно. Скорее напоминает какую-то игру. Я думаю, ты этому научишься.
– Я не могу ничему научиться, если не понимаю причину, по которой делают так или иначе. Что за разница, какой вилкой я пользовалась, если я наелась?
– Тебе нужно теоретическое обоснование или практическое?
– И то и другое.
– Тогда начнем с теории. Большинство считает, что, если,не придерживаться свода правил поведения, этикета, цивилизация рухнет. Сначала забудутся манеры, потом мораль, а затем погибнем мы все. Это случилось с Древним Римом – упадок и распад империи. Но для тебя, наверное, важнее, что происходит практически. Представь себе, что ты, выйдя в свет, допустишь какую-то оплошность. Тогда не только ты сама почувствуешь себя неловко и поставишь в неловкое положение своего отца, но тебе потом будет очень трудно завоевать внимание достойного молодого человека.
– О! – Эмма уставилась на нее со всевозрастающим интересом. – А Древний Рим и правда пришел к полному упадку? Я думала, что римляне только воевали и строили дороги.
И еще говорили длинные речи о своих правителях.
– К ужасному упадку, – уверила ее Тася. – Мы завтра почитаем о них, если ты захочешь.
– Ладно. – Эмма блеснула ослепительной улыбкой. – Пойдемте на кухню. Я хочу, чтобы вы познакомились с миссис Планкет, нашей кухаркой. Я люблю ее больше всех в доме. После папы.
Они миновали узкую кладовку с полками, заставленными разными продуктами, перешли через пекарню с мраморным расстоечным столом и всевозможными скалками на стенах. Взяв Тасю за руку, Эмма потащила ее мимо посудомоек, с любопытством разглядывавших ее, и на ходу объявила:
– Это моя новая гувернантка, мисс Биллингз.
Кухня была огромной и вмещала множество слуг, парящих, жарящих, режущих… Посередине кухни стоял длинный деревянный стол, на стенах висели кастрюли, котелки, сковородки и медные формы, в которых готовили печеные и заливные блюда. Стоявшая у стола полная женщина орудовала большим ножом, показывая помощнице, как надо шинковать морковку.
– Смотри, чтобы ломтики были не слишком толстыми… – Она замолчала и широко улыбнулась, завидев Эмму:
– А-а, вот и моя Эмма пожаловала и привела с собой подружку.
– Миссис Планкет, это мисс Биллингз. – Эмма поставила ногу на табуретку. – Она моя новая гувернантка.
– Это надо же! – воскликнула кухарка. – Что ж, уже давно пора было появиться здесь новому личику, да еще такому хорошенькому. Но вы на нее поглядите: она же не толще ручки от метлы. – Протянув руку к блюду, она сняла с него салфетку. На блюде оказались пирожки. – Попробуй-ка, козочка, вот этот, с яблоками, и скажи, не слишком ли толстая у них корочка.
Глядя на нее, Тася поняла, почему Эмма так ее любила.
У миссис Планкет были веселые карие глаза, щеки как румяные яблочки, а вся она буквально излучала материнское тепло.
– Попробуй, – ободряла ее кухарка, и Тася потянулась за пирожком…
Эмма, последовав ее примеру, выбрала себе самый большой пирожок. Откусив хороший кусок, она с набитым ртом пробурчала:
– Великолепно. – И усмехнулась в ответ на укоризненный взгляд Таси:
– Знаю, знаю, разговаривать с полным ртом неприлично. Но я умею делать это так, что никто ничего не поймет. – Она передвинула пищу за щеку. – Видите?
Тася уже хотела было объяснить, почему это все равно неприлично, но заметила, что Эмма подмигнула миссис Планкет, и при всем старании не удержалась от смеха.
– Эмма, боюсь, что на каком-нибудь важном обеде случится так, что ты выплюнешь крошки на гостя.
Улыбка Эммы расползлась до ушей.
– То, что надо! Я заплюю едой леди Харкорт, когда она в следующий раз приедет в гости. Может, тогда мы наконец-то избавимся от нее навсегда. Представляете, какое лицо будет у папы? – И, видя Тасино недоумение, объяснила:
– Леди Харкорт – одна из тех женщин, которые хотят выйти замуж за папу.
– Одна из тех? – переспросила Тася. – И сколько же их?
– О, почти все хотят этого. Я не раз подслушивала разговоры некоторых дам. Вы не поверите, если вам рассказать, что они говорят! Правда, я не все понимаю, но…
– Слава Богу за это, – с чувством сказала миссис Планкет. – Ты же знаешь, Эмма, что подслушивать нехорошо.
– Но ведь он мой папа! Я имею право знать, кто старается поймать его в свои сети. А леди Харкорт очень настырная и старается вовсю. Вы и оглянуться не успеете, как они поженятся, а меня отправят в пансион.
Миссис Планкет усмехнулась:
– Если 6 твой отец хотел жениться, он бы давно это сделал. Ему никто не был нужен, кроме твоей мамы, и не думаю, что когда-нибудь понадобится.
Эмма задумалась:
– Жалко, что я так мало помню о том, какая она была.
Мисс Биллингз, хотите посмотреть портрет моей мамы? Он в одной из верхних гостиных. Она любила пить там чай.
– Да, мне бы хотелось увидеть его, – ответила Тася, откусывая следующий "кусок пирожка. Она не чувствовала голода, но заставляла себя есть.
– Вам будет здесь хорошо, – сказала ей кухарка. – Лорд Стоукхерст дает много денег на домашние расходы, так что мы не экономим продукты. Масла берем сколько хочется и каждое воскресенье едим ветчину. И мыла у нас много, и яиц, и хорошие сальные свечи. А когда наезжают гости, их слуги такое рассказывают! Некоторые ни разу в жизни яйца не видели! Ты счастливая, что тебя нанял лорд Стоукхерст. Хотя, думаю, ты и сама об этом догадываешься.
Тася вдруг заметила, что Эмма и миссис Планкет как-то странно на нее смотрят.
– У вас рука дрожит, – без обиняков сказала Эмма. – Вы себя плохо чувствуете, мисс Биллингз?
– Какая ты стала бледненькая! – добавила кухарка, с сочувствием глядя на нее.
Положив свой пирожок на стол, Тася ответила:
– Я и правда немного устала.
– Думаю, что ваша комната уже готова, – сказала Эмма. – Если хотите, я вас сейчас туда отведу. Мы можем продолжить нашу экскурсию завтра.
Кухарка завернула в салфетку ее пирожок и вложила Тасе в руку:
– Возьми его с собой, бедная козочка. Попозже я пришлю тебе поднос с ужином.
– Вы очень добры. – Тася улыбнулась, глядя в сочувствующие карие глаза кухарки. – Спасибо, миссис Планкет.
Кухарка смотрела им вслед, когда молодая женщина и Эмма уходили с кухни. Пока дверь за ними не закрылась, в кухне царило молчание. Затем заговорили все служанки и посудомойки сразу:
– Видели ее глаза? Прямо кошачьи.
– Одна кожа да кости. Платье просто висит на ней.
– А как она разговаривает… Некоторые слова и разобрать трудно.
– А мне хотелось бы говорить, как она, – мечтательно протянула одна. – Так мило звучит.
Миссис Планкет хмыкнула и махнула, чтоб они возвращались к работе.
– Еще будет время посплетничать. Ханна, сначала закончи с морковкой. А ты, Полли, не забывай мешать соус, а то в нем будут одни комки.
***
Люк с Эммой сидели за покрытым льняной скатертью столом. Пылающий в камине огонь бросал теплые красноватые отблески на фламандские гобелены и резной мрамор стен. Подошедший слуга налил Эмме в стакан воды, а Люку – французского вина. Дворецкий снял крышки с блюд и наполнил тарелки ароматным бульоном с трюфелями.
Люк с улыбкой взглянул на дочь:
– Мне всегда тревожно, Эмма, когда у тебя такой довольный вид. Надеюсь, ты не собираешься мучить новую гувернантку, как предыдущую?
– Вовсе нет. Она гораздо лучше, чем мисс Коли.
– Что ж, – небрежно заметил Люк, – полагаю, что лучше мисс Коли быть нетрудно.
Эмма хихикнула:
– Это верно. Но мисс Биллингз мне нравится.
Брови Люка поползли вверх.
– Тебе она не показалась чересчур серьезной?
– О нет. Я уверена, что при всей своей серьезности ей хотелось смеяться.
Люк представил себе непреклонное лицо мисс Биллингз и пробормотал:
– У меня что-то не сложилось такого впечатления.
– Мисс Биллингз собирается научить меня этикету, приличиям и всему-всему. Она говорит, что мы не всегда будем заниматься в классной наверху. Что я точно так же хорошо все пойму, если мы возьмем книжки и будем читать их под деревом. Завтра мы будем читать про древних римлян, а потом будем разговаривать только по-французски до самого ужина. Я тебя должна предупредить, папа, что, если ты меня спросишь о чем-то после четырех часов, я буду вынуждена ответить на языке, которого ты не понимаешь.
Он с иронией посмотрел на нее:
– Я говорю по-французски.
– Говорил когда-то, – победоносно возразила Эмма. – Мисс Биллингз сказала, что, если в языке не практиковаться постоянно, он теряется очень быстро.
Люк опустил ложку, удивляясь, как ухитрилась эта гувернантка так заворожить его дочь. Может, она пытается подружиться с Эммой, чтобы воспользоваться чувствами девочки как оружием против него, когда придет время уезжать? Ему это не нравилось. Карен Биллингз лучше быть поосторожнее, или он заставит ее пожалеть, что она родилась на свет. Всего один месяц, напомнил он себе, стараясь не потерять выдержки.
– Эмма, не привязывайся слишком к мисс Биллингз.
Может быть, она не долго у нас задержится.
– Почему?
– Всякое может случиться. Может оказаться, что она не сумеет толком тебя учить. А может быть, она решит перейти на другое место. – Он отпил глоток вина. – Просто не забывай об этом.
– Но если я захочу, чтобы она осталась, она останется, – упрямо возразила Эмма.
Люк ничего не ответил, взял ложку и зачерпнул супа.
Через минуту он переменил тему разговора и стал рассказывать о замечательной лошади, которую собирался купить.
Эмма последовала его примеру и до конца ужина тщательно избегала любого упоминания о гувернантке.
***
Тася внимательно разглядывала свою комнату. Ее поместили на третьем этаже. Комнатка была маленькой, но чистой и, главное, уединенной. В круглое оконце утром должно было заглядывать солнце, и Тася порадовалась, что оно ее станет будить. Узкая постель была застелена белыми простынями и накрыта простым лоскутным одеялом. В углу стоял умывальник красного дерева с выщербленным фарфоровым тазом, украшенным узором из листьев и ягод смородины.
Около окна стояли стол и стул, у противоположной стены – старенький шкаф с овальным зеркалом на дверце.
Тася принялась распаковывать чемодан. Она достала головную щетку и кусок пахнущего розой мыла. Все это ей подарила Алисия. И именно благодаря Алисии у нее теперь было два платья: серое, которое было на ней, и черное муслиновое, которое она повесила в шкаф. Под одеждой она скрывала бабушкин золотой крест. Перстень отца она завязала в уголок платка и спрятала под бельем в глубине шкафа.
Передвинув стул в угол комнаты, Тася прислонила к его деревянной спинке икону, поставив таким образом, чтобы ее было видно с постели. Любовно провела она кончиком пальца по нежному лику Богоматери. Теперь у нее будет свой «красный», то есть прекрасный, угол. Во всех православных домах есть такой угол, где русские люди молятся по утрам и вечерам, обретая душевный покой.
Ее раздумья прервал стук в дверь. Открыв ее, Тася оказалась нос к носу со служанкой, которая была ненамного старше ее. На девушке были накрахмаленные передник и чепчик, почти полностью прикрывавший ее льняные волосы. Тася отметила, что черты лица довольно приятны, но глаза смотрят жестко, а губы поджаты.
– Я Нэн, – сказала девушка. – Вот ваш ужин. Когда поужинаете, выставьте поднос за дверь. Я потом приду и заберу.
– Благодарю вас, – пробормотала Тася, смущенная враждебностью девушки. Та, казалось, была чем-то рассержена, но Тася не понимала чем.
Нэн быстро все объяснила:
– Миссис Наггз говорит, что я буду обслуживать вас, а мне лишняя работа ни к чему. Колени и так болят от беготни – весь день вверх-вниз по лестницам. Теперь я еще должна буду носить вам растопку, воду для мытья, подносы с ужином.
– Мне очень жаль. Мне много не потребуется.
Нэн презрительно фыркнула и, повернувшись, поспешила вниз.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35
Высокая седая женщина приблизилась к прибывшим. Выражение ее худого лица говорило, что она привыкла действовать решительно. На поясе у нее висела огромная связка ключей – символ ее власти домоправительницы.
– Миссис Наггз, – обратился к ней Стоукхерст. – Это новая гувернантка, мисс Биллингз.
Брови домоправительницы сурово сдвинулись.
– Вот как! Надо приготовить комнату. Полагаю, ту же, что и раньше? – Своей интонацией она явно намекала, что и нынешняя гувернантка задержится здесь не дольше прежней.
– Поступайте, как считаете нужным, миссис Наггз! – Стоукхерст шагнул к дочери и поцеловал ее в макушку. – Мне надо немного поработать, – пробормотал он. – Поговорим за ужином.
Эмма кивнула и, когда Люк, не прибавив больше ни слова, оставил их одних, перевела взгляд на Тасю.
– Мисс Биллингз, – деловито сказала домоправительница. – Я сейчас пошлю кого-нибудь подготовить для вас комнату. А вы тем временем, может быть, присядете и выпьете чашку чая?
Чашка чая. Это звучало так приятно. День был долгим, а Тася еще не окрепла после своего путешествия из России.
Она была просто в изнеможении, но покачала головой. Сейчас самым важным для нее был разговор с Эммой.
– Вообще-то я с большим удовольствием осмотрю дом.
Эмма, ты проводишь меня?
– Да, мисс Биллингз, – послушно ответила девочка. – Что бы вам хотелось увидеть? Здесь сорок спален и почти столько же гостиных. Есть еще галереи, внутренние дворики, часовня… Чтобы все показать, потребуется целый день.
– На сегодня довольно будет того, что ты считаешь важным.
– Хорошо, мисс Биллингз.
Они шли по первому этажу замка, и Тася не могла не восхититься его красотой. Он был совсем не похож на викторианский особняк Эшборнов, заставленный модной тяжелой мебелью. Саутгейт-Холл был просторным, кругом были белая штукатурка и светлый мрамор. Большие застекленные окна и высокие потолки пропускали много света и воздуха.
Мебель большей частью была французская, похожая на ту, к которой Тася привыкла в Санкт-Петербурге.
Вначале Эмма молчала, лишь украдкой посматривала на Тасю. Однако она долго не смогла сдерживать любопытства и, когда они после музыкального салона пошли по длинной галерее, все стены которой украшали прекрасные полотна, поинтересовалась:
– Как папа вас нашел? Он ничего не говорил насчет новой гувернантки.
Тася задержалась у пасторальной картины француза Буше.
В галерее было много полотен современных французских художников Выбор картин говорил о хорошем вкусе хозяина, о его понимании живописи. С трудом оторвавшись от созерцания, Тася ответила девочке:
– Я жила у Эшборнов. Они любезно рекомендовали меня лорду Стоукхерсту.
– Последняя гувернантка мне совсем не нравилась. Она была очень строгой. Никогда не хотела разговаривать о вещах, по-настоящему интересных. Только книжки, книжки, книжки.
– Но книжки могут быть очень интересными.
– Не думаю. – Они медленно шли по галерее. Эмма теперь не прятала глаз, смотрела открыто, но в голубых глазах светилось лукавство. – Ни у кого из моих друзей нет такой гувернантки, как вы.
– Неужели?
– Вы молоденькая и разговариваете странно. И еще вы очень-очень хорошенькая.
– Ты тоже, – тихо откликнулась Тася.
Эмма скорчила забавную рожицу:
– Я? Я здоровенная и рыжая, как морковка.
Тася улыбнулась:
– Мне всегда хотелось быть высокой, потому что к высокой женщине окружающие испытывают какое-то почтение, словно она королева. Только высокая женщина может выглядеть действительно элегантной.
Девочка покраснела.
– Я никогда не слышала ничего подобного.
– И волосы у тебя очень красивые, – продолжала Тася. – Знаешь, Клеопатра и ее придворные дамы красили волосы хной, чтобы они стали рыжими. Тебе просто повезло, что у тебя они такие от природы.
Эмма скептически фыркнула. Из огромных окон перехода, по которому они направлялись в другую часть замка, был виден белый с золотом бальный зал.
– Вы научите меня вести себя как леди? – внезапно спросила девочка.
Тася улыбнулась, подумав, что Эмма унаследовала от отца манеру ошарашивать собеседника прямым вопросом.
– Лорд Стоукхерст говорил, что тебе понадобится несколько советов на эту тему, – призналась она.
– Не понимаю, почему обязательно надо быть леди. Все эти проклятые правила и манеры… Я совсем не способна их выучить. – Эмма снова забавно сморщилась.
Тася строго запретила себе смеяться. Впервые за много месяцев ей стало весело.
– Это нетрудно. Скорее напоминает какую-то игру. Я думаю, ты этому научишься.
– Я не могу ничему научиться, если не понимаю причину, по которой делают так или иначе. Что за разница, какой вилкой я пользовалась, если я наелась?
– Тебе нужно теоретическое обоснование или практическое?
– И то и другое.
– Тогда начнем с теории. Большинство считает, что, если,не придерживаться свода правил поведения, этикета, цивилизация рухнет. Сначала забудутся манеры, потом мораль, а затем погибнем мы все. Это случилось с Древним Римом – упадок и распад империи. Но для тебя, наверное, важнее, что происходит практически. Представь себе, что ты, выйдя в свет, допустишь какую-то оплошность. Тогда не только ты сама почувствуешь себя неловко и поставишь в неловкое положение своего отца, но тебе потом будет очень трудно завоевать внимание достойного молодого человека.
– О! – Эмма уставилась на нее со всевозрастающим интересом. – А Древний Рим и правда пришел к полному упадку? Я думала, что римляне только воевали и строили дороги.
И еще говорили длинные речи о своих правителях.
– К ужасному упадку, – уверила ее Тася. – Мы завтра почитаем о них, если ты захочешь.
– Ладно. – Эмма блеснула ослепительной улыбкой. – Пойдемте на кухню. Я хочу, чтобы вы познакомились с миссис Планкет, нашей кухаркой. Я люблю ее больше всех в доме. После папы.
Они миновали узкую кладовку с полками, заставленными разными продуктами, перешли через пекарню с мраморным расстоечным столом и всевозможными скалками на стенах. Взяв Тасю за руку, Эмма потащила ее мимо посудомоек, с любопытством разглядывавших ее, и на ходу объявила:
– Это моя новая гувернантка, мисс Биллингз.
Кухня была огромной и вмещала множество слуг, парящих, жарящих, режущих… Посередине кухни стоял длинный деревянный стол, на стенах висели кастрюли, котелки, сковородки и медные формы, в которых готовили печеные и заливные блюда. Стоявшая у стола полная женщина орудовала большим ножом, показывая помощнице, как надо шинковать морковку.
– Смотри, чтобы ломтики были не слишком толстыми… – Она замолчала и широко улыбнулась, завидев Эмму:
– А-а, вот и моя Эмма пожаловала и привела с собой подружку.
– Миссис Планкет, это мисс Биллингз. – Эмма поставила ногу на табуретку. – Она моя новая гувернантка.
– Это надо же! – воскликнула кухарка. – Что ж, уже давно пора было появиться здесь новому личику, да еще такому хорошенькому. Но вы на нее поглядите: она же не толще ручки от метлы. – Протянув руку к блюду, она сняла с него салфетку. На блюде оказались пирожки. – Попробуй-ка, козочка, вот этот, с яблоками, и скажи, не слишком ли толстая у них корочка.
Глядя на нее, Тася поняла, почему Эмма так ее любила.
У миссис Планкет были веселые карие глаза, щеки как румяные яблочки, а вся она буквально излучала материнское тепло.
– Попробуй, – ободряла ее кухарка, и Тася потянулась за пирожком…
Эмма, последовав ее примеру, выбрала себе самый большой пирожок. Откусив хороший кусок, она с набитым ртом пробурчала:
– Великолепно. – И усмехнулась в ответ на укоризненный взгляд Таси:
– Знаю, знаю, разговаривать с полным ртом неприлично. Но я умею делать это так, что никто ничего не поймет. – Она передвинула пищу за щеку. – Видите?
Тася уже хотела было объяснить, почему это все равно неприлично, но заметила, что Эмма подмигнула миссис Планкет, и при всем старании не удержалась от смеха.
– Эмма, боюсь, что на каком-нибудь важном обеде случится так, что ты выплюнешь крошки на гостя.
Улыбка Эммы расползлась до ушей.
– То, что надо! Я заплюю едой леди Харкорт, когда она в следующий раз приедет в гости. Может, тогда мы наконец-то избавимся от нее навсегда. Представляете, какое лицо будет у папы? – И, видя Тасино недоумение, объяснила:
– Леди Харкорт – одна из тех женщин, которые хотят выйти замуж за папу.
– Одна из тех? – переспросила Тася. – И сколько же их?
– О, почти все хотят этого. Я не раз подслушивала разговоры некоторых дам. Вы не поверите, если вам рассказать, что они говорят! Правда, я не все понимаю, но…
– Слава Богу за это, – с чувством сказала миссис Планкет. – Ты же знаешь, Эмма, что подслушивать нехорошо.
– Но ведь он мой папа! Я имею право знать, кто старается поймать его в свои сети. А леди Харкорт очень настырная и старается вовсю. Вы и оглянуться не успеете, как они поженятся, а меня отправят в пансион.
Миссис Планкет усмехнулась:
– Если 6 твой отец хотел жениться, он бы давно это сделал. Ему никто не был нужен, кроме твоей мамы, и не думаю, что когда-нибудь понадобится.
Эмма задумалась:
– Жалко, что я так мало помню о том, какая она была.
Мисс Биллингз, хотите посмотреть портрет моей мамы? Он в одной из верхних гостиных. Она любила пить там чай.
– Да, мне бы хотелось увидеть его, – ответила Тася, откусывая следующий "кусок пирожка. Она не чувствовала голода, но заставляла себя есть.
– Вам будет здесь хорошо, – сказала ей кухарка. – Лорд Стоукхерст дает много денег на домашние расходы, так что мы не экономим продукты. Масла берем сколько хочется и каждое воскресенье едим ветчину. И мыла у нас много, и яиц, и хорошие сальные свечи. А когда наезжают гости, их слуги такое рассказывают! Некоторые ни разу в жизни яйца не видели! Ты счастливая, что тебя нанял лорд Стоукхерст. Хотя, думаю, ты и сама об этом догадываешься.
Тася вдруг заметила, что Эмма и миссис Планкет как-то странно на нее смотрят.
– У вас рука дрожит, – без обиняков сказала Эмма. – Вы себя плохо чувствуете, мисс Биллингз?
– Какая ты стала бледненькая! – добавила кухарка, с сочувствием глядя на нее.
Положив свой пирожок на стол, Тася ответила:
– Я и правда немного устала.
– Думаю, что ваша комната уже готова, – сказала Эмма. – Если хотите, я вас сейчас туда отведу. Мы можем продолжить нашу экскурсию завтра.
Кухарка завернула в салфетку ее пирожок и вложила Тасе в руку:
– Возьми его с собой, бедная козочка. Попозже я пришлю тебе поднос с ужином.
– Вы очень добры. – Тася улыбнулась, глядя в сочувствующие карие глаза кухарки. – Спасибо, миссис Планкет.
Кухарка смотрела им вслед, когда молодая женщина и Эмма уходили с кухни. Пока дверь за ними не закрылась, в кухне царило молчание. Затем заговорили все служанки и посудомойки сразу:
– Видели ее глаза? Прямо кошачьи.
– Одна кожа да кости. Платье просто висит на ней.
– А как она разговаривает… Некоторые слова и разобрать трудно.
– А мне хотелось бы говорить, как она, – мечтательно протянула одна. – Так мило звучит.
Миссис Планкет хмыкнула и махнула, чтоб они возвращались к работе.
– Еще будет время посплетничать. Ханна, сначала закончи с морковкой. А ты, Полли, не забывай мешать соус, а то в нем будут одни комки.
***
Люк с Эммой сидели за покрытым льняной скатертью столом. Пылающий в камине огонь бросал теплые красноватые отблески на фламандские гобелены и резной мрамор стен. Подошедший слуга налил Эмме в стакан воды, а Люку – французского вина. Дворецкий снял крышки с блюд и наполнил тарелки ароматным бульоном с трюфелями.
Люк с улыбкой взглянул на дочь:
– Мне всегда тревожно, Эмма, когда у тебя такой довольный вид. Надеюсь, ты не собираешься мучить новую гувернантку, как предыдущую?
– Вовсе нет. Она гораздо лучше, чем мисс Коли.
– Что ж, – небрежно заметил Люк, – полагаю, что лучше мисс Коли быть нетрудно.
Эмма хихикнула:
– Это верно. Но мисс Биллингз мне нравится.
Брови Люка поползли вверх.
– Тебе она не показалась чересчур серьезной?
– О нет. Я уверена, что при всей своей серьезности ей хотелось смеяться.
Люк представил себе непреклонное лицо мисс Биллингз и пробормотал:
– У меня что-то не сложилось такого впечатления.
– Мисс Биллингз собирается научить меня этикету, приличиям и всему-всему. Она говорит, что мы не всегда будем заниматься в классной наверху. Что я точно так же хорошо все пойму, если мы возьмем книжки и будем читать их под деревом. Завтра мы будем читать про древних римлян, а потом будем разговаривать только по-французски до самого ужина. Я тебя должна предупредить, папа, что, если ты меня спросишь о чем-то после четырех часов, я буду вынуждена ответить на языке, которого ты не понимаешь.
Он с иронией посмотрел на нее:
– Я говорю по-французски.
– Говорил когда-то, – победоносно возразила Эмма. – Мисс Биллингз сказала, что, если в языке не практиковаться постоянно, он теряется очень быстро.
Люк опустил ложку, удивляясь, как ухитрилась эта гувернантка так заворожить его дочь. Может, она пытается подружиться с Эммой, чтобы воспользоваться чувствами девочки как оружием против него, когда придет время уезжать? Ему это не нравилось. Карен Биллингз лучше быть поосторожнее, или он заставит ее пожалеть, что она родилась на свет. Всего один месяц, напомнил он себе, стараясь не потерять выдержки.
– Эмма, не привязывайся слишком к мисс Биллингз.
Может быть, она не долго у нас задержится.
– Почему?
– Всякое может случиться. Может оказаться, что она не сумеет толком тебя учить. А может быть, она решит перейти на другое место. – Он отпил глоток вина. – Просто не забывай об этом.
– Но если я захочу, чтобы она осталась, она останется, – упрямо возразила Эмма.
Люк ничего не ответил, взял ложку и зачерпнул супа.
Через минуту он переменил тему разговора и стал рассказывать о замечательной лошади, которую собирался купить.
Эмма последовала его примеру и до конца ужина тщательно избегала любого упоминания о гувернантке.
***
Тася внимательно разглядывала свою комнату. Ее поместили на третьем этаже. Комнатка была маленькой, но чистой и, главное, уединенной. В круглое оконце утром должно было заглядывать солнце, и Тася порадовалась, что оно ее станет будить. Узкая постель была застелена белыми простынями и накрыта простым лоскутным одеялом. В углу стоял умывальник красного дерева с выщербленным фарфоровым тазом, украшенным узором из листьев и ягод смородины.
Около окна стояли стол и стул, у противоположной стены – старенький шкаф с овальным зеркалом на дверце.
Тася принялась распаковывать чемодан. Она достала головную щетку и кусок пахнущего розой мыла. Все это ей подарила Алисия. И именно благодаря Алисии у нее теперь было два платья: серое, которое было на ней, и черное муслиновое, которое она повесила в шкаф. Под одеждой она скрывала бабушкин золотой крест. Перстень отца она завязала в уголок платка и спрятала под бельем в глубине шкафа.
Передвинув стул в угол комнаты, Тася прислонила к его деревянной спинке икону, поставив таким образом, чтобы ее было видно с постели. Любовно провела она кончиком пальца по нежному лику Богоматери. Теперь у нее будет свой «красный», то есть прекрасный, угол. Во всех православных домах есть такой угол, где русские люди молятся по утрам и вечерам, обретая душевный покой.
Ее раздумья прервал стук в дверь. Открыв ее, Тася оказалась нос к носу со служанкой, которая была ненамного старше ее. На девушке были накрахмаленные передник и чепчик, почти полностью прикрывавший ее льняные волосы. Тася отметила, что черты лица довольно приятны, но глаза смотрят жестко, а губы поджаты.
– Я Нэн, – сказала девушка. – Вот ваш ужин. Когда поужинаете, выставьте поднос за дверь. Я потом приду и заберу.
– Благодарю вас, – пробормотала Тася, смущенная враждебностью девушки. Та, казалось, была чем-то рассержена, но Тася не понимала чем.
Нэн быстро все объяснила:
– Миссис Наггз говорит, что я буду обслуживать вас, а мне лишняя работа ни к чему. Колени и так болят от беготни – весь день вверх-вниз по лестницам. Теперь я еще должна буду носить вам растопку, воду для мытья, подносы с ужином.
– Мне очень жаль. Мне много не потребуется.
Нэн презрительно фыркнула и, повернувшись, поспешила вниз.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35