Игрец и Эйрик все исполнили, хотя не понимали, зачем это нужно. Тогда Яська указала им:– Смотрите! У Окота не было родинки на правой лопатке. Значит, он лгал, говоря о предстоящей ему долгой жизни. Значит, все произошло так, как должно было произойти, и Окоту не удалось обмануть смерть.Им пришлось поторопиться, потому что на дворе уже начало светать. Труп Окота обернули старой кошмой и накрепко обвязали веревкой. Место, где был убит Окот, тщательно присыпали сухим кизяком. Здесь же и простились с Яськой…Очень тяжел был Бунчук-Кумай. И устали, пока несли его через аил. На берегу едва отдышались. А Эйрик выразил удивление: как игрецу удалось свалить такого великана, который был под силу, может, только киевскому Ярославу. На это Берест ответил согласием и добавил, что меч Ярослава до сих пор хранит силу своего прежнего хозяина.Отдохнув за разговором, игрец и Эйрик привязали камень на грудь Окота и столкнули труп в Донец. Потом они принесли из камышей свой челн, оттолкнулись от берега и быстро скрылись в утреннем тумане.Так внезапно и бесславно окончил свой жизненный путь хан Окот. Первый витязь во всей половецкой степи, за свое первенство прозванный в народе Бунчуком-Кумаем, он мог бы стать Большим ханом и достичь величия могущественного предка, хана Осеня, мог бы до седых волос вершить судьбы обеих Куманий и влиять на судьбы племен многоязыкой Руси, но он, скрадывающий добычу, сам стал добычей и был зарезан в собственной кошаре, как обыкновенная овца. Бунчук-Кумай, непревзойденный воин, покинувший непогребенными многих своих врагов, сам остался непогребенным. Подобно отцу Алыпу, он последнее свое пристанище нашел среди рыб. И тлен Бунчука-Кумая смешался с донным илом, а слава его ненадолго пережила его самого…Утром сели команы на майдане в пыль и овечьими мослами точно подсчитали, что Бунчук-Кумай за свои сорок лет совершил сорок подвигов. И все эти подвиги были подвигами разрушения. Удивились команы, снова посчитали, слева направо переложили мослы и не смогли вспомнить сорок первого – подвига созидания. И решили: скоро слава Окота умрет. Догадались команы: был жесток Окот, совершил сорок подвигов зла – потому и ушел от него мальчик с золотыми глазами.Лисы в Куманий заволновались, почуяли недоброе с утра. Не вышел Бунчук в означенный час, не поднялся в седло покровитель. Войско его собралось на майдане, горько плачет в пыли. Этой пылью команы себе головы посыпают, воют, как волки, лают один на другого, как собаки, не знают, что делать дальше, куда идти. Их жизнь остановилась.Лисий хан выполз из норы и созвал сорок слуг и указал им сорок дорог. И сказал: «Я поел досыта. Когда я снова буду голоден, вся Кумания должна знать о смерти Бунчука Лиса»…И покатилась, зашуршала по степи лисья слава.
Когда взошло солнце и рассеялся туман, Берест и Эйрик подумали, не лучше ли им будет плыть по ночам, а днем где-нибудь укрываться. И пока они решали это, челн их несло течением по самой стремнине и были они отовсюду на виду. Но также и с челна было видно далеко вокруг.Здесь и увидели Берест с Эйриком впереди себя человека. Тот стоял на правом берегу, на высоком холме, и, заметив их, размахивал руками.Эйрик и Берест, ожидая какой-нибудь хитрости со стороны команов, решили быть во всеоружии. Эйрик взял со дна челнока меч, а игрец крепче сжал весло. Еще раз внимательно оглядели пустынные берега.Течением реки их поднесло ближе, и скоро они рассмотрели, что человек, поджидающий на холме, невысок и худ и что при нем нет оружия. Наконец они узнали в этом человеке девочку Эмигдеш… Все трое были очень рады встрече и сели поговорить на песке. Но осторожная Эмигдеш сказала, что им нужно спешить, сказала: ищет их воин Кергет с малой ордой, и послал он людей в Балин за ханами-братьями, и грозит сжечь русов живыми в огне. Но, сказала Эмигдеш, Яська сумела обмануть Кергета, посоветовав ему искать русов на севере. Кергет сначала не поверил Яське, помня про ее близость с игрецом, но Яська убедила его, сказала: «Выпусти пойманную мышь – к норе побежит она. Так же и русы побегут к своей Руси»… Еще дала Эмигдеш беглецам две полные горсти курута.Потом девочка долго смотрела вслед уплывающему челну. Она стояла на камне, махала рукой и кричала: «Ичкин!.. Ич-кин!..» А когда наконец челн скрылся за поворотом реки, Эмигдеш упала на еще влажный от росы мшистый камень и долго лежала на нем неподвижно. И если бы случайный путник в этот миг оказался рядом, то, наверное, мог бы сравнить маленькую худенькую Эмигдеш со степной ящеркой.
Однако как ни спешили, как ни таились беглецы-русы, а Кергет все же настиг их. И сделал это на четвертый день в том месте Донца, которое издавна именовалось в народе Хурджун – переметная сума. Здесь два одинаковых холма, стоящие на разных берегах, соединялись бродом. И когда Берест и Эйрик появились в виду Хурджуна, то и правый холм, и сам брод уже были сплошь покрыты поджидающими их всадниками.Заметив челн, половцы принялись от радости размахивать копьями и так искусно выкрикивать собственные кличи, что общий крик прокатился по орде тремя-четырьмя волнами. Среди этих всадников не было команов-пастухов и команов-земледельцев. Здесь под началом Кергета собрались только витязи – слуху, понимающему воинские кличи, это было бы ясно издалека. От лета до лета такие витязи в седле; в битве живут, от добычи кормятся, в погоне веселятся. По обеим Куманиям собирал их хан Окот. Славные витязи! Им чью-нибудь голову сабелькой снести – всегда милее, чем оставить на месте.Скрыться теперь от половцев – было делом немыслимым. Тогда поднялись русы в челне, взяли в руки оружие, что имели, меч да весло, и сговорились на этот раз живыми в плен команам не даться. Течение быстро справилось с легким челном и поднесло его к мелкому броду, к самым копытам Кергетова коня.Им сказал воин Кергет с усмешкой:– Рус, от комана в Кумании разве скроешься?А витязям понравились эти слова, и они похвалились:– Коману ковыль укажет путь. Ему камень – брат, а река – сестра. Всё говорят коману. И даже ветер разговаривает с команом, когда свистит в натянутой тетиве.За этим разговором всадники окружили челн со всех сторон, потом кто-то из них торцом копья сильно ударил по краю челна и перевернул его. Берест и Эйрик, не ожидавшие такого подвоха, полетели в воду, а когда опомнились, то были уже безоружны и на руках у каждого висело по два комана.Воин Кергет сказал:– Поверьте, русы-ичкин, эти люди, что пришли со мной, сумеют красиво отомстить за своего любимого хана. Но мы не будем убивать вас здесь. Это значило выпустить стрелу в небо, в котором не пролетал гусь. Мы отвезем вас в Кумай и сожжем на медленном огне посреди майдана, чтобы все видели, как вы будете мучиться. И чтобы видела Яська!..Атай и Будук, братья-ханы, стоявшие здесь же, согласно кивнули. А Будук, который вообще говорил редко, сейчас сказал:– Русы сами искали смерти.Атай встретился глазами с игрецом.– Ты, ичкин, убил моего брата. Я ничего не могу сделать для тебя. И это будет по чести…На груди хана Берест увидел новый курай, совсем не похожий на прежний. Эта дудочка была больше и грубее, и звук ее, наверное, не был так нежен и чист, как у старой дудочки. Игрой на этом курае, должно быть, никто не сумел бы разжалобить даже слезливой старухи, не то что киевского тиуна или половецкого хана.Перехватив взгляд Береста, хан сказал:– Новый курай – новый голос. К этому трудно привыкнуть, но нужно уметь привыкать.Здесь человек Кергет понял, что Атаем сказано больше, чем сказано, и на этом решил покончить с разговорами. Он приказал своим команам подвести для русов коней, он приказал приготовить колодки.Но громкий окрик с левого берега остановил команов:– Эй, Кергет!..Все, кто был, обернулись на голос и увидели, что противоположный холм, подножие его и значительная часть берега заняты большой ордой. И тут же половцы из Кумая прикинули, что всадников в подошедшей орде чуть ли не вдесятеро больше, чем их самих. При этом не струсили команы и не попятились, однако поутихли и обратились в слух.– Это Атрак! – узнал кто-то.Тут заметили всадники из Кумай-орды, как переменились к ним шаруканиды: исчезло в них прежнее дружелюбие, глаза, еще недавно смиренно опущенные вниз, теперь глядели прямо, уверенно, жестко. Были и высокомерные лица – у тех, кто поднялся на холм. Были и наглые усмешки – у тех, кто уже послал коней в воды Донца. И держали себя шаруканиды так, как держался бы победитель перед побежденным, хотя, как будто, еще не было и намека на противоборство. Видя все это, всерьез встревожились всадники из Кумая, подобрались в седлах и, заняв брод, выстроились широкой дугой. О пойманных русах они уже позабыли и подумывали теперь, как бы самим не оказаться в ловушке, и оттого поглядывали в разные стороны.– Послушай меня, Кергет! – крикнул хан Атрак. – Был я этими днями на охоте и встретил в степи много лис. Ты не поверишь мне, Кергет, – лисы плакали человеческими слезами и причитали, поминая имя Бунчука-Кумая. Сказали мне лисы, что нет уже в живых ихнего защитника и брата. Ты слышишь?..– Слышу, – едва прошевелил губами Кергет.Атрак продолжал:– Тогда я оставил охоту и, обескураженный и скорбящий, зашел так далеко, как не заходил никогда. Я увидел перед собой ваш городок Балин и приблизился к нему. И ваш Балин сдался мне без боя… Я кое-что решил перестроить в нем и потому многое разрушил!Всадники из Кумай-орды сказали:– Много презренных птиц садится на мясо, когда от мяса отходит волк.Хан Атрак заговорил громче:– Потом я заехал в Кумай. Я хотел погостить у Кергета, я хотел пролить слезу над телом брата. Но тела его так и не нашел. И подумал, что судьбы сыновей часто схожи с судьбами отцов… Зато мы угостились вашим айраном и вашими женщинами! Слышишь, Кергет?..Половцы из Кумай-орды в гневе заскрипели зубами. Они сжатыми кулаками ударили себя по бедрам и схватились за рукояти сабель.А шаруканидов тем временем все прибывало – как будто целая степь собралась под их бунчуки. И они, глядя издали на своих недавних обидчиков, теперь открыто насмехались над ними – говорили что попало и не боялись отмщения. Шаруканиды тоже схватились за рукояти сабель, им хотелось унизить прославленных витязей не только словами.Хан Атрак сказал:– Посмотри, Кергет, сколько нас! Оставь в покое свою саблю и подумай, воин, можно ли подняться аилом на целый народ, можно ли одиночке остановить реку. Не спеши с ответом, Кергет! Знай, что мне не нужен новый Бунчук-Кумай. Я его не допущу! А ты со своими витязями мог бы стать моим правым крылом. Кумания ценит хороших воинов!Однако не прельстился обещаниями Атрака человек Кергет. Истинный витязь, завоеватель земель, он выхватил саблю из ножен и с кличем Бунчука-Кумая «Айва!» ринулся на левый берег. И вся Кумай-орда подхватила этот грозный клич и пошла вслед за Кергетом. И Хурджун в один миг окрасился кровью. Первые сраженные витязями команы пали на дно Донца, вторые сраженные сплошь устлали травянистый берег. Сами же доблестные витязи Бунчука-Кумая, прорубившись сквозь толпы шаруканидов на холм, на том холме и сложили свои головы…Берест и Эйрик, так внезапно и случайно обретшие свободу поймали в водах Донца свой челн, оттолкнулись от берега и к тому времени, когда звон сабель затих, были уже далеко. ЧАСТЬ ТРЕТЬЯДимитра Глава 1 Эта книга начинается с человека, который, выйдя однажды на дорогу идущих, прошел по ней совсем немного. И от его появления дорога не сделалась короче, и камней на ней не убавилось, и мглистый небосвод не просветлел. Но появление его было угодно милосердному Богу. И Господь свил его крепкую нить с другими нитями и, отметив начало, предвидел конец. Да будет Он милостив вечно! И за вторым, и за третьим узлом – да не оборвет ни одну из нитей!..Му'аллим Халликан ибн Асад ад-Дин был известный на морях человек, и во многих портах от земли Франков до моря Славян Море Славян – Черное море
он имел своих верных людей, каждый из которых, будь то язычник, христианин или мусульманин, поклонялся единственному богу – богу обогащения и почитал единственного пророка – его, му'аллима Халликана. И каждый из этих преданных людей все свои старания направлял на то, чтобы ему, му'аллиму-наставнику, му'аллиму-лоцману, облегчить жизнь – и тем самым погреть над большим огнем собственные ладони, покормиться из большого котла. И достигали желаемого, ибо всем известно, что человек, которому посчастливилось хоть однажды утолить голод пророка, живет безбедно целую жизнь.Давно миновали те времена, когда арабы господствовали на суше и на море. Новые силы поднялись и по-своему поделили многие земли, принадлежавшие ранее халифатам, и захватили морские пути. Турки-сельджуки отняли у арабов Багдад и Сирию, латинские рыцари крестовым походом пришли в Палестину на освобождение гроба Господня и заняли берег Леванта и сам Иерусалим. Торговые города Италии – Генуя, Венеция, Пиза–и словом, и мечом, и подкупом, и обманом овладевали одним за другим восточными рынками и стремились вытеснить арабов с великого торгового пути в Индию. Некогда могущественные и обширные халифаты, снедаемые бесконечной междоусобицей, дробились и слабели и вместе с величием теряли свое влияние. Очень скоро была позабыта морская слава мусульман и стерлись из памяти людей арабские названия морей и островов, и морских путей. И арабские рукописи-лоции стали неизвестными даже для самих арабов. Только некоторые отрывки из них сумели сохранить мусульмане-мореходы и передавал и их из поколения в поколение, из уст в уста. Тонкости морской науки, какие еще знали, содержали в глубочайшей тайне, потому что мастерство – это основа благополучия. Отец желал сыну, сын – своему сыну… Морская наука забывалась и искажалась, и некому было возродить прежние знания, потому что очень сократились арабские морские пути, да и те, что еще остались, были небезопасны для мусульман.Му'аллим Халликан, человек удачливый и сильный, дерзкий в замыслах и настойчивый в исполнении, имел в среде купцов дурную славу. Во-первых, потому что он был араб – в то время, когда преобладающие на морях купцы-христиане желали представить арабов народом презренным и темным. Во-вторых, подозревали, что Халликан не столько купец, сколько воин, имеющий на своем счету немало побед над христианами, об этом говорило его почетное имя-лакаб – ад-Дин, имя правителя или военачальника. В-третьих, поговаривали, будто му'аллим Халликан при случае грабит, а затем топит купеческие корабли, самих же купцов продает в халифаты в рабство и от того будто имеет немалый доход. Поэтому сговорились однажды купцы-венецианцы подстеречь где-нибудь и потопить араба Халликана, и собрались они в одном месте, в проливе между островом Кипр и Киликией, где он должен был идти. Но не пришел Халликан – словно почуял засаду. А скорее всего верные люди предупредили его. Тогда приготовили венецианцы новую ловушку, на этот раз в заливе недалеко от Фессалоник, и собрались там двенадцатью судами, потому что знали, что хорошо оснащен и подвижен караб Халликана, что при обученной команде этот караб сладит и с пятью италийскими судами и легко уйдет от погони. Но и здесь не встретили венецианцы хитрого араба. Видно, преданных людей у него было больше, чем полагали купцы. И решили действовать обманом. На торгах в Антиохии они подослали к Халликану человека, который громогласно объявил, что товар Халликана – ворованный и что еще десять дней назад этот товар принадлежал некоему купцу по имени Якобо, и сказал, что сам Якобо бесследно пропал. Здесь подошли другие купцы и сказали, что Якобо пропал не бесследно, что не очень давно видели на берегу обломок его мачты. После этих слов не медлили, послали людей на берег моря, и те привезли какой-то обломок. От мачты или нет – то было трудно определить. Мало ли кусков древесины шлифуется на берегу песком! Однако латинская стража схватила Халликана. А венецианцы, все как один, признали: «Да, это обломок от мачты Якобо!..» Дня не просидел му'аллим, сторговался, откупился от жадной стражи, а через неделю двоих венецианцев потопил и в той же Антиохии продал их товар. И все это видели, но на этот раз стражу звать не стали; поняли, что латинян мало заботит сохранность венецианской мошны. Поступили иначе: прибегли к помощи церкви, где изложили суть своих притязаний к Халликану кратко – мусульманин, поддерживаемый мусульманской частью населения княжества Антиохия, подчинил своей воле и выгоде рынок в христианском городе и притесняет торгующих христиан, и занимается морским разбоем с целью захвата товара. Выслушав венецианских купцов, церковники заключили му'аллима Халликана под стражу и объявили ему, что не выпустят его до тех пор, пока он не примет христианства. Этим церковники надеялись внести разлад между арабом и арабами и сделать новокрещеного христианина другом христиан.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42
Когда взошло солнце и рассеялся туман, Берест и Эйрик подумали, не лучше ли им будет плыть по ночам, а днем где-нибудь укрываться. И пока они решали это, челн их несло течением по самой стремнине и были они отовсюду на виду. Но также и с челна было видно далеко вокруг.Здесь и увидели Берест с Эйриком впереди себя человека. Тот стоял на правом берегу, на высоком холме, и, заметив их, размахивал руками.Эйрик и Берест, ожидая какой-нибудь хитрости со стороны команов, решили быть во всеоружии. Эйрик взял со дна челнока меч, а игрец крепче сжал весло. Еще раз внимательно оглядели пустынные берега.Течением реки их поднесло ближе, и скоро они рассмотрели, что человек, поджидающий на холме, невысок и худ и что при нем нет оружия. Наконец они узнали в этом человеке девочку Эмигдеш… Все трое были очень рады встрече и сели поговорить на песке. Но осторожная Эмигдеш сказала, что им нужно спешить, сказала: ищет их воин Кергет с малой ордой, и послал он людей в Балин за ханами-братьями, и грозит сжечь русов живыми в огне. Но, сказала Эмигдеш, Яська сумела обмануть Кергета, посоветовав ему искать русов на севере. Кергет сначала не поверил Яське, помня про ее близость с игрецом, но Яська убедила его, сказала: «Выпусти пойманную мышь – к норе побежит она. Так же и русы побегут к своей Руси»… Еще дала Эмигдеш беглецам две полные горсти курута.Потом девочка долго смотрела вслед уплывающему челну. Она стояла на камне, махала рукой и кричала: «Ичкин!.. Ич-кин!..» А когда наконец челн скрылся за поворотом реки, Эмигдеш упала на еще влажный от росы мшистый камень и долго лежала на нем неподвижно. И если бы случайный путник в этот миг оказался рядом, то, наверное, мог бы сравнить маленькую худенькую Эмигдеш со степной ящеркой.
Однако как ни спешили, как ни таились беглецы-русы, а Кергет все же настиг их. И сделал это на четвертый день в том месте Донца, которое издавна именовалось в народе Хурджун – переметная сума. Здесь два одинаковых холма, стоящие на разных берегах, соединялись бродом. И когда Берест и Эйрик появились в виду Хурджуна, то и правый холм, и сам брод уже были сплошь покрыты поджидающими их всадниками.Заметив челн, половцы принялись от радости размахивать копьями и так искусно выкрикивать собственные кличи, что общий крик прокатился по орде тремя-четырьмя волнами. Среди этих всадников не было команов-пастухов и команов-земледельцев. Здесь под началом Кергета собрались только витязи – слуху, понимающему воинские кличи, это было бы ясно издалека. От лета до лета такие витязи в седле; в битве живут, от добычи кормятся, в погоне веселятся. По обеим Куманиям собирал их хан Окот. Славные витязи! Им чью-нибудь голову сабелькой снести – всегда милее, чем оставить на месте.Скрыться теперь от половцев – было делом немыслимым. Тогда поднялись русы в челне, взяли в руки оружие, что имели, меч да весло, и сговорились на этот раз живыми в плен команам не даться. Течение быстро справилось с легким челном и поднесло его к мелкому броду, к самым копытам Кергетова коня.Им сказал воин Кергет с усмешкой:– Рус, от комана в Кумании разве скроешься?А витязям понравились эти слова, и они похвалились:– Коману ковыль укажет путь. Ему камень – брат, а река – сестра. Всё говорят коману. И даже ветер разговаривает с команом, когда свистит в натянутой тетиве.За этим разговором всадники окружили челн со всех сторон, потом кто-то из них торцом копья сильно ударил по краю челна и перевернул его. Берест и Эйрик, не ожидавшие такого подвоха, полетели в воду, а когда опомнились, то были уже безоружны и на руках у каждого висело по два комана.Воин Кергет сказал:– Поверьте, русы-ичкин, эти люди, что пришли со мной, сумеют красиво отомстить за своего любимого хана. Но мы не будем убивать вас здесь. Это значило выпустить стрелу в небо, в котором не пролетал гусь. Мы отвезем вас в Кумай и сожжем на медленном огне посреди майдана, чтобы все видели, как вы будете мучиться. И чтобы видела Яська!..Атай и Будук, братья-ханы, стоявшие здесь же, согласно кивнули. А Будук, который вообще говорил редко, сейчас сказал:– Русы сами искали смерти.Атай встретился глазами с игрецом.– Ты, ичкин, убил моего брата. Я ничего не могу сделать для тебя. И это будет по чести…На груди хана Берест увидел новый курай, совсем не похожий на прежний. Эта дудочка была больше и грубее, и звук ее, наверное, не был так нежен и чист, как у старой дудочки. Игрой на этом курае, должно быть, никто не сумел бы разжалобить даже слезливой старухи, не то что киевского тиуна или половецкого хана.Перехватив взгляд Береста, хан сказал:– Новый курай – новый голос. К этому трудно привыкнуть, но нужно уметь привыкать.Здесь человек Кергет понял, что Атаем сказано больше, чем сказано, и на этом решил покончить с разговорами. Он приказал своим команам подвести для русов коней, он приказал приготовить колодки.Но громкий окрик с левого берега остановил команов:– Эй, Кергет!..Все, кто был, обернулись на голос и увидели, что противоположный холм, подножие его и значительная часть берега заняты большой ордой. И тут же половцы из Кумая прикинули, что всадников в подошедшей орде чуть ли не вдесятеро больше, чем их самих. При этом не струсили команы и не попятились, однако поутихли и обратились в слух.– Это Атрак! – узнал кто-то.Тут заметили всадники из Кумай-орды, как переменились к ним шаруканиды: исчезло в них прежнее дружелюбие, глаза, еще недавно смиренно опущенные вниз, теперь глядели прямо, уверенно, жестко. Были и высокомерные лица – у тех, кто поднялся на холм. Были и наглые усмешки – у тех, кто уже послал коней в воды Донца. И держали себя шаруканиды так, как держался бы победитель перед побежденным, хотя, как будто, еще не было и намека на противоборство. Видя все это, всерьез встревожились всадники из Кумая, подобрались в седлах и, заняв брод, выстроились широкой дугой. О пойманных русах они уже позабыли и подумывали теперь, как бы самим не оказаться в ловушке, и оттого поглядывали в разные стороны.– Послушай меня, Кергет! – крикнул хан Атрак. – Был я этими днями на охоте и встретил в степи много лис. Ты не поверишь мне, Кергет, – лисы плакали человеческими слезами и причитали, поминая имя Бунчука-Кумая. Сказали мне лисы, что нет уже в живых ихнего защитника и брата. Ты слышишь?..– Слышу, – едва прошевелил губами Кергет.Атрак продолжал:– Тогда я оставил охоту и, обескураженный и скорбящий, зашел так далеко, как не заходил никогда. Я увидел перед собой ваш городок Балин и приблизился к нему. И ваш Балин сдался мне без боя… Я кое-что решил перестроить в нем и потому многое разрушил!Всадники из Кумай-орды сказали:– Много презренных птиц садится на мясо, когда от мяса отходит волк.Хан Атрак заговорил громче:– Потом я заехал в Кумай. Я хотел погостить у Кергета, я хотел пролить слезу над телом брата. Но тела его так и не нашел. И подумал, что судьбы сыновей часто схожи с судьбами отцов… Зато мы угостились вашим айраном и вашими женщинами! Слышишь, Кергет?..Половцы из Кумай-орды в гневе заскрипели зубами. Они сжатыми кулаками ударили себя по бедрам и схватились за рукояти сабель.А шаруканидов тем временем все прибывало – как будто целая степь собралась под их бунчуки. И они, глядя издали на своих недавних обидчиков, теперь открыто насмехались над ними – говорили что попало и не боялись отмщения. Шаруканиды тоже схватились за рукояти сабель, им хотелось унизить прославленных витязей не только словами.Хан Атрак сказал:– Посмотри, Кергет, сколько нас! Оставь в покое свою саблю и подумай, воин, можно ли подняться аилом на целый народ, можно ли одиночке остановить реку. Не спеши с ответом, Кергет! Знай, что мне не нужен новый Бунчук-Кумай. Я его не допущу! А ты со своими витязями мог бы стать моим правым крылом. Кумания ценит хороших воинов!Однако не прельстился обещаниями Атрака человек Кергет. Истинный витязь, завоеватель земель, он выхватил саблю из ножен и с кличем Бунчука-Кумая «Айва!» ринулся на левый берег. И вся Кумай-орда подхватила этот грозный клич и пошла вслед за Кергетом. И Хурджун в один миг окрасился кровью. Первые сраженные витязями команы пали на дно Донца, вторые сраженные сплошь устлали травянистый берег. Сами же доблестные витязи Бунчука-Кумая, прорубившись сквозь толпы шаруканидов на холм, на том холме и сложили свои головы…Берест и Эйрик, так внезапно и случайно обретшие свободу поймали в водах Донца свой челн, оттолкнулись от берега и к тому времени, когда звон сабель затих, были уже далеко. ЧАСТЬ ТРЕТЬЯДимитра Глава 1 Эта книга начинается с человека, который, выйдя однажды на дорогу идущих, прошел по ней совсем немного. И от его появления дорога не сделалась короче, и камней на ней не убавилось, и мглистый небосвод не просветлел. Но появление его было угодно милосердному Богу. И Господь свил его крепкую нить с другими нитями и, отметив начало, предвидел конец. Да будет Он милостив вечно! И за вторым, и за третьим узлом – да не оборвет ни одну из нитей!..Му'аллим Халликан ибн Асад ад-Дин был известный на морях человек, и во многих портах от земли Франков до моря Славян Море Славян – Черное море
он имел своих верных людей, каждый из которых, будь то язычник, христианин или мусульманин, поклонялся единственному богу – богу обогащения и почитал единственного пророка – его, му'аллима Халликана. И каждый из этих преданных людей все свои старания направлял на то, чтобы ему, му'аллиму-наставнику, му'аллиму-лоцману, облегчить жизнь – и тем самым погреть над большим огнем собственные ладони, покормиться из большого котла. И достигали желаемого, ибо всем известно, что человек, которому посчастливилось хоть однажды утолить голод пророка, живет безбедно целую жизнь.Давно миновали те времена, когда арабы господствовали на суше и на море. Новые силы поднялись и по-своему поделили многие земли, принадлежавшие ранее халифатам, и захватили морские пути. Турки-сельджуки отняли у арабов Багдад и Сирию, латинские рыцари крестовым походом пришли в Палестину на освобождение гроба Господня и заняли берег Леванта и сам Иерусалим. Торговые города Италии – Генуя, Венеция, Пиза–и словом, и мечом, и подкупом, и обманом овладевали одним за другим восточными рынками и стремились вытеснить арабов с великого торгового пути в Индию. Некогда могущественные и обширные халифаты, снедаемые бесконечной междоусобицей, дробились и слабели и вместе с величием теряли свое влияние. Очень скоро была позабыта морская слава мусульман и стерлись из памяти людей арабские названия морей и островов, и морских путей. И арабские рукописи-лоции стали неизвестными даже для самих арабов. Только некоторые отрывки из них сумели сохранить мусульмане-мореходы и передавал и их из поколения в поколение, из уст в уста. Тонкости морской науки, какие еще знали, содержали в глубочайшей тайне, потому что мастерство – это основа благополучия. Отец желал сыну, сын – своему сыну… Морская наука забывалась и искажалась, и некому было возродить прежние знания, потому что очень сократились арабские морские пути, да и те, что еще остались, были небезопасны для мусульман.Му'аллим Халликан, человек удачливый и сильный, дерзкий в замыслах и настойчивый в исполнении, имел в среде купцов дурную славу. Во-первых, потому что он был араб – в то время, когда преобладающие на морях купцы-христиане желали представить арабов народом презренным и темным. Во-вторых, подозревали, что Халликан не столько купец, сколько воин, имеющий на своем счету немало побед над христианами, об этом говорило его почетное имя-лакаб – ад-Дин, имя правителя или военачальника. В-третьих, поговаривали, будто му'аллим Халликан при случае грабит, а затем топит купеческие корабли, самих же купцов продает в халифаты в рабство и от того будто имеет немалый доход. Поэтому сговорились однажды купцы-венецианцы подстеречь где-нибудь и потопить араба Халликана, и собрались они в одном месте, в проливе между островом Кипр и Киликией, где он должен был идти. Но не пришел Халликан – словно почуял засаду. А скорее всего верные люди предупредили его. Тогда приготовили венецианцы новую ловушку, на этот раз в заливе недалеко от Фессалоник, и собрались там двенадцатью судами, потому что знали, что хорошо оснащен и подвижен караб Халликана, что при обученной команде этот караб сладит и с пятью италийскими судами и легко уйдет от погони. Но и здесь не встретили венецианцы хитрого араба. Видно, преданных людей у него было больше, чем полагали купцы. И решили действовать обманом. На торгах в Антиохии они подослали к Халликану человека, который громогласно объявил, что товар Халликана – ворованный и что еще десять дней назад этот товар принадлежал некоему купцу по имени Якобо, и сказал, что сам Якобо бесследно пропал. Здесь подошли другие купцы и сказали, что Якобо пропал не бесследно, что не очень давно видели на берегу обломок его мачты. После этих слов не медлили, послали людей на берег моря, и те привезли какой-то обломок. От мачты или нет – то было трудно определить. Мало ли кусков древесины шлифуется на берегу песком! Однако латинская стража схватила Халликана. А венецианцы, все как один, признали: «Да, это обломок от мачты Якобо!..» Дня не просидел му'аллим, сторговался, откупился от жадной стражи, а через неделю двоих венецианцев потопил и в той же Антиохии продал их товар. И все это видели, но на этот раз стражу звать не стали; поняли, что латинян мало заботит сохранность венецианской мошны. Поступили иначе: прибегли к помощи церкви, где изложили суть своих притязаний к Халликану кратко – мусульманин, поддерживаемый мусульманской частью населения княжества Антиохия, подчинил своей воле и выгоде рынок в христианском городе и притесняет торгующих христиан, и занимается морским разбоем с целью захвата товара. Выслушав венецианских купцов, церковники заключили му'аллима Халликана под стражу и объявили ему, что не выпустят его до тех пор, пока он не примет христианства. Этим церковники надеялись внести разлад между арабом и арабами и сделать новокрещеного христианина другом христиан.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42