— Еще бы, — говорил Лепра. — Неужто, по-твоему, я могу забыть.
И они снова бродили по заколдованному кругу предположений, подозрений, сомнений.
— Он может быть доволен, мы игрушки в его руках, — заключала Ева с легкой насмешкой, которую она вкладывала в свои слова, когда храбрилась.
А в другие дни, опершись рукой на руку Лепра, замечала:
— Что за жизнь ты ведешь из-за меня!
— Да нет же, — говорил Лепра. — Во всем виноват я! К ним вернулась доля былой страсти. Лепра обвивал рукой плечи Евы.
— Ева, дорогая, ты еще любишь меня хоть немного? Ты веришь, что я готов отдать все, лишь бы положить конец этому кошмару?
— Конечно, малыш. Да это в общем и не кошмар. Мы с ним справимся. Давай пройдемся немного.
Они возвращались в многолюдье улиц, в котором любила растворяться Ева. Они останавливались у витрин, разглядывали мебель, украшения, ткани. Однажды вечером Ева, стиснув вдруг локоть своего спутника, увлекла его прочь, но он успел прочитать маленькую этикетку на флаконе духов: «Очертя сердце». «Очертя сердце» назвал одну из своих моделей Диор. Ева отказалась от прогулок.
— Ты можешь заявить протест Мелио, — сказал Лепра. — Сомневаюсь, есть ли у него право делать такие вещи.
— К чему? — прошептала Ева. — И что подумают обо мне, если я стану протестовать?
Ева хотела быть хорошим игроком. Это было для нее жизненным правилом. И однако Лепра все-таки задал ей наконец вопрос, который все время его мучил:
— Ты все еще любишь своего мужа?
— Я же говорила тебе, что нет.
— Тогда, почему при звуках этой песни ты каждый раз так потрясена?
— А ты?
— Я не потрясен.
— Ты лукавишь. Правда состоит в том, что нам обоим страшно, потому что перед нами возникает сцена, разыгравшаяся в Ла-Боль.
— Нам страшно, потому что мы мало любим друг друга. Ева, дорогая, ты не та, какой была прежде… Почему?
Они сидели на террасе ресторана против Бельфорского Льва. Здесь никто не обращал на них внимания.
— Ты дитя, — сказала Ева. — Ты считаешь, что я слишком мало тебя люблю! А ведь я остаюсь здесь из-за тебя. Мне ничего не стоило бы уехать в Италию или в Португалию. Больше никаких писем… никаких пластинок… покой. Разве не так? Ты недоволен?
— Нет, — сказал Лепра.
Он тут же почувствовал, что Ева рассердилась, но он и хотел вызвать ее гнев. Он переживал сейчас одну из тех минут, когда жаждешь потерять то, что любишь.
— Я не нуждаюсь в твоей преданности, — сказал он. — Мне нужна только твоя любовь.
Ева не ответила. Она старалась сохранять спокойствие. Однако все же надела свои темные очки. Тогда Лепра внезапно решился.
— Ева, выходи за меня замуж, — прошептал он. — Ну обещай, что выйдешь, как только мы сможем законно…
Она горько улыбнулась.
— Вот тут уж нас сразу заподозрят, — сказала она. — Ты соображаешь, что говоришь?
— Господи, если мужчина предлагает руку своей… своей подруге — не понимаю, что в этом скандального…
— Ты сошел с ума, мой милый… совершенно сошел с ума!
Лепра заупрямился. Он весь дрожал, охваченный волнением, как бывало в лучшие его дни за роялем, когда им завладевала музыка.
— Ты что, не понимаешь, что я не могу больше так жить, — сказал он. — Ну да, я звоню тебе… мы где-то бываем… что это дает? Час пребывания вместе. В остальное время ты живешь сама по себе, я сам по себе. Мы двое чужих. Между нами стоит Фожер… Больше, чем когда-либо прежде. Вот почему я боюсь. На эти дурацкие пластинки ответ может быть только один… Поверь мне, я все обдумал… Ты должна стать моей женой…
— Попроси для меня еще чашку кофе, — сказала Ева.
— Что? А, хорошо… Как хочешь. Официант! Два кофе.
Взбешенный, он извлек из кармана сигарету. Ева протянула ему зажигалку.
— Извини, — буркнул он.
— Ты кончил? — спросила она. — Могу я сказать?.. Послушай… Я никогда не выйду замуж. Я вообще не должна была выходить замуж. Я слишком люблю любовь.
— Это глупо!
Он угадывал за темными стеклами тусклый блеск ее зрачков.
— При желании я умею быть терпеливой, — сказала Ева. — Я тоже все обдумала. Ни одного мужчину я не любила так, как тебя. Женщины обычно нелегко признаются в таких вещах. Но именно поэтому я и не могу стать твоей женой. Чего ты хочешь? Чтобы мы каждую минуту были вместе? Чтобы мы с утра до вечера занимались любовью? Чтобы я растворилась в тебе?.. Нет, дорогой. Любовь — это… — Она задумчиво отпила кофе. — Это ностальгия… Мне не хочется впадать в литературщину, но мне кажется, что любовь в этом и состоит… И именно потому, что я тебя люблю, у меня может иногда возникнуть желание отдалиться от тебя… или заставить тебя страдать… или забыть тебя… заменить кем-нибудь…
— Ева!… Умоляю тебя… Ева!
Ева придвинулась к нему так близко, что коснулась его плечом.
— Успокойся, милый Жанно. Мы ведь просто рассуждаем. Я показываю тебе себя такой, какая я есть. Может, потому, что я по натуре бродяга, дикарка, в моих глазах любовь, истинная любовь, должна пытаться сама себя разрушить. Если она выдержит… вот тогда…
— Но она выдержала, — прошептал Лепра. — Уверяю тебя, моя любовь…
Она закрыла ему рот рукой.
— Да, твоя любовь сильна, она эгоистична, победительна. Ты любишь как мужчина, как любил Морис…
— А как бы ты хотела, чтобы я любил?
— Вот оно. Ты должен согласиться любить, не пытаясь играть какую-то роль, ничего не ожидая взамен… Как бы это объяснить?.. Ты должен согласиться быть самим собой, и ничем больше.
— Но я никакой роли не играю.
— Вот видишь, ты не понял.
— Это ты…
— Нет, твоя игра состоит в том, что ты рассказываешь себе сказки, в которых нуждаешься, чтобы возбудить себя. А когда я тебе говорю о том, какая я на самом деле, ты меня отвергаешь, тебе плохо.
— Знаешь, очень уж ты мудришь!
В ресторан вошел слепец. Под мышкой он держал скрипку.
— Уйдем, — сказала Ева.
Слепой прижал скрипку к подбородку и заиграл песню Фожера с рыдающим вибрато.
— Это становится гнусно, — пробормотал Лепра.
Он расплатился по счету и, держа Еву под локоть, вывел ее на улицу.
— Теперь я, конечно, должен сказать тебе до свиданья?
— А ты не хочешь зайти ко мне? — спросила Ева.
Лепра, неуверенный, все еще взбешенный, уже утешенный, смотрел на нее, она медленно сняла очки, улыбнулась ему.
— Вот видишь, какая ты! — сказал Лепра.
— Будь добр, — прошептала она, — останови такси.
В машине он привлек ее к себе, и они замерли в этой позе, а город, призрачный и переливающийся огнями, развертывался за ветровым стеклом, как фильм на экране. «Я держу ее в объятьях, — думал Лепра, — но объятия мои пусты. Она моя — и в то же время мне не принадлежит. И я счастлив… Счастьем отчаяния».
Ева, словно угадав мысли любовника, сказала:
— Видишь, милый, что такое любовь. Это значит решаться высказать все. Ты обещаешь мне, что у тебя всегда хватит решимости сказать мне все?
Он целовал ей волосы, виски. Под его губами вздрагивали крошечные морщинки. Он почувствовал, что слезы щиплют ему глаза, и забыл о себе. Он весь был теперь ласка, нежность и горе…
Возле комнаты консьержки Ева помедлила.
— Спроси, пожалуйста, нет ли почты.
Это была самая мучительная минута за весь день. Лепра сделал беспечное лицо, открыл дверь. Консьержки не было, но полученная почта лежала на полочке. Он взял десяток писем, сунул их в карман, подозрительным взглядом окинул стол и буфет. Бандероли не было. Им дали отсрочку.
— Только письма, — объявил он.
Ева ждала его у лифта. Лицо ее просияло. Она стала вдруг совсем юной, и чистый порыв всколыхнул душу Лепра. Ему хотелось ободрить ее, защитить. Он распахнул дверь лифта, потом закрыл за собой кабину.
— Я начинаю думать, — сказал он, — что пластинок больше не будет. Твой муж был не так глуп. Он не мог не понимать, что угроза, когда ее повторяют слишком часто, теряет силу.
— Я ни в чем не уверена, — сказала Ева.
Но голос ее звучал просветленно. Лепра обнял се, нашарил губами ее рот. Она вырвалась со смехом.
— Дурень, нас могут увидеть!
Мелькавшие перед ними лестничные площадки уходили в глубину, и Лепра мягко и с наслаждением прижимался к тающим губам Евы, не забывая о приближении очередного этажа, в безлюдье которого, немного даже торжественном, надо было вовремя удостовериться. Лифт остановился.
— Дай ключи, — сказал Лепра. — Могу ведь я однажды открыть дверь сам. Позволь мне вообразить, будто я у себя дома.
Он пропустил ее вперед и снова обнял ее, не дав ей даже времени обернуться.
— Ева, дорогая, спасибо за все, что ты мне недавно сказала. Заметь, я придерживаюсь других взглядов. Но я постараюсь любить тебя лучше.
Теперь она стояла обернувшись к нему. Он стиснул ее лицо ладонями и поднял его к себе, точно свежую воду в бокале своих сведенных вместе рук.
— Клянусь, — сказал он, — защищать тебя… против него, против тебя и против меня самого. Для начала мы очистим эту квартиру. Я целую тебя здесь, в прихожей…
Он прижался губами ко лбу Евы, к ее глазам, ласково повел ее в гостиную.
— И здесь я тоже целую тебя, потому что и здесь ты страдала по моей вине.
Губами, которые уже начинали пылать, он коснулся ее щек, ее носа. Он чувствовал, что она растрогана, что она поддается. Он медленно повел ее в спальню.
Там его губы нашли открытые губы Евы, у нее вырвался стон. Ему пришлось ее поддержать, рука, ласкавшая ее тело, задержалась под мышкой, где угадывалась округлость груди. Но он хорошо владел собой и увлекал ее из комнаты в комнату, в середине каждой из них повторяя этот искупительный жест.
— Жан, — выдохнула она, — довольно… Я больше не могу…
Он повел ее в гостиную, там усадил, но она ухватилась за его шею, спрятала лицо у него на груди.
— Я хочу тебя, — сказала она, прикусив ткань его пиджака. Он почувствовал прикосновение ее зубов.
— Не сейчас, — шепнул он. — Может, мне тоже надо отдалиться от тебя, заставить тебя страдать… Я запомнил урок…
Она высвободилась, отстранила его от себя на вытянутую руку.
— Чудовище, — произнесла она весело. — О, ты и в самом деле настоящий мужик!
И они дружно рассмеялись.
— Вот такой я тебя люблю, — сказал Лепра. — Задорной, непосредственной. Ну-ка повтори: «Чудовище!»
— Чудовище!
— Ева, дорогая, это правда, ты хочешь?
Он сбросил пиджак, швырнул его на стул, выпавшие из кармана письма рассыпались по полу.
— Хм! Твои поклонники!
Он подобрал письма с полу, но, взглянув на последнее, нахмурился и медленно поднялся с колен.
— Что это?
— Дай сюда, — сказала Ева.
Но он не выпускал конверта из рук, и тогда она подошла к нему сзади и прочла, заглядывая ему через плечо. «Управление уголовной полиции».
— Боже!
— Не может быть, — прошептал он.
— Он на нас донес.
— Не говори глупостей. Как он мог на нас донести? Большим пальцем Лепра нашаривал отверстие в уголке конверта, стал терять терпение. Потом топнул ногой, разорвал конверт и рывком извлек из него письмо. В нем была только одна машинописная строчка:

«Мадам!
Прошу Вас срочно явиться ко мне по делу, Вас касающемуся.
Комиссар Борель».
— «По делу, Вас касающемуся»? Не понимаю, — сказала Ева.
— Я тоже, — признался Лепра.
С письмом в руке он тяжело опустился в кресло, перечитал текст. «По делу, Вас касающемуся… Комиссар Борель».
— Они знают правду, — сказала она. — Они получили письмо.
— Да нет же! — закричал Лепра. — Ну подумай сама… Не мог все-таки твой муж при жизни рассказать, как его убьют. Никто и не собирался его убивать. Все вышло совершенно случайно.
На фортепиано по-прежнему стояла фотография Фожера; живые глаза под слегка припухшими веками, казалось, следят за происходящим со скрытой иронией.
— Зачем тогда меня вызывают? — заметила Ева. — Может, они обнаружили какую-то мелочь… Что-нибудь — не знаю.
— Какую мелочь? Медицинская экспертиза дала заключение… Страховая компания провела расследование… Эксперты подтвердили, что это была авария… Какая тут может быть подозрительная мелочь?
Лепра пытался побороть подступавший ужас, но понимал сам, как хрупки его доводы.
— Допустим, — снова заговорила Ева, — что они получили письмо. Морис объясняет в нем, что мы хотим его убрать. И требует, чтобы самым тщательным образом расследовали обстоятельства его гибели, если он умрет скоропостижно… при драматических обстоятельствах. И что же? Ты думаешь, полиция будет сидеть сложа руки?
— Они решат, что кто-то пытается сыграть с ними дурную шутку.
— Может быть. Но они захотят кое-что выяснить… Они проверят, в самом ли деле это почерк моего мужа. И если он сам обвиняет нас… представляешь, какую силу будет иметь обвинение!
— Они ничего не обнаружат. Обнаружить нечего.
— А газеты, Жан. Представляешь заголовки: «Был ли Морис Фожер убит?»
Она закрыла лицо руками, но тут же порывисто вскочила.
— Я иду.
— Куда?
— К комиссару. Лучше покончить со всем этим разом. Сейчас четыре. Через час все выяснится. Пусть, если хочет, арестует меня. В конце концов, мне так легче.
— Стало быть, ты хочешь во всем признаться?
Еву, которая уже взяла сумочку, перчатки и складывала письмо, тронуло отчаяние Лепра.
— А что сделал бы ты на моем месте?
— Все отрицал бы… без колебаний. Ева, дорогая, пойми, доказательств нет. Мы очень сильны.
— Ты, может быть. А я…
Он машинально оперся о каминную полку и, вспомнив, что там, на вилле, сделал такой же жест, покраснел. Повторялась та самая сцена. Впрочем, с тех пор как они стали ждать пластинок, сцена повторялась каждый день. Ему казалось, что он каждый день убивает Фожера. Он развел руками.
— Как хочешь, — вздохнул он.
— Ты мной разочарован?
— О нет!
— Разочарован. Это видно. Ну что ж, милый Жан, очень жаль, но я больше не в силах играть в эту игру, жить как зверь, на которого ведут облаву. Зря я уступила тебе и не вызвала полицию. Я не создана для того, чтобы каждую минуту лгать, как настоящая преступница… Мы потому и попали в нынешнее положение… что солгали.
— Ты забываешь, что твой муж обвиняет нас в заранее обдуманном намерении.
Ева провела по глазам тыльной стороной руки. Губы ее дрожали. Она вдруг заметила фотографию Фожера и смахнула ее рукавом. Стекло со звоном разбилось.
— Вы способны на всё, — сказала она.
— Послушай.
— На всё. Ты такой же, как другие.
Она была бледна как смерть, но сумела сдержать слезы. Вынув из сумочки пудреницу, она тщательно наложила грим, не сводя взгляда с Лепра, и в глазах ее, мало-помалу вновь обретших свой зеленый цвет, заплясало светлое пятнышко.
— Поцелуй меня, — попросила она, — прежде чем я намажу губы… Если я смогу промолчать, я промолчу… из-за тебя, глупыш!
Она запрокинула голову, а он медленно склонился над нею, покачивая ее в своих объятьях. Когда она наконец отстранилась от него, она смеялась, полная задора.
— Не знаю, какая муха меня вдруг укусила. В глубине души я вовсе не прочь повстречаться с этим комиссаром. Если он надеется, что я у него запою…
Слово смутило обоих. Ева привела в порядок прическу, Лепра натянул одну перчатку. Тревога снова вклинилась между ними.
— Ладно, — сказала Ева. — Ты меня проводишь? Они вышли, но заперла дверь Ева. На тротуаре Лепра едва не дал тягу. Однако ему стало стыдно отпускать ее одну навстречу опасности. Ева старалась казаться беззаботной.
— Хочу купить новую машину, — сказала она. — Какая марка, по-твоему, лучше? «Пежо»? «Симка»?
Он стиснул ее локоть, чтобы дать ей почувствовать, как восхищен ее мужеством.
— «Симка», — рассеянно прошептал он и знаком остановил такси. — Мост Менял… и, пожалуйста, выключите радио. Спасибо.
По дороге они не проронили ни слова.
Лепра зашагал рядом с Евой вдоль серого здания. Они остановились у ворот. Черты у обоих заострились. Ева подняла лицо к Лепра, кончиками пальцев пригладила ему волосы на висках. Она понимала, что он будет страдать сильнее, чем она.
— Будь умницей, — шепнула она.
— Хорошо, — отозвался он.
Он задыхался. Она скрылась в воротах, не оглядываясь, прошла через двор, он отвернул манжету, чтобы взглянуть на часы. Потом, переступая с трудом, как больной, перешел к парапету набережной. Быть может, сегодня вечером его арестуют. Зеленая вода колебала отражения, зигзагами вытягивала опрокинутую тень парохода. На углу Нового Моста, не обращая внимания на зевак, работал художник. Лепра, перегнувшийся через каменный парапет, жил в другом мире. «Если бы меня арестовали, — думал он, — любил ли бы я ее по-прежнему? Если бы меня разлучили с ней? Если бы она умерла?.. Может, она права. Я насочинял себе каких-то восторженных небылиц. Я хочу, чтобы в моей жизни было что-то необыкновенное. И все же сейчас мне холодно, мне страшно, потому что она одна, там, наверху…» В его памяти звучали обрывки мелодий, пассажи из «Аппассионаты», из концерта Шумана. Ему хотелось сыграть для Евы, чтобы помочь ей, самому принять участие в схватке. «Хорошо бы, — подумал он еще, — написать вот сейчас песню и сразу же ей подарить». Фожер был на это способен. Впервые он вспомнил о Фожере без горечи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16