Вцепившись в руль побелевшими от напряжения пальцами, я чуть перевел дух и повернулся испепелить своего пассажира взглядом.
В кресле справа от меня сидела Ласкиэль, она же Искусительница, она же Паучиха – в общем, что-то вроде ксерокса с падшего ангела. Вообще-то она могла принимать любую внешность по своему выбору, но чаше всего являлась в образе высокой спортивной блондинки в белоснежной античной тунике до колен. Она сидела, сложив руки на коленях, глядя перед собой в ветровое стекло: на губах ее играла легкая улыбка.
– Какого черта ты здесь делаешь? – прорычал я. – Угробить меня хотела?
– Не говори ерунды, – беззаботно отозвалась она. – Никто не пострадал.
– Уж не благодаря тебе, – огрызнулся я. – Пристегни ремень.
Она повернула голову в мою сторону и смерила меня равнодушным взглядом.
– Не забывай, смертный, у меня нет физической формы. Я существую единственно в твоем сознании. Я мысленный образ. Иллюзия. Голограмма, видимая только тебе. Мне нет смысла пристегиваться ремнем.
– Тут дело в принципе, – возразил я. – Моя машина. Мой мозг. Мои правила. Пристегни чертов ремень или сгинь.
Ласкиэль вздохнула.
– Очень хорошо.
Она повернулась, – ни дать ни взять обычный пассажир, – вытянула ремень безопасности и сунула пряжку в гнездо. Я понимал, что на самом деле ремень остался на месте, что я вижу всего лишь иллюзию – но очень убедительную иллюзию. Мне пришлось бы сильно постараться, чтобы увидеть настоящий ремень, свисающий со стойки.
Ласкиэль посмотрела на меня.
– Так сойдет?
– Спасибо и на этом, – буркнул я, лихорадочно размышляя.
Та Ласкиэль, которую я видел сейчас, представляла собой частицу настоящего падшего ангела. Все остальное было заключено в древнем серебряном динарии, римской монете, погребенной под двухфутовым слоем бетона у меня в подвале. Однако и одного прикосновения к этой монете хватило, чтобы в голове у меня возникло, так сказать, полномочное представительство демона – судя по всему, где-то в тех девяноста процентах мозга, которые человек не использует. Ну, в моем случае в девяноста пяти, пожалуй. Ласкиэль могла являться мне, могла видеть все, что я видел, могла копаться в моей памяти и, что самое досадное, могла создавать иллюзии, отличить которые от реальности мне удавалось лишь с большим трудом. Такую, например, какую я видел сейчас – ее, сидящую рядом со мной в машине. Исключительно привлекательную, чертовски взаправдашнюю на вид и от того до ужаса желанную. Вот сука.
– Мне казалось, у нас уговор, – буркнул я. – Я не желаю, чтобы ты являлась поговорить со мной, если только я сам тебя не позову.
– Я отношусь к этому уговору с уважением, – заверила она, – и явилась лишь для того, чтобы напомнить тебе: все мои услуги и возможности находятся в твоем распоряжении, стоит тебе только пожелать, и вся я – та, что обитает в настоящее время под полом твоей лаборатории, – точно так же готова оказать тебе любую помощь.
– Ты ведешь себя так, словно это я напросился к тебе. Если бы я знал, как стереть тебя из моей головы, не угробившись при этом, я бы сделал это в мгновение ока, – отозвался я.
– Та часть меня, что делит с тобой твой разум, не более чем тень настоящей меня, – сказала Ласкиэль. – Но не заблуждайся, смертный. Я есть. Я существую. И намерена существовать и впредь.
– Сказал же: если б мог, не угробившись при этом, – буркнул я. – И, кстати, если не хочешь, чтобы я запер тебя в какой-нибудь маленький темный чулан у меня в голове, убирайся вон с глаз моих.
Губы ее дернулись – возможно, от раздражения, но выражение лица не изменилось.
– Как тебе угодно, – проговорила она, склоняя голову. – Однако если правда то, что черная магия снова поднимает голову в Чикаго, тебе, возможно, потребуются все доступные ресурсы. И не забывай: чтобы выжила я, мне необходимо, чтобы выжил ты. У меня имеется веский повод помогать тебе.
– Маленький черный ящик, – отозвался я. – Без дырок в крышке. И пахнет там, как в университетской раздевалке.
Она снова скривила губы – на этот раз в чуть опасливой усмешке.
– Как тебе будет угодно, хозяин мой.
И исчезла, скрывшись обратно в неизведанные кладовые моего сознания, или куда она там еще могла деться. Я поежился, стараясь удостовериться, что мои мысли надежно защищены от постороннего вторжения. Разумеется, я никак не мог помешать Ласкиэли видеть и слышать все, что вижу и слышу я, но текущие мысли я от нее прикрывать все-таки научился. Правда, мне приходилось делать это достаточно часто, чтобы помешать ей узнать слишком много и слишком быстро.
В противном случае это лишь помогло бы ей достичь своей цели: убедить меня откопать погребенную под полом лаборатории, изолированную бетоном и заклятием монету. В монете, древнеримском динарии – одном из тридцати почти таких же, – обитали душа и сознание падшего ангела Ласкиэли.
Союз с ней дал бы мне неизмеримые силы. Мощь и знания падшего ангела могут превратить любого в смертоносное, практически бессмертное орудие – недорого, совсем недорого. Всего лишь за душу. Стоит вам подписать контракт с одним из Ангелов Ада, и в капитанском кресле вас будет уже двое. И чем больше вы станете позволять ему помогать вам, тем быстрее он подчинит себе вашу волю, так что рано или поздно вся власть перейдет к нему.
Я схватил монету за мгновение до того, как к ней потянулся малолетний сын моего друга, и за то краткое мгновение, что я держал ее в руке, часть личности Ласкиэли, ее сознания, успела поселиться у меня в мозгу. Прошлой осенью она помогла мне пережить несколько нелегких дней – содействие ее оказалось неоценимым. Что само по себе создавало проблему. Я не мог больше позволять себе полагаться на ее помощь, ибо рано или поздно привык бы к этому. А потом начал бы получать удовольствие. А потом настал бы день, когда идея откопать монету показалась бы мне не такой уж и плохой.
Из всего этого следовало, что я никак не мог расслабляться в ответ на все предложения падшего ангела. Цена могла быть скрыта от взгляда, но меньше она от этого не становилась. С другой стороны, Ласкиэль не сгущала краски, говоря об опасности, связанной с черной магией. Помощь мне очень даже бы не помешала.
Я подумал о тех, кто бился бок о бок со мной прежде. Я подумал о моем друге Майкле – это его сын чуть не подобрал монету.
Я не виделся с Майклом с того самого дня. Не звонил ему. Он звонил мне пару раз – приглашал пообедать в День Благодарения, спрашивал, все ли у меня в порядке. Я отказался от приглашений, да и разговоры постарался вести как можно короче. Майкл не знал, что я подобрал один из Темных Динариев, вступив во владение предметом, делавшим меня членом ордена. Я сражался с некоторыми динарианцами. Одного я убил.
Все они были монстрами из монстров, а Майкл – Рыцарь Креста. Одному из трех людей на всем белом свете, ему доверили ношение священного меча – самого что ни на есть священного, одного из трех, в клинки которых, как говорят, закован гвоздь из Креста с большой буквы «К». Майкл сражается со всем потусторонним злом. Он его побеждает. Он спасает попавших в беду детей и невинных, и он не задумываясь выступит против самого невообразимого чудища, настолько велика его вера в силу, дарованную Всевышним.
Он не питает любви к своим противникам, в том числе и динарианцам – жадным до власти психопатам, которым доставляет удовольствие причинять боль и страдания.
Я не стал говорить ему о монете. Ну, не хотелось мне, чтобы он знал, что я делю свой мозг с демоном. Чтобы он думал обо мне хуже. Майкл человек прямой. Большую часть моей сознательной жизни Белый Совет считал меня каким-то монстром, только и ожидающим подходящего момента, чтобы обернуться своей кошмарной мордой и начать сеять вокруг себя хаос и разрушение. Но Майкл с самой первой нашей встречи решительно принял мою сторону. Его поддержка чертовски много значила в моей жизни.
Поэтому мне не хотелось, чтобы он смотрел на меня так, как на динарианцев, с которыми мы бились. В общем, до тех пор, пока я не избавлюсь от этой дурацкой ментальной копии Ласкиэли у меня в башке, я не собираюсь обращаться за помощью к Майклу.
С этим делом мне предстояло разбираться в одиночку.
Почему-то я пребывал в полной уверенности, что хуже день для меня уже не обернется.
Стоило мне об этом подумать, как послышался жуткий то ли хруст, то ли лязг, и я врезался затылком в жесткий подголовник. Жучок прыгнул вперед – мне пришлось изо всех сил вцепиться в руль, чтобы не потерять управления.
Верно говорят: нет предела совершенству.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
Я успел еще дико оглянуться и увидеть кого-то, сидевшего в похожем на линкор старом «крайслере» – темно-сером, с тонированными стеклами, – а потом эта тачка снова врезалась в Жучка, послав его в занос. На сей раз, я стукнулся лбом о стекло, и в нос буквально ударил запах паленой резины от скользящих юзом по асфальту шин. Машина налетела на бордюр, подпрыгнула и выпрямилась. Я лихорадочно орудовал рулем и жал на тормоз – тело реагировало на события, не дошедшие еще до моего оглушенного мозга.
Кажется, я все-таки сумел не допустить совсем уж полной катастрофы – не вылетел на встречную полосу, не врезался в стену под углом, близким к прямому, а притер Жучка правым боком к цоколю стоявшего параллельно дороге здания. Скрежеща железом по кирпичу, моя бедная машинка проехала еще с полсотни футов и остановилась.
В глазах плавали звезды, и я постарался выморгать их, чтобы разглядеть номерные знаки «крайслера», но того и след простыл. По правде говоря, голова кружилась так сильно, что та машина могла бы отплясывать вокруг меня замысловатый танец в лиловой кружевной пачке, а я бы этого и не заметил.
Посидеть так немного показалось мне неплохой идеей, и я посидел немного. Через некоторое время у меня возникла смутная мысль, что не мешало бы проверить, все ли в порядке. Я осмотрел себя. Крови не увидел – уже хорошо. Огляделся по сторонам. Никто не визжал. Трупов в зеркале заднего вида тоже не обнаружилось. Ничего не горело и не дымилось. Ну конечно, пассажирское сиденье было засыпано осколками стекла от правого окна, но заднее стекло и так уже давно отсутствовало – я ездил, заклеив его прозрачным пластиком.
Однако Жучок – закаленный боец с силами зла и альтернативными видами топлива – остался на ходу, хотя к старым, привычным уже всхрипам двигателя добавились новые. Я попробовал открыть дверцу. Она не открылась. Я опустил окно и медленно выбрался из машины. Будь у меня силы кувыркнуться через крышку багажника и вскочить обратно в салон, и я мог бы претендовать на небольшую роль в «Придурках из Хаззарда».
– У нас тут, в округе Хаззард, – буркнул я сам себе, – не любят нападения с помощью автомобиля.
Черт его знает, сколько минут прошло, пока на месте происшествия появился первый коп – знакомый мне патрульный по фамилии Грейсон. Грейсон из старых копов – здоровенный мужик с большим красным носом и уютным брюшком. Вид у него такой, будто он запросто отмутузит пьяных дебоширов… или перепьет их – выбирайте, что вам больше нравится. Он вылез из своей машины и начал задавать мне вопросы озабоченным тоном. Я отвечал как мог, но что-то между моими мозгом и языком, наверное, закоротило, потому что он как-то очень уж пристально на меня посмотрел, а потом, заглянув в салон Жучка, усадил меня на землю и принялся разруливать возникшую пробку. Я остался сидеть на бордюре – меня это вполне устраивало. Я сидел и смотрел на медленно идущий кругом тротуар, пока кто-то не тронул меня за плечо.
Кэррин Мёрфи, глава отдела специальных расследований чикагской полиции, больше всего напоминает младшую сестренку кого-нибудь из знакомых. Роста в ней чуть больше пяти футов, волосы светлые, глаза голубые, нос курносый с едва заметными веснушками. Вся она словно пружина – впрочем, гимнастическое сложение вовсе не мешает ей быть женственной. На этот раз она была одета в белую хлопковую футболку и синие джинсы; наряд дополняли бейсбольная кепка и зеркальные очки.
– Гарри? – спросила она. – Ты в порядке?
– Дядюшка Джесс ужасно огорчится, когда узнает, что один из подручных босса Хогга взгрел генерала Ли, – отозвался я, вяло махнув рукой в сторону машины.
Секунду-другую она внимательно смотрела на меня.
– Ты хоть знаешь, что у тебя ссадина на голове?
– Не-а, – сказал я и потыкал пальцем себе в череп. – А что, правда?
Мёрфи вздохнула и осторожно отвела мой палец от головы.
– Гарри, я серьезно. Если тебя так шарахнуло, что ты даже говорить со мной нормально не в состоянии, мне придется отправить тебя в больницу.
– Извини, Мёрф. День выдался тяжелый. Я более или менее в норме – дай мне только минуту прийти в себя.
Она выдохнула, словно выпуская пар, и присела на бордюр рядом со мной.
– Ты не против, если я вызову «скорую», чтобы тебя осмотрели? Так, на всякий случай?
– Они захотят забрать меня в больницу, – ответил я. – Слишком опасно. Я могу вывести из строя чей-нибудь аппарат жизнеобеспечения. И Красные держат больницы под наблюдением, пытаясь добить наших раненых. Я могу навлечь огонь на пациентов.
– Знаю, – негромко возразила она. – Я не позволю им забрать тебя.
– Ох. Ладно, тогда пусть, – сдался я.
Приехала «скорая», врач меня осмотрел. Он посветил мне в глаза фонариком, и я сделал вялую попытку оттолкнуть его. Ворча что-то себе под нос, он потыкал меня там и здесь, пощупал, погладил, подумал и так далее. Потом покачал головой и встал.
– Возможно, легкое сотрясение. Для спокойствия ему стоило бы показаться врачу, полицейский.
Мёрфи кивнула, поблагодарила медика и выразительно посмотрела в сторону его машины. Неодобрительно хмыкнув, тот повернулся и исчез из моего поля зрения. Мёрфи снова присела рядом со мной.
– Ладно, клякса. Так что случилось?
– Кто-то в темно-сером «крайслере» пытался припарковаться на моем заднем сиденье. – Она раскрыла было рот, но я раздраженно махнул рукой. – И нет, номеров я не разглядел. Я как-то слишком занят был: старался избежать карьеры манекена для краш-тестов.
– Ну, начало карьеры тебе уже удалось, – возразила она. – Ты что, опять вляпался в историю?
– Нет еще, – признался я. – То есть блин-тарарам, Мёрф! Всего полчаса назад мне говорят, что в Чикаго готовится какая-то пакость, и вот меня уже пытаются превратить в рекламу о пользе ремней и подушек безопасности.
– Ты уверен, что это намеренно?
– Угу. Но кто бы это ни был, он не профессионал.
– Почему ты так решил?
– Будь он профессионалом, он бы запросто прикончил меня. Я и не догадывался о его присутствии, пока он не ударил меня в первый раз. Мог раскрутить меня юзом так, что я не выровнялся бы. Мог вышвырнуть на встречку. В общем, убить мог запросто и надежно. – Я потер шею. Славная такая, всеобъемлющая боль уже начала расползаться по мышцам. – Ну и место выбрал не самое лучшее.
– Нападение при благоприятной возможности, – заявила Мёрфи.
– Чего?
Она чуть улыбнулась.
– Это когда ты не ожидаешь возможности, а она вдруг подворачивается, и ты боишься ее упустить.
– А-а… Да, возможно, из разряда таких.
Мёрфи покачала головой.
– Слушай, может, тебе все-таки показаться нормальному врачу?
– Нет, – отрезал я. – Правда. Я в норме. Только мне нужно убраться отсюда, и чем быстрее, тем лучше.
Мёрфи глубоко вздохнула и кивнула.
– Тогда отвезу тебя домой.
– Спасибо.
К нам вразвалочку подошел Грейсон.
– Эвакуатор выехал, – сообщил он. – Так что у нас здесь?
– Бегство с места ДТП, – заявила Мёрфи.
Грейсон внимательно посмотрел на меня и нахмурился.
– Правда? А мне показалось, вас двинули дважды. И намеренно.
– Насколько могу судить я, это был честный и откровенный несчастный случай, – сказал я.
Грейсон кивнул.
– У вас там на заднем сиденье одежда какая-то. На вид вся в крови.
– Никак не выброшу с прошлого Хэллоуина, – объяснил я. – Маскарадные тряпки. Плащ, балахон и все такое, кровь фальшивая. Вид довольно жуткий.
– Да вы хуже моего младшенького. У него пропотевшие футболки на заднем сиденье с осени валяются.
– Ну, у него тачка, наверное, все-таки получше моей. – Я покосился на бедного Жучка и поморщился. Не то чтобы мой Жучок представлял собой историческую ценность или чего такое, но это моя тачка. Я на ней езжу. Она мне нравится. – То есть я даже не сомневаюсь, что его тачка лучше.
Грейсон невесело усмехнулся.
– Надо кой-какие бумаги заполнить. В состоянии помочь мне с этим?
– Легко, – заверил я.
– Спасибо, что позвонили, сержант, – поблагодарила Мёрфи.
– De nada*, Не за что ( исп. ).
– отозвался Грейсон, дотронувшись пальцем до козырька фуражки. – Бланки, Дрезден, я принесу, как только приедет эвакуатор.
– Клево, – кивнул я.
Грейсон ушел, и Мёрфи посмотрела на меня в упор.
– Что такое? – негромко спросил я.
– Ты ему соврал, – сказала она. – Про кровь на одежде.
1 2 3 4 5 6 7 8
В кресле справа от меня сидела Ласкиэль, она же Искусительница, она же Паучиха – в общем, что-то вроде ксерокса с падшего ангела. Вообще-то она могла принимать любую внешность по своему выбору, но чаше всего являлась в образе высокой спортивной блондинки в белоснежной античной тунике до колен. Она сидела, сложив руки на коленях, глядя перед собой в ветровое стекло: на губах ее играла легкая улыбка.
– Какого черта ты здесь делаешь? – прорычал я. – Угробить меня хотела?
– Не говори ерунды, – беззаботно отозвалась она. – Никто не пострадал.
– Уж не благодаря тебе, – огрызнулся я. – Пристегни ремень.
Она повернула голову в мою сторону и смерила меня равнодушным взглядом.
– Не забывай, смертный, у меня нет физической формы. Я существую единственно в твоем сознании. Я мысленный образ. Иллюзия. Голограмма, видимая только тебе. Мне нет смысла пристегиваться ремнем.
– Тут дело в принципе, – возразил я. – Моя машина. Мой мозг. Мои правила. Пристегни чертов ремень или сгинь.
Ласкиэль вздохнула.
– Очень хорошо.
Она повернулась, – ни дать ни взять обычный пассажир, – вытянула ремень безопасности и сунула пряжку в гнездо. Я понимал, что на самом деле ремень остался на месте, что я вижу всего лишь иллюзию – но очень убедительную иллюзию. Мне пришлось бы сильно постараться, чтобы увидеть настоящий ремень, свисающий со стойки.
Ласкиэль посмотрела на меня.
– Так сойдет?
– Спасибо и на этом, – буркнул я, лихорадочно размышляя.
Та Ласкиэль, которую я видел сейчас, представляла собой частицу настоящего падшего ангела. Все остальное было заключено в древнем серебряном динарии, римской монете, погребенной под двухфутовым слоем бетона у меня в подвале. Однако и одного прикосновения к этой монете хватило, чтобы в голове у меня возникло, так сказать, полномочное представительство демона – судя по всему, где-то в тех девяноста процентах мозга, которые человек не использует. Ну, в моем случае в девяноста пяти, пожалуй. Ласкиэль могла являться мне, могла видеть все, что я видел, могла копаться в моей памяти и, что самое досадное, могла создавать иллюзии, отличить которые от реальности мне удавалось лишь с большим трудом. Такую, например, какую я видел сейчас – ее, сидящую рядом со мной в машине. Исключительно привлекательную, чертовски взаправдашнюю на вид и от того до ужаса желанную. Вот сука.
– Мне казалось, у нас уговор, – буркнул я. – Я не желаю, чтобы ты являлась поговорить со мной, если только я сам тебя не позову.
– Я отношусь к этому уговору с уважением, – заверила она, – и явилась лишь для того, чтобы напомнить тебе: все мои услуги и возможности находятся в твоем распоряжении, стоит тебе только пожелать, и вся я – та, что обитает в настоящее время под полом твоей лаборатории, – точно так же готова оказать тебе любую помощь.
– Ты ведешь себя так, словно это я напросился к тебе. Если бы я знал, как стереть тебя из моей головы, не угробившись при этом, я бы сделал это в мгновение ока, – отозвался я.
– Та часть меня, что делит с тобой твой разум, не более чем тень настоящей меня, – сказала Ласкиэль. – Но не заблуждайся, смертный. Я есть. Я существую. И намерена существовать и впредь.
– Сказал же: если б мог, не угробившись при этом, – буркнул я. – И, кстати, если не хочешь, чтобы я запер тебя в какой-нибудь маленький темный чулан у меня в голове, убирайся вон с глаз моих.
Губы ее дернулись – возможно, от раздражения, но выражение лица не изменилось.
– Как тебе угодно, – проговорила она, склоняя голову. – Однако если правда то, что черная магия снова поднимает голову в Чикаго, тебе, возможно, потребуются все доступные ресурсы. И не забывай: чтобы выжила я, мне необходимо, чтобы выжил ты. У меня имеется веский повод помогать тебе.
– Маленький черный ящик, – отозвался я. – Без дырок в крышке. И пахнет там, как в университетской раздевалке.
Она снова скривила губы – на этот раз в чуть опасливой усмешке.
– Как тебе будет угодно, хозяин мой.
И исчезла, скрывшись обратно в неизведанные кладовые моего сознания, или куда она там еще могла деться. Я поежился, стараясь удостовериться, что мои мысли надежно защищены от постороннего вторжения. Разумеется, я никак не мог помешать Ласкиэли видеть и слышать все, что вижу и слышу я, но текущие мысли я от нее прикрывать все-таки научился. Правда, мне приходилось делать это достаточно часто, чтобы помешать ей узнать слишком много и слишком быстро.
В противном случае это лишь помогло бы ей достичь своей цели: убедить меня откопать погребенную под полом лаборатории, изолированную бетоном и заклятием монету. В монете, древнеримском динарии – одном из тридцати почти таких же, – обитали душа и сознание падшего ангела Ласкиэли.
Союз с ней дал бы мне неизмеримые силы. Мощь и знания падшего ангела могут превратить любого в смертоносное, практически бессмертное орудие – недорого, совсем недорого. Всего лишь за душу. Стоит вам подписать контракт с одним из Ангелов Ада, и в капитанском кресле вас будет уже двое. И чем больше вы станете позволять ему помогать вам, тем быстрее он подчинит себе вашу волю, так что рано или поздно вся власть перейдет к нему.
Я схватил монету за мгновение до того, как к ней потянулся малолетний сын моего друга, и за то краткое мгновение, что я держал ее в руке, часть личности Ласкиэли, ее сознания, успела поселиться у меня в мозгу. Прошлой осенью она помогла мне пережить несколько нелегких дней – содействие ее оказалось неоценимым. Что само по себе создавало проблему. Я не мог больше позволять себе полагаться на ее помощь, ибо рано или поздно привык бы к этому. А потом начал бы получать удовольствие. А потом настал бы день, когда идея откопать монету показалась бы мне не такой уж и плохой.
Из всего этого следовало, что я никак не мог расслабляться в ответ на все предложения падшего ангела. Цена могла быть скрыта от взгляда, но меньше она от этого не становилась. С другой стороны, Ласкиэль не сгущала краски, говоря об опасности, связанной с черной магией. Помощь мне очень даже бы не помешала.
Я подумал о тех, кто бился бок о бок со мной прежде. Я подумал о моем друге Майкле – это его сын чуть не подобрал монету.
Я не виделся с Майклом с того самого дня. Не звонил ему. Он звонил мне пару раз – приглашал пообедать в День Благодарения, спрашивал, все ли у меня в порядке. Я отказался от приглашений, да и разговоры постарался вести как можно короче. Майкл не знал, что я подобрал один из Темных Динариев, вступив во владение предметом, делавшим меня членом ордена. Я сражался с некоторыми динарианцами. Одного я убил.
Все они были монстрами из монстров, а Майкл – Рыцарь Креста. Одному из трех людей на всем белом свете, ему доверили ношение священного меча – самого что ни на есть священного, одного из трех, в клинки которых, как говорят, закован гвоздь из Креста с большой буквы «К». Майкл сражается со всем потусторонним злом. Он его побеждает. Он спасает попавших в беду детей и невинных, и он не задумываясь выступит против самого невообразимого чудища, настолько велика его вера в силу, дарованную Всевышним.
Он не питает любви к своим противникам, в том числе и динарианцам – жадным до власти психопатам, которым доставляет удовольствие причинять боль и страдания.
Я не стал говорить ему о монете. Ну, не хотелось мне, чтобы он знал, что я делю свой мозг с демоном. Чтобы он думал обо мне хуже. Майкл человек прямой. Большую часть моей сознательной жизни Белый Совет считал меня каким-то монстром, только и ожидающим подходящего момента, чтобы обернуться своей кошмарной мордой и начать сеять вокруг себя хаос и разрушение. Но Майкл с самой первой нашей встречи решительно принял мою сторону. Его поддержка чертовски много значила в моей жизни.
Поэтому мне не хотелось, чтобы он смотрел на меня так, как на динарианцев, с которыми мы бились. В общем, до тех пор, пока я не избавлюсь от этой дурацкой ментальной копии Ласкиэли у меня в башке, я не собираюсь обращаться за помощью к Майклу.
С этим делом мне предстояло разбираться в одиночку.
Почему-то я пребывал в полной уверенности, что хуже день для меня уже не обернется.
Стоило мне об этом подумать, как послышался жуткий то ли хруст, то ли лязг, и я врезался затылком в жесткий подголовник. Жучок прыгнул вперед – мне пришлось изо всех сил вцепиться в руль, чтобы не потерять управления.
Верно говорят: нет предела совершенству.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
Я успел еще дико оглянуться и увидеть кого-то, сидевшего в похожем на линкор старом «крайслере» – темно-сером, с тонированными стеклами, – а потом эта тачка снова врезалась в Жучка, послав его в занос. На сей раз, я стукнулся лбом о стекло, и в нос буквально ударил запах паленой резины от скользящих юзом по асфальту шин. Машина налетела на бордюр, подпрыгнула и выпрямилась. Я лихорадочно орудовал рулем и жал на тормоз – тело реагировало на события, не дошедшие еще до моего оглушенного мозга.
Кажется, я все-таки сумел не допустить совсем уж полной катастрофы – не вылетел на встречную полосу, не врезался в стену под углом, близким к прямому, а притер Жучка правым боком к цоколю стоявшего параллельно дороге здания. Скрежеща железом по кирпичу, моя бедная машинка проехала еще с полсотни футов и остановилась.
В глазах плавали звезды, и я постарался выморгать их, чтобы разглядеть номерные знаки «крайслера», но того и след простыл. По правде говоря, голова кружилась так сильно, что та машина могла бы отплясывать вокруг меня замысловатый танец в лиловой кружевной пачке, а я бы этого и не заметил.
Посидеть так немного показалось мне неплохой идеей, и я посидел немного. Через некоторое время у меня возникла смутная мысль, что не мешало бы проверить, все ли в порядке. Я осмотрел себя. Крови не увидел – уже хорошо. Огляделся по сторонам. Никто не визжал. Трупов в зеркале заднего вида тоже не обнаружилось. Ничего не горело и не дымилось. Ну конечно, пассажирское сиденье было засыпано осколками стекла от правого окна, но заднее стекло и так уже давно отсутствовало – я ездил, заклеив его прозрачным пластиком.
Однако Жучок – закаленный боец с силами зла и альтернативными видами топлива – остался на ходу, хотя к старым, привычным уже всхрипам двигателя добавились новые. Я попробовал открыть дверцу. Она не открылась. Я опустил окно и медленно выбрался из машины. Будь у меня силы кувыркнуться через крышку багажника и вскочить обратно в салон, и я мог бы претендовать на небольшую роль в «Придурках из Хаззарда».
– У нас тут, в округе Хаззард, – буркнул я сам себе, – не любят нападения с помощью автомобиля.
Черт его знает, сколько минут прошло, пока на месте происшествия появился первый коп – знакомый мне патрульный по фамилии Грейсон. Грейсон из старых копов – здоровенный мужик с большим красным носом и уютным брюшком. Вид у него такой, будто он запросто отмутузит пьяных дебоширов… или перепьет их – выбирайте, что вам больше нравится. Он вылез из своей машины и начал задавать мне вопросы озабоченным тоном. Я отвечал как мог, но что-то между моими мозгом и языком, наверное, закоротило, потому что он как-то очень уж пристально на меня посмотрел, а потом, заглянув в салон Жучка, усадил меня на землю и принялся разруливать возникшую пробку. Я остался сидеть на бордюре – меня это вполне устраивало. Я сидел и смотрел на медленно идущий кругом тротуар, пока кто-то не тронул меня за плечо.
Кэррин Мёрфи, глава отдела специальных расследований чикагской полиции, больше всего напоминает младшую сестренку кого-нибудь из знакомых. Роста в ней чуть больше пяти футов, волосы светлые, глаза голубые, нос курносый с едва заметными веснушками. Вся она словно пружина – впрочем, гимнастическое сложение вовсе не мешает ей быть женственной. На этот раз она была одета в белую хлопковую футболку и синие джинсы; наряд дополняли бейсбольная кепка и зеркальные очки.
– Гарри? – спросила она. – Ты в порядке?
– Дядюшка Джесс ужасно огорчится, когда узнает, что один из подручных босса Хогга взгрел генерала Ли, – отозвался я, вяло махнув рукой в сторону машины.
Секунду-другую она внимательно смотрела на меня.
– Ты хоть знаешь, что у тебя ссадина на голове?
– Не-а, – сказал я и потыкал пальцем себе в череп. – А что, правда?
Мёрфи вздохнула и осторожно отвела мой палец от головы.
– Гарри, я серьезно. Если тебя так шарахнуло, что ты даже говорить со мной нормально не в состоянии, мне придется отправить тебя в больницу.
– Извини, Мёрф. День выдался тяжелый. Я более или менее в норме – дай мне только минуту прийти в себя.
Она выдохнула, словно выпуская пар, и присела на бордюр рядом со мной.
– Ты не против, если я вызову «скорую», чтобы тебя осмотрели? Так, на всякий случай?
– Они захотят забрать меня в больницу, – ответил я. – Слишком опасно. Я могу вывести из строя чей-нибудь аппарат жизнеобеспечения. И Красные держат больницы под наблюдением, пытаясь добить наших раненых. Я могу навлечь огонь на пациентов.
– Знаю, – негромко возразила она. – Я не позволю им забрать тебя.
– Ох. Ладно, тогда пусть, – сдался я.
Приехала «скорая», врач меня осмотрел. Он посветил мне в глаза фонариком, и я сделал вялую попытку оттолкнуть его. Ворча что-то себе под нос, он потыкал меня там и здесь, пощупал, погладил, подумал и так далее. Потом покачал головой и встал.
– Возможно, легкое сотрясение. Для спокойствия ему стоило бы показаться врачу, полицейский.
Мёрфи кивнула, поблагодарила медика и выразительно посмотрела в сторону его машины. Неодобрительно хмыкнув, тот повернулся и исчез из моего поля зрения. Мёрфи снова присела рядом со мной.
– Ладно, клякса. Так что случилось?
– Кто-то в темно-сером «крайслере» пытался припарковаться на моем заднем сиденье. – Она раскрыла было рот, но я раздраженно махнул рукой. – И нет, номеров я не разглядел. Я как-то слишком занят был: старался избежать карьеры манекена для краш-тестов.
– Ну, начало карьеры тебе уже удалось, – возразила она. – Ты что, опять вляпался в историю?
– Нет еще, – признался я. – То есть блин-тарарам, Мёрф! Всего полчаса назад мне говорят, что в Чикаго готовится какая-то пакость, и вот меня уже пытаются превратить в рекламу о пользе ремней и подушек безопасности.
– Ты уверен, что это намеренно?
– Угу. Но кто бы это ни был, он не профессионал.
– Почему ты так решил?
– Будь он профессионалом, он бы запросто прикончил меня. Я и не догадывался о его присутствии, пока он не ударил меня в первый раз. Мог раскрутить меня юзом так, что я не выровнялся бы. Мог вышвырнуть на встречку. В общем, убить мог запросто и надежно. – Я потер шею. Славная такая, всеобъемлющая боль уже начала расползаться по мышцам. – Ну и место выбрал не самое лучшее.
– Нападение при благоприятной возможности, – заявила Мёрфи.
– Чего?
Она чуть улыбнулась.
– Это когда ты не ожидаешь возможности, а она вдруг подворачивается, и ты боишься ее упустить.
– А-а… Да, возможно, из разряда таких.
Мёрфи покачала головой.
– Слушай, может, тебе все-таки показаться нормальному врачу?
– Нет, – отрезал я. – Правда. Я в норме. Только мне нужно убраться отсюда, и чем быстрее, тем лучше.
Мёрфи глубоко вздохнула и кивнула.
– Тогда отвезу тебя домой.
– Спасибо.
К нам вразвалочку подошел Грейсон.
– Эвакуатор выехал, – сообщил он. – Так что у нас здесь?
– Бегство с места ДТП, – заявила Мёрфи.
Грейсон внимательно посмотрел на меня и нахмурился.
– Правда? А мне показалось, вас двинули дважды. И намеренно.
– Насколько могу судить я, это был честный и откровенный несчастный случай, – сказал я.
Грейсон кивнул.
– У вас там на заднем сиденье одежда какая-то. На вид вся в крови.
– Никак не выброшу с прошлого Хэллоуина, – объяснил я. – Маскарадные тряпки. Плащ, балахон и все такое, кровь фальшивая. Вид довольно жуткий.
– Да вы хуже моего младшенького. У него пропотевшие футболки на заднем сиденье с осени валяются.
– Ну, у него тачка, наверное, все-таки получше моей. – Я покосился на бедного Жучка и поморщился. Не то чтобы мой Жучок представлял собой историческую ценность или чего такое, но это моя тачка. Я на ней езжу. Она мне нравится. – То есть я даже не сомневаюсь, что его тачка лучше.
Грейсон невесело усмехнулся.
– Надо кой-какие бумаги заполнить. В состоянии помочь мне с этим?
– Легко, – заверил я.
– Спасибо, что позвонили, сержант, – поблагодарила Мёрфи.
– De nada*, Не за что ( исп. ).
– отозвался Грейсон, дотронувшись пальцем до козырька фуражки. – Бланки, Дрезден, я принесу, как только приедет эвакуатор.
– Клево, – кивнул я.
Грейсон ушел, и Мёрфи посмотрела на меня в упор.
– Что такое? – негромко спросил я.
– Ты ему соврал, – сказала она. – Про кровь на одежде.
1 2 3 4 5 6 7 8