Джим Батчер
Доказательства вины


Досье Дрездена Ц 8



Джим Батчер
Доказательства вины

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Кровь не оставляет следов на плаще Стража. Я не знал это до того дня, когда на моих глазах Морган, второй по старшинству в Корпусе Стражей, занес меч над коленопреклоненной фигурой юноши, уличенного в занятиях черной магией. Мальчишка – ему и шестнадцати-то, поди, не исполнилось – визжал и ругался по-корейски под своим черным капюшоном. По малолетству он явно уверовал в свое бессмертие. Он так и не понял, когда меч опустился на его шею.
Что, на мой взгляд, можно считать милостью. Ну, микроскопической, конечно.
Кровь тугой струей ударила из шеи, нарисовав в воздухе алую арку. Я стоял на расстоянии меньше десяти футов. Горячие капли обожгли мне щеку, а еще больше их усеяло злобными красными точками весь левый бок моего плаща. Голова покатилась на землю, и я увидел, как капюшон на ней шевелится, словно рот у мальчишки продолжал выкрикивать проклятия.
Тело повалилось набок. Мышцы одной ноги подергались некоторое время и затихли. Секунд через пять замерла и ткань капюшона.
Морган постоял еще немного над безжизненным телом, Держа в руках сияющий серебром меч карающего правосудия Белого Совета. Помимо нас с ним, на казни присутствовали человек десять других Стражей, а также два члена Совета Старейшин: Мерлин и мой бывший наставник Эбинизер Маккой.
Когда и голова перестала подавать последние слабые признаки жизни, Морган повернулся к Мерлину и кивнул. Мерлин кивнул в ответ.
– Да обретет он покой.
– Покой, – эхом отозвались Стражи.
Все, кроме меня. Я повернулся к ним спиной, сделал два шага в сторону, и меня вырвало прямо на пол заброшенного склада.
С минуту я стоял, дрожа, пока не отошел немного, потом медленно выпрямился. Кто-то остановился рядом со мной; я поднял взгляд и увидел, что это Эбинизер.
Если не считать нескольких клочков редких седых волос, голова его совершенно облысела; на башке багровел относительно свежий, резко выделявшийся на розовой коже шрам. Закрывавшая чуть ли не половину лица седая борода придавала ему свирепое выражение. При том, что возраст его насчитывал уже несколько столетий, двигался он на редкость энергично, да и взгляд из-под очков в старомодной золотой оправе оставался бойким, настороженным. Одет он был в положенный для собраний Совета черный балахон с темно-лиловой накидкой члена Совета Старейшин.
– Гарри, – негромко произнес он. – Ты в порядке?
– После такого-то? – огрызнулся я достаточно громко, чтобы меня услышали все присутствующие. – Вряд ли кто-либо в этом чертовом здании в порядке.
Я ощутил внезапное напряжение в воздухе за спиной.
– Нет, не в порядке, – кивнул Эбинизер и покосился на остальных чародеев, упрямо вздернув бороду.
К нам подошел Мерлин – тоже в форменных балахоне и накидке. Выглядел он именно так, как положено выглядеть чародею: высокий, длинные седые волосы, длинная седая борода, пронзительный взгляд голубых глаз, печать ума и возраста на лице.
Ну, возраста уж точно.
– Страж Дрезден, – произнес он. У него и голос был профессионального оратора, а английскому выговору позавидовал бы выпускник Оксфорда. – Если у тебя имелись свидетельства, доказывавшие невиновность этого юноши, тебе стоило представить их суду до вынесения приговора.
– У меня ничего такого нету, и вам это прекрасно известно, – ответил я.
– Его вина доказана, – продолжал Мерлин. – Я сам заглядывал ему в душу. Я обследовал также больше двадцати смертных, чьи сознания он подверг изменениям. Трем из них, возможно, еще удастся вернуть рассудок. Еще четверых он заставил покончить с собой, и мы обнаружили девять мертвых тел, спрятанных им от местных властей. Все они состояли в кровном родстве. – Мерлин приблизился еще на шаг, и воздух в помещении показался мне вдруг обжигающе горячим. Глаза его сияли ледяным гневом, а голос буквально вибрировал от заключенной в нем энергии. – Силы, которыми он пользовался, уже разрушили его психику. Мы сделали то, что необходимо.
Я повернулся к нему лицом. Я не выпячивал подбородок, не пробовал пригвоздить его взглядом к полу. Я не принимал вызывающей или оскорбленной позы, не пытался казаться рассерженным или непочтительным. Несколько последних месяцев наглядно продемонстрировали мне, что Мерлин получил свою нынешнюю работу не по объявлению в газете. Он был, выражаясь кратко, сильнейшим чародеем планеты. И обладал и даром, и навыками, и опытом для того, чтобы использовать эту свою силу с максимальной эффективностью. Если бы у нас с ним дело дошло до обмена магическими оплеухами, того, что от меня осталось бы, не хватило бы даже на то, чтобы наполнить коробку с ленчем. Чего-чего, а драться с ним мне не хотелось.
Но и идти на попятный тоже.
– Он ведь был совсем еще ребенок, – сказал я. – Он нагородил ошибок. Мы все совершали ошибки.
Мерлин смерил меня взглядом, в котором раздражение мешалось с жалостью.
– Тебе ведь известно, что делает с человеком использование черной магии, – сказал он. Легкое, безупречно выверенное ударение на этих словах не оставило сомнений в невысказанном продолжении: «Известно, потому что ты ею занимался. Рано или поздно ты тоже оступишься, и настанет твой черед». – Один раз, потом еще. И еще.
– Я это слышу то и дело, Мерлин, – ответил я. – «Скажи “нет” черной магии». Но у этого мальчишки не было никого, кто рассказал бы ему правила, кто учил бы его. Если бы кто-нибудь вовремя узнал про его дар и сделал бы что-нибудь…
Он поднял руку, и в одном этом жесте было столько властности, что я замолчал.
– Ты не принял в расчет, Страж Дрезден, что юноша, допустивший глупую ошибку, умер задолго до того, как мы обнаружили причиненное им зло. То, что от него осталось, – всего лишь монстр, который до конца своих дней сеял бы вокруг себя лишь смерть и ужас.
– Я это знаю , – ответил я и на этот раз не смог сдержать ни злости, ни досады. – И я знаю, что это необходимо было сделать. Я знаю, что это единственное средство, которое могло бы остановить его. – Мне показалось, что меня вот-вот вырвет снова. Я закрыл глаза и оперся на свой массивный дубовый посох. Совладав с желудком, я повернулся к Мерлину. – Но это не отменяет факта: мы только что убили парня, который, возможно, даже не понимал, что с ним происходит.
– Вряд ли ты вправе обвинять кого-либо в убийстве. Страж Дрезден. – Мерлин сдвинул свои седые брови. – Не ты ли разрядил пистолет в затылок женщине, в которой лишь заподозрил Собирателя Трупов?
Я поперхнулся. Еще бы не я – в прошлом году. И если бы я ошибся в своей догадке, если бы меняющий тела чернокнижник, известный как Собиратель Трупов, и правда не перепрыгнул в тело Стража Люччо, вышло бы так, что я убил ни в чем не повинную женщину, члена Белого Совета.
Я не ошибся тогда – но я никогда прежде… не убивал ? Да нет, в пылу боя убивал, и не раз. И людей, и нелюдей. Однако смерть Собирателя Трупов вышла другой. Я убил его – или ее? – обдуманно, хладнокровно. Ну, почти хладнокровно. Никого другого – только я с пистолетом в руке и безжизненный труп. Я отчетливо помнил, как принял решение, ощущение холодного металла в руке, тугой ход спускового крючка, грохот выстрела и то, как вяло повалилось наземь тело.
Я убил человека. Осознанно лишил жизни.
И кошмар этот до сих пор терзает меня по ночам.
Собственно, у меня и выбора-то особого не было. Промедли я хоть секунду, и Собиратель Трупов призвал бы на помощь свою смертоносную магию, а тогда лучшее, на что я смог бы надеяться, – это смертное проклятие, которое поразило бы меня сразу же, как я убил бы чертова некроманта. И вообще последние день или два выдались тогда не самыми удачными, так что нервишки у меня были так себе, на взводе. Да и будь иначе, уверен, в открытом бою я бы с Собирателем Трупов не справился. Потому я и не дал ему шанса на открытый бой. Я выстрелил ему в голову – в упор. Собирателя необходимо было остановить, и другого варианта у меня не имелось.
Я казнил по подозрению.
Никакого следствия. Никакого заглядывания в душу. Никакого беспристрастного судейства. Блин, да я даже испугаться не успел! Бах! Шлеп! В итоге один живой чародей, один мертвый нехороший парень.
Я сделал это, чтобы защитить себя и других. Возможно, я принял не лучшее решение – но единственно возможное. Я не колебался даже доли мгновения. Просто нажал на спуск и занялся другим и проблемами – тем более в ту ночь у меня их хватало.
Как и положено поступать Стражу. Типа, поумерил своего святее-вас-всех пылу.
Бездонные синие глаза внимательно всмотрелись мне в лицо, Мерлин медленно кивнул.
– Ты ее казнил, – негромко произнес Мерлин. – Потому что это было необходимо.
– Это было совсем другое дело, – пробормотал я.
– Разумеется. Твой шаг требовал гораздо более глубокого осмысления. Ты действовал в темноте и в одиночку. Подозреваемый обладал значительно большей силой, чем ты. Промахнись ты – и это стоило бы тебе жизни. Ты поступил так, как того требовала обстановка.
– «Необходимо» еще не значит «правильно», – возразил я.
– Возможно, – кивнул он. – Однако Законы Магии направлены на то, чтобы чародеи не использовали свою силу во зло смертным. Они не оставляют места компромиссам. Ты теперь Страж, Дрезден. Тебя должен волновать в первую очередь твой долг перед смертными и перед Советом.
– Долг, который означает порой убийство детей? – На этот раз я не пытался скрыть злости; впрочем, пар из меня почти весь вышел.
– Долг, который означает поддержание Закона – всегда и везде, – рявкнул Мерлин, пробуравив меня искрящимся от ярости взглядом. – Это твой долг. А теперь – еще в большей степени, чем прежде.
Я первым отвел глаза, не дав ему заглянуть мне в душу. Эбинизер стоял в паре шагов от меня, молча следя за выражением моего лица.
– Для своих лет ты повидал много, даже слишком, – продолжал Мерлин, хотя голос его чуть смягчился. – Но ты не видел, как ужасно все может обернуться. Даже вполовину того не видел. Законы существуют не по прихоти. И буквы их необходимо держаться.
Я повернул голову и посмотрел на небольшую алую лужицу, которая успела скопиться на полу рядом с телом мальчишки. Имени его мне так и не сказали.
– Верно, – устало кивнул я и вытер кровь с лица чистой полой плаща. – Я вижу, чем написаны эти буквы.

ГЛАВА ВТОРАЯ

Я повернулся и вышел из склада на улицу, в чикагскую интерпретацию лета в Майами. Июль на Среднем Западе часто выдается знойным, но в этом году жара стояла особенно мучительная, и часто шел дождь. Склад был в порту, а следовательно, выходил на озеро, вода в котором – как правило, ледяная – тоже была теплее обычного. В результате в воздухе еще сильнее воняло тиной, гнилыми водорослями и тухлой рыбой.
Проходя мимо двух дежуривших у входа Стражей в серых плащах, я обменялся с ними кивками. Оба были младше меня – явно из последнего набора в военно-полицейские силы Белого Совета. Миновав их, я ощутил едва заметное покалывание – завесу, заклятие, скрывавшее склад от посторонних взглядов. По меркам Стражей, не особо крутая завеса, но возможно, мне и такая не удалась бы, да и выбор Стражей сильно сузился после успешной наступательной операции, которую провела Красная Коллегия прошлой осенью. Нищие не выбирают.
Я скинул плащ и балахон, оставшись в шортах цвета хаки, красной футболке и кедах. Вряд ли от этого стало намного прохладнее, но, по крайней мере, я не ощущал себя больше таким жалким. Я поспешил к моей машине – изрядно побитому «фольксвагену-жуку»; я оставил его на стоянке, опустив все стекла, чтобы нутро его не превратилось на солнце в раскаленную духовку. Вследствие того, что мой механик последовательно заменял поврежденные панели частями выброшенных на свалку «жуков», машина представляет собой сложную мозаику различных цветов, однако, поскольку изначально кузов имел светло-голубую окраску, он до сих пор носит имя Голубой Жучок.
Позади послышались быстрые тяжелые шаги.
– Гарри! – окликнул меня Эбинизер.
Не оборачиваясь, я швырнул плащ с балахоном на задний диван Жучка. Пару лет назад внутренности моей машинки ободрали до голого металла, и мне пришлось на скорую руку ремонтировать все подручными средствами: деревянным хламом и изолентой. С тех пор один из моих друзей потрудился над интерьером. Теперь его трудно назвать стандартным, но плетеные сиденья все-таки удобнее и симпатичнее деревянных ящиков, на которых приходилось сидеть прежде. И у меня наконец снова появились пристойные ремни безопасности.
– Гарри, – повторил Эбинизер. – Черт подери, парень, да погоди же!
Я поиграл с мыслью сесть в машину и уехать к чертовой матери, но вместо этого остановился и подождал, пока старый чародей поравняется со мной, стаскивая на ходу свои плащ и балахон. Пол ними обнаружились поношенный джинсовый комбинезон и белая футболка, на ногах – тяжелые походные бутсы.
– Нужно с тобой кое о чем переговорить.
Секунду-другую я молчал, стараясь взять себя в руки. В смысле, и эмоции, и желудок – что-то не хотелось мне повторять недавнего представления в складе.
– О чем?
Он остановился, не доходя до меня пары шагов.
– Война идет неважнецки.
Разумеется, он имел в виду войну между Белым Советом и Красной Коллегией вампиров. Несколько лет она сводилась к замысловатым пируэтам на цыпочках и стычкам в глухих закоулках, однако прошлой осенью вампиры повысили ставки. Свое наступление они скоординировали по времени с активизацией деятельности предателя в рядах самого Совета и с нападением нескольких некромантов – чернокнижников, которые подняли из могил мертвых, вызвали всяких злобных духов… ну и тому подобное.
Вампиры нанесли Совету удар. Тяжелый. Прежде чем битва завершилась, они убили почти две сотни чародеев, в основном Стражей. Собственно, потому мне и вручили серый плащ – им отчаянно требовалась любая помощь.
Однако помимо чародеев, вампиры убили еще почти сорок пять тысяч человек – мужчин, женщин, детей, которым не посчастливилось оказаться поблизости.
Потому я и принял плащ. Такое невозможно оставлять безнаказанным.
– Я читал сводки, – буркнул я. – Там говорится, Венатори Умброрум и Братство Святого Жиля развернули активные действия.
– Не просто развернули. Если бы они не начали наступления, чтобы отвлечь силы вампиров. Красная Коллегия разделалась бы с Советом уже несколько недель назад.
Я зажмурился.
– Так серьезно?
Венатори Умброрум и Братство Святого Жиля были главными союзниками Совета в войне с Красной Коллегией. Первые представляли собой древнее, глубоко законспирированное сообщество, объединившее борцов с темными сверхъестественными силами везде, где только можно. Вроде масонов, только огнеметов больше. Но в наше время они превратились скорее в этакое академическое учреждение, и хотя некоторые из них обладают тем или иным военным опытом, подлинная их сила заключается в ловком использовании официальных структур правопорядка, а также в анализе информации, полученной из самых различных источников.
Совсем другое дело Братство Святого Жиля. Числом они уступали своим ученым собратьям из Венатори, зато и людьми большая их часть была уже не совсем. Насколько я понимаю, основную их численность составляют те, кого наполовину обратили в вампиров. Они заражены той темной силой, которая превращает Красную Коллегию в столь опасного противника, однако до тех пор, пока они не напились настоящей человечьей крови, они не перестают быть людьми. Зато они становятся сильнее, быстрее и выносливее обычных людей, и живут они на порядок дольше – если, конечно, не падут жертвой непрерывной жажды крови или не погибнут в бою с врагами из Красной Коллегии.
Несколько лет назад женщину, которая значила в моей жизни очень много, захватили вампиры из Красной Коллегии. Собственно, и война-то началась из-за того, что я отбил ее обратно, не особенно разбираясь в средствах. Отбить я ее отбил, но не спас. Черная магия вампиров коснулась ее, и теперь вся ее жизнь превратилась в бой – в бой с вампирами, которые сделали с ней такое, и с жаждой крови, которой они ее заразили. Теперь она состояла в Братстве, куда входили люди вроде нее, а так же, как я слышал, многие другие люди и не совсем люди – те, кому некуда больше податься. Святой Жиль, как известно, покровительствует прокаженным и изгоям. Его Братство пусть и уступает мощью нашему Совету или вампирским династиям, все же представляет собой серьезную силу, и союзник из них очень и очень полезный.
– Наши союзники не могут выступить против вампиров в открытом сражении, – кивнул Эбинизер. – Но они сеют смятение на коммуникациях Красной Коллегии, затрудняют ведение разведки, мешают кормиться на смертных. Они выявляют внедрившихся к людям агентов Красных.
1 2 3 4 5 6 7 8