Дождь стремительным потоком ударил по фибергласовой крыше, и стена воды полностью отгородила нас от внешнего мира.
Ева вскочила с места, ее глаза сияли восторгом.
– Слушайте! – воскликнула она. – Вы слышите?
Он сердится, он очень разгневан! Я никогда не слышала, чтобы старик Тор так колотил по небу своим молотом.
Весь мир сходит с ума, так почему бы Еве не присоединиться к остальным, думал я. Ее изменившиеся манеры не казались такими уж странными на фоне громовых ударов и рассекающих небо молний.
Она откинула назад голову и захохотала.
– Вы их слышите? – кричала она. – Это скачут валькирии!
И при виде этой роскошной нимфы в бикини, задыхающейся от радости, я готов был согласиться со всем, что она скажет.
– Правильно! – завопил я в ответ. – Девушки подбирают павших героев и скачут с ними в Валгаллу!
– Иногда они спасают и раненых героев, – пробормотала она сквозь шум грозы.
– Так вот он я! – крикнул я, вскочил с места и протянул руки, пытаясь поймать ее.
Она вырвалась и вихрем помчалась под дождь, оставив у меня в руках верх от своего бикини. Я бросился за ней.
Мне нужен был костюм аквалангиста, а еще лучше – костюм Адама: не успел я глазом моргнуть, как промок насквозь. Я почти не видел ее за потоками ливня, скользил по мокрой траве на бегу – пришлось скинуть ботинки, – больная нога тотчас дала себя знать, – потом – промокшие носки.
Короткая вспышка молнии высветила ее тело словно белый неоновый контур. Это был настоящий кросс, а я вовсе не был готов к такому, ведь мне мешала мокрая одежда, не говоря уж о больной ноге, которую приходилось волочить за собой. Трудная задача, даже для героя! А погоня продолжалась: она устремилась к холму за домом. Не знаю, как мне удалось вскарабкаться на этот пригорок, а потом спуститься с другой стороны, большей частью на собственном заду, но я вдруг очутился под кровом густой пихтовой рощи. Сплошные потоки воды сменились редкими каплями, молнии и гром утихли. Я как бы вступил в прихожую богов.
Я остановился и прислонился к дереву, тяжело дыша, вперив взор в темноту. Нет, ее нигде не было видно! Но вдруг я услышал:
– Даже герой рискует жизнью, прислоняясь к дереву в мокрой одежде в грозу.
В голосе ее было столько обольстительности!
Я резко повернулся, чтобы схватить ее, но она оттолкнула меня:
– Вы мокрый насквозь!
– А вы не подождете? – робко спросил я, как будто мне снова стало тринадцать лет. И тут заметил, что во время гонки она потеряла остатки бикини.
– Видите, вы уже охрипли, – пробормотала она, потом добавила:
– Да! Перед нами вся вечность мира.
Не спуская с нее глаз для большей уверенности, я снял пиджак. Что касается галстука… Чтобы развязать мокрый узел, нужны были щипцы, а не мои руки, но я все же справился. Я расстегнул разбухший брючный ремень, дернул за "молнию", но она не поддавалась, а брюки плотно облепили меня, и я сражался с ними, как матрона, отбивающаяся от насильников. Но вот мне удалось освободиться. Тогда валькирия подошла ко мне совсем близко и оказала мне честь – взяла все на себя.
"Вся вечность мира", – сказала она. Но для меня это было чем-то запредельным – настоящей Валгаллой или той длинной, темной, сладостной ночью Страны полуночного солнца, которую, клянусь, она обещала с самого начала.
Глава 10
На следующее утро я по указанию Эда Левина занял место за столом прокурора рядом с ним. Адвокат вошел в зал пятью минутами позже, безмятежно посмотрел вокруг, открыл свой дипломат и выложил на стол бумаги.
Крэнстон не выглядел адвокатом-акулой, но тут я вспомнил, что Герб Мандел тоже не выглядел взрывником-виртуозом, лучшим в стране. Крэнстону было около пятидесяти – лысый, среднего роста и телосложения, он был одет в дорогой и строгий темный костюм и больше всего походил на руководителя корпорации.
Может быть, именно такой стереотип подтолкнул Эйбла Грунвалда к нарочитой небрежности в одежде и запущенной прическе?
– Этот Крэнстон не похож на адвокатское светило, – прошептал я помощнику прокурора.
– Не обманывайтесь на счет его внешнего вида, лейтенант, – вежливо ответил Левин. – Подождите, пока не увидите его в деле!
Вскоре привели Марвина Лукаса. Убийца за последние три недели совсем не изменился и держался в своем новом двухсотдолларовом костюме по-прежнему вызывающе. Лицо его утратило загар, но глаза, как всегда, блестели, а черные волосы были тщательно причесаны.
Еще один преступник, который мог бы сойти за выпускника колледжа. Левая рука Лукаса была на перевязи, и я немедленно поинтересовался у Левина о причине.
– Ваша пуля раздробила ему кость, – ответил он бесстрастно. – Я проверял у доктора Мэрфи вчера – повязка самая настоящая! – Он позволил себе бледную улыбку. – В следующий раз, когда вы будете стрелять в подозреваемого, постарайтесь попасть в менее заметное место, чтобы не вызывать у присяжных слезы жалости, хорошо?
В зале суда было жарко и душно, и я вдруг почувствовал себя неспокойно. Левин, забыв обо мне, углубился в свои заметки, за столом защиты Лукас и Крэнстон о чем-то тихо, но горячо говорили. После бесконечно долгого ожидания прозвучал призыв соблюдать порядок, и вошел судья Клебан.
Первое обращение к присяжным Левина было спокойным, логичным и убедительным. Он был явно уверен в подавляющей вескости своих доказательств – и столь же уверен в том, что присяжные это оценят. Он дал понять, что все прочие дела, имеющие отношение к процессу, всего лишь простая формальность, и было очевидно, что некоторые из присяжных были согласны с ним.
Выступление Крэнстона было короче, он встал в позу судьи, возлагающего на присяжных ответственность за решение: призвал их размышлять, не поддаваться необоснованному диктату мистера Левина и исполнять свой долг – ведь речь идет о человеческой жизни. Он намекнул, что защита раскопала некоторые новые обстоятельства. Он побуждал присяжных к работе мысли и вниманию при принятии решения. Расслабившиеся было присяжные выпрямились и приготовились бдеть.
Одна из присяжных заседателей – тучная матрона – особо привлекла мое внимание. Эта крупная женщина наверняка участвовала во всех местных спортивных мероприятиях, заправляла бридж-клубом, соседями, мужем и всеми прочими в округе. Не знаю почему, но мне показалось, что она неизбежно распространит свое влияние и на присяжных и от нее будет зависеть вынесенный ими вердикт.
Доктор Мэрфи, первый, кого вызвали на свидетельскую трибуну, описал место, причины и время смерти Сэма Флетчера в своей обычной "учтивой" манере, то есть с полным равнодушием к слушателям.
– Пострадавший получил две пули в затылок. – Левин громко повторил слова врача. – И почерневшие края раны указывают, что стреляли с очень близкого расстояния, так?
– Совершенно верно! – подтвердил Мэрфи.
Помощник прокурора вежливо обратился к Крэнстону:
– Свидетель к вашим услугам.
– Вопросов нет, – спокойно ответил тот.
Судебное заседание продолжалось до полудня, когда судья объявил перерыв на ленч. После перерыва, в два часа, Левин пригласил на кафедру Полника.
Полник своим трубным голосом заявил, что в день убийства, исполняя служебные обязанности, он следил за подзащитным, за пострадавшим и за неким Манделом. Полник поведал, как двое, воспользовавшись остановкой машины, скрылись от слежки.
– В котором часу это было? – спросил Левин.
Полник полистал свою записную книжку, нахмурил брови.
– Около одиннадцати часов сорока минут, – пробурчал он.
– Вы их видели снова в тот день?
– Нет, сэр.
– Расскажите теперь о времени и месте вашей следующей встречи с обвиняемым.
Сержант опять заглянул в записную книжечку.
– Этой же ночью я дежурил в офисе шерифа. В час сорок пять минут позвонила женщина, – бубнил он, – которая назвалась вдовой убитого, и сказала, чтобы мы выезжали к ней немедленно, так как лейтенант Уилер кого-то держит под прицелом. Она сообщила адрес и прибавила, что еще необходима карета "Скорой помощи".
– А зачем, сержант?
– Потому что оба были ранены. Она сказала, что лейтенант истекает кровью, – ответил Полник.
Помощник прокурора сделал почти незаметную паузу и бросил быстрый взгляд на Крэнстона. Адвокат приятно ему улыбнулся, и мне почудилось легкое беспокойство в глазах Левина, когда он повернулся к Полнику.
– Продолжайте, сержант.
Полник описал сцену в вестибюле, которую он увидел, когда прибыл на место: Лукас опирался на стену, схватившись рукой за плечо, а я полулежал на полу в мокрых от крови брюках, сжимая револьвер, направленный на Лукаса. Сержант очень детально все изложил.
Левин предъявил пистолет и попросил Полника опознать его как оружие, найденное при Лукасе в момент ареста.
– Возражаю! – Голос Крэнстона прогремел по залу. – По показаниям самого сержанта пистолет находился на расстоянии пяти-шести футов от обвиняемого.
– Возражение принято! – Судья Клебан ударил молотком.
– Задам вопрос по-другому, – сухо проговорил Левин. – Этот пистолет вы нашли на полу, в пяти-шести футах от обвиняемого?
– Да, сэр! – Полник энергично кивнул. – Я узнаю отметку, которую тогда сделал на дуле.
Торжественно, по всем правилам, пистолет был приобщен как доказательство номер один.
– Еще один вопрос, – сказал Левин. – По чьему распоряжению вы действовали, когда следили за машиной?
– По распоряжению лейтенанта Уилера, – ответил Полник. – Вы понимаете, лейтенант считал…
– Достаточно, сержант. – Левин снова посмотрел на адвоката. – Свидетель в вашем распоряжении.
– У меня нет вопросов, – вновь улыбнулся Крэнстон.
Потом наступила очередь эксперта по баллистике, который засвидетельствовал, что в голову Флетчера, в мою ногу и потолок дома, где жил Флетчер, стреляли из одного пистолета – именно из того, который Полник обнаружил на полу приблизительно в пяти футах от Лукаса.
Его сменил эксперт по дактилоскопии. Он подтвердил, что все отпечатки пальцев на этом пистолете принадлежат обвиняемому. И так как у Крэнстона опять не было вопросов к эксперту, судья закрыл заседание до следующего утра.
***
– Ничего не понимаю, – бормотал Левин, когда ми нут двадцать спустя мы выходили из зала суда. – Что же он собирается нам преподнести?
– Он, наверно, бережет силы для будущего, – ответил я, пожав плечами. – Он единственный раз открыл рот, и лишь для того, чтобы подчеркнуть, что пистолет находился на полу, в пяти футах от Лукаса. Нелепое уточнение: если там были только Лукас и я, так кому же мог принадлежать пистолет, как не Лукасу?
– Да знаю я, – отмахнулся Левин. – Сейчас Крэнстон будто открывает мне зеленую улицу! Даже судья одарил меня старомодным удивленным взглядом, когда сержант со всеми подробностями живописал, как вы истекали кровью, исполняя свой долг, а Крэнстон дал ему говорить! То же самое с баллистикой и дактилоскопией: он позволил завалить своего клиента научными фактами, никак не реагируя на это!
– А может, я был прав, он не в своем уме?
– Увидим, – пробормотал Левин. – Завтра утром я вызову вас первым, лейтенант. Мне остается лишь обосновать мотив, причину всего этого, – иными словами, мне нужно будет изложить суду историю кражи драгоценностей и рассказать, как вы пытались вытянуть сведения из Флетчера. Даже если Крэнстон спятил, он сделает все, чтобы сбить нас с толку, когда мы будем говорить об этом. Вы должны мне помочь'.
Если будет нужно, пару раз сбейте их с толку. Договорились?
На следующий день в десять пятнадцать я уже стоял около барьера свидетельской трибуны. Помощник прокурора осторожно заострил внимание на мотиве, спросив, почему Полник стал следить за машиной Мандела в тот день, когда было совершено преступление. Я подробно рассказал о совершенной несколькими днями раньше краже в конторе ювелира Вулфа, о том, что Мандел был подозреваемым номер один, и даже о том, что о Манделе запрашивали из Сан-Франциско. Потом я описал, как на следующий день после совершения кражи пошел к нему в отель и обнаружил там не только Лукаса, с которым Мандел делил номер, но и Флетчера с женой.
С этого момента, подозревая их в групповом ограблении, я распорядился установить наблюдение за всеми троими. У Мандела был достаточно длинный послужной список, у Флетчера тоже, да и Лукаса задерживали много раз.
На этом месте судья Клебан прервал мой рассказ, стукнул молотком по столу, нагнулся вперед и воззрился на адвоката.
– Мистер Крэнстон, – медленно сказал он, – суд не обязан давать советы, как вести защиту обвиняемого. Но ввиду серьезных и опасных подробностей, приведенных свидетелем, мой долг спросить – в интересах, между прочим, вашего клиента: считаете ли вы возможным, чтобы свидетель продолжил, или у вас есть возражения?
Беспроигрышный адвокат поднялся с вежливой улыбкой.
– Ваша честь, я очень благодарен суду за предоставленную моему клиенту возможность справедливого разбирательства, – ровным голосом проговорил он. – Но по некоторым причинам я предпочитаю, чтобы свидетель продолжил, а защиту я проведу по своему плану!
– Очень хорошо! – Судья поджал губы и снова стукнул молотком. – Задавайте вопросы, мистер Левин.
Отвечая на вопросы, я сообщил, почему решил, что Флетчер – самое слабое звено этой команды, поведал и о том, как пытался убедить его признаться в содеянном.
Именно с этой целью я наведался в его квартиру утром того дня, когда было совершено убийство. В этот же день, ближе к вечеру, я в первый раз услышал о существовании фермы Гэроу. Я поехал туда и обнаружил труп Флетчера.
На вопрос Левина я ответил, что около полуночи посетил жену Флетчера, чтобы известить ее о том, что произошло. Она очень испугалась, узнав, что в убийстве ее мужа я подозреваю Марвина Лукаса, и стала просить меня остаться у нее до тех пор, пока она немного не придет в себя.
Потом зазвонил телефон, это оказался Лукас, которому она, по моему настоянию, позволила подняться к ней.
И мне удалось при помощи оружия задержать его.
– Благодарю вас, лейтенант! – Помощник прокурора послал мне ободряющую улыбку, потом повернулся к адвокату:
– Свидетель к вашим услугам, сэр!
Крэнстон медленно встал, как бы в нерешительности провел рукой по лысой голове, расправил плечи.
– Ваша честь, я прошу разрешения обратиться к суду? – почтительно произнес он.
– Разрешаю! – сказал судья.
– Ваша честь, я намеревался вызвать лейтенанта на заседание суда как свидетеля защиты, по этой причине он и получил соответствующую повестку. – Говоря это, Крэнстон подошел к самому возвышению, где сидели судьи. – Но помощник прокурора привлек его как свидетеля обвинения, а выступление лейтенанта приобрело такую широту и глубину, что даже вы, ваша честь, вмешались, чтобы поддержать элементарные законные права моего клиента, потому я прошу высокий суд разрешить мне опросить свидетеля так же подробно, как это было сделано обвинением.
– Ваша честь! – Левин в ярости вскочил с места. – Я протестую! Это…
– Протест отклонен!
Удар молотка выразительно подтвердил слова судьи, и Левин, раздосадованный, плюхнулся на свое место.
– Ваша просьба удовлетворена судом, но я оставляю за собой право определять правомерность ваших вопросов, – бархатным голосом сказал судья Клебан.
На его худом лице появилась пугающая улыбка. – Мистер Крэнстон, уж не хотите ли вы заманить меня в западню?
– Ваша честь! – Адвокат придал своему лицу выражение полнейшей невинности. – Я никогда бы не позволил себе…
– Начинайте, адвокат.
Крэнстон подошел к трибуне для свидетелей, облокотился о барьер и уставился на меня притворно доброжелательным взглядом.
– Вы рассказали очень запутанную историю кражи драгоценностей, лейтенант, – вкрадчиво начал он. – Я хотел бы вернуться к некоторым фактам, только для того, чтобы удостовериться, правильно ли я вас понял.
– Хорошо, сэр, – вежливо ответил я.
– Значит, Дэн Гэроу отнес драгоценности своей супруги в контору ювелира. Ему нужно было возместить двести тысяч, которые он украл у "Дауни электронике", пользуясь своим положением директора фирмы, располагающего специальными фондами?
– Да, сэр.
– Как вы утверждаете, эти деньги были им украдены, чтобы расплатиться с шантажистом, который угрожал скомпрометировать Гэроу, предъявив его жене интимные фотографии, которые были сделаны на его ферме несколько месяцев назад, когда он проводил там уикэнд со своей секретаршей.
– Да, сэр.
– Вы знаете имя этой секретарши?
– Рита Блэр.
– Где она в настоящее время?
– Не знаю.
– Вы хотите сказать, что она исчезла?
– Да, сэр.
Крэнстон бросил взгляд на присяжных и слегка покачал головой.
– – Исчезла! – медленно повторил он. Потом он снова уставился на меня. – В ночь кражи мистер Вулф покинул здание после того, как вручил двести тысяч долларов мистеру Гэроу и запер драгоценности в надежном, как он думал, месте, то есть в сейфе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16
Ева вскочила с места, ее глаза сияли восторгом.
– Слушайте! – воскликнула она. – Вы слышите?
Он сердится, он очень разгневан! Я никогда не слышала, чтобы старик Тор так колотил по небу своим молотом.
Весь мир сходит с ума, так почему бы Еве не присоединиться к остальным, думал я. Ее изменившиеся манеры не казались такими уж странными на фоне громовых ударов и рассекающих небо молний.
Она откинула назад голову и захохотала.
– Вы их слышите? – кричала она. – Это скачут валькирии!
И при виде этой роскошной нимфы в бикини, задыхающейся от радости, я готов был согласиться со всем, что она скажет.
– Правильно! – завопил я в ответ. – Девушки подбирают павших героев и скачут с ними в Валгаллу!
– Иногда они спасают и раненых героев, – пробормотала она сквозь шум грозы.
– Так вот он я! – крикнул я, вскочил с места и протянул руки, пытаясь поймать ее.
Она вырвалась и вихрем помчалась под дождь, оставив у меня в руках верх от своего бикини. Я бросился за ней.
Мне нужен был костюм аквалангиста, а еще лучше – костюм Адама: не успел я глазом моргнуть, как промок насквозь. Я почти не видел ее за потоками ливня, скользил по мокрой траве на бегу – пришлось скинуть ботинки, – больная нога тотчас дала себя знать, – потом – промокшие носки.
Короткая вспышка молнии высветила ее тело словно белый неоновый контур. Это был настоящий кросс, а я вовсе не был готов к такому, ведь мне мешала мокрая одежда, не говоря уж о больной ноге, которую приходилось волочить за собой. Трудная задача, даже для героя! А погоня продолжалась: она устремилась к холму за домом. Не знаю, как мне удалось вскарабкаться на этот пригорок, а потом спуститься с другой стороны, большей частью на собственном заду, но я вдруг очутился под кровом густой пихтовой рощи. Сплошные потоки воды сменились редкими каплями, молнии и гром утихли. Я как бы вступил в прихожую богов.
Я остановился и прислонился к дереву, тяжело дыша, вперив взор в темноту. Нет, ее нигде не было видно! Но вдруг я услышал:
– Даже герой рискует жизнью, прислоняясь к дереву в мокрой одежде в грозу.
В голосе ее было столько обольстительности!
Я резко повернулся, чтобы схватить ее, но она оттолкнула меня:
– Вы мокрый насквозь!
– А вы не подождете? – робко спросил я, как будто мне снова стало тринадцать лет. И тут заметил, что во время гонки она потеряла остатки бикини.
– Видите, вы уже охрипли, – пробормотала она, потом добавила:
– Да! Перед нами вся вечность мира.
Не спуская с нее глаз для большей уверенности, я снял пиджак. Что касается галстука… Чтобы развязать мокрый узел, нужны были щипцы, а не мои руки, но я все же справился. Я расстегнул разбухший брючный ремень, дернул за "молнию", но она не поддавалась, а брюки плотно облепили меня, и я сражался с ними, как матрона, отбивающаяся от насильников. Но вот мне удалось освободиться. Тогда валькирия подошла ко мне совсем близко и оказала мне честь – взяла все на себя.
"Вся вечность мира", – сказала она. Но для меня это было чем-то запредельным – настоящей Валгаллой или той длинной, темной, сладостной ночью Страны полуночного солнца, которую, клянусь, она обещала с самого начала.
Глава 10
На следующее утро я по указанию Эда Левина занял место за столом прокурора рядом с ним. Адвокат вошел в зал пятью минутами позже, безмятежно посмотрел вокруг, открыл свой дипломат и выложил на стол бумаги.
Крэнстон не выглядел адвокатом-акулой, но тут я вспомнил, что Герб Мандел тоже не выглядел взрывником-виртуозом, лучшим в стране. Крэнстону было около пятидесяти – лысый, среднего роста и телосложения, он был одет в дорогой и строгий темный костюм и больше всего походил на руководителя корпорации.
Может быть, именно такой стереотип подтолкнул Эйбла Грунвалда к нарочитой небрежности в одежде и запущенной прическе?
– Этот Крэнстон не похож на адвокатское светило, – прошептал я помощнику прокурора.
– Не обманывайтесь на счет его внешнего вида, лейтенант, – вежливо ответил Левин. – Подождите, пока не увидите его в деле!
Вскоре привели Марвина Лукаса. Убийца за последние три недели совсем не изменился и держался в своем новом двухсотдолларовом костюме по-прежнему вызывающе. Лицо его утратило загар, но глаза, как всегда, блестели, а черные волосы были тщательно причесаны.
Еще один преступник, который мог бы сойти за выпускника колледжа. Левая рука Лукаса была на перевязи, и я немедленно поинтересовался у Левина о причине.
– Ваша пуля раздробила ему кость, – ответил он бесстрастно. – Я проверял у доктора Мэрфи вчера – повязка самая настоящая! – Он позволил себе бледную улыбку. – В следующий раз, когда вы будете стрелять в подозреваемого, постарайтесь попасть в менее заметное место, чтобы не вызывать у присяжных слезы жалости, хорошо?
В зале суда было жарко и душно, и я вдруг почувствовал себя неспокойно. Левин, забыв обо мне, углубился в свои заметки, за столом защиты Лукас и Крэнстон о чем-то тихо, но горячо говорили. После бесконечно долгого ожидания прозвучал призыв соблюдать порядок, и вошел судья Клебан.
Первое обращение к присяжным Левина было спокойным, логичным и убедительным. Он был явно уверен в подавляющей вескости своих доказательств – и столь же уверен в том, что присяжные это оценят. Он дал понять, что все прочие дела, имеющие отношение к процессу, всего лишь простая формальность, и было очевидно, что некоторые из присяжных были согласны с ним.
Выступление Крэнстона было короче, он встал в позу судьи, возлагающего на присяжных ответственность за решение: призвал их размышлять, не поддаваться необоснованному диктату мистера Левина и исполнять свой долг – ведь речь идет о человеческой жизни. Он намекнул, что защита раскопала некоторые новые обстоятельства. Он побуждал присяжных к работе мысли и вниманию при принятии решения. Расслабившиеся было присяжные выпрямились и приготовились бдеть.
Одна из присяжных заседателей – тучная матрона – особо привлекла мое внимание. Эта крупная женщина наверняка участвовала во всех местных спортивных мероприятиях, заправляла бридж-клубом, соседями, мужем и всеми прочими в округе. Не знаю почему, но мне показалось, что она неизбежно распространит свое влияние и на присяжных и от нее будет зависеть вынесенный ими вердикт.
Доктор Мэрфи, первый, кого вызвали на свидетельскую трибуну, описал место, причины и время смерти Сэма Флетчера в своей обычной "учтивой" манере, то есть с полным равнодушием к слушателям.
– Пострадавший получил две пули в затылок. – Левин громко повторил слова врача. – И почерневшие края раны указывают, что стреляли с очень близкого расстояния, так?
– Совершенно верно! – подтвердил Мэрфи.
Помощник прокурора вежливо обратился к Крэнстону:
– Свидетель к вашим услугам.
– Вопросов нет, – спокойно ответил тот.
Судебное заседание продолжалось до полудня, когда судья объявил перерыв на ленч. После перерыва, в два часа, Левин пригласил на кафедру Полника.
Полник своим трубным голосом заявил, что в день убийства, исполняя служебные обязанности, он следил за подзащитным, за пострадавшим и за неким Манделом. Полник поведал, как двое, воспользовавшись остановкой машины, скрылись от слежки.
– В котором часу это было? – спросил Левин.
Полник полистал свою записную книжку, нахмурил брови.
– Около одиннадцати часов сорока минут, – пробурчал он.
– Вы их видели снова в тот день?
– Нет, сэр.
– Расскажите теперь о времени и месте вашей следующей встречи с обвиняемым.
Сержант опять заглянул в записную книжечку.
– Этой же ночью я дежурил в офисе шерифа. В час сорок пять минут позвонила женщина, – бубнил он, – которая назвалась вдовой убитого, и сказала, чтобы мы выезжали к ней немедленно, так как лейтенант Уилер кого-то держит под прицелом. Она сообщила адрес и прибавила, что еще необходима карета "Скорой помощи".
– А зачем, сержант?
– Потому что оба были ранены. Она сказала, что лейтенант истекает кровью, – ответил Полник.
Помощник прокурора сделал почти незаметную паузу и бросил быстрый взгляд на Крэнстона. Адвокат приятно ему улыбнулся, и мне почудилось легкое беспокойство в глазах Левина, когда он повернулся к Полнику.
– Продолжайте, сержант.
Полник описал сцену в вестибюле, которую он увидел, когда прибыл на место: Лукас опирался на стену, схватившись рукой за плечо, а я полулежал на полу в мокрых от крови брюках, сжимая револьвер, направленный на Лукаса. Сержант очень детально все изложил.
Левин предъявил пистолет и попросил Полника опознать его как оружие, найденное при Лукасе в момент ареста.
– Возражаю! – Голос Крэнстона прогремел по залу. – По показаниям самого сержанта пистолет находился на расстоянии пяти-шести футов от обвиняемого.
– Возражение принято! – Судья Клебан ударил молотком.
– Задам вопрос по-другому, – сухо проговорил Левин. – Этот пистолет вы нашли на полу, в пяти-шести футах от обвиняемого?
– Да, сэр! – Полник энергично кивнул. – Я узнаю отметку, которую тогда сделал на дуле.
Торжественно, по всем правилам, пистолет был приобщен как доказательство номер один.
– Еще один вопрос, – сказал Левин. – По чьему распоряжению вы действовали, когда следили за машиной?
– По распоряжению лейтенанта Уилера, – ответил Полник. – Вы понимаете, лейтенант считал…
– Достаточно, сержант. – Левин снова посмотрел на адвоката. – Свидетель в вашем распоряжении.
– У меня нет вопросов, – вновь улыбнулся Крэнстон.
Потом наступила очередь эксперта по баллистике, который засвидетельствовал, что в голову Флетчера, в мою ногу и потолок дома, где жил Флетчер, стреляли из одного пистолета – именно из того, который Полник обнаружил на полу приблизительно в пяти футах от Лукаса.
Его сменил эксперт по дактилоскопии. Он подтвердил, что все отпечатки пальцев на этом пистолете принадлежат обвиняемому. И так как у Крэнстона опять не было вопросов к эксперту, судья закрыл заседание до следующего утра.
***
– Ничего не понимаю, – бормотал Левин, когда ми нут двадцать спустя мы выходили из зала суда. – Что же он собирается нам преподнести?
– Он, наверно, бережет силы для будущего, – ответил я, пожав плечами. – Он единственный раз открыл рот, и лишь для того, чтобы подчеркнуть, что пистолет находился на полу, в пяти футах от Лукаса. Нелепое уточнение: если там были только Лукас и я, так кому же мог принадлежать пистолет, как не Лукасу?
– Да знаю я, – отмахнулся Левин. – Сейчас Крэнстон будто открывает мне зеленую улицу! Даже судья одарил меня старомодным удивленным взглядом, когда сержант со всеми подробностями живописал, как вы истекали кровью, исполняя свой долг, а Крэнстон дал ему говорить! То же самое с баллистикой и дактилоскопией: он позволил завалить своего клиента научными фактами, никак не реагируя на это!
– А может, я был прав, он не в своем уме?
– Увидим, – пробормотал Левин. – Завтра утром я вызову вас первым, лейтенант. Мне остается лишь обосновать мотив, причину всего этого, – иными словами, мне нужно будет изложить суду историю кражи драгоценностей и рассказать, как вы пытались вытянуть сведения из Флетчера. Даже если Крэнстон спятил, он сделает все, чтобы сбить нас с толку, когда мы будем говорить об этом. Вы должны мне помочь'.
Если будет нужно, пару раз сбейте их с толку. Договорились?
На следующий день в десять пятнадцать я уже стоял около барьера свидетельской трибуны. Помощник прокурора осторожно заострил внимание на мотиве, спросив, почему Полник стал следить за машиной Мандела в тот день, когда было совершено преступление. Я подробно рассказал о совершенной несколькими днями раньше краже в конторе ювелира Вулфа, о том, что Мандел был подозреваемым номер один, и даже о том, что о Манделе запрашивали из Сан-Франциско. Потом я описал, как на следующий день после совершения кражи пошел к нему в отель и обнаружил там не только Лукаса, с которым Мандел делил номер, но и Флетчера с женой.
С этого момента, подозревая их в групповом ограблении, я распорядился установить наблюдение за всеми троими. У Мандела был достаточно длинный послужной список, у Флетчера тоже, да и Лукаса задерживали много раз.
На этом месте судья Клебан прервал мой рассказ, стукнул молотком по столу, нагнулся вперед и воззрился на адвоката.
– Мистер Крэнстон, – медленно сказал он, – суд не обязан давать советы, как вести защиту обвиняемого. Но ввиду серьезных и опасных подробностей, приведенных свидетелем, мой долг спросить – в интересах, между прочим, вашего клиента: считаете ли вы возможным, чтобы свидетель продолжил, или у вас есть возражения?
Беспроигрышный адвокат поднялся с вежливой улыбкой.
– Ваша честь, я очень благодарен суду за предоставленную моему клиенту возможность справедливого разбирательства, – ровным голосом проговорил он. – Но по некоторым причинам я предпочитаю, чтобы свидетель продолжил, а защиту я проведу по своему плану!
– Очень хорошо! – Судья поджал губы и снова стукнул молотком. – Задавайте вопросы, мистер Левин.
Отвечая на вопросы, я сообщил, почему решил, что Флетчер – самое слабое звено этой команды, поведал и о том, как пытался убедить его признаться в содеянном.
Именно с этой целью я наведался в его квартиру утром того дня, когда было совершено убийство. В этот же день, ближе к вечеру, я в первый раз услышал о существовании фермы Гэроу. Я поехал туда и обнаружил труп Флетчера.
На вопрос Левина я ответил, что около полуночи посетил жену Флетчера, чтобы известить ее о том, что произошло. Она очень испугалась, узнав, что в убийстве ее мужа я подозреваю Марвина Лукаса, и стала просить меня остаться у нее до тех пор, пока она немного не придет в себя.
Потом зазвонил телефон, это оказался Лукас, которому она, по моему настоянию, позволила подняться к ней.
И мне удалось при помощи оружия задержать его.
– Благодарю вас, лейтенант! – Помощник прокурора послал мне ободряющую улыбку, потом повернулся к адвокату:
– Свидетель к вашим услугам, сэр!
Крэнстон медленно встал, как бы в нерешительности провел рукой по лысой голове, расправил плечи.
– Ваша честь, я прошу разрешения обратиться к суду? – почтительно произнес он.
– Разрешаю! – сказал судья.
– Ваша честь, я намеревался вызвать лейтенанта на заседание суда как свидетеля защиты, по этой причине он и получил соответствующую повестку. – Говоря это, Крэнстон подошел к самому возвышению, где сидели судьи. – Но помощник прокурора привлек его как свидетеля обвинения, а выступление лейтенанта приобрело такую широту и глубину, что даже вы, ваша честь, вмешались, чтобы поддержать элементарные законные права моего клиента, потому я прошу высокий суд разрешить мне опросить свидетеля так же подробно, как это было сделано обвинением.
– Ваша честь! – Левин в ярости вскочил с места. – Я протестую! Это…
– Протест отклонен!
Удар молотка выразительно подтвердил слова судьи, и Левин, раздосадованный, плюхнулся на свое место.
– Ваша просьба удовлетворена судом, но я оставляю за собой право определять правомерность ваших вопросов, – бархатным голосом сказал судья Клебан.
На его худом лице появилась пугающая улыбка. – Мистер Крэнстон, уж не хотите ли вы заманить меня в западню?
– Ваша честь! – Адвокат придал своему лицу выражение полнейшей невинности. – Я никогда бы не позволил себе…
– Начинайте, адвокат.
Крэнстон подошел к трибуне для свидетелей, облокотился о барьер и уставился на меня притворно доброжелательным взглядом.
– Вы рассказали очень запутанную историю кражи драгоценностей, лейтенант, – вкрадчиво начал он. – Я хотел бы вернуться к некоторым фактам, только для того, чтобы удостовериться, правильно ли я вас понял.
– Хорошо, сэр, – вежливо ответил я.
– Значит, Дэн Гэроу отнес драгоценности своей супруги в контору ювелира. Ему нужно было возместить двести тысяч, которые он украл у "Дауни электронике", пользуясь своим положением директора фирмы, располагающего специальными фондами?
– Да, сэр.
– Как вы утверждаете, эти деньги были им украдены, чтобы расплатиться с шантажистом, который угрожал скомпрометировать Гэроу, предъявив его жене интимные фотографии, которые были сделаны на его ферме несколько месяцев назад, когда он проводил там уикэнд со своей секретаршей.
– Да, сэр.
– Вы знаете имя этой секретарши?
– Рита Блэр.
– Где она в настоящее время?
– Не знаю.
– Вы хотите сказать, что она исчезла?
– Да, сэр.
Крэнстон бросил взгляд на присяжных и слегка покачал головой.
– – Исчезла! – медленно повторил он. Потом он снова уставился на меня. – В ночь кражи мистер Вулф покинул здание после того, как вручил двести тысяч долларов мистеру Гэроу и запер драгоценности в надежном, как он думал, месте, то есть в сейфе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16