Кестрель не знала, что ему сказать, как облегчить его боль. Да и стоит ли? Он эту боль заслужил.
С другой стороны, без него им не спастись.
– Руфи, – сказала Кестрель, – все в прошлом. Сейчас нам нужна твоя помощь.
– Что мне сделать?
– Надо найти оружие. Мечи, ножи, хоть что-нибудь.
– Какой смысл? Их слишком много.
– Достань оружие. Мы разберемся.
Руфи замолчал. Кестрель ждала, зная, что никакие слова на него не подействуют. Руфи примет решение сам – как тогда.
– В хижине для готовки есть ножи, – наконец сказал он. – Для мяса.
– Можешь принести их, чтоб тебя не увидели?
Руфи выглянул наружу: костры догорали, клайн спал.
– Да.
– Принеси по ножу каждой.
– Я знаю этих людей. У них нет жалости. Они убивают своих. Когда старики слабеют и больше не могут работать, их сбрасывают в реку.
– Ты боишься?
– Боюсь? Чего? Нет, Кестрель, я просто предупреждаю. Я хочу тебе помочь.
– Тогда иди. И возвращайся с ножами.
Руфи помолчал. Потом встал и, пригнувшись, вышел из хижины. Кестрель смотрела, как по узкому мосту в слабом свете луны движется бесшумная тень, а потом подняла глаза к серебристому небу – и увидела на самой кромке скал кошачий силуэт.
Глава 6
Прощай, детство!
Бомен, Мампо и другие шли уже долго. След становился теплее. Кот бежал поверху, огибая или перепрыгивая трещины. На неровном каменном карнизе Бомен почувствовал, что сестра должна быть близко, и позвал ее.
Кестрель! Ты слышишь меня, Кестрель? Ответа все еще не было. Взглянув наверх, Бомен увидел, что кот куда-то пропал.
Кестрель явно вели этой дорогой. Юноша поманил за собой товарищей и пошел вдоль карниза.
Они добрались до тройной развилки. Бомен остановился, мысленно выбирая путь.
– Налево, – сказал он и снова позвал сестру: Кестрель! Ты меня слышишь?
На этот раз донесся ответ – слабый, искаженный, но различимый:
Бо… Ты?.. Ты?..
Я еще далеко, – ответил он. – Иду к тебе.
Остальным Бомен сказал:
– Они там. Довольно близко. Скорее!
Мантхи бросились вперед по крутой тропе. Скалы постепенно закрыли лунный свет. Ход сужался с каждым шагом.
Бо, осторожней! Не показывай им, что ты здесь!
Бомен замер. Кестрель обратилась к нему неожиданно громко. Раньше ее голос доносился из толщи скал, и Бомену казалось, что сестра гораздо дальше.
Кестрель! Я тебя слышу!
Ты где?
В узком проходе.
Ты очень близко. Я тебя чувствую. В конце хода дверь. За ней дозорный.
Всего один?
Один. Но внизу спят еще пятьдесят воинов. Не двигайся и молчи. Делай, как я скажу.
Руфи Блеш вернулся в хижину. Вскоре оттуда вышла Кестрель, закутавшись в его плащ, словно для тепла. Она выпрямилась и посмотрела через реку. Все тихо. Кестрель с облегчением вздохнула, направилась к свадебным хижинам и прошептала в каждую дверь:
– Выходи! Пора!
Невесты вышли из хижин и, дрожа, сгрудились у моста. Без пяти минут мужья выбрались за ними и выстроились рядом с Руфи Блешем.
– Встаньте в круг, – приказала невестам Кестрель. – Руки друг дружке на плечи. Чтобы попрощаться с детством, нужно объединить силы.
Девушки тесно прижались друг к другу, соприкасаясь головами. Кестрель незаметно открыла полы плаща.
Парни смотрели и ждали, пока они закончат. Они подчинились Отцу и Матери, но были этому не рады. Сиди битый час с собственной невестой – и пальцем не тронь, слова не скажи! Женихи устали за день, прошли сквозь «бурю» и теперь хотели тепла, ласки и сна.
Наконец невесты расступились, хотя круг не разомкнулся. Они сделали шаг назад и встали, скрестив руки на груди. Луна зашла за облако, стало совсем темно. Кестрель тихо позвала женихов:
– Встаньте позади невест.
Руфи Блеш подал пример остальным. Остальные нашли своих невест и образовали внешний круг.
Луна появилась снова. В мягком свете Кестрель увидела лица подруг: встревоженные, но решительные.
– Готовы?
Все кивнули. Сирей напряглась, как свернутая пружина. Кестрель почувствовала ее гнев и сама замерла от ярости и волнения. «Наверное, так бывает на войне, – подумала она. – Когда ставишь на кон собственную жизнь».
Кестрель! Мы у входа!
Ломай дверь! – мысленно крикнула она брату. – Убей дозорного! Мы идем!
И вслух:
– Прощай, детство!
Кестрель и Сирей, добрая Сарель Амос и пухленькая Вида Так, Краса Мимилит и маленькая Пеплар Вармиш разом обернулись, и в лунном свете сверкнули ножи. Застигнутые врасплох парни клайна Барры даже не сопротивлялись. Раненые, истекающие кровью, оглушенные, они повалились на доски, и девушки пинками и ударами начали спихивать их в реку.
С лестницы донесся грохот и крик: Мампо выломал дверь и сбросил дозорного в воду.
Тут закричала Сирей. Снова и снова она вонзала кухонный нож в человека, скорчившегося у ее ног.
– Поцелуя захотел? Вот тебе поцелуй!
Мампо, Таннер Амос и братья Клин успели сбежать вниз до того, как разбуженные криками отцы клайна высыпали из хижин. Кестрель крикнула подругам:
– Скорей! Бегите! Не оборачивайтесь!
Она повела их через узкий мост. Руфи прикрывал девушек сзади, отбиваясь от тех женихов, кто еще мог за ними гнаться.
– На лестницу! К выходу!
Мампо, Таннер и братья Клин уже стояли у дверных проемов, осыпая яростными ударами мужчин, пытавшихся выйти. Мелец Топлиш и Лоло Мимилит побежали вместе с пленницами по краю настила к лестнице. Бомен стоял на верхней ступеньке и ждал своего часа.
Вдруг трое мужчин клайна с треском пробились сквозь стену хижины и бросились на Ролло Клина. Ролло закричал и упал с рассеченной спиной и бедром. Мампо повернулся и нанес удар, еще удар, изящный разворот, удар – все смертельные. Он двигался легко, словно обтекая вражеские мечи, и бандиты даже не поняли, что их убило. Через несколько секунд все трое уже бились в агонии, а Мампо стоял перед брешью, сдерживая остальных.
Таннер Амос и Бек Клин схватили Ролло за руки и потащили на лестницу. Мампо какое-то время удерживал бандитов, но те проломили стены в других местах и стали рваться наружу. Одни окружали Мампо, другие заряжали пращи, чтобы остановить беглецов.
Бомен следил за пращами и всей силой мысли отражал удары. Камни попадали в скалы, никому не причинив вреда.
Девушки уже поднимались по лестнице, мужчины-мантхи бежали следом. Преимущество, которое дала им внезапность, исчезло: из хижины выбирались все новые разбойники, вооруженные пращами. Когда первая из бегущих, Сарель Амос, скрылась в проходе, силы Бомена уже были на пределе.
Мампо бросился к выходу, когда бандиты окружили его, как собаки оленя. Прыжок, удар, в сторону, удар – так его учили танцевать манаху, танец смерти. Мампо вставал под мечи и тут же уклонялся, кружась будто волчок и оставляя за собой кровавые раны. Однако даже он не мог долго сражаться против стольких врагов сразу. Плечо ожгла боль. По спине потекла горячая струйка крови. Мампо отскочил, но недостаточно быстро. Легкие взорвались выдохом: меч вошел в живот. Мампо обернулся, увидел, что до лестницы совсем близко, – и споткнулся. Словно в тумане, он чувствовал, как болят раны, как руки и ноги слабеют, и понимал: сейчас все кончится…
Вдруг враги отступили: рядом возник какой-то дикий человек в кровавой маске и стал биться с юношей бок о бок. С яростным воплем Мампо прорвался к лестнице и прыжком вскочил на ступеньку. Его защитник бежал следом. Бомен закричал:
– Беги, Мампо! Беги!
Бомен пропустил Мампо мимо себя и увидел мужчину в разбойничьей одежде, который пятился вверх по ступеням, отбиваясь от своих. Неожиданный союзник повернул к юному мантху окровавленное лицо и крикнул:
– Беги, Бомен! Сломай опоры в проходе! Беги!
Кто этот незнакомец, который так смело за них дерется? Бомен видел лишь изуродованное лицо и яростные удары длинного зазубренного меча.
– Пошли с нами! – позвал он. – Скорей!
Незнакомец поднялся на уступ и толкнул Бомена к выходу.
– Беги! Я их задержу! Ломай опоры!
Наконец Бомен узнал его по голосу.
– Руфи! Руфи Блеш!
– Беги!
– Тебя убьют!
Руфи обернулся. С разбитого лица смотрели пустые глаза.
– Я уже мертв, Бомен! Беги!
Бомен бросился в проход.
– Ломайте опоры! – крикнул он.
Бомен вставил меч между шестами и нажал. Один шест упал. Сверху посыпались камни с песком.
– Ломайте опоры!
Наконец до всех дошло, чего он хочет. Мелец Топлиш и Сирей кинулись на помощь. Они вырывали шесты из стен и отскакивали, когда на них обрушивались камни. Чем дальше мантхи продвигались, тем оглушительнее грохотали скалы, заваливая крошечное пространство, некогда отобранное у них людьми.
Наконец беглецы, задыхаясь, все в каменной пыли, выбрались наружу. Там и остановились, переводя дух. Позади еще грохотало: толща скал оседала, закрывая единственный выход из ущелья. Клайн Барры оказался в вечном плену в своей холодной крепости.
Бомен всматривался в лица девушек, но темнота и пыль мешали их разглядеть.
– Все здесь? Все?
– Да, – ответила Кестрель, еле сдерживая слезы. – Все.
Мампо согнулся, прижимая руки к животу.
– Мампо! Ты ранен?
– Не сильно. – Юноша поднял голову и выдавил из себя улыбку. – Зря вы меня там не оставили. Я бы всех перебил.
Рана Ролло Клина сильно кровоточила. Ее перевязали, как могли. Было темно, и всем хотелось поскорей оставить это страшное место.
– Можешь идти, Ролло?
– Да, я готов.
– Тогда в путь! – крикнул Бомен.
– Руфи! – Кестрель искала школьного приятеля среди мантхов. – Где Руфи?
– Он остался прикрывать нас у выхода, – ответил Бомен.
– Его же убьют!
Увидев глаза Бомена, Кестрель все поняла и больше не сказала ни слова.
Мантхи двинулись вперед по лабиринту трещин. Они шли так быстро, как только могли. Сверху раздавалось мяуканье: кот бежал вдоль расщелин и указывал дорогу. Самые большие он перепрыгивал странными замедленными прыжками, но Кестрель слишком устала, чтобы удивляться. Да и ночь была очень уж темной, а дорога – длинной.
Когда небо посветлело, каменные стены стали ниже. Заходящая луна бросила вниз последний серебряный луч. И вот Дымок оказался не над головой, а прямо перед беглецами. Значит, этот подъем – последний.
Измученные, задыхающиеся, вспотевшие, несмотря на холод, мантхи вышли из лабиринта и замерли: темная равнина тянулась до самого горизонта. Их словно похоронили в гробнице, а теперь вернули к жизни. Широкие просторы, светлое небо, свежий морозный ветер…
Над холмом, совсем недалеко, юные мантхи увидели белый флаг.
Пинто не спала с самого вечера. Стоять на часах ей еще не разрешали. «Все равно я не засну», – подумала Пинто и села под флагом, лицом к лабиринту. Где-то там Бомен и Кестрель, а с ними Мампо, которого она любит больше, чем брата и сестру.
Девочке казалось, что их нет уже целую вечность, хотя все случилось только вчера. Гармана Вармиша похоронили, соорудив маленький курган из камней. Пинто помогала взрослым. Укладывая один камень на другой, она вспоминала о Кестрель и об остальных – особенно о Пеплар Вармиш, которая всего на несколько лет ее старше…
Когда разбойники забрали девушек, Пинто очень испугалась. Она до сих пор дрожала, представляя, что с ними могут сделать. Мать сказала, что бандиты хотят на них жениться. Но как можно жениться насильно? Пинто попыталась вообразить, что бандит с замотанным лицом заставляет ее стать своей женой, – вышла какая-то бессмыслица. То же самое, что насильно с кем-то дружить! Так не бывает.
Пинто сразу почувствовала, что после нападения что-то изменилось. Вместо Кестрель и других девушками стали Плава с Гагатой Вармиш – и сама Пинто. Конечно, об этом никто не говорил, просто возникло такое ощущение. Получается, будто девушки должны быть в любой компании. Поэтому Пинто и пришлось стать одной из них.
После похорон мантхи взялись расчищать дорогу. Пинто таскала камни наравне со всеми, радуясь, что есть чем заняться. Потом развели костер и стали готовить мясо убитой коровы. И кто-то говорил о том, как люди плачут. Только слов Пинто точно вспомнить не могла…
Госпожа Холиш передала девочке мяса для Креота, а тот отказался есть, потому что горевал по своей корове. У госпожи Холиш это не вызвало сочувствия. Она сказала ему:
– Жаль корову, но все когда-нибудь умирают. Поплачешь – и перестанешь.
Пинто сидела под флагом в предрассветных сумерках и размышляла о словах госпожи Холиш. Что в них такого веселого? А ведь Креоту стало немного легче.
Поплачешь – и перестанешь…
«Если Бомен, Кестрель и Мампо не вернутся, – подумала Пинто, – если они не вернутся, я никогда не перестану плакать. Я буду плакать, пока не умру!»
Сзади послышался какой-то звук. Пинто обернулась – никого. Часовые сидели далеко, на гребне холма, а остальные мантхи спали под повозкой или рядом с ней. У Пинто зачесалось в горле, и вдруг стало очень противно, девочку чуть не вытошнило. А потом возникло совсем другое чувство: как будто она может сделать все, что захочет.
Пинто поднялась с земли, вскинула руки и запрыгала от буйной радости.
– Я все могу! Я все могу!
И тут на темной равнине что-то задвигалось. Потом еще и еще. К ним шли люди. Пинто прищурилась и с трудом узнала знакомую фигуру брата. А вот, согнувшись, бредет высокий Мампо…
– Они вернулись! – закричала Пинто. – Они вернулись! Вернулись!
Спасенные и спасители во главе с Боменом подошли к склону. Мантхи проснулись и с радостными криками полезли наверх, чтобы поскорее их обнять. И тут Ролло Клин, который только к концу пути признался, что ему очень больно, потерял сознание. Радость мантхов померкла. Аира Хаз бросилась к Ролло, приподняла его рубаху, покрытую коркой запекшейся крови, и все увидели огромную рану.
– Воды! Быстро!
– Мампо тоже ранен!
Мампо с трудом держался на ногах, пошатываясь и прижимая руки к животу. Пинто испуганно запричитала:
– Мампо! Нет! Ты не умрешь!
Бомен громко крикнул, перекрывая нарастающий шум:
– Мы живы! Все вернулись!
Бранко Так прижал к себе дочь и громко зарыдал. Пеплар Вармиш подбежала к плачущей матери. Анно Хаз обнял сына и тихо спросил:
– За вами гонятся?
– Нет, – ответил Бомен. – Они нас больше не тронут.
Коротышка Скуч занялся ранеными. С помощью Ланки и госпожи Холиш он промыл и аккуратно перевязал раны. Ланки даже спросила, как у него так ловко получается.
– Это почти как печь печенье, – услышала она вместо объяснения.
Кестрель убедилась, что о раненых позаботятся, и подошла к брату. Они долго стояли молча, обнявшись. Наконец страх ушел, сменившись радостью: они снова вместе.
Я знала, что ты меня найдешь. Знала.
– Ты видела, как дрался Мампо?
– И Руфи Блеш. Без них бы мы пропали.
Кот тихо мяукнул.
– И без Дымка. Без Дымка тоже.
Кот демонстративно отвернулся: мол, не нужна мне ваша благодарность! Впрочем, Бомен все верно сказал. И другим это знать не помешает.
Неподалеку Ланки, от ужаса широко раскрыв глаза, слушала рассказ Сирей.
– Ах, рыбка моя! Ах, милая!
– Я убила его, Ланки. – Глаза девушки горели. – Того, кто осмелился назвать меня своей невестой. Я убила его.
Сирей посмотрела на флаг, который все еще развевался на ветру. Он был сделан из очень знакомого материала – свадебного платья принцессы.
– Теперь я никогда не выйду замуж, Ланки. Я мужеубийца.
Пинто, все еще в странном настроении, не отходила от Мампо, крепко держа его за руку. Мампо гладил девочку по голове, тронутый ее пылкой преданностью.
– У тебя не опасная рана, – сказала Пинто. – Ты скоро поправишься.
– Да, – ответил Мампо, – надеюсь.
– Ты поправишься, потому что должен поправиться.
– Тогда точно поправлюсь, – улыбнулся Мампо.
– Когда я вырасту, – прошептала Пинто, – я выйду за тебя замуж.
Раньше она ни за что бы не решилась это сказать. А сейчас ей было все нипочем.
– Неужели, Кнопка?
Так девочку называл только Мампо. Пинто это нравилось, хотя она понимала, что в глазах друга еще выглядит ребенком.
– Так ты возьмешь меня в жены?
– До свадьбы тебе еще очень-очень долго…
– Если тебя попробует отобрать другая, я ее убью. Даже Кестрель. Особенно Кестрель.
Мампо отстранился, но Пинто вцепилась в его руку.
– Не надо так. Ты сама в это не веришь.
– Верю! Возьму и убью! Буду пырять ее ножом, пока не убью.
Мампо рассердился и оттолкнул маленькую подружку.
– А ты знаешь, что такое убивать? Я только что видел, как люди убивают друг друга. Больше никогда так не говори, слышишь?
Но Пинто было уже не остановить.
– Да, убью! Зарежу, заколю, пущу кровянку…
Мампо схватил ее за плечи и потряс.
– Пинто, ты сказала, что меня любишь. Любишь меня – люби и Кестрель. Понятно? Еще одно гадкое слово – и я тебе больше не друг.
Пинто замолчала, хотя внутри у нее все кипело. Ей очень хотелось сказать, как она ненавидит Кестрель, но тогда она потеряет Мампо! Ярость и любовь разрывали сердце Пинто. Вдруг ее охватила слабость. Из глаз брызнули слезы.
– Так нечестно! Нечестно!
Пинто развернулась и бросилась прочь, прочь, прочь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23
С другой стороны, без него им не спастись.
– Руфи, – сказала Кестрель, – все в прошлом. Сейчас нам нужна твоя помощь.
– Что мне сделать?
– Надо найти оружие. Мечи, ножи, хоть что-нибудь.
– Какой смысл? Их слишком много.
– Достань оружие. Мы разберемся.
Руфи замолчал. Кестрель ждала, зная, что никакие слова на него не подействуют. Руфи примет решение сам – как тогда.
– В хижине для готовки есть ножи, – наконец сказал он. – Для мяса.
– Можешь принести их, чтоб тебя не увидели?
Руфи выглянул наружу: костры догорали, клайн спал.
– Да.
– Принеси по ножу каждой.
– Я знаю этих людей. У них нет жалости. Они убивают своих. Когда старики слабеют и больше не могут работать, их сбрасывают в реку.
– Ты боишься?
– Боюсь? Чего? Нет, Кестрель, я просто предупреждаю. Я хочу тебе помочь.
– Тогда иди. И возвращайся с ножами.
Руфи помолчал. Потом встал и, пригнувшись, вышел из хижины. Кестрель смотрела, как по узкому мосту в слабом свете луны движется бесшумная тень, а потом подняла глаза к серебристому небу – и увидела на самой кромке скал кошачий силуэт.
Глава 6
Прощай, детство!
Бомен, Мампо и другие шли уже долго. След становился теплее. Кот бежал поверху, огибая или перепрыгивая трещины. На неровном каменном карнизе Бомен почувствовал, что сестра должна быть близко, и позвал ее.
Кестрель! Ты слышишь меня, Кестрель? Ответа все еще не было. Взглянув наверх, Бомен увидел, что кот куда-то пропал.
Кестрель явно вели этой дорогой. Юноша поманил за собой товарищей и пошел вдоль карниза.
Они добрались до тройной развилки. Бомен остановился, мысленно выбирая путь.
– Налево, – сказал он и снова позвал сестру: Кестрель! Ты меня слышишь?
На этот раз донесся ответ – слабый, искаженный, но различимый:
Бо… Ты?.. Ты?..
Я еще далеко, – ответил он. – Иду к тебе.
Остальным Бомен сказал:
– Они там. Довольно близко. Скорее!
Мантхи бросились вперед по крутой тропе. Скалы постепенно закрыли лунный свет. Ход сужался с каждым шагом.
Бо, осторожней! Не показывай им, что ты здесь!
Бомен замер. Кестрель обратилась к нему неожиданно громко. Раньше ее голос доносился из толщи скал, и Бомену казалось, что сестра гораздо дальше.
Кестрель! Я тебя слышу!
Ты где?
В узком проходе.
Ты очень близко. Я тебя чувствую. В конце хода дверь. За ней дозорный.
Всего один?
Один. Но внизу спят еще пятьдесят воинов. Не двигайся и молчи. Делай, как я скажу.
Руфи Блеш вернулся в хижину. Вскоре оттуда вышла Кестрель, закутавшись в его плащ, словно для тепла. Она выпрямилась и посмотрела через реку. Все тихо. Кестрель с облегчением вздохнула, направилась к свадебным хижинам и прошептала в каждую дверь:
– Выходи! Пора!
Невесты вышли из хижин и, дрожа, сгрудились у моста. Без пяти минут мужья выбрались за ними и выстроились рядом с Руфи Блешем.
– Встаньте в круг, – приказала невестам Кестрель. – Руки друг дружке на плечи. Чтобы попрощаться с детством, нужно объединить силы.
Девушки тесно прижались друг к другу, соприкасаясь головами. Кестрель незаметно открыла полы плаща.
Парни смотрели и ждали, пока они закончат. Они подчинились Отцу и Матери, но были этому не рады. Сиди битый час с собственной невестой – и пальцем не тронь, слова не скажи! Женихи устали за день, прошли сквозь «бурю» и теперь хотели тепла, ласки и сна.
Наконец невесты расступились, хотя круг не разомкнулся. Они сделали шаг назад и встали, скрестив руки на груди. Луна зашла за облако, стало совсем темно. Кестрель тихо позвала женихов:
– Встаньте позади невест.
Руфи Блеш подал пример остальным. Остальные нашли своих невест и образовали внешний круг.
Луна появилась снова. В мягком свете Кестрель увидела лица подруг: встревоженные, но решительные.
– Готовы?
Все кивнули. Сирей напряглась, как свернутая пружина. Кестрель почувствовала ее гнев и сама замерла от ярости и волнения. «Наверное, так бывает на войне, – подумала она. – Когда ставишь на кон собственную жизнь».
Кестрель! Мы у входа!
Ломай дверь! – мысленно крикнула она брату. – Убей дозорного! Мы идем!
И вслух:
– Прощай, детство!
Кестрель и Сирей, добрая Сарель Амос и пухленькая Вида Так, Краса Мимилит и маленькая Пеплар Вармиш разом обернулись, и в лунном свете сверкнули ножи. Застигнутые врасплох парни клайна Барры даже не сопротивлялись. Раненые, истекающие кровью, оглушенные, они повалились на доски, и девушки пинками и ударами начали спихивать их в реку.
С лестницы донесся грохот и крик: Мампо выломал дверь и сбросил дозорного в воду.
Тут закричала Сирей. Снова и снова она вонзала кухонный нож в человека, скорчившегося у ее ног.
– Поцелуя захотел? Вот тебе поцелуй!
Мампо, Таннер Амос и братья Клин успели сбежать вниз до того, как разбуженные криками отцы клайна высыпали из хижин. Кестрель крикнула подругам:
– Скорей! Бегите! Не оборачивайтесь!
Она повела их через узкий мост. Руфи прикрывал девушек сзади, отбиваясь от тех женихов, кто еще мог за ними гнаться.
– На лестницу! К выходу!
Мампо, Таннер и братья Клин уже стояли у дверных проемов, осыпая яростными ударами мужчин, пытавшихся выйти. Мелец Топлиш и Лоло Мимилит побежали вместе с пленницами по краю настила к лестнице. Бомен стоял на верхней ступеньке и ждал своего часа.
Вдруг трое мужчин клайна с треском пробились сквозь стену хижины и бросились на Ролло Клина. Ролло закричал и упал с рассеченной спиной и бедром. Мампо повернулся и нанес удар, еще удар, изящный разворот, удар – все смертельные. Он двигался легко, словно обтекая вражеские мечи, и бандиты даже не поняли, что их убило. Через несколько секунд все трое уже бились в агонии, а Мампо стоял перед брешью, сдерживая остальных.
Таннер Амос и Бек Клин схватили Ролло за руки и потащили на лестницу. Мампо какое-то время удерживал бандитов, но те проломили стены в других местах и стали рваться наружу. Одни окружали Мампо, другие заряжали пращи, чтобы остановить беглецов.
Бомен следил за пращами и всей силой мысли отражал удары. Камни попадали в скалы, никому не причинив вреда.
Девушки уже поднимались по лестнице, мужчины-мантхи бежали следом. Преимущество, которое дала им внезапность, исчезло: из хижины выбирались все новые разбойники, вооруженные пращами. Когда первая из бегущих, Сарель Амос, скрылась в проходе, силы Бомена уже были на пределе.
Мампо бросился к выходу, когда бандиты окружили его, как собаки оленя. Прыжок, удар, в сторону, удар – так его учили танцевать манаху, танец смерти. Мампо вставал под мечи и тут же уклонялся, кружась будто волчок и оставляя за собой кровавые раны. Однако даже он не мог долго сражаться против стольких врагов сразу. Плечо ожгла боль. По спине потекла горячая струйка крови. Мампо отскочил, но недостаточно быстро. Легкие взорвались выдохом: меч вошел в живот. Мампо обернулся, увидел, что до лестницы совсем близко, – и споткнулся. Словно в тумане, он чувствовал, как болят раны, как руки и ноги слабеют, и понимал: сейчас все кончится…
Вдруг враги отступили: рядом возник какой-то дикий человек в кровавой маске и стал биться с юношей бок о бок. С яростным воплем Мампо прорвался к лестнице и прыжком вскочил на ступеньку. Его защитник бежал следом. Бомен закричал:
– Беги, Мампо! Беги!
Бомен пропустил Мампо мимо себя и увидел мужчину в разбойничьей одежде, который пятился вверх по ступеням, отбиваясь от своих. Неожиданный союзник повернул к юному мантху окровавленное лицо и крикнул:
– Беги, Бомен! Сломай опоры в проходе! Беги!
Кто этот незнакомец, который так смело за них дерется? Бомен видел лишь изуродованное лицо и яростные удары длинного зазубренного меча.
– Пошли с нами! – позвал он. – Скорей!
Незнакомец поднялся на уступ и толкнул Бомена к выходу.
– Беги! Я их задержу! Ломай опоры!
Наконец Бомен узнал его по голосу.
– Руфи! Руфи Блеш!
– Беги!
– Тебя убьют!
Руфи обернулся. С разбитого лица смотрели пустые глаза.
– Я уже мертв, Бомен! Беги!
Бомен бросился в проход.
– Ломайте опоры! – крикнул он.
Бомен вставил меч между шестами и нажал. Один шест упал. Сверху посыпались камни с песком.
– Ломайте опоры!
Наконец до всех дошло, чего он хочет. Мелец Топлиш и Сирей кинулись на помощь. Они вырывали шесты из стен и отскакивали, когда на них обрушивались камни. Чем дальше мантхи продвигались, тем оглушительнее грохотали скалы, заваливая крошечное пространство, некогда отобранное у них людьми.
Наконец беглецы, задыхаясь, все в каменной пыли, выбрались наружу. Там и остановились, переводя дух. Позади еще грохотало: толща скал оседала, закрывая единственный выход из ущелья. Клайн Барры оказался в вечном плену в своей холодной крепости.
Бомен всматривался в лица девушек, но темнота и пыль мешали их разглядеть.
– Все здесь? Все?
– Да, – ответила Кестрель, еле сдерживая слезы. – Все.
Мампо согнулся, прижимая руки к животу.
– Мампо! Ты ранен?
– Не сильно. – Юноша поднял голову и выдавил из себя улыбку. – Зря вы меня там не оставили. Я бы всех перебил.
Рана Ролло Клина сильно кровоточила. Ее перевязали, как могли. Было темно, и всем хотелось поскорей оставить это страшное место.
– Можешь идти, Ролло?
– Да, я готов.
– Тогда в путь! – крикнул Бомен.
– Руфи! – Кестрель искала школьного приятеля среди мантхов. – Где Руфи?
– Он остался прикрывать нас у выхода, – ответил Бомен.
– Его же убьют!
Увидев глаза Бомена, Кестрель все поняла и больше не сказала ни слова.
Мантхи двинулись вперед по лабиринту трещин. Они шли так быстро, как только могли. Сверху раздавалось мяуканье: кот бежал вдоль расщелин и указывал дорогу. Самые большие он перепрыгивал странными замедленными прыжками, но Кестрель слишком устала, чтобы удивляться. Да и ночь была очень уж темной, а дорога – длинной.
Когда небо посветлело, каменные стены стали ниже. Заходящая луна бросила вниз последний серебряный луч. И вот Дымок оказался не над головой, а прямо перед беглецами. Значит, этот подъем – последний.
Измученные, задыхающиеся, вспотевшие, несмотря на холод, мантхи вышли из лабиринта и замерли: темная равнина тянулась до самого горизонта. Их словно похоронили в гробнице, а теперь вернули к жизни. Широкие просторы, светлое небо, свежий морозный ветер…
Над холмом, совсем недалеко, юные мантхи увидели белый флаг.
Пинто не спала с самого вечера. Стоять на часах ей еще не разрешали. «Все равно я не засну», – подумала Пинто и села под флагом, лицом к лабиринту. Где-то там Бомен и Кестрель, а с ними Мампо, которого она любит больше, чем брата и сестру.
Девочке казалось, что их нет уже целую вечность, хотя все случилось только вчера. Гармана Вармиша похоронили, соорудив маленький курган из камней. Пинто помогала взрослым. Укладывая один камень на другой, она вспоминала о Кестрель и об остальных – особенно о Пеплар Вармиш, которая всего на несколько лет ее старше…
Когда разбойники забрали девушек, Пинто очень испугалась. Она до сих пор дрожала, представляя, что с ними могут сделать. Мать сказала, что бандиты хотят на них жениться. Но как можно жениться насильно? Пинто попыталась вообразить, что бандит с замотанным лицом заставляет ее стать своей женой, – вышла какая-то бессмыслица. То же самое, что насильно с кем-то дружить! Так не бывает.
Пинто сразу почувствовала, что после нападения что-то изменилось. Вместо Кестрель и других девушками стали Плава с Гагатой Вармиш – и сама Пинто. Конечно, об этом никто не говорил, просто возникло такое ощущение. Получается, будто девушки должны быть в любой компании. Поэтому Пинто и пришлось стать одной из них.
После похорон мантхи взялись расчищать дорогу. Пинто таскала камни наравне со всеми, радуясь, что есть чем заняться. Потом развели костер и стали готовить мясо убитой коровы. И кто-то говорил о том, как люди плачут. Только слов Пинто точно вспомнить не могла…
Госпожа Холиш передала девочке мяса для Креота, а тот отказался есть, потому что горевал по своей корове. У госпожи Холиш это не вызвало сочувствия. Она сказала ему:
– Жаль корову, но все когда-нибудь умирают. Поплачешь – и перестанешь.
Пинто сидела под флагом в предрассветных сумерках и размышляла о словах госпожи Холиш. Что в них такого веселого? А ведь Креоту стало немного легче.
Поплачешь – и перестанешь…
«Если Бомен, Кестрель и Мампо не вернутся, – подумала Пинто, – если они не вернутся, я никогда не перестану плакать. Я буду плакать, пока не умру!»
Сзади послышался какой-то звук. Пинто обернулась – никого. Часовые сидели далеко, на гребне холма, а остальные мантхи спали под повозкой или рядом с ней. У Пинто зачесалось в горле, и вдруг стало очень противно, девочку чуть не вытошнило. А потом возникло совсем другое чувство: как будто она может сделать все, что захочет.
Пинто поднялась с земли, вскинула руки и запрыгала от буйной радости.
– Я все могу! Я все могу!
И тут на темной равнине что-то задвигалось. Потом еще и еще. К ним шли люди. Пинто прищурилась и с трудом узнала знакомую фигуру брата. А вот, согнувшись, бредет высокий Мампо…
– Они вернулись! – закричала Пинто. – Они вернулись! Вернулись!
Спасенные и спасители во главе с Боменом подошли к склону. Мантхи проснулись и с радостными криками полезли наверх, чтобы поскорее их обнять. И тут Ролло Клин, который только к концу пути признался, что ему очень больно, потерял сознание. Радость мантхов померкла. Аира Хаз бросилась к Ролло, приподняла его рубаху, покрытую коркой запекшейся крови, и все увидели огромную рану.
– Воды! Быстро!
– Мампо тоже ранен!
Мампо с трудом держался на ногах, пошатываясь и прижимая руки к животу. Пинто испуганно запричитала:
– Мампо! Нет! Ты не умрешь!
Бомен громко крикнул, перекрывая нарастающий шум:
– Мы живы! Все вернулись!
Бранко Так прижал к себе дочь и громко зарыдал. Пеплар Вармиш подбежала к плачущей матери. Анно Хаз обнял сына и тихо спросил:
– За вами гонятся?
– Нет, – ответил Бомен. – Они нас больше не тронут.
Коротышка Скуч занялся ранеными. С помощью Ланки и госпожи Холиш он промыл и аккуратно перевязал раны. Ланки даже спросила, как у него так ловко получается.
– Это почти как печь печенье, – услышала она вместо объяснения.
Кестрель убедилась, что о раненых позаботятся, и подошла к брату. Они долго стояли молча, обнявшись. Наконец страх ушел, сменившись радостью: они снова вместе.
Я знала, что ты меня найдешь. Знала.
– Ты видела, как дрался Мампо?
– И Руфи Блеш. Без них бы мы пропали.
Кот тихо мяукнул.
– И без Дымка. Без Дымка тоже.
Кот демонстративно отвернулся: мол, не нужна мне ваша благодарность! Впрочем, Бомен все верно сказал. И другим это знать не помешает.
Неподалеку Ланки, от ужаса широко раскрыв глаза, слушала рассказ Сирей.
– Ах, рыбка моя! Ах, милая!
– Я убила его, Ланки. – Глаза девушки горели. – Того, кто осмелился назвать меня своей невестой. Я убила его.
Сирей посмотрела на флаг, который все еще развевался на ветру. Он был сделан из очень знакомого материала – свадебного платья принцессы.
– Теперь я никогда не выйду замуж, Ланки. Я мужеубийца.
Пинто, все еще в странном настроении, не отходила от Мампо, крепко держа его за руку. Мампо гладил девочку по голове, тронутый ее пылкой преданностью.
– У тебя не опасная рана, – сказала Пинто. – Ты скоро поправишься.
– Да, – ответил Мампо, – надеюсь.
– Ты поправишься, потому что должен поправиться.
– Тогда точно поправлюсь, – улыбнулся Мампо.
– Когда я вырасту, – прошептала Пинто, – я выйду за тебя замуж.
Раньше она ни за что бы не решилась это сказать. А сейчас ей было все нипочем.
– Неужели, Кнопка?
Так девочку называл только Мампо. Пинто это нравилось, хотя она понимала, что в глазах друга еще выглядит ребенком.
– Так ты возьмешь меня в жены?
– До свадьбы тебе еще очень-очень долго…
– Если тебя попробует отобрать другая, я ее убью. Даже Кестрель. Особенно Кестрель.
Мампо отстранился, но Пинто вцепилась в его руку.
– Не надо так. Ты сама в это не веришь.
– Верю! Возьму и убью! Буду пырять ее ножом, пока не убью.
Мампо рассердился и оттолкнул маленькую подружку.
– А ты знаешь, что такое убивать? Я только что видел, как люди убивают друг друга. Больше никогда так не говори, слышишь?
Но Пинто было уже не остановить.
– Да, убью! Зарежу, заколю, пущу кровянку…
Мампо схватил ее за плечи и потряс.
– Пинто, ты сказала, что меня любишь. Любишь меня – люби и Кестрель. Понятно? Еще одно гадкое слово – и я тебе больше не друг.
Пинто замолчала, хотя внутри у нее все кипело. Ей очень хотелось сказать, как она ненавидит Кестрель, но тогда она потеряет Мампо! Ярость и любовь разрывали сердце Пинто. Вдруг ее охватила слабость. Из глаз брызнули слезы.
– Так нечестно! Нечестно!
Пинто развернулась и бросилась прочь, прочь, прочь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23