Здесь было все, чего могла пожелать душа купальщика.
— О-о-о, — только и выдавила из себя Сэнди.
— Вот видишь? — Жак указал рукой на купальники. — Теперь успокоилась? Можешь прикрыть свое соблазнительное тело, насколько пожелаешь. А я иду в воду. Чтобы ты не думала, что я подглядываю.
Сэнди хотела смерить его сердитым взглядом, но только жалко улыбнулась, за что тут же себя запрезирала.
— А если тебе захочется совсем закутаться, найдешь в шкафу уйму футболок — здесь же, в раздевалке, — добавил Жак.
— Я ограничусь купальником, — сухо ответила Сэнди и покраснела, догадавшись, что он снова забавляется. Наконец он ушел.
Стоя в раздевалке, Сэнди на какое-то время застыла, глядя на свое отражение в одном из зеркал, вделанных в стены. Как же меня сюда занесло? — недоумевала она. Зачем я сюда приехала? Это безумие, говорила себе Сэнди, все еще глядя на стройную белокурую девочку в зеркале. Я играю с огнем и никак не могу остановиться. Тьфу, дьявол! Что же я делаю? Что меня ждет?
Жак уже плавал, когда Сэнди робкими, нерешительными шагами вышла из раздевалки. Жак энергично рассекал воду. Как он силен, сколько в нем мужской уверенности, и главное — как он владеет собой! Второй Айан! Такой же спокойный, вкрадчивый хищник. Что-то есть в них общее, выделяющее из толпы простых смертных.
За время своей трудовой жизни Сэнди сталкивалась со многими мужчинами, одни из которых были красивы, другие просто симпатичны, а третьи не стоили доброго слова. Жак — совершенно особенный. В нем явно есть что-то такое, чему она не может подобрать названия, — возможно, это умение подчинять себе других. Оно привлекает женщин любого возраста, от шестнадцати до шестидесяти. Этой же чертой обладал и Айан.
Как ни противно было ей думать о — покойном муже, о том, что она подчинилась ему — душой и телом, — Сэнди признавала иногда, что он был неотразим. Впрочем, гораздо чаще она вспоминала о нем как о предателе, человеке без совести, грязном аферисте. Все в нем было несовместимо с представлениями о порядочности.
Сэнди не допускала мысли, что Жак способен на такое же вероломство, как Айан. Однако кто знает?.. И она все стояла в тени, наблюдая за тем, как Жак рассекает воду сильными, равномерными ударами рук. Меня не привлекают его достоинства, думала Сэнди. У него было бесчисленное множество женщин, он вполне доволен холостяцкой жизнью, и притом у него есть Моника.
Моника. Сэнди вспомнила, как откровенно говорил о ней Жан-Пьер всего несколько часов назад, когда они наблюдали танцующую парочку в объятиях друг друга. «Красивая пара, не правда ли? Глядя на них, я всегда задаюсь вопросом: почему бы Монике не уйти из нашего изматывающего бизнеса и не сосредоточиться на семье? Тем более что клан Шалье — очень богатые люди». Ну что ж, в один прекрасный день Моника так и сделает, они ведь идеально подходят друг другу. При этой мысли у Сэнди что-то сжалось внутри.
Вода была такой, как обещал Жак: теплой и ласковой, она приятно охладила разгоряченную кожу Сэнди.
Но когда голова Жака вынырнула совсем рядом, Сэнди взвизгнула от неожиданности. Прижав ее к себе, он крепко поцеловал ее в губы.
— Как? Вы же были на другом конце пруда? — удивилась Сэнди. И тут же онемела — прижимавшееся к ней мужское тело было абсолютно нагим.
— Ты очаровательна, — сказал он. Освещение над прудом придавало его глазам особый блеск. — Почему ты так долго колебалась?
— Разве вы за мной наблюдали? — Она-то думала, что, поглощенный своим плаванием, он не видел ее в тени перестроенного амбара, и она могла любоваться им сколько угодно.
— Наблюдал все время. Я вообще люблю на тебя смотреть. — Вслед за этими словами Сэнди получила и весьма осязаемое подтверждение признанию Жака — она почувствовала, как он, прижимавшийся к ней, возбужден.
Неожиданно он отпустил ее и поплыл прочь, рассекая воду теми же сильными размеренными ударами; над водой была видна только темная голова.
— Догоняй! — Он обернулся, подняв одну руку. — Покажи, на что способны златокудрые русалки.
Сэнди всегда была хорошей пловчихой, и теперь она вложила всю свою силу и страсть в это соревнование. Не без труда догнала она Жака, но проплыла мимо него с таким изяществом, словно вода действительно была ее родной стихией. Направляясь к противоположному концу пруда, Сэнди чувствовала Жака рядом, но не оборачивалась. Она остановилась лишь у мраморной стенки, где стала отжимать и собирать в узел растрепавшиеся волосы.
— Впечатляющее зрелище. — Жак потрогал завиток, прилипший к ее лбу. — Ты плаваешь не хуже мужчины.
— Это разве комплимент?
— Хочешь услышать от меня, как ты женственна? — В глазах Жака плясали смешинки. — Боюсь, на это я уже не способен. Раздавлен твоим превосходством по всем параметрам.
— Ну что ж, на сегодня хватит. — Сэнди откровенно засмеялась, и в последующие полчаса они плавали и ныряли, наслаждаясь свободой, которую тело обретает в воде. Сэнди почти забыла, что с этим человеком следует быть начеку. Забыла — но не совсем…
— Хочешь кофе? — Он моментально заметил, что она продрогла. Вылез на берег, нисколько не смущаясь своей наготы, и протянул руку Сэнди, помогая ей выйти из воды.
Она старалась удержать взгляд на верхней части его торса, но — тщетно. Глаза невольно скользили вниз, и она чувствовала себя девчонкой, подглядывающей за взрослыми купальщиками. Какая нелепость, подумала Сэнди, однако вид этого сильного обнаженного мужского тела подействовал на ее гормональный механизм так, что где-то в глубине ее существа возникла влажная теплота, а сердце забилось, будто пойманная птица.
Жак вытащил ее из воды без малейших усилий, и она встала рядом, чувствуя, как дрожат у нее коленки — не только от холода. А он сказал:
— Чем больше я смотрю на тебя, тем больше я тебя хочу. Ты околдовала меня, маленькая белокурая англичанка. И ведь ты тоже загораешься в моих объятиях.
Сэнди собиралась сказать в ответ что-нибудь остроумное, даже циничное, способное погасить возникшие в них обоих заряды, но во рту у нее пересохло, а сердце стучало как молот. Она отчетливо представляла во всех подробностях его большое, мускулистое тело, хотя глаза ее были прикованы к глазам Жака. Появилось сознание его мужской власти над ней, оно пугало и вместе с тем приводило в восторг, делало ее беспомощной, но счастливой.
— Мне неприятна мысль о том, что другие мужчины прикасались к тебе, целовали тебя, — сказал он хрипловатым от волнения голосом. — Понимаешь? Мне самому это не нравится, но я ничего не могу с этим поделать.
Он, конечно, подразумевает Айана, решила Сэнди, и вдруг это имя послужило противоядием, способным уничтожить ее новое чувство, эту по сути своей страшную, неконтролируемую, примитивную, всепоглощающую страсть.
— Вы говорите о моем муже? — спросила Сэнди, с трудом произнося слова.
— Твоем покойном муже, — мягко поправил Жак. — Он умер, Сэнди, его больше нет. Как бы ни было тебе хорошо с ним, этого больше не будет.
— Я знаю. — Она отшатнулась, и он заметил боль в ее глазах.
— Нет, не знаешь. — Поймав руку Сэнди, он повернул ее лицом к себе, глаза его напоминали два черных омута. — Нельзя жить одними воспоминаниями — неужели ты еще этого не поняла? Я не предлагаю тебе забыть его совсем, это невозможно, но я хочу, чтобы ты поняла: все кончилось.
— Оставьте меня! — Она-то думала, что Айан может служить противоядием, но теперь осознала, что она слабее, чем хотелось бы. Все горькие чувства: стыд, неуверенность в себе, потерянность обманутой женщины — снова нахлынули на нее так, словно все это было вчера.
По вине Айана она испытала немыслимое унижение — она была прахом у него под ногами. Он сыграл на ее наивности, а потом исчез, не попрощавшись. А ведь она любила его, доверяла во всем. И вдруг их любовь оказалась иллюзией, уродливой и страшной.
Месяц за месяцем она бродила тогда вечерами по улицам, не в силах заснуть. Она смотрела на других женщин, самых обыкновенных, а иногда совсем некрасивых, недоумевая: чем же я хуже? Почему мужчины их любят, а меня нет? Вот что сделал с ней Айан — она поняла это сейчас настолько отчетливо, что уже не видела лица Жака. После истории с Айаном она привыкла к тому, что ее можно только унижать, презирать, в крайнем случае — жалеть. Но любви она недостойна.
— Сэнди?
— Нет! — Ей вдруг почудилось, что не Жак, а Айан стоит рядом, и она вложила в этот возглас всю боль и горечь, скопившиеся у нее в душе. Сэнди молотила его широкую грудь и выла, словно волчица на луну; Жак не мгновение растерялся.
Потом прижал ее к себе, стиснул в огромной ладони оба ее кулачка, а, другой рукой поднял ее и быстро понес к дому.
Как только ноги ее оторвались от земли, у Сэнди пропало желание кусаться, брыкаться и рвать кого-то на куски. Вместо этого слезы полились потоком, и, пока Жак ее нес, она рыдала не переставая. Нет, то были не красивые «дамские» слезы, а сотрясавшие все тело рыдания. Адская смесь из унижения, боли и ярости. То была истерика, какой она раньше себе не позволяла. Сэнди оплакивала выпавшую ей долю, горе, которое она не в силах вынести. Я же не заслужила этого, билась в мозгу мысль, не заслужила. Не сделав никому ничего плохого, я почему-то должна расплачиваться. Как это несправедливо.
— Выпей вот это. — Она и не заметила, что он внес ее в дом и уложил на софу, покрытую чем-то мягким и пушистым. Жак заставил ее взять бокал, потом поднес ее руку с бокалом к губам. — Выпей это, Сэнди, до дна.
Крепкий бренди обжег словно огонь ее горло, она прыснула им в Жака и залила ему грудь. Во вторую попытку Сэнди была осторожнее и маленькими глотками выпила почти все, после чего бессильно упала на софу. Слезы еще текли из ее глаз.
— Ну, хватит плакать. Перестань. Слышишь, Сэнди? — Слов она не разобрала, но ее успокоил тон и прикосновение Жака: поставив бокал на столик, Жак взял ее руки в свои. Истерика перешла в отдельные всхлипывания, а потом Сэнди затихла, лишь время от времени вздрагивая. — Ну все, все. Довольно, кончим с этим. Теперь лежи спокойно, а я сварю кофе. Хорошо? Только не двигайся с места.
Сэнди попробовала раскрыть опухшие глаза. Она знала, что выглядит ужасно. Никогда не умела она плакать красиво, даже от счастья. Вечно у нее текло из носа, нос распухал, глаза заплывали и лицо покрывалось пятнами.
— Простите меня. Я не собиралась этого делать. Я… — слова заглушил последний всхлип.
— Извиняться должен я, а не ты. Я по глупости заговорил о вещах, обсуждать которые не имею права.
— Нет, нет. — Сэнди вглядывалась в Жака, удивляясь этому мягкому, почти ласковому тону. — Виновата я. Не знаю, с чего вдруг со мной такое… Вы сочли меня ненормальной?
— Нет. — Теперь он стоял перед ней на коленях, не выпуская ее рук из своих. — Но я думаю, что ты слишком долго несла эту боль в себе. Слишком долго.
— Я… — Глаза ее снова наполнились слезами: это сочувствие было трудно вынести.
— Кофе пойдет тебе на пользу, — сказал Жак, быстро вставая с колен.
Он стоял перед ней совершенно голый, и она невольно сосредоточила взгляд на этом сильном мужском теле. Она слабо улыбнулась, чем удивила и себя, и его, ведь лицо ее было еще залито слезами.
— Может, вы что-нибудь наденете, прежде чем нести чашки с горячим кофе?
— Разумное предложение, — улыбнулся Жак насмешливо, эта ирония относилась к нему самому, и в душе Сэнди что-то потеплело. — Бурная сцена изнасилования прошла не по сценарию, — продолжал Жак, — как правило, я не довожу женщин до слез своей наготой.
— Не сомневаюсь. — Его юмор помогал Сэнди обрести самообладание, однако в ней росло беспокойство. Какую же я устроила безобразную сцену, думала она. Чуть задрожав, она прислонилась к спинке софы и закрыла глаза.
— Тебе холодно, — произнес Жак. Потом она поняла, что он ушел куда-то, ступая почти неслышно босыми ногами по ковру, а через минуту он уже заворачивал ее во что-то мягкое и теплое. Открыть глаза и посмотреть, что это, не было сил.
— Спасибо.
— А вот теперь я сварю кофе.
Сэнди чувствовала, что он все еще стоит перед ней, и когда тишина затянулась, она открыла глаза и увидела, что он смотрит на нее со странным выражением.
— Проявить свои чувства — в этом нет ничего предосудительного. — Ты понимаешь, Сэнди?
— Да. — Теперь она страстно хотела лишь одного: чтобы он надел на себя хоть что-нибудь. Ей было известно, что у французов нет предрассудков по поводу появления на людях аи nafurel , в чем можно убедиться у них на пляжах. Но сейчас видеть его вот так оказалось для нее пыткой. А он говорит о чувствах!
— Нет, ты не понимаешь. Ты как жемчужница, спрятавшаяся в своей раковине от бурного моря жизни. Она цепляется за жемчужину, и больше ей ничего не надо.
— А если у нее отнять жемчужину? — спросила Сэнди и сама себе ответила:
— Она потеряет абсолютно все.
— Именно этого ты сейчас боишься? — задумчиво спросил Жак. — Что, открыв раковину и начав все сначала, ты все потеряешь во второй раз?
Он не понимает, подумала Сэнди, и все же как он близок к истине! Сэнди не мигая уставилась на него расширенными от удивления глазами.
— Жак, — она наконец опустила глаза, — я не могу об этом говорить сейчас, я просто не в силах.
Действительно ли он болеет душой за меня, думала Сэнди, или вся эта забота направлена на то, чтобы затащить меня в постель? Он не скрывает, кто он такой в смысле образа жизни, точнее говоря — жизни сексуальной.
Всего какой-нибудь час назад, привезя ее сюда, он сказал, что часто бывает в отлучках, иногда по несколько дней. Неважно, по каким причинам, деловым или личным, он покидает дом, главное ясно — он против постоянных отношений. Есть женщины, которых это вполне устраивает: они наслаждаются мужчиной, руководствуясь принципом «хоть день, да мой». Берут от жизни (и от мужчины) все, а расставаясь, обмениваются на прощанье объятиями и поцелуями.
Она не такая, никогда такой не была. И сейчас не может даже помыслить о том, чтобы раскрыть душу и отдаться телом какому-то мужчине. А уж если до этого дойдет, то мужчина будет принадлежать ей одной.
Жак бесшумно вышел из комнаты, а когда вернулся через несколько минут, на нем были обтягивающие черные джинсы; верхняя часть тела осталась обнаженной, ноги — босыми. И хотя снова ее сердце сладко сжалось при виде поросшей волосами мускулистой груди и широких плеч, это было легче вынести, чем полную наготу. Жак принес поднос с горячим кофе и какое-то время молча стоял перед ней — Сэнди чувствовала на себе его пристальный взгляд.
— Сколько сахара? — Он слегка прикоснулся к ней теплой рукой.
— Два кусочка, пожалуйста.
Налив и себе чашку, Жак присел рядом с ней на софу. Сэнди хотела опустить ноги на пол, но он остановил ее:
— Не двигайся, я помещусь.
Жак положил руку ей на бедро, и, хотя между его и ее плотью было одеяло, прикосновение Жака снова подействовало на нее как ожог. Сэнди не знала, чего ждать: будет ли он расспрашивать ее дальше или продолжит «сцену изнасилования». Но, сидя рядом с ней в этой красивой комнате с мягким освещением, он молча потягивал кофе, видимо занятый своими мыслями.
Сэнди раза два взглянула украдкой на его четкий профиль, всего в футе от нее, и поняла, что смотреть на него ей приятно. Все еще мокрые от купания, черные как смоль волосы покрыли лоб кольцами, а длинные ресницы и волевой подбородок, на котором уже стала проглядывать щетина, придавали его лицу чувственность.
Если бы все было иначе, думала Сэнди, если бы я познакомилась с ним много лет назад, до Айана, когда еще была способна любить и верить, что счастье возможно!
Вдруг она поняла, как опасны эти мысли, и у нее перехватило дыхание. О чем это я? Разве я имею право так думать? Когда бы я его ни встретила, он был бы все тем же: совсем не домашним человеком. Сколько же раз мне придется обжигаться, чтобы наконец поумнеть?
Сэнди резко опустила ноги на пол, сбросив его руку, и встала во весь рост, обернутая одеялом.
— Я, пожалуй, оденусь, если вы не возражаете.
— Нисколько. — Он тоже встал, и, хотя ответил холодно, в его глазах засветилась улыбка. — Вы похожи в этом одеяле на маленькую, чем-то расстроенную девочку.
— Разве? — Ей не понравилась эта улыбка, эти слова. Он не сказал бы ничего подобного Монике. Высокая красавица — женщина до кончиков ногтей, независимо от того, какую часть своего стройного тела она захочет оголить. И он это знает.
— Сэнди… — он снова привлек ее к себе, голос его стал нежным. Как и взгляд. — Ты согрелась?
— Да. — Согрелась… я горю как в огне, думала Сэнди, когда рука его заскользила под одеялом по ее телу, не спеша лаская ее. Этот огонь, казалось, проникал в самую глубь ее существа. Но я же ждала этого! — пронзила ее мысль. Я этого хотела!
— Не знаю, почему меня так тянет к тебе, — пробормотал Жак, — почему я так хочу тебя. О, Сэнди…
Он впился губами в ее рот, и в тот же миг Сэнди потеряла всякую способность соображать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18
— О-о-о, — только и выдавила из себя Сэнди.
— Вот видишь? — Жак указал рукой на купальники. — Теперь успокоилась? Можешь прикрыть свое соблазнительное тело, насколько пожелаешь. А я иду в воду. Чтобы ты не думала, что я подглядываю.
Сэнди хотела смерить его сердитым взглядом, но только жалко улыбнулась, за что тут же себя запрезирала.
— А если тебе захочется совсем закутаться, найдешь в шкафу уйму футболок — здесь же, в раздевалке, — добавил Жак.
— Я ограничусь купальником, — сухо ответила Сэнди и покраснела, догадавшись, что он снова забавляется. Наконец он ушел.
Стоя в раздевалке, Сэнди на какое-то время застыла, глядя на свое отражение в одном из зеркал, вделанных в стены. Как же меня сюда занесло? — недоумевала она. Зачем я сюда приехала? Это безумие, говорила себе Сэнди, все еще глядя на стройную белокурую девочку в зеркале. Я играю с огнем и никак не могу остановиться. Тьфу, дьявол! Что же я делаю? Что меня ждет?
Жак уже плавал, когда Сэнди робкими, нерешительными шагами вышла из раздевалки. Жак энергично рассекал воду. Как он силен, сколько в нем мужской уверенности, и главное — как он владеет собой! Второй Айан! Такой же спокойный, вкрадчивый хищник. Что-то есть в них общее, выделяющее из толпы простых смертных.
За время своей трудовой жизни Сэнди сталкивалась со многими мужчинами, одни из которых были красивы, другие просто симпатичны, а третьи не стоили доброго слова. Жак — совершенно особенный. В нем явно есть что-то такое, чему она не может подобрать названия, — возможно, это умение подчинять себе других. Оно привлекает женщин любого возраста, от шестнадцати до шестидесяти. Этой же чертой обладал и Айан.
Как ни противно было ей думать о — покойном муже, о том, что она подчинилась ему — душой и телом, — Сэнди признавала иногда, что он был неотразим. Впрочем, гораздо чаще она вспоминала о нем как о предателе, человеке без совести, грязном аферисте. Все в нем было несовместимо с представлениями о порядочности.
Сэнди не допускала мысли, что Жак способен на такое же вероломство, как Айан. Однако кто знает?.. И она все стояла в тени, наблюдая за тем, как Жак рассекает воду сильными, равномерными ударами рук. Меня не привлекают его достоинства, думала Сэнди. У него было бесчисленное множество женщин, он вполне доволен холостяцкой жизнью, и притом у него есть Моника.
Моника. Сэнди вспомнила, как откровенно говорил о ней Жан-Пьер всего несколько часов назад, когда они наблюдали танцующую парочку в объятиях друг друга. «Красивая пара, не правда ли? Глядя на них, я всегда задаюсь вопросом: почему бы Монике не уйти из нашего изматывающего бизнеса и не сосредоточиться на семье? Тем более что клан Шалье — очень богатые люди». Ну что ж, в один прекрасный день Моника так и сделает, они ведь идеально подходят друг другу. При этой мысли у Сэнди что-то сжалось внутри.
Вода была такой, как обещал Жак: теплой и ласковой, она приятно охладила разгоряченную кожу Сэнди.
Но когда голова Жака вынырнула совсем рядом, Сэнди взвизгнула от неожиданности. Прижав ее к себе, он крепко поцеловал ее в губы.
— Как? Вы же были на другом конце пруда? — удивилась Сэнди. И тут же онемела — прижимавшееся к ней мужское тело было абсолютно нагим.
— Ты очаровательна, — сказал он. Освещение над прудом придавало его глазам особый блеск. — Почему ты так долго колебалась?
— Разве вы за мной наблюдали? — Она-то думала, что, поглощенный своим плаванием, он не видел ее в тени перестроенного амбара, и она могла любоваться им сколько угодно.
— Наблюдал все время. Я вообще люблю на тебя смотреть. — Вслед за этими словами Сэнди получила и весьма осязаемое подтверждение признанию Жака — она почувствовала, как он, прижимавшийся к ней, возбужден.
Неожиданно он отпустил ее и поплыл прочь, рассекая воду теми же сильными размеренными ударами; над водой была видна только темная голова.
— Догоняй! — Он обернулся, подняв одну руку. — Покажи, на что способны златокудрые русалки.
Сэнди всегда была хорошей пловчихой, и теперь она вложила всю свою силу и страсть в это соревнование. Не без труда догнала она Жака, но проплыла мимо него с таким изяществом, словно вода действительно была ее родной стихией. Направляясь к противоположному концу пруда, Сэнди чувствовала Жака рядом, но не оборачивалась. Она остановилась лишь у мраморной стенки, где стала отжимать и собирать в узел растрепавшиеся волосы.
— Впечатляющее зрелище. — Жак потрогал завиток, прилипший к ее лбу. — Ты плаваешь не хуже мужчины.
— Это разве комплимент?
— Хочешь услышать от меня, как ты женственна? — В глазах Жака плясали смешинки. — Боюсь, на это я уже не способен. Раздавлен твоим превосходством по всем параметрам.
— Ну что ж, на сегодня хватит. — Сэнди откровенно засмеялась, и в последующие полчаса они плавали и ныряли, наслаждаясь свободой, которую тело обретает в воде. Сэнди почти забыла, что с этим человеком следует быть начеку. Забыла — но не совсем…
— Хочешь кофе? — Он моментально заметил, что она продрогла. Вылез на берег, нисколько не смущаясь своей наготы, и протянул руку Сэнди, помогая ей выйти из воды.
Она старалась удержать взгляд на верхней части его торса, но — тщетно. Глаза невольно скользили вниз, и она чувствовала себя девчонкой, подглядывающей за взрослыми купальщиками. Какая нелепость, подумала Сэнди, однако вид этого сильного обнаженного мужского тела подействовал на ее гормональный механизм так, что где-то в глубине ее существа возникла влажная теплота, а сердце забилось, будто пойманная птица.
Жак вытащил ее из воды без малейших усилий, и она встала рядом, чувствуя, как дрожат у нее коленки — не только от холода. А он сказал:
— Чем больше я смотрю на тебя, тем больше я тебя хочу. Ты околдовала меня, маленькая белокурая англичанка. И ведь ты тоже загораешься в моих объятиях.
Сэнди собиралась сказать в ответ что-нибудь остроумное, даже циничное, способное погасить возникшие в них обоих заряды, но во рту у нее пересохло, а сердце стучало как молот. Она отчетливо представляла во всех подробностях его большое, мускулистое тело, хотя глаза ее были прикованы к глазам Жака. Появилось сознание его мужской власти над ней, оно пугало и вместе с тем приводило в восторг, делало ее беспомощной, но счастливой.
— Мне неприятна мысль о том, что другие мужчины прикасались к тебе, целовали тебя, — сказал он хрипловатым от волнения голосом. — Понимаешь? Мне самому это не нравится, но я ничего не могу с этим поделать.
Он, конечно, подразумевает Айана, решила Сэнди, и вдруг это имя послужило противоядием, способным уничтожить ее новое чувство, эту по сути своей страшную, неконтролируемую, примитивную, всепоглощающую страсть.
— Вы говорите о моем муже? — спросила Сэнди, с трудом произнося слова.
— Твоем покойном муже, — мягко поправил Жак. — Он умер, Сэнди, его больше нет. Как бы ни было тебе хорошо с ним, этого больше не будет.
— Я знаю. — Она отшатнулась, и он заметил боль в ее глазах.
— Нет, не знаешь. — Поймав руку Сэнди, он повернул ее лицом к себе, глаза его напоминали два черных омута. — Нельзя жить одними воспоминаниями — неужели ты еще этого не поняла? Я не предлагаю тебе забыть его совсем, это невозможно, но я хочу, чтобы ты поняла: все кончилось.
— Оставьте меня! — Она-то думала, что Айан может служить противоядием, но теперь осознала, что она слабее, чем хотелось бы. Все горькие чувства: стыд, неуверенность в себе, потерянность обманутой женщины — снова нахлынули на нее так, словно все это было вчера.
По вине Айана она испытала немыслимое унижение — она была прахом у него под ногами. Он сыграл на ее наивности, а потом исчез, не попрощавшись. А ведь она любила его, доверяла во всем. И вдруг их любовь оказалась иллюзией, уродливой и страшной.
Месяц за месяцем она бродила тогда вечерами по улицам, не в силах заснуть. Она смотрела на других женщин, самых обыкновенных, а иногда совсем некрасивых, недоумевая: чем же я хуже? Почему мужчины их любят, а меня нет? Вот что сделал с ней Айан — она поняла это сейчас настолько отчетливо, что уже не видела лица Жака. После истории с Айаном она привыкла к тому, что ее можно только унижать, презирать, в крайнем случае — жалеть. Но любви она недостойна.
— Сэнди?
— Нет! — Ей вдруг почудилось, что не Жак, а Айан стоит рядом, и она вложила в этот возглас всю боль и горечь, скопившиеся у нее в душе. Сэнди молотила его широкую грудь и выла, словно волчица на луну; Жак не мгновение растерялся.
Потом прижал ее к себе, стиснул в огромной ладони оба ее кулачка, а, другой рукой поднял ее и быстро понес к дому.
Как только ноги ее оторвались от земли, у Сэнди пропало желание кусаться, брыкаться и рвать кого-то на куски. Вместо этого слезы полились потоком, и, пока Жак ее нес, она рыдала не переставая. Нет, то были не красивые «дамские» слезы, а сотрясавшие все тело рыдания. Адская смесь из унижения, боли и ярости. То была истерика, какой она раньше себе не позволяла. Сэнди оплакивала выпавшую ей долю, горе, которое она не в силах вынести. Я же не заслужила этого, билась в мозгу мысль, не заслужила. Не сделав никому ничего плохого, я почему-то должна расплачиваться. Как это несправедливо.
— Выпей вот это. — Она и не заметила, что он внес ее в дом и уложил на софу, покрытую чем-то мягким и пушистым. Жак заставил ее взять бокал, потом поднес ее руку с бокалом к губам. — Выпей это, Сэнди, до дна.
Крепкий бренди обжег словно огонь ее горло, она прыснула им в Жака и залила ему грудь. Во вторую попытку Сэнди была осторожнее и маленькими глотками выпила почти все, после чего бессильно упала на софу. Слезы еще текли из ее глаз.
— Ну, хватит плакать. Перестань. Слышишь, Сэнди? — Слов она не разобрала, но ее успокоил тон и прикосновение Жака: поставив бокал на столик, Жак взял ее руки в свои. Истерика перешла в отдельные всхлипывания, а потом Сэнди затихла, лишь время от времени вздрагивая. — Ну все, все. Довольно, кончим с этим. Теперь лежи спокойно, а я сварю кофе. Хорошо? Только не двигайся с места.
Сэнди попробовала раскрыть опухшие глаза. Она знала, что выглядит ужасно. Никогда не умела она плакать красиво, даже от счастья. Вечно у нее текло из носа, нос распухал, глаза заплывали и лицо покрывалось пятнами.
— Простите меня. Я не собиралась этого делать. Я… — слова заглушил последний всхлип.
— Извиняться должен я, а не ты. Я по глупости заговорил о вещах, обсуждать которые не имею права.
— Нет, нет. — Сэнди вглядывалась в Жака, удивляясь этому мягкому, почти ласковому тону. — Виновата я. Не знаю, с чего вдруг со мной такое… Вы сочли меня ненормальной?
— Нет. — Теперь он стоял перед ней на коленях, не выпуская ее рук из своих. — Но я думаю, что ты слишком долго несла эту боль в себе. Слишком долго.
— Я… — Глаза ее снова наполнились слезами: это сочувствие было трудно вынести.
— Кофе пойдет тебе на пользу, — сказал Жак, быстро вставая с колен.
Он стоял перед ней совершенно голый, и она невольно сосредоточила взгляд на этом сильном мужском теле. Она слабо улыбнулась, чем удивила и себя, и его, ведь лицо ее было еще залито слезами.
— Может, вы что-нибудь наденете, прежде чем нести чашки с горячим кофе?
— Разумное предложение, — улыбнулся Жак насмешливо, эта ирония относилась к нему самому, и в душе Сэнди что-то потеплело. — Бурная сцена изнасилования прошла не по сценарию, — продолжал Жак, — как правило, я не довожу женщин до слез своей наготой.
— Не сомневаюсь. — Его юмор помогал Сэнди обрести самообладание, однако в ней росло беспокойство. Какую же я устроила безобразную сцену, думала она. Чуть задрожав, она прислонилась к спинке софы и закрыла глаза.
— Тебе холодно, — произнес Жак. Потом она поняла, что он ушел куда-то, ступая почти неслышно босыми ногами по ковру, а через минуту он уже заворачивал ее во что-то мягкое и теплое. Открыть глаза и посмотреть, что это, не было сил.
— Спасибо.
— А вот теперь я сварю кофе.
Сэнди чувствовала, что он все еще стоит перед ней, и когда тишина затянулась, она открыла глаза и увидела, что он смотрит на нее со странным выражением.
— Проявить свои чувства — в этом нет ничего предосудительного. — Ты понимаешь, Сэнди?
— Да. — Теперь она страстно хотела лишь одного: чтобы он надел на себя хоть что-нибудь. Ей было известно, что у французов нет предрассудков по поводу появления на людях аи nafurel , в чем можно убедиться у них на пляжах. Но сейчас видеть его вот так оказалось для нее пыткой. А он говорит о чувствах!
— Нет, ты не понимаешь. Ты как жемчужница, спрятавшаяся в своей раковине от бурного моря жизни. Она цепляется за жемчужину, и больше ей ничего не надо.
— А если у нее отнять жемчужину? — спросила Сэнди и сама себе ответила:
— Она потеряет абсолютно все.
— Именно этого ты сейчас боишься? — задумчиво спросил Жак. — Что, открыв раковину и начав все сначала, ты все потеряешь во второй раз?
Он не понимает, подумала Сэнди, и все же как он близок к истине! Сэнди не мигая уставилась на него расширенными от удивления глазами.
— Жак, — она наконец опустила глаза, — я не могу об этом говорить сейчас, я просто не в силах.
Действительно ли он болеет душой за меня, думала Сэнди, или вся эта забота направлена на то, чтобы затащить меня в постель? Он не скрывает, кто он такой в смысле образа жизни, точнее говоря — жизни сексуальной.
Всего какой-нибудь час назад, привезя ее сюда, он сказал, что часто бывает в отлучках, иногда по несколько дней. Неважно, по каким причинам, деловым или личным, он покидает дом, главное ясно — он против постоянных отношений. Есть женщины, которых это вполне устраивает: они наслаждаются мужчиной, руководствуясь принципом «хоть день, да мой». Берут от жизни (и от мужчины) все, а расставаясь, обмениваются на прощанье объятиями и поцелуями.
Она не такая, никогда такой не была. И сейчас не может даже помыслить о том, чтобы раскрыть душу и отдаться телом какому-то мужчине. А уж если до этого дойдет, то мужчина будет принадлежать ей одной.
Жак бесшумно вышел из комнаты, а когда вернулся через несколько минут, на нем были обтягивающие черные джинсы; верхняя часть тела осталась обнаженной, ноги — босыми. И хотя снова ее сердце сладко сжалось при виде поросшей волосами мускулистой груди и широких плеч, это было легче вынести, чем полную наготу. Жак принес поднос с горячим кофе и какое-то время молча стоял перед ней — Сэнди чувствовала на себе его пристальный взгляд.
— Сколько сахара? — Он слегка прикоснулся к ней теплой рукой.
— Два кусочка, пожалуйста.
Налив и себе чашку, Жак присел рядом с ней на софу. Сэнди хотела опустить ноги на пол, но он остановил ее:
— Не двигайся, я помещусь.
Жак положил руку ей на бедро, и, хотя между его и ее плотью было одеяло, прикосновение Жака снова подействовало на нее как ожог. Сэнди не знала, чего ждать: будет ли он расспрашивать ее дальше или продолжит «сцену изнасилования». Но, сидя рядом с ней в этой красивой комнате с мягким освещением, он молча потягивал кофе, видимо занятый своими мыслями.
Сэнди раза два взглянула украдкой на его четкий профиль, всего в футе от нее, и поняла, что смотреть на него ей приятно. Все еще мокрые от купания, черные как смоль волосы покрыли лоб кольцами, а длинные ресницы и волевой подбородок, на котором уже стала проглядывать щетина, придавали его лицу чувственность.
Если бы все было иначе, думала Сэнди, если бы я познакомилась с ним много лет назад, до Айана, когда еще была способна любить и верить, что счастье возможно!
Вдруг она поняла, как опасны эти мысли, и у нее перехватило дыхание. О чем это я? Разве я имею право так думать? Когда бы я его ни встретила, он был бы все тем же: совсем не домашним человеком. Сколько же раз мне придется обжигаться, чтобы наконец поумнеть?
Сэнди резко опустила ноги на пол, сбросив его руку, и встала во весь рост, обернутая одеялом.
— Я, пожалуй, оденусь, если вы не возражаете.
— Нисколько. — Он тоже встал, и, хотя ответил холодно, в его глазах засветилась улыбка. — Вы похожи в этом одеяле на маленькую, чем-то расстроенную девочку.
— Разве? — Ей не понравилась эта улыбка, эти слова. Он не сказал бы ничего подобного Монике. Высокая красавица — женщина до кончиков ногтей, независимо от того, какую часть своего стройного тела она захочет оголить. И он это знает.
— Сэнди… — он снова привлек ее к себе, голос его стал нежным. Как и взгляд. — Ты согрелась?
— Да. — Согрелась… я горю как в огне, думала Сэнди, когда рука его заскользила под одеялом по ее телу, не спеша лаская ее. Этот огонь, казалось, проникал в самую глубь ее существа. Но я же ждала этого! — пронзила ее мысль. Я этого хотела!
— Не знаю, почему меня так тянет к тебе, — пробормотал Жак, — почему я так хочу тебя. О, Сэнди…
Он впился губами в ее рот, и в тот же миг Сэнди потеряла всякую способность соображать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18