Давайте скорее улетать и спать потом волшебным сном. И пусть нам приснится Париж и домик на берегу Сены. Особнячок такой маленький, в котором мы живем. Давайте же поедем в Париж, наконец!
Маринка была партнером в калифорнийской фирме по продаже недвижимости. У нее был американский паспорт, и она классно - именно с "тач оф класс" говорила по-американски. Она открыла филиал фирмы в Нью-Йорке, но в основном ездила в Лос-Анджелес. У новых русских особым спросом пользовались дома Лос-Анджелеса. Районы Вествуда, Санта-Моники. Теперь она хотела связать в одну упряжку Париж и, может быть, Киев через "одичавшего" Олега. С Иркой они чуть было не купили развлекательный комплекс в Воронеже, где Ирочкин знакомый обещал, что они будут ходить "пальцы веером, ногами двери открывать". Они вовремя соскочили с этой темной аферы. Даже повеселились потом, празднуя, Ирочка все репетировала "пальцы веером".
- Ты не пальцы выставляешь, а задницу! Ты вообще ее всегда выставляешь, Ирка! - Маринка позволяла себе раз в полгода напиться, и это как раз был тот случай.
- У всех своя тактика, Мариш! Я не могу выучить этот проклятый "бизнес инглиш"! Может, вообще лучше учить французский? Раз мы собираемся покупать там дом... Идем мы по бульвару Капуцинов... Блин, какие там еще улицы есть, кроме киношных?
Эта идея покупки "домика", как невинно называла особняк на берегу Сены Ирина, как-то сама собой стала главной темой.
- Я не понимаю, почему мы говорим о доме? Мы ведь все о Париже - левый берег, латинский квартал... а домики в деревне! В Париже на домик не хватит никаких средств, Ирка сумасшедшая!
- Ну чем этот особняк на Чистых прудах хуже того, на этой, как ее, набережной... Селестинов, да? Москва - центр всего. Мы центр Евразии. Москва Берлин - Пекин. Может, лучше и в Пекине что-то покупать или в пекинском Гон-Конге уже! Но очень уж хочется в Парижике... Идем мы с Владом... идем мы все втроем...
Сигаретную палатку как раз открывала одна из трех постоянных продавщиц. "О! Как я вовремя!" - обрадовалась Ирина. "Да я вас с семи утра жду!" захохотала продавщица, доедающая пирожок, выдавая Ирине две пачки "Мальборо лайтс". Ирка заглянула в палатку видео: "У вас есть "Автокатастрофа"?.. Тридцать?.. А это у вас советские?.. Вот мне еще "Балладу о солдате" дайте". Она положила кассеты в пакет. В соседней палатке продавали турецкие сумки из кожаных кусочков. "С арабами Парижа сразу ассоциируешь эти мерзкие вещи. Они приобретают все качества людей, которые их носят: бесформенные бабищи в платках, черные как смоль, мужичонки мелкие - руки всегда глубоко в карманах... Вот почему настоящий парижанин должен хорошо к ним относиться? Они своим видом портят город. Вроде в пятнадцатом районе их не очень много... А они везде, как здесь хачики... Как здесь все неуютно, все так сделано, чтобы не чувствовать себя уютно и хорошо. Там выйдешь из любого сраного дома - и сразу тебе кафе, сиди хоть весь день за кафе-крэм с журналом, чисто... Какой-то свинарник устроили, а не шашлычную, вонища..." - Ирка уже вышла на улицу из подземного перехода и шла к дому мимо шашлычной, открывшейся в ее отсутствие. Вечная проблема мусора не давала возможности придать заведениям, открывавшимся на улице, симпатичного или, как любили говорить, цивилизованного вида. В Париже даже сорить не хотелось. Ирка подумала, что у нее там какое-то детсадовское умиление. Как на утренниках. Или как когда она раскрывала эти гэдээровские книжки, из которых вставали картинки. Обычно это были сказочные дремучие леса или замки. Но они не наводили страху. От них было хорошо. И в Париже было невероятно спокойно. Маринка вообще сказала, что Париж как старая светская шлюха. "Да и вся Европа устала уже ахать и охать каждый раз, когда ей показывают фаллос. Да и не фаллос к тому же, а палец! Хотя и это не ново. И мне тоже надоело открывать Америку, придумывать велосипед и усиленно искать в себе гомосексуальные наклонности, чтобы навесить их себе на лоб! Они там очумели, в Москве!" - говорила Маринка, сидя в кафе на улице Вожирар. Эта безумная улица, которую они преодолевали пешком, как настоящие парижане, тянулась от Версальских ворот к Люксембургскому саду и выше, к Монпарнасу. По ней, в сад же, водили стадо пони - для детей. Животные вызывали грусть и жалость. Ирке хотелось броситься пони на шею, обнять, прижаться и заплакать.
Она пришла домой и заплакала-таки. От жалости к себе. "Почему он не понимает, что я хочу быть с ним? Он не чувствует моего влечения..." Ирка еще больше расплакалась, посмотрев "Балладу о солдате". "И куда делось все это в людях? Неужели люди так относились друг к другу? Он, конечно, не хочет близких отношений из-за деловых... За эти шесть месяцев столько было впечатлений! Абу-Даби и эта немыслимая ярмарка оружия. Парижский клуб "Квин". Московский "Кантри-клаб", новая квартира... Но, вообще-то, все это ерунда и не идет ни в какие сравнения с чувствами, которые были на море, в Крыму, когда мы остались одни на пляже. Владу этого не хочется. Я не виню Маринку, но если бы ее не было, мне было бы легче приучить его к себе, к тому, что я всегда есть, рядом, с ним..." Ирка разглядывала фотографии с Крыма и автоматически как-то стала вырезать из них Маринку.
Они обманули Ирину.
Каждый, конечно, по-своему объяснял этот обман. "Устроим ей сюрприз!" Влад. Они прилетели в Париж как раз в день доставки мебели в квартиру. Консьерж - молодой тип гомосексуальной внешности - педантично занимался приемом спального гарнитура, когда они подъехали к дому на улице Поль Барюэль. Ничего сногсшибательного они не купили. Правда, в магазине, где они заказывали спальню, им встретилась Марианна Вертинская и Макс Шостакович. Марианна заказала себе такую же. "Стоять они, слава богу, будут в разных странах!" засмеялась тогда Маринка, подумав, что от русских теперь никуда не деться в мире. Поставленная в комнатах, мебель смотрелась лучше. Собственно, это можно было сказать обо всем: как и на складе мебель терялась, так и в толпе человек обезличивался. За редким исключением. Надо было быть исключением.
Консьерж унес упаковочный пластик и чаевые. Маринка распаковала свой чемодан, повесив в шкаф несколько платьев для вечера - у них были пригласительные на юбилейный фестиваль в Канн. Влад обзавелся белым смокингом. Еще Маринка привезла шикарный письменный набор, приобретенный в антикварной лавке. Серебряное пресс-папье, чернильница, нож для резки бумаги - изысканные и утонченные, она оставила их в спальне из-за отсутствия письменного стола в кабинете. Хотя факс был уже подключен. Они отправились в магазин закупить "вкуснятины" к приезду Ирины. "Мы можем сегодня поужинать здесь", - предложила Маринка. Кухня была полностью оснащена, вплоть до колечек для салфеток!
Трехкомнатная квартира была оформлена на Влада и Ирину. Таким образом, они оба могли претендовать на французские документы. Конечно, Влад вложил основную часть денег. Но и между собой троими они оформили договор в присутствии адвоката, дающий им равные права на квартиру. Впрочем, в России такая "бумажка" могла ничего не значить, даже если оригинал и хранился у адвоката. Что такое адвокат, если членов Госдумы запросто - за небольшую сумму! - могли убрать...
Они накупили несметное количество еды, часть которой должны были доставить на следующий день. К приезду Ирины. Когда они легли в новую постель, Маринка была здорово поддатой. Она выдула полбутыли Мартини, пила вино, шампанское... "У тебя не болит голова от всей этой мешанины? Может, тебе лучше поспать?" сказал Влад, когда Маринка закинула на его пах свою горячую ляжку. "Самым лучшим снотворным для меня будет хороший секс вдвоем..." - она уже лежала на нем, целуя, посасывая его проколотую мочку, упираясь своим животом в его, приподнимаясь и снова опускаясь. Елозя по нему до тех пор, пока не смогла воссесть на нем, "надев" себя на его твердость с неким победоносным видом. Но тут же ей расхотелось играть роль победительницы и наездницы и хотелось, чтобы он ее любил, хоть чуточку. И в то же время, чтобы он выебал ее по-простому, но со всей силой. Она все терлась об него, пытаясь перевернуть, чтобы он был на ней, но Влад, видимо, не понимал, не чувствовал ее. "Ах, как бы нам Ирочка сейчас помогла..." - сказал он. Маринка обмякла и легла на него, отвернувшись, уперевшись взглядом в письменные принадлежности, поблескивающие рядом, на тумбочке у постели. "Завтра будет лучше. Завтра..." Она не дала договорить ему, схватив серебряный нож и не глядя ткнув им куда-то в его тело. И завопив от ужаса, стала наносить без разбору удары по Владу. Он не успел отвернуться, и нож вонзился ему в горло, он только прохрипел: "Сука... квартира... из-за... квартиры..." Маринка, как безумная, еще несколько раз ударила его ножом, он не сопротивлялся уже, и она стала выть: "Ты ничего не понял... ты не понял! Мне ты, ты был нужен, мне, мне, мне, я с тобой, вместе..." У нее в голове творился хаос из картинок с Шэрон Стоун, зимнего загорода, когда они с Владом упали в снег и лежали долго, из каких-то колющих предметов в антикварной лавке, из скул Влада, которые она целовала и потом щекотала ресницами, близко-близко прижавшись к нему лицом. Она провела руками в крови по лицу и по всему своему телу: "Ты не понял..."
Ирке не обменяли ее билет. Она плюнула и потратила семьсот долларов на первый же самолет в Париж. "Я там все приготовлю к приезду Влада. Может быть, Маринка появится только в конце недели..." - думала она, сидя в салоне бизнес-класса, попивая шампанское. По телефону секретарша Маринки сказала, что та уехала на несколько дней в Киев.
Она открывала дверь в квартиру на улице Поль Барюэль, как неправильно она произносила. В полосатом а-ля гулаговском, по словам Влада, костюмчике. "Может, мы сможем побыть здесь вдвоем с ним. В нашей квартире..."
В прихожей горел свет, и в конце коридора стояла голая, кроваво-полосатая Маринка.
1997 г.
НАШИ МУРКИ
Речь держала баба,
Звали ее Мурка,
Хитрая и смелая была,
Даже злые урки,
И те боялись Мурки,
Воровскую жизнь она вела...
Долгое время в хит-парадах страны на первом месте стояла песня певицы "всех времен и одного народа" (А.Б. Пугачева) "Настоящий полковник". Таким образом отдавалось предпочтение мужчинам в погонах. Удивительно, но очень по-русски - сначала "распяли" (армию), а потом сожалеют и мечтают. Можно даже сказать - истинно по-христиански! Продолжая логическое рассуждение, следует, что опрашиваемые отождествляют себя с образом женщины, сыгранной (?) А. Пугачевой в клипе к песне, то есть с провинциальной буфетчицей.
Да, самый популярный тип женщин у нас - мать-бандерша! Это Пугачева и Лариса Долина, конечно же, Татьяна Маркова и Ирина Аллегрова. Почти Люба Успенская, а лет через пять, когда будут кило на десять потяжелее, - Вика Цыганова и Маша Распутина. Удивительно однообразные, все они принадлежат к типу мясистых крашеных одесситок лет сорока (даже если им много меньше!), мелкобуржуазных мещанок. Наконец-то дорвавшихся до "возможностей" и напяливающих на себя все возможное и нет для постоянного подтверждения своего "Я", для фиксации своего присутствия в мире за счет несметного количества блестящей мишуры-бижутерии, декольте и бюстьеров, неохватных лях в лайкре. Ту же Эдиту Пьеху, участницу балов мэра Санкт-Петербурга, нельзя поместить в эту группу: она скорее подходит к типу сумасшедших, впавших в детство, старушек: мини-платьица, курчашечки, широко раскрытые, якобы в удивлении на непознанный еще мир, глаза и т.д.
Лет пятнадцать назад А. Пугачева в роли "юродивой", "страдающего художника" не очень выдавала в себе этот тип. Как и Л. Долина, когда была просто невыразимо толстой, но оригинальной (для СССР) джаз-певицей с широким диапазоном голоса. Теперь же все они похудели (насколько это вообще возможно для такого типа женщин), приняли, по их мнению, цивилизованный вид... и стали наконец-то тем, кем и являются на самом деле. Торговки рыбой с Привоза. Им не хватает только золотых фикс, а так Одесса-мама в своем "лучшем" проявлении. (Тем более что и Долина, и Аллегрова из Одессы таки!) С Одессой мы повязаны по рукам и ногам! Вся страна "от Москвы до самых до окраин" питается исключительно одесским юмором (Жванецкий). Это как если бы Америка смеялась только над шутками из Бронкса или Бруклина!
Наши "дивы" - это все орущие певицы. Берущие глоткой, так сказать. Песни их так и построены - пропеть куплет и проорать припев раза три. А коду - с модуляцией, чтобы пошире пасть раскрыть, то есть принять эту позу повелевающей, орущей бандерши. Можно их сравнить с Мэй Вест, в ухудшенном варианте. В чем-то с Долли Партон и даже с этими специфически американскими негритятками, "биг мама". Эдакие мамы-патронши - в перьях, крашеные, ну и орущие! Насилующие неоперившегося молодого человека. С такими, кстати, юноши сами любят терять невинность. Такие не ляпнут: "Чего это у тебя не стоит?!" Наоборот, погладят по головке и по ... успокоив. А самим им часто нравятся юноши типа пассивных гомосексуалов.
Их песни, несмотря на всю внешнюю агрессию, напичканы набором дешевой, "буфетной" романтики, до вульгарности и пошлости примитивны и наивны. В них всегда задействован местный климат - "Снегопад", холодный, как "Айсберг", "Озеро" надежды, желтые листья и дожди сыпятся градом. Символы декаданса грубо смешаны с современной лексикой. Музыка к их песням наперед известна. Все эти мелодии может продолжить любой советский человек, так как они "знакомы" ему с детства по подворотням. В кавычках только потому, что, даже если и не знакомы, их легко угадать, предвидеть, "услышать". И они, наши "дивы", широко разевают свои пасти, зажав в руках фаллосы-микрофоны, с таким видом, будто поют "Реквием". На самом деле в большинстве случаев они даже не поют, потому что используют фонограмму! То есть обманывают зрителя!!!
Как действует такой тип женщины, постоянно мелькающий на экране ТВ, на мужчину? Сначала, видимо, восторгает - вот это баба, думает он. И главное, своя в доску, хоть и на сцене! Вон, посадила к себе на ляху лейтенанта, а?! (И. Аллегрова). С другой стороны, если вспомнить вид наших мужчин, так сказать среднестатистических обывателей с авоськами или картонными дипломатами, задохликов в сандалиях образца пятидесятых годов, то такая "баба" не может не пугать. Мужичонка должен ощущать себя подавленно, импотентно, желая убежать от греха подальше, пока она его не задавила в своих "патронских" объятиях. Такие женщины всегда амазонки, всегда наверху. Управляют, погоняют, говорят, что и как делать. Вполне возможно, что и сами они устают от такой роли. Но гены, натура сильнее! Тетки, иначе их и не назовешь! Гауляйтерши! Интересно, что управляют они не исключительно еврейской диаспорой. Их очень любят самые что ни на есть русские тетки. Видимо, из восторга перед их наглостью: "Гляди-ка, моего почти возраста, крашеная, коротышка, жопа на метр от земли, а вон чего делает!" Потому что русская тетка может позволить себе такое поведение разве что в очереди. К такой мужчина не придет с возгласом вожделения: "Мария, дай!" (В. Маяковский) Эти Марии-Мурки сами берут!
Да, Мурки - именно о них поется в блатной песенке про "бабу", то есть уже ни про девушку, ни про женщину - общественные люди. Полон дом их гостей, яств и питья. Проходной двор, короче, с вечно трезвонящим телефоном (из книги И. Резника о Пугачевой). И так и должно быть у таких типов. Бесконечные компании дают им возможность экстравертировать свою "власть". В одиночестве они почти не находятся. Потому что наедине с самой собой такой быть невозможно. У Пугачевой, пишет Резник в книге, сложная натура. Может, эта "сложность" за-ключается в том, что ей иногда стыдно, потому что существует зафиксированный на кинопленке образ "женщины, которая поет". Двадцать лет, конечно, срок немалый. Но вот Барбара Стрейзанд из двадцатилетней давности "Смешной девчонки" стала взрослой женщиной, поющей сложные песни. Наша "бунтующая" Алла "устала" и стала престарелым клоуном. Даже не верится, что она еще пела сонеты Шекспира, Цветаеву! И получается, что бунт был направлен исключительно на приобретение неких материальных ценностей, а так как они добыты, то чего же бунтовать?! Ирина Аллегрова помимо матери-бандерши, Мурки, исполняет роль спасительницы, и не кого-нибудь, а Христа! Распутина и Цыганова записали себя в матери всего Отечества и Казачества заодно. Татьяна Маркова сама себе мать и режиссер! И песни сочиняет, и костюмы шьет, и себя же продюсирует. Успенская ни во что не ставит заслуги того же И. Резника, писавшего для ее "хитов" тексты: "Да я ему рассказала все, о чем хочу спеть, так что ему надо было просто срифмовать!" (из телепередачи "Акулы пера"). В этом, кстати, невольном и наивном признании таится наверняка одна из причин сегодняшней деградации репертуара российских "див".
Неограниченные возможности и снятие так называемой цензуры обнажили истинное лицо - то, на что действительно способны, то, к чему воистину стремятся.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30