.. в общем, ясно?
- Так где же эта чертова шпага? - вдруг взорвался Яков.
- А что ты орешь на меня? - взвился Павлик. Этого уж я совсем не ожидал. - Лысый!
- Где лысый? Где лысый! - завопил Яков, наклоняя голову.
- Брек, - сказал я. - Шпага есть. По крайней мере, Павлик ее видел.
- Видел один раз, даже в руках держал.
- Ничего себе, - усомнился Яков. - Один раз видел и такую копию сделал?
- Я в детстве рисовал. Очень неплохо. Вообще, я талантливый, я все могу.
- Ну раз уж ты такой, помоги нам. Я чувствую, что нам не хватает малого. Одного звена, - сказал Яков. - Что меня настораживает: я за эти дни столько людей перебрал - и никаких следов шпаги. Профессор действительно хотел передать ее в музей, в дар государству?
- Скорее удавится. Это они с маман что-то крутят. На старости лет. Я тут кусок их разговора услышал: они меня не стесняются, за дурачка считают, так что при мне доругивались. Я, конечно, ничего не понял, но одну фразу запомнил... сказать?
- Какую же?
- Маман в позу стала, руки заломила и изрекла: "Николя, не вздумайте хитрить. Имейте в виду, что у вас есть определенные обязанности по отношению ко мне. Я не прощу обмана. Если пожалеете половину, потеряете все..."
- Ну и что это значит?
- Откуда я знаю? Что угодно может значить. Только я почему запомнил: пан профессор позеленел после этих слов.
"А ведь Пашка что-то знает, - подумал я. - Или догадывается".
- Ладно, - сказал Яков. - Дуй домой, приберись как следует (Сережка мне говорил, какой у тебя беспорядок - ужас! - не стыдно?) и езжай за Леной. Она ведь думает, что ты украл шпагу.
- А... этот?
- Этот - наша забота. Вы теперь с ним только на очной ставке встретитесь. Пока!
"Фон Хольтиц выбрался из России. Смертельно усталый, больной, он стоял в парадной зале замка, низко опустив поседевшую голову, и основатель рода, как живой, с брезгливой ненавистью смотрел на него с качавшегося от сквозняка портрета, положив левую руку на эфес шпаги, утраченной безвозвратно, утерянной навсегда.
Гнев отца, престарелого фон Хольтица, описанию не поддается, а последствия его сыграли роковую роль в судьбах его наследников и потомков, вплоть до наших дней.
- Подними голову, несчастный сын мой, - тихо и твердо говорил он. На нашем родовом гербе семь шлемов, это семь поколений воинов-победителей, предпочитавших смерть бесчестью; ты знаешь его цвета: золотой, червленый и лазурный - это знатность и богатство, храбрость и великодушие... Я велю обвить гербовый щит черной лентой, олицетворяющей непроходящую печаль. Мне жаль тебя, но еще больше жаль нашу славу.
Юный фон Хольтиц, похожий на старика, прожившего долгую и трудную жизнь, сделал шаг вперед и протянул к отцу дрожащие руки:
- Отец, я вернулся домой...
- Остановись! У тебя больше нет дома. Ты можешь вернуться в замок только со шпагой в руке. И тогда я обниму тебя на пороге. Ступай.
В ту ночь Иоахим фон Хольтиц написал завещание и скончался в кресле, напротив портрета, перед пустой каминной полкой.
Волей покойного старый замок, и земли, и все достояние рода мог унаследовать лишь тот, кто вернет под родимый кров священную реликвию когда бы и как это ни случилось...
В ту же ночь на голой земле, под древним буком, свидетелем давних времен и событий, глядя на мрачные окна-бойницы, где лишь изредка мелькал кровавый свет, умирал и прямой наследник покойного - юный и постаревший гусар фон Хольтиц. Он умирал с открытыми глазами, потому что лишь смеживал тяжелые веки, как вставали перед ним страшные видения: в зареве пожарищ гневные опаленные лица, разинутые в яростном крике рты, зимняя дорога, усеянная замерзшими трупами, кровь и пепел. Он чувствовал тяжесть проклятий из глубины веков, над ним витали грозные призраки древнего рода, и, уронив голову на грудь, он сам превратился в призрак, в еще одно туманное привидение старого замка над рекой...
С той несчастной поры словно черный рок неумолимо преследовал род Хольтиц, словно не стало незримой силы, охранявшей его славу и могущество.
В замок дважды ударяла молния, и он выгорал до серых камней, из которых были сложены его стены. Дважды случалось наводнение, и он был затоплен, и из мрачных подвалов выносило бурной водой полуистлевшие кости. Болезни и банкротства, несчастные случаи на охоте и обдуманные преступления - все обрушилось как божья кара, как жестокая воля провидения на потомков Иоахима фон Хольтица.
Поэтому никто из его прямых и непрямых наследников не оставлял надежды и попыток прервать этот поток несчастий, вернув на место священную шпагу, а вместе с ней - славу и богатство, спокойствие и счастье.
Один из них, наиболее решительный и обремененный долгами (история не сохранила, к сожалению, его имени), даже вступил в польский легион и участвовал в Крымской (Восточной) кампании 1853 - 1856 годов, чтобы на правах завоевателя пошарить по стране, отыскать утраченную шпагу.
Двое других рвались в Россию, когда загремела первая мировая война, но также не добились успеха. Да и мыслимо ли в бескрайних просторах огромной и непонятной страны разыскать потомков какого-то Pachomky из деревушки с таким трудным русским названием, что оно, передаваясь из поколения в поколение, изменилось до неузнаваемости?
Но игра стоила свеч. И вот в июне 1941 года барон фон Трахтенберг, искусствовед, представитель одной из боковых ветвей рода фон Хольтиц, облаченный в черный мундир, используя старые связи, добивается назначения в специальное подразделение СС, которому поручено на оккупированной территории "брать под свою охрану" музеи и частные коллекции.
Имея широкие полномочия, применяя "особые методы допроса", энергичный барон наконец напал на след. След был хороший, четкий, но вел... в Москву. Можно представить, с каким нетерпением ждал господин Трахтенберг ее падения.
Не дождался.
Но надо сказать, что ему все-таки повезло - домой воротился. Правда, теперь ему дорога в Москву была заказана навсегда. И все, что узнал, барон фон Трахтенберг под великим секретом, когда пришла тому пора, сообщил своему сыну, уповая на его фамильные качества - настойчивость, беспринципность и изворотливость.
Господин Трахтенберг-младший был достойный представитель нынешнего поколения древнего рода. И хотя родился он не так, как было принято у фон Хольтицев - со шпагой на бедре, а со счетами в руках и кучей закладных в ящиках бюро, настроен он был весьма воинственно. Впрочем, ничего другого ему и не оставалось. Фирма газонокосилок, в которой терпеливый господин Трахтенберг начинал простым коммивояжером и добрался до поста одного из ее руководителей, жестоко прогорала. Все возможные меры только продлили бы ее агонию. Нужны были действия решительные, нужен был капитал.
И ведь он был! Громадное, нетронутое наследство мертво лежало в четырех или пяти швейцарских банках. Да и сам родовой замок, если его подновить и реставрировать, превратить в музей, мог бы давать весьма солидный доход. А со временем господин Трахтенберг мог бы водвориться в нем законным владельцем и провести остаток лет своих в беззаботной неге довольства, уверенности, не отказывая себе ни в чем...
И все это, возможно, так и осталось бы несбыточными мечтами, если бы накануне описываемых нами событий господин Трахтенберг не получил бы из самого достоверного источника именно те сведения, которых недоставало для установления точного местонахождения вожделенной шпаги.
Господин Трахтенберг собрался в Москву. Обстоятельства благоприятствовали ему, он счел это добрым предзнаменованием. Над старым замком загоралась новая заря. Заря надежд, исполнения желаний, волшебная заря благоденствия.
"Мальбрук в поход собрался..." - весело и ехидно пропела вслед господину Трахтенбергу его младшая дочь, провожавшая отца в аэропорт..."
Глава 5
- Что у тебя нового? - спросил я у Яшки. Он, худо-бедно, прошелся за это время по коллекционерам, и мне тоже было бы полезно знать результаты.
- Кое-что есть. Ох Сережка, кого я только не насмотрелся в этой публике! Но один мне попался - уникум, редкий зверь. Шофер, большого начальника возит, культурный - аж жуть! Я, говорит, книжки коллекционирую. Так и сказал - книжки! У меня, говорит, уже все книжки есть, представляешь? Все! Не как-нибудь, а все! Только, говорит, "Ремаркеса" еще не достал. Но найду. И найдет! Вот кончится наш конкур, и спокойным вечерком, сидя у камина, я расскажу тебе подробнее...
- Да, да, - перебил я. - Вечерком, у камина. По делу ты что-нибудь выбрал?
- Ну, говорю же, кое-что есть, а ты перебиваешь. Некоторых "коллекционеров" я на заметку взял. Даже фотографиями их запасся. Теперь, если профессор Пахомов пожелает, он может, я думаю, опознать тех двоих, что приходили якобы от музея. Они же, вернее всего, и шарили в его квартире. Но, мне сдается, он не пожелает.
- Почему?
- Профессор Пахомов часто выезжает за рубеж. Михалыч нам правильно посоветовал его командировками поинтересоваться. С этого нам, дуракам, начинать надо было. Сейчас бы мы гораздо дальше ушли, уже конец бы видели.
- Что-нибудь удалось выяснить?
- Удалось. У профессора были какие-то сложности с неучтенной валютой. Его пожурили и простили: человек заслуженный, пожилой, с именем. А в последней поездке он вел себя несколько странно. По словам одного из коллег, его просто лихорадило, он имел там несколько частных встреч, его видели в обществе главы какой-то фирмы газонокосилок. "Кюхель и сыновья", кажется.
- Отлично! Ты газеты читаешь?..
- Погоди ты с газетами, не перебивай. Я что думаю: не разыграл ли нас уважаемый профессор? Не договорился ли он получить за свою шпагу зелененькими, если она кому-то очень нужна там? - Он махнул рукой в ту сторону, где садится солнце.
- Легенда неплохая, - нетерпеливо согласился я. - Шпага похищена давно, в милицию он заявлял, на Павлика они подозрение бросили. Если что и сорвется - я не я и сабля не моя?
- Вот то-то! А ты - газеты! Читаю, да не каждый день.
- Плохо, Яков. В городе сейчас выставка проходит, а ты не знаешь об этом.
- Какая еще выставка? Ты что? Может, еще в кинишко сбегаем? Или у нашей Люськи билетики на премьеру возьмем? Она рада будет - давно по тебе сохнет. Спорим, что у вас места рядом окажутся?
- Яша! Выставка сельскохозяйственных машин, международная, девятнадцать стран - наших и ненаших! Дошло?
- А косилки? Это сельское хозяйство?
- Тебе виднее, - усмехнулся я. - "Вжик, вжик! По росе, по косе!"
- Глаз с него не спускать! Ну, профессор кислых щей!
- Яша, у меня тоже новость.
- Что такое? Неужели звонил?
- Да, пан Годлевский ждет меня и кошечку сегодня вечером, надеется обрадовать.
- Так, с вами со скуки не подохнешь, сказал бы Егор Михайлович, скорее уж от смеха. Ну и добро - прихлопнем их там, место удобное.
- В контору я один пойду.
- Ты-то вообще никуда не пойдешь.
- Это еще почему?
- А если Полупьян успел их предупредить? Понимаешь, они могли вначале попытаться вручить тебе подделку, уж, наверное, давно разобрались - иначе не валялась бы она до сих пор на Мишкиной даче. Потом все сорвалось, и решили накрыть тебя с золотишком. Но это все не самое страшное. Не смертельное, во всяком случае. Ты бы ведь не стал жаловаться в милицию, что у тебя отобрали золото. А вот если Мишка успел им звякнуть, если они тебя засветили...
- Они давно бы смылись. И другое, а если настоящая шпага все-таки тоже у них? А не у профессора? И они хотят продать ее мне? Дядя Степа намекал, что если я очень заинтересован, то лучше всего брать с собой всю кубышку.
- Это может означать и кое-что похуже.
- Может, - я улыбнулся. - Но ты же не оставишь меня в беде, Яша? Ты ведь мобилизуешь все лучшие силы, да?
Дядя Степа был один, и у меня немного отлегло от души. Он так же, как и в первый раз, очень радушно принял меня, снова предложил выпить, положил на стол раскрытую коробку "Мальборо".
- По-моему, князь, я выполнил вашу просьбу безупречно. Могу предложить в качестве довеска к казацкой шашке прелестную и очень редкую вещь. О такой вы не могли и мечтать. Допускаю, что она могла вам сниться... В радужных снах юности, когда все прекрасное кажется достижимым. Боже, как давно это было!
- Что это за вещь? Я не коллекционирую спичечные этикетки и бачки от унитазов. Я вообще не собиратель, пан Стефан, и могу ошибиться.
- Вы будете рыдать от восторга, или я никогда не умел отличить человека со вкусом. Боюсь только разорить вас, князь. Как только вы увидите ее, вы твердой рукой пересыплете весь свой золотой запас в мои погреба, а если понадобится, то побежите закладывать имение, потому что отказаться вы будете не в силах. - Он резко сменил тон. - Кружочки у вас с собой? Прекрасно. - Годлевский протянул мне пачку с сигаретами. - Курите, князь. И покончим с формальностями. Нет возражений?
- Хотелось бы видеть вещь. То есть, я хочу сказать, это обязательно.
- А вы не передергиваете, князь? Вы, часом, не из охранки? Нет? Вы уверены?
Он уже явно издевался. Он играл со мной как кошка с полузадушенным мышонком. И это доставляло ему огромное наслаждение. Мне оставалось только подыгрывать, возможно естественнее.
- За такие вопросы в старое доброе время, пан Стефан, пробивали головы подсвечниками. Но оставим это. Меня больше интересует предстоящая церемония осмотра товара. Он здесь? И как мы будем в случае, если придем к соглашению, осуществлять обмен нашими ценностями?
- Блефуете, князь. - Он улыбался так, будто его после трехлетнего вынужденного воздержания поставили перед дверью в гарем. - Мы пригласим посредника, и он поможет нам уладить все вопросы ко взаимному удовлетворению...
В руке у дяди Степы появился громадный армейский "смит-вессон" конца прошлого века.
Я смотрел ему в глаза, чтобы уловить момент и броситься перед выстрелом на пол.
- Доставайте, князь, что там у вас в портфеле. Быстро и аккуратно. От этого будет зависеть очень многое. В том числе и ваша судьба, которая, впрочем, меня совсем не волнует.
Он, видимо, подал незаметный для меня сигнал, потому что у меня за спиной открылась дверь. Дядя Степа улыбался, но улыбка его становилась все глупее и глупее. Из уголка рта показалась слюна, тяжелая капля побежала по подбородку и упала на стол.
- Не двигаться, - услышал я знакомый голос.
- Мне тоже? - спросил я, не оборачиваясь, потому что ствол револьвера (калибр одиннадцать с лишним миллиметров) все еще смотрел мне в грудь.
- Оружие на стол!
Тяжелый стук железа по дереву. Я перегнулся через стол и взял револьвер. Рукоятка его была мокрая от пота.
Дядя Степа уронил голову на стол и зарыдал:
- Ах, вы... Вы...
- Ладно, - сказал Яков, - потом доскажете, на месте. Поехали, Степа.
Мы вышли на улицу. Сейчас же подъехали две машины. В задней, между двумя нашими ребятами, сидел Бурый.
- В каждом кармане по пушке держал, гад, - кивнул Яков в его сторону. - Знаешь, как красиво брали! Жаль, что не мы... Но все обошлось, да? А шпаги-то опять нет? Нигде ее нет...
Допрашивать задержанных мы пока не стали. Пусть подумают. Впрочем, Бурого, который проходил по делам более серьезным, у нас сразу забрали, но нам все равно предстояло работать вместе, особенно по связям Бурого и Годлевского. И к этому тоже надо было подготовиться.
А пока мы поехали посмотреть выставку сельхозмашин. Главу фирмы газонокосилок мы так и не увидели. Зато вдоволь налюбовались образцами ее продукции. Это был какой-то кошмар: радиоуправляемая и программная косилка в виде миниатюрной модели комбайна с крохотным краснощеким фермером-манекеном в широкополой шляпе и джинсах, который, улыбаясь, пыхтел трубочкой и пускал клубы дыма; косилка для бойскаутов - что-то вроде тачанки с пулеметом: треск, дым - и сзади валится подкошенная трава, как срезанные очередью индейцы; громадный русский мужик в полосатых портках и лаптях, с бородой до пояса размеренно махал настоящей косой, и из его заплатанного брюха какой-то поп- или рок-ансамбль ревел то ли "Калинку", то ли "Дубинку"; и всякие тому подобные устройства для дураков и снобов.
- Барахло, - сказал Яков. - Игрушки привез этот самый Кюхель с сыновьями. Кому он понадобился?
Выставка работала последний день. Мы узнали, что главу фирмы зовут Трахтенберг и что сыновей у него нет, есть дочки, а название фирмы условное. А главное - что он не собирается проследить за упаковкой и отправкой экспонатов и сегодня вечером отбывает в Москву, а оттуда - на родину.
- К профессору, - скомандовал Яков.
Профессора мы не застали дома.
- К "графине"!
Стеша встретила нас как родных. И сразу поделилась новостями:
- К самой-то иностранец приезжал. Правда, на нашем такси, но с подарками! Цветов привез, свертков всяких. А сам-то - хиленький, рыжеватенький и конопатый. Но и ухоженный, в духах, я его в лифте поднимала - надышалась!
- А увез что?
- Немного увез, хорошо помню. В одной руке зонтик держал, а в другой - сверток.
1 2 3 4 5 6 7 8 9