— Не пора ли тебе рассказать мне что-нибудь про своего отца? — поинтересовалась она.— С чего начать? — Его натянутый тон не обнадеживал.— Не могу же я играть свою роль, не получив хоть какой-то информации. Ты сказал, что он умирает…— Больное сердце, — вяло ответил Франко. — Он прикован к инвалидному креслу.Полетт равнодушно спросила:— И ничего нельзя поделать?— Последняя операция не удалась. Но сил на следующую у него не хватит.Полетт нервно сглотнула.— А жена его жива?Неожиданно Франко рассмеялся, но смех его прозвучал довольно саркастично.— Еще как! Бонни значительно моложе моего отца. — Его красивые губы на секунду плотно сжались. — Она у него четвертая.— Четвертая жена? — не удержалась Полетт от удивления. — А у тебя есть братья и сестры?— Сестра, гораздо старше меня, родилась от первого брака. Был брат, но он разбился на спортивном самолете в Италии, три года назад, — вяло отозвался Франко.— Извини.— Ничего. Он тоже был старше меня, я едва знал его.Полетт молчала, а Франко продолжил.— Сестра, Лоредана, живет с отцом. Она так и не вышла замуж. Они поселились на крошечном коралловом островке недалеко от Барбадоса.— Где ты родился?— Родился в Испании, в Сарагосе. А после смерти матери, итальянки, меня послали учиться в Италию.— Почему так далеко?— Я не любил свою мачеху, равно как и она меня, — сухо сказал Франко.Возле их стола остановилась высокая, худая как щепка брюнетка с огромными черными глазами и страстными чувственными губами. Не обращая внимания на Полетт, она что-то сказала Франко по-итальянски. Его ответ, что бы он ни содержал, явно не пришелся женщине по вкусу. Лицо ее пошло красными пятнами, глаза раскрылись еще шире. Она окинула Полетт уничтожающим, ненавидящим взглядом, но ее темные глаза были полны отчаяния; затем она гордо вздернула подбородок и вернулась к соседнему столику.— Кто она такая? — не удержалась от вопроса Полетт.— Она не из тех, с кем тебе следует знаться, — уклонился от ответа Франко.Молодая женщина ощущала на своем лице обжигающий взгляд брюнетки. Пытаясь избавиться от неприятного чувства, она обратила все свое внимание на стоящее перед ней блюдо.На обратном пути в машине Полетт чувствовала себя весьма неуютно.— Что это была за женщина? — снова спросила она, когда они вернулись в квартиру. К своему удивлению, Полетт обнаружила, что не может думать ни о чем другом.— Ревнуешь, сага? — Франко окинул ее насмешливым взглядом.— Ревную? Ты что, с ума сошел? — задохнулась Полетт от возмущения. Она решила скрыться в отведенной ей комнате, но Франко обхватил руками ее узкие плечи.— Это ты с ума сошла, — пробормотал он глухо. — Ни одной женщины прежде не хотел я так, как хочу тебя. Нужно было похитить тебя шесть лет назад…— П-прекрати, Франко, — попыталась увернуться Полетт.Но он опустил руки ей на талию, привлек к себе и, покрывая ее губы жадными поцелуями, опрокинул на залитую лунным светом постель.— Я не хочу, Франко! — запротестовала она сдавленным голосом. — Перестань.Но он уже распустил галстук, сорвал с плеч пиджак, опустился рядом с нею и, прежде чем Полетт успела отодвинуться на другую половину широкой кровати, пригвоздил ее руки к постели.— Что в нем было такого, чего нет у меня? Что уж мог он дать тебе такого, чего не могу дать я?Полетт глядела на Франко, ошеломленная силой кипевшего в нем отчаяния. Он не мог простить ей брака с Армандом.— С ним было все иначе. Тебе не понять.— Так объясни, черт побери, чтобы я понял! — швырнул в ответ Франко. — Или он желал тебя сильнее, чем я?Слезы отчаяния едва не брызнули из глаз Полетт. Она отвернулась, пытаясь избежать его требовательного взгляда.— Франко…— Я хочу знать, — требовательно произнес он, потянув ее обратно, чтобы снова заглянуть в глаза. — Расскажи мне, что в нем было такого особого?— Я не хочу об этом разговаривать! — На глазах у Полетт выступили слезы.— А я хочу. Я предложил тебе все, что у меня есть, а ты ушла… Притом, что хотела ты именно меня.— Нет!— Si… — прорычал в ответ Франко.— Минутное желание — это не главное! — крикнула Полетт.— Но без этого ничего не бывает, — заявил Франко с обезоруживающей простотой.И реальность этого факта, словно нож, резанула по сердцу женщины. Мучительное рыдание вырвалось из ее груди. Пять лет замужества прошли впустую.— Не плачь… — Франко неловко провел указательным пальцем по мокрой от слез щеке Полетт, и она почувствовала согревающее тепло, идущее от его руки.Сознание того, что она не в силах противостоять порывам своего тела, терзало Полетт. Ты — дочь своей похотливой матери, Твердил ей внутренний голос, всякий раз вызывая чувство стыда. Франко стал гладить ее по голове, и она не выдержала и прижалась щекой к его груди, ощущая жар его тела под тонким батистом сорочки.— Maledizione! Проклятье! (итал.).
— глухо пробормотал Франко, опуская ее податливое тело на постель. — Рядом с тобою я просто не в состоянии сдерживать себя — словно подросток!Он буквально дрожал от возбуждения. И чего это вдруг она столь доверительно прижалась к нему? Впрочем, не все ли равно? Полетт вдруг стало удивительно хорошо.— Ты моя… ты всегда будешь моей, — прошептал Франко хрипло.Но вдруг рука его соскользнула с ее трепещущего тела, поскольку со стороны холла послышался противно дребезжащий звук. Франко поднял голову и зло выругался по-итальянски. Секундою позже он поднялся с кровати. Вспыхнул свет.Прошло несколько секунд, прежде чем Полетт услышала, как Франко что-то быстро говорит по-итальянски. Наконец он с силой швырнул трубку на рычаг, и где-то в глубине квартиры хлопнула дверь…Полетт с трудом возвращалась к реальности. Господи, что случилось? Может, он получил плохие известия о своем отце? Полетт вскочила с кровати. Ей вдруг захотелось побежать за ним, предложить свое участие, — и в тот же момент, когда она обнаружила в себе эту потребность, она остановилась и снова рухнула на кровать.Боже мой, что же с нею происходит? Что творится в ее голове? Шесть лет она твердила себе, что ненавидит этого человека, — и всего секунду назад испытала настоятельнейшую потребность броситься к нему, облегчить его боль, насколько это в ее силах. Она со страхом пыталась разобраться в своих чувствах.События последних двух дней ошеломили Полетт. Она вдруг застыдилась того, что не смогла противостоять домогательствам Франко. Впрочем, неудивительно, решила Полетт, что ее чувства пришли в такое смятение. Ведь она до сих пор не знала того, с чем большинство женщин знакомится еще в ранней юности. Желание — это не любовь, но, может быть, присущий ей пуританский нрав заставляет ее вести себя так, словно это одно и то же?Полетт не помнила, сколько пролежала так, пока, подняв взгляд, не обнаружила, что Франко стоит в дверном проеме. Немой и неподвижный, словно статуя.Испуганная его агрессивным взглядом, она тяжело вздохнула.— Что случилось?— Почему ты не сообщила мне, что твой отец попал в больницу? — зло произнес Франко.— Откуда ты узнал? — широко раскрыв глаза, спросила Полетт.— Мой помощник Протос пытался с ним сегодня связаться. Он поставил меня в известность о случившемся, и я только что поговорил с доктором Марплом.Полетт побледнела как мел.— Почему ты мне не сообщила об этом? — сурово повторил Франко. — Почему не сказала, что у него депрессия?Напуганная его суровым тоном, Полетт неуверенно поднялась с кровати.— Я думала…— О чем ты думала? Что для меня это не имеет значения? — Гнев Франко, казалось, был столь велик, что он с трудом выговаривал слова. — Выходит, ты считаешь, я способен довести человека до самоубийства?Полетт вздрогнула.— Я просто решила, ты сочтешь… что это не имеет отношения к делу.— Не имеет отношения! — передразнил ее Франко.— Папа очень переживает, что так подвел тебя, — услышала она свое слабое возражение.Он смотрел на нее так, будто видел впервые. И было совершенно ясно, что ему не нравится то, что он видит.— Прошлой ночью ты даже не пыталась рассказать мне, что твой отец так страдает… ты даже не намекнула, что он способен на… самоубийство.— Я не думала, что для тебя это столь важно.Побледнев, Франко отвернулся, руки его сжались в кулаки.— Кажется, мне никогда прежде так не хотелось ударить человека, как сейчас, — гневно бросил он. — Неужели ты считаешь меня столь бесчувственным? И подумать только, я чуть не стал заниматься с тобою любовью! Да что уж такого подлого я совершил, чтобы относиться ко мне подобным образом?Охваченная внезапным стыдом, Полетт потупила взгляд.— Я… я…— Если бы я знал, в каком состоянии находится твой отец, я бы сделал все, что в моих силах, чтобы облегчить его страдания. Все, что в моих силах, — угрюмо произнес Франко. — Или ты считаешь, что мои чувства к тебе превышают цену человеческой жизни?— Нет, я не… — бормотала в смятении Полетт. И когда только она решила, что Франко являет собою само воплощение порочности? Когда и по какому поводу она сочла, что он лишен даже малейшей доли человечности? Господи, отчего же она так обманывала себя? Ибо она обманывала себя — и теперь видела это совершенно ясно. Вероятно, ей казалось легче чернить Франко и винить его во всех смертных грехах, чем взглянуть на меру собственной вины. И что хуже всего — не делала ли она этого нарочно, вместо того чтобы прийти к согласию с теми чувствами, которые вызывал в ней Франко?— Ты же говорил, что в делах не бывает сантиментов, — отчаянно пыталась она защитить себя. — Ты же говорил, что мой отец интересует тебя лишь с точки зрения взаимоотношения цели и средств и что тебе неприятно обсуждать эту тему.Услышав собственные жестокие слова, Франко вздрогнул, как от удара хлыстом.— Я понятия не имел, что у твоего отца депрессия, и даже не подозревал ни о разводе твоих родителей, ни о смерти твоей матери, — проворчал он уже не столь агрессивно.Полетт чувствовала себя ужасно виноватой. Абсолютно ясно, что прошлой ночью в «Ред Холле» ей следовало немедленно сообщить Франко о том, что случилось с отцом. Но ее разум был настолько затуманен созданным ею же самой образом Франко-садиста, что она предпочла промолчать.— Да, ты прав, мне нужно было рассказать тебе обо всем, — услышала Полетт собственный шепот.Франко сделал вид, что не расслышал ее слов.— Завтра же встречусь с твоим отцом и успокою его. Не хочу, чтобы его депрессия лежала на моей совести, — заявил он, окатив Полетт полным осуждения взглядом. — И в довершение сообщу ему, что беру тебя на работу в качестве моего личного референта.— Я собиралась…— Поверь, — оборвал ее Франко, — если бы я знал вчера то, о чем знаю сейчас, я ни за что не притронулся бы к тебе! Только подумать о том, что ты хотела лечь в мою постель, самодовольно решив, будто жертвуешь собой ради спасения жизни отца! Это отвратительно! Мне хочется прямо-таки высечь тебя ремнем от моих брюк.— Как ты смеешь! — вскрикнула Полетт.Франко вдруг протянул руку, схватил ее за локоть и придвинул к себе, испугав резкостью своего жеста.— Ты не мученица, сага… ты трусиха! — процедил он с издевкой. — Ты хочешь меня ничуть не меньше, чем я хочу тебя, но ты слишком упряма, чтобы так легко признать это!— Прекрати! — зарыдала Полетт.Франко отпустил ее так внезапно, что она, не удержавшись на ногах, снова повалилась на кровать. Резко развернувшись, Франко пулей вылетел из комнаты.Полетт поднялась, захлопнула за ним дверь и прислонилась к ней спиной, чувствуя, как ее душу разрывают боль и отчаяние. Слезы струились по ее бледному лицу. Полетт понимала причину своего смятения, но причину боли понять не могла. Она не могла объяснить, почему так страдает, когда Франко смотрит на нее с неприязнью и презрением. 5 — …Это же потрясающая возможность для меня, — удовлетворенно продолжал Рональд Харрисон. — Перемена — именно то, что мне сейчас нужно, а я всегда любил Корнуолл.Полетт ответила взволнованному отцу натянутой улыбкой. Франко предложил ему управление одной испытывающей в данный момент затруднения компанией в Плимуте. И отец, лишь несколько дней назад казавшийся совершенно разбитым человеком, был так возбужден столь очевидной верой Франко Беллини в его способности, что полностью переменился. Он расхаживал по комнате пружинистой походкой, и лицо его светилось энергией, чего Полетт не видела уже давным-давно.— Большего понимания и чуткости от него даже невозможно было ожидать, — повторил Рональд уже в который раз. — Но я, конечно, не могу позволить ему списать те деньги, что я взял…Полетт обратила на отца потрясенный взгляд.— А Франко это предлагал?— Да, но я не могу ему позволить так поступить. У меня есть несколько ценных антикварных вещей, и я намерен все распродать. Я должен вступить в новую должность с безупречным прошлым. Да и вообще, мне нельзя было оставаться в этом доме, где все напоминало о твоей матери, — сказал он с кислой гримасой. — Мне нужно было перестроить свою жизнь и уехать, как это сделала в свое время твоя мать. Полагаю, что верну Франко долг года за полтора, и, кто знает, если затяну потуже пояс, то, может, и раньше!Отец сказал это с такой наивной радостью, что Полетт показалась себе более старой и умудренной жизненным опытом, чем ее отец.— А что касается «Харрисон энджиниринг» и моего внезапного исчезновения, — тяжко вздохнул Рональд, — все считают, что мне просто стало дурно и потому меня вывели из здания. Конечно, моя секретарша и главный бухгалтер знают правду, но они не проболтаются. Мне еще очень повезло. Между прочим, я не так уж медленно соображаю, как вам с Франко, быть может, кажется.— О чем ты? — спросила Полетт, не уловив смысла его многозначительной улыбки.— Даже несмотря на то что мне удалось убедить Франко, что я вовсе не собираюсь сводить счеты с жизнью, — твердо заявил Рональд, — он все равно оставался необычайно великодушен. И я усматриваю в этом лишь одну-единственную причину… — Полетт выпрямилась на стуле. — Он влюблен в тебя, дочка.Полетт попыталась изобразить смех.— Он предложил мне работу, папа. Вот и все!Печально улыбнувшись, отец покачал головой.— Ты что, считаешь себя незаменимым специалистом? Ты даже не умеешь быстро печатать на машинке. Не думаю, что он везет тебя к своей семье на Барбадос лишь из-за одних твоих секретарских способностей. Во всяком случае, если это действительно так, его ждет немалое разочарование.Полетт не знала, что сказать, но отец, по-видимому, и не ждал ответа. Он был проницательным человеком, и ей следовало бы понимать, что он всегда найдет дыры в этой шитой белыми нитками истории. Франко в нее влюблен? Сомнительно. Она не видела его уже три дня, с той последней ночи.Франко исчез после завтрака, а ее отвезли домой. Вчера позвонил его помощник Протос и сообщил о времени, когда он заедет за Полетт, чтобы отвезти ее в аэропорт. А заодно и известил ее, что мистер Беллини сможет присоединиться к ним только в Майами, на последнем этапе путешествия.Теперь, после того как отец распрощался с ней, стремясь подготовиться к ожидающим его переменам, Полетт осталась наедине со своими смятенными чувствами. К ее изумлению, Франко сделал все, чтобы помочь отцу и вместе с тем не унизить его достоинства. Он оказался гораздо благороднее, нежели она ожидала. Ей приходилось признать, что она явно недооценивала Франко. Но с другой стороны, уныло размышляла Полетт, он вовсе не проявлял столь благородных черт своего характера тогда, шесть лет назад. Он был безжалостен, самонадеян и агрессивен. Полетт мучительно пыталась убедить себя, что любила Арманда. И все же ей приходилось признать, что Арманд обманул ее веру в него.Ему нужно было сказать ей правду. Ему не следовало притворяться. Он не имел права использовать ее для того лишь, чтобы заглушить подозрения своей семьи относительно его сексуальной ориентации, тем самым погружая их обоих в пучину страданий и бесконечного притворства. Отчего же она обвиняет Франко в невзгодах своего брака? — спрашивала Полетт себя сейчас. Ведь правда состояла в том, что ее супружество закончилось бы катастрофой, даже если бы она никогда и не встречалась с Франко… Получается, что, признавшись Арманду в своем «животном» влечении к Франко, она дала тому повод, которым он мог прикрываться. Арманд позволил Полетт поверить, что именно ее проступок держал его в стороне от ее постели. Прошло очень много времени, прежде чем она поняла, что он избегает физической близости с ней по другой причине.А тем временем она, терзаемая укорами совести, возненавидела Франко и продолжала ненавидеть его с каким-то просто идиотским неистовством. Именно на нем сфокусировалось ее горькое разочарование в жизни. Но здравый смысл подсказывал Полетт, что она никогда не стала бы столь привлекательной для мужчины, которого столь откровенно ненавидит. Нет, на самом деле ненавидела она те неконтролируемые реакции, что возникали у нее в присутствии Франко, ненавидела свою неудержимую тягу к этому мужчине — и глубоко стыдилась своих чувств.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17
— глухо пробормотал Франко, опуская ее податливое тело на постель. — Рядом с тобою я просто не в состоянии сдерживать себя — словно подросток!Он буквально дрожал от возбуждения. И чего это вдруг она столь доверительно прижалась к нему? Впрочем, не все ли равно? Полетт вдруг стало удивительно хорошо.— Ты моя… ты всегда будешь моей, — прошептал Франко хрипло.Но вдруг рука его соскользнула с ее трепещущего тела, поскольку со стороны холла послышался противно дребезжащий звук. Франко поднял голову и зло выругался по-итальянски. Секундою позже он поднялся с кровати. Вспыхнул свет.Прошло несколько секунд, прежде чем Полетт услышала, как Франко что-то быстро говорит по-итальянски. Наконец он с силой швырнул трубку на рычаг, и где-то в глубине квартиры хлопнула дверь…Полетт с трудом возвращалась к реальности. Господи, что случилось? Может, он получил плохие известия о своем отце? Полетт вскочила с кровати. Ей вдруг захотелось побежать за ним, предложить свое участие, — и в тот же момент, когда она обнаружила в себе эту потребность, она остановилась и снова рухнула на кровать.Боже мой, что же с нею происходит? Что творится в ее голове? Шесть лет она твердила себе, что ненавидит этого человека, — и всего секунду назад испытала настоятельнейшую потребность броситься к нему, облегчить его боль, насколько это в ее силах. Она со страхом пыталась разобраться в своих чувствах.События последних двух дней ошеломили Полетт. Она вдруг застыдилась того, что не смогла противостоять домогательствам Франко. Впрочем, неудивительно, решила Полетт, что ее чувства пришли в такое смятение. Ведь она до сих пор не знала того, с чем большинство женщин знакомится еще в ранней юности. Желание — это не любовь, но, может быть, присущий ей пуританский нрав заставляет ее вести себя так, словно это одно и то же?Полетт не помнила, сколько пролежала так, пока, подняв взгляд, не обнаружила, что Франко стоит в дверном проеме. Немой и неподвижный, словно статуя.Испуганная его агрессивным взглядом, она тяжело вздохнула.— Что случилось?— Почему ты не сообщила мне, что твой отец попал в больницу? — зло произнес Франко.— Откуда ты узнал? — широко раскрыв глаза, спросила Полетт.— Мой помощник Протос пытался с ним сегодня связаться. Он поставил меня в известность о случившемся, и я только что поговорил с доктором Марплом.Полетт побледнела как мел.— Почему ты мне не сообщила об этом? — сурово повторил Франко. — Почему не сказала, что у него депрессия?Напуганная его суровым тоном, Полетт неуверенно поднялась с кровати.— Я думала…— О чем ты думала? Что для меня это не имеет значения? — Гнев Франко, казалось, был столь велик, что он с трудом выговаривал слова. — Выходит, ты считаешь, я способен довести человека до самоубийства?Полетт вздрогнула.— Я просто решила, ты сочтешь… что это не имеет отношения к делу.— Не имеет отношения! — передразнил ее Франко.— Папа очень переживает, что так подвел тебя, — услышала она свое слабое возражение.Он смотрел на нее так, будто видел впервые. И было совершенно ясно, что ему не нравится то, что он видит.— Прошлой ночью ты даже не пыталась рассказать мне, что твой отец так страдает… ты даже не намекнула, что он способен на… самоубийство.— Я не думала, что для тебя это столь важно.Побледнев, Франко отвернулся, руки его сжались в кулаки.— Кажется, мне никогда прежде так не хотелось ударить человека, как сейчас, — гневно бросил он. — Неужели ты считаешь меня столь бесчувственным? И подумать только, я чуть не стал заниматься с тобою любовью! Да что уж такого подлого я совершил, чтобы относиться ко мне подобным образом?Охваченная внезапным стыдом, Полетт потупила взгляд.— Я… я…— Если бы я знал, в каком состоянии находится твой отец, я бы сделал все, что в моих силах, чтобы облегчить его страдания. Все, что в моих силах, — угрюмо произнес Франко. — Или ты считаешь, что мои чувства к тебе превышают цену человеческой жизни?— Нет, я не… — бормотала в смятении Полетт. И когда только она решила, что Франко являет собою само воплощение порочности? Когда и по какому поводу она сочла, что он лишен даже малейшей доли человечности? Господи, отчего же она так обманывала себя? Ибо она обманывала себя — и теперь видела это совершенно ясно. Вероятно, ей казалось легче чернить Франко и винить его во всех смертных грехах, чем взглянуть на меру собственной вины. И что хуже всего — не делала ли она этого нарочно, вместо того чтобы прийти к согласию с теми чувствами, которые вызывал в ней Франко?— Ты же говорил, что в делах не бывает сантиментов, — отчаянно пыталась она защитить себя. — Ты же говорил, что мой отец интересует тебя лишь с точки зрения взаимоотношения цели и средств и что тебе неприятно обсуждать эту тему.Услышав собственные жестокие слова, Франко вздрогнул, как от удара хлыстом.— Я понятия не имел, что у твоего отца депрессия, и даже не подозревал ни о разводе твоих родителей, ни о смерти твоей матери, — проворчал он уже не столь агрессивно.Полетт чувствовала себя ужасно виноватой. Абсолютно ясно, что прошлой ночью в «Ред Холле» ей следовало немедленно сообщить Франко о том, что случилось с отцом. Но ее разум был настолько затуманен созданным ею же самой образом Франко-садиста, что она предпочла промолчать.— Да, ты прав, мне нужно было рассказать тебе обо всем, — услышала Полетт собственный шепот.Франко сделал вид, что не расслышал ее слов.— Завтра же встречусь с твоим отцом и успокою его. Не хочу, чтобы его депрессия лежала на моей совести, — заявил он, окатив Полетт полным осуждения взглядом. — И в довершение сообщу ему, что беру тебя на работу в качестве моего личного референта.— Я собиралась…— Поверь, — оборвал ее Франко, — если бы я знал вчера то, о чем знаю сейчас, я ни за что не притронулся бы к тебе! Только подумать о том, что ты хотела лечь в мою постель, самодовольно решив, будто жертвуешь собой ради спасения жизни отца! Это отвратительно! Мне хочется прямо-таки высечь тебя ремнем от моих брюк.— Как ты смеешь! — вскрикнула Полетт.Франко вдруг протянул руку, схватил ее за локоть и придвинул к себе, испугав резкостью своего жеста.— Ты не мученица, сага… ты трусиха! — процедил он с издевкой. — Ты хочешь меня ничуть не меньше, чем я хочу тебя, но ты слишком упряма, чтобы так легко признать это!— Прекрати! — зарыдала Полетт.Франко отпустил ее так внезапно, что она, не удержавшись на ногах, снова повалилась на кровать. Резко развернувшись, Франко пулей вылетел из комнаты.Полетт поднялась, захлопнула за ним дверь и прислонилась к ней спиной, чувствуя, как ее душу разрывают боль и отчаяние. Слезы струились по ее бледному лицу. Полетт понимала причину своего смятения, но причину боли понять не могла. Она не могла объяснить, почему так страдает, когда Франко смотрит на нее с неприязнью и презрением. 5 — …Это же потрясающая возможность для меня, — удовлетворенно продолжал Рональд Харрисон. — Перемена — именно то, что мне сейчас нужно, а я всегда любил Корнуолл.Полетт ответила взволнованному отцу натянутой улыбкой. Франко предложил ему управление одной испытывающей в данный момент затруднения компанией в Плимуте. И отец, лишь несколько дней назад казавшийся совершенно разбитым человеком, был так возбужден столь очевидной верой Франко Беллини в его способности, что полностью переменился. Он расхаживал по комнате пружинистой походкой, и лицо его светилось энергией, чего Полетт не видела уже давным-давно.— Большего понимания и чуткости от него даже невозможно было ожидать, — повторил Рональд уже в который раз. — Но я, конечно, не могу позволить ему списать те деньги, что я взял…Полетт обратила на отца потрясенный взгляд.— А Франко это предлагал?— Да, но я не могу ему позволить так поступить. У меня есть несколько ценных антикварных вещей, и я намерен все распродать. Я должен вступить в новую должность с безупречным прошлым. Да и вообще, мне нельзя было оставаться в этом доме, где все напоминало о твоей матери, — сказал он с кислой гримасой. — Мне нужно было перестроить свою жизнь и уехать, как это сделала в свое время твоя мать. Полагаю, что верну Франко долг года за полтора, и, кто знает, если затяну потуже пояс, то, может, и раньше!Отец сказал это с такой наивной радостью, что Полетт показалась себе более старой и умудренной жизненным опытом, чем ее отец.— А что касается «Харрисон энджиниринг» и моего внезапного исчезновения, — тяжко вздохнул Рональд, — все считают, что мне просто стало дурно и потому меня вывели из здания. Конечно, моя секретарша и главный бухгалтер знают правду, но они не проболтаются. Мне еще очень повезло. Между прочим, я не так уж медленно соображаю, как вам с Франко, быть может, кажется.— О чем ты? — спросила Полетт, не уловив смысла его многозначительной улыбки.— Даже несмотря на то что мне удалось убедить Франко, что я вовсе не собираюсь сводить счеты с жизнью, — твердо заявил Рональд, — он все равно оставался необычайно великодушен. И я усматриваю в этом лишь одну-единственную причину… — Полетт выпрямилась на стуле. — Он влюблен в тебя, дочка.Полетт попыталась изобразить смех.— Он предложил мне работу, папа. Вот и все!Печально улыбнувшись, отец покачал головой.— Ты что, считаешь себя незаменимым специалистом? Ты даже не умеешь быстро печатать на машинке. Не думаю, что он везет тебя к своей семье на Барбадос лишь из-за одних твоих секретарских способностей. Во всяком случае, если это действительно так, его ждет немалое разочарование.Полетт не знала, что сказать, но отец, по-видимому, и не ждал ответа. Он был проницательным человеком, и ей следовало бы понимать, что он всегда найдет дыры в этой шитой белыми нитками истории. Франко в нее влюблен? Сомнительно. Она не видела его уже три дня, с той последней ночи.Франко исчез после завтрака, а ее отвезли домой. Вчера позвонил его помощник Протос и сообщил о времени, когда он заедет за Полетт, чтобы отвезти ее в аэропорт. А заодно и известил ее, что мистер Беллини сможет присоединиться к ним только в Майами, на последнем этапе путешествия.Теперь, после того как отец распрощался с ней, стремясь подготовиться к ожидающим его переменам, Полетт осталась наедине со своими смятенными чувствами. К ее изумлению, Франко сделал все, чтобы помочь отцу и вместе с тем не унизить его достоинства. Он оказался гораздо благороднее, нежели она ожидала. Ей приходилось признать, что она явно недооценивала Франко. Но с другой стороны, уныло размышляла Полетт, он вовсе не проявлял столь благородных черт своего характера тогда, шесть лет назад. Он был безжалостен, самонадеян и агрессивен. Полетт мучительно пыталась убедить себя, что любила Арманда. И все же ей приходилось признать, что Арманд обманул ее веру в него.Ему нужно было сказать ей правду. Ему не следовало притворяться. Он не имел права использовать ее для того лишь, чтобы заглушить подозрения своей семьи относительно его сексуальной ориентации, тем самым погружая их обоих в пучину страданий и бесконечного притворства. Отчего же она обвиняет Франко в невзгодах своего брака? — спрашивала Полетт себя сейчас. Ведь правда состояла в том, что ее супружество закончилось бы катастрофой, даже если бы она никогда и не встречалась с Франко… Получается, что, признавшись Арманду в своем «животном» влечении к Франко, она дала тому повод, которым он мог прикрываться. Арманд позволил Полетт поверить, что именно ее проступок держал его в стороне от ее постели. Прошло очень много времени, прежде чем она поняла, что он избегает физической близости с ней по другой причине.А тем временем она, терзаемая укорами совести, возненавидела Франко и продолжала ненавидеть его с каким-то просто идиотским неистовством. Именно на нем сфокусировалось ее горькое разочарование в жизни. Но здравый смысл подсказывал Полетт, что она никогда не стала бы столь привлекательной для мужчины, которого столь откровенно ненавидит. Нет, на самом деле ненавидела она те неконтролируемые реакции, что возникали у нее в присутствии Франко, ненавидела свою неудержимую тягу к этому мужчине — и глубоко стыдилась своих чувств.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17