Только от Слейда – очередная улика против него.
Я спросил:
– Двигатель сильно пострадал?
– Ты насквозь пробил аккумулятор, – сказал он. – И полностью вывел из строя систему охлаждения. Мы потеряли всю воду. Это, наверное, классное оружие.
– Точно, – согласился я. – Я надеюсь использовать его снова.
Он хмыкнул.
– Вряд ли тебе представится такая возможность. Тот маленький эпизод поставил меня в затруднительное положение. Чтобы из него выйти, мне пришлось говорить очень быстро. Пара любопытных исландцев задавали вопросы, на которые мне совсем не хотелось отвечать. Например, почему канатный транспортер оказался привязан и что случилось с джипом. И большой проблемой было заставить Юрия молчать.
– Это, вероятно, был самый неприятный момент, – предположил я.
– И теперь ты сделал то же самое, – сказал Кенникен. – На этот раз в общественном месте. Что там произошло на самом деле?
– Один из твоих мальчиков сварил себя на пару, – ответил я. – Он слишком близко подошел к фонтану.
– Теперь ты понимаешь, что я имел в виду, – посетовал Кенникен. – Некомпетентность – это норма для большинства из них. Казалось бы, три к одному неплохое соотношение сил, не так ли? Но нет, они и тут споткнулись.
Соотношение на самом деле было три к двум, но что произошло с Джеком Кейзом? Он не пошевелил и пальцем, чтобы помочь. В моем мозгу ярко запечатлелась картина того, как он стоит и разговаривает со Слейдом, и, представив ее снова, я почувствовал, как во мне закипает ярость. Каждый раз получалось так, что те, кому я доверял, в итоге предавали меня, и эта мысль жгла меня изнутри, как кислота.
Бушнера-Грахама-Филипса я еще мог понять, он был членом Департамента, которого обманул Слейд. Но Кейз знал расклад – он был в курсе подозрений, имевшихся у меня против Слейда, – и он не сделал ничего для того, чтобы мне помочь, когда на меня налетели люди Кенникена. А десятью минутами позже он непринужденно болтал со Слейдом. Складывалось такое впечатление, что весь Департамент наводнен агентами оппозиции, а ведь за исключением Таггарта, Кейз был последним человеком, которого я мог заподозрить в измене. Я с горечью подумал, что даже Таггарт может находиться на содержании у Москвы – это позволило бы упаковать весь пучок в один аккуратный сверток.
Кенникен сказал:
– Я рад, что не позволил себе тебя недооценить. Я подумал, что если ты ускользнешь от этих идиотов, то мне придется надеяться только на себя самого, поэтому я и забрался в твою машину. Предусмотрительность всегда окупается, тебе не кажется?
Я спросил:
– Куда мы едем?
– Тебе нет необходимости знать детали, – ответил он. – Просто сконцентрируйся на вождении. И когда поедешь через Лаугарватн, будь очень осторожен, соблюдай все ограничения скорости и постарайся не привлекать к себе внимания. Никаких внезапных нажатий на клаксон, например. – Холодная сталь на секунду коснулась моего затылка. – Понимаешь?
– Понимаю.
Я почувствовал внезапное облегчение. Я думал, что, возможно, он знает, где я провел последние двадцать четыре часа, и что теперь мы едем к дому Гуннара. Это не сильно бы меня удивило; Кенникен, казалось, знал все остальное. Он поджидал меня в засаде у Гейзера, и ловушка была поставлена весьма аккуратно. При мысли о том, что Элин схватили, и представив себе, что могло случиться с Сигурлин, я почувствовал, как кровь стынет у меня в жилах.
Мы миновали Лаугарватн и направились дальше к Сингвеллиру по рейкьявикскому шоссе, но в восьми километрах от Сингвеллира Кенникен приказал мне свернуть влево, на дорогу, идущую вокруг озера Сингваллаватн, которую я хорошо знал. Я никак не мог понять, куда мы едем.
Но мое недоумение развеялось достаточно скоро, поскольку, повинуясь Кенникену, я снова свернул с дороги, и мы затряслись по наезженной колее в сторону озера и огней небольшого домика. Одним из символов материального благополучия в Рейкьявике являлось собственное летнее шале на берегах Сингваллаватна, еще более желанное из-за того, что закон запретил возводить новые строения и цены на них взлетели вверх. Собственное шале на берегах Сингваллаватна в Исландии равноценно картине Рембрандта на стене в гостиной.
Я подъехал к домику, и Кенникен сказал:
– Нажми на клаксон.
Я прогудел, и из дома кто-то вышел. Кенникен приставил пистолет к моей голове.
– Осторожно, Алан, – предупредил он. – Будь очень осторожен.
Он тоже соблюдал осторожность. Меня ввели внутрь, не предоставив ни малейшей возможности вырваться. Комната была обставлена в том стиле шведского модерна, который в Англии выглядит тускло и несколько фальшиво, но в скандинавском исполнении кажется естественным и производит хорошее впечатление. В камине горел огонь, что представляло из себя довольно необычное зрелище. В Исландии нет ни угля, ни деревьев, которые можно было бы использовать как дрова, поэтому открытое пламя являлось здесь большой редкостью; многие дома обогревались природными термальными водами, остальные имели центральное отопление на мазуте. В этом камине горели брикеты торфа, тлея ярко-красными углями, по которым пробегали маленькие язычки голубого пламени.
Кенникен дернул своим пистолетом.
– Садись у огня, Алан, обогрейся с дороги. Но сначала Ильич обыщет тебя.
Ильич был коренастым человеком с широким, плоским лицом. В разрезе его глаз было что-то азиатское, и я подумал, что, по крайней мере, один из его родителей появился на свет где-то за Уралом. Он тщательно меня обшарил, затем повернулся к Кенникену и покачал головой.
– Никакого оружия? – спросил Кенникен. – Он, наверное, слишком хитер для тебя. – Он мило улыбнулся Ильичу, а затем повернулся ко мне и сказал: – Помнишь, что я говорил, Алан? Меня окружают одни идиоты. Закатай свою левую штанину и покажи Ильичу свой симпатичный маленький ножичек.
Я повиновался, и Ильич с недоумением уставился на нож, в то время как Кенникен принялся его распекать. Русский язык гораздо богаче английского по части крепких выражений. Сген дабх был конфискован, и Кенникен жестом пригласил меня сесть, а Ильич, с красным лицом, занял место у меня за спиной.
Кенникен отложил в сторону свой пистолет.
– Что бы ты хотел выпить, Алан Стюарт?
– Скотч, если он у тебя есть.
– У нас он имеется. – Он открыл шкафчик рядам с камином и наполнил стакан. – Ты будешь пить его чистым или с водой? К сожалению, у нас нет содовой.
– С водой, – попросил я. – И разбавь посильнее.
Он улыбнулся.
– Ах да, тебе необходимо сохранять ясную голову, – произнес он язвительно. – Раздел четвертый, пункт тридцать пятый: когда представители оппозиции предлагают вам выпить, попросите что-нибудь послабее. – Он плеснул в стакан воды, а затем передал его мне. – Надеюсь, это тебя удовлетворит?
Я сделал осторожный глоток и кивнул. Если бы он разбавил еще сильнее, то эта жидкость не смогла бы просочиться сквозь мои губы. Он вернулся к шкафчику, налил себе полный стакан исландского бреннивина и наполовину осушил его одним глотком. Я с некоторой долей изумления смотрел на то, как он, не морщась, пьет чистый спирт. Кенникен быстро катился под гору, если теперь пьянствовал открыто. Я был удивлен, что Департамент до сих пор не поймал его на этом.
Я спросил:
– Ты не смог достать в Исландии кальвадос, Вацлав?
Он усмехнулся и приподнял стакан.
– Это моя первая выпивка за четыре года, Алан. У меня сегодня праздник. – Он сел в кресло напротив меня. – У меня есть причины для того, чтобы устроить себе праздник – не так часто в нашей профессии встречаются старые друзья. Департамент хорошо обращался с тобой?
Я сделал небольшой глоток разбавленного скотча и поставил стакан на столик рядом со своим креслом.
– Я не работаю в Департаменте уже четыре года.
Он приподнял брови.
– Я располагаю другой информацией.
– Может быть, – согласился я. – Но она ошибочна. Я ушел в отставку после того, как вернулся из Швеции.
– Я тоже ушел в отставку, – сказал Кенникен. – Данная операция первое мое задание за последние четыре года. Я должен поблагодарить тебя за это. Я должен поблагодарить тебя еще за многое. – Его голос был спокойным и ровным. – Я отошел от дел не по своей воле, Алан: меня послали перебирать бумажки в Ашхабад. Ты знаешь, где это?
– В Туркменистане.
– Верно. – Он ткнул себя в грудь. – Меня – Вацлава Викторовича Кенникена – послали прочесывать границу в поисках контрабандистов, переправляющих наркотики, и шуршать бумагами за столом.
– Так падают могущественные люди, – сказал я. – Так, значит, тебя откопали специально для этой операции. Ты, наверное, был очень доволен.
Он вытянул ноги.
– Ох, еще бы. Я испытал глубокое удовлетворение, когда узнал, что ты тоже находишься здесь. Ты ведь помнишь, когда-то я считал тебя своим другом. – Его голос стал немного громче. – Ты был мне близок, словно родной брат.
– Не говори глупостей, – сказал я. – Ты разве не знаешь, что у разведчиков не бывает друзей? – Я вспомнил Джека Кейза и с горечью подумал, что плохо усвоил этот урок, так же как и Кенникен.
Он продолжил, словно бы не услышав моих слов.
– Ты был мне даже ближе, чем родной брат. Я мог доверить тебе собственную жизнь – я и на самом деле доверил ее тебе. – Он посмотрел на бесцветную жидкость в своем стакане. – И ты продал меня.
Резким движением он поднял стакан и осушил его одним глотком.
Я произнес ироническим тоном:
– Заканчивай, Вацлав; на моем месте ты сделал бы то же самое.
Он посмотрел на меня пристальным взглядом.
– Но я верил тебе, – сказал он, словно бы жалуясь. – Вот что самое обидное. – Он встал и подошел к шкафчику. – Ты знаешь, какие у нас люди, – произнес он, не поворачиваясь. – Они не прощают, ошибок. И вот... – он пожал плечами, – ...стол в Ашхабаде. Они впустую расходовали мои силы. – Его голос стал хриплым.
– Это могло оказаться и чем-нибудь похуже, – заметил я. – Тебя могли отправить в Сибирь. В Хатангу, например.
Когда он вернулся в свое кресло, его стакан снова был полон.
– Так почти и произошло, – сказал он тихо. – Но мне помогли друзья – мои настоящие русские друзья. – С некоторым усилием он заставил себя вернуться к действительности. – Но мы теряем время. У тебя есть некая деталь электронного оборудования, которая попала в твои руки по недоразумению. Где она?
– Я не знаю, о чем ты говоришь.
Он кивнул.
– Разумеется, ты должен был это сказать, я и не ожидал ничего другого. Но ты также должен понимать, что отдашь ее мне в любом случае. – Он достал из кармана портсигар. – Ну так что?
– Хорошо, – сказал я. – Я знаю, что она у меня, и ты знаешь, что она у меня; нет никакого смысла препираться из-за пустяков. Для этого мы слишком хорошо знаем друг друга, Вацлав. Но ты ее не получишь.
Он достал из портсигара длинную русскую сигарету.
– Я думаю, что получу, Алан. Я знаю, что получу. – Он отложил портсигар и похлопал себя по карманам в поисках спичек или зажигалки. – Ты сам понимаешь, что для меня это далеко не ординарная операция. У меня есть множество причин желать сделать тебе больно, которые никак не связаны с этим электронным устройством. Я совершенно уверен, что смогу его получить. Совершенно уверен.
Его голос был холодным, как лед, и я почувствовал, по моей спине пробежали мурашки. «Кенникен захочет поработать над тобой с острым ножом». Так сказал Слейд, и Слейд же отдал меня в его руки.
Обнаружив, что при нем нет никаких средств для того, чтобы зажечь свою сигарету, он раздраженно хмыкнул, и из-за моей спины появился Ильич с зажигалкой в руке. Когда кремень высек сноп искр, Кенникен нагнул голову, чтобы приблизить сигарету к пламени. Зажигалка щелкнула снова, но пламя так и не появилось. Он пробурчал:
– Ох, все у тебя не слава Богу!
Он нагнулся вперед и, взяв из камина щепку, сунул ее в огонь, а затем прикурил свою сигарету. Я заинтересовался тем, что делает Ильич. Он не вернулся на свой пост за моим креслом, а подошел к шкафчику, в котором хранились спиртные напитки – позади Кенникена.
Кенникен затянулся сигаретой и, выпустив облако дыма, поднял голову. Как только он увидел, что Ильича нет на месте, в его руке появился пистолет.
– Ильич, что ты делаешь? – Пистолет был направлен точно на меня.
Ильич повернулся, держа в руке баллончик с бутаном.
– Заправляю зажигалку.
Кенникен раздул щеки и закатил к небу глаза.
– Сейчас это неважно, – сказал он резко. – Иди на улицу и обыщи фольксваген. Ты знаешь, что искать.
– Там ничего нет, Вацлав, – заверил я его.
– Ильич поможет нам в этом убедиться, – сказал Кенникен.
Ильич поставил баллончик с бутаном обратно в шкафчик и вышел из комнаты. Кенникен не отложил пистолет в сторону, а по-прежнему сжимал его в руке, но уже более небрежно.
– Разве я не говорил тебе? Команду, которую мне дали, наскребли с самого дна бочки. Я удивлен тем, что ты не попытался воспользоваться удобным моментом.
Я сказал:
– Может быть, я и совершил бы такую попытку, если бы ты не находился рядом.
– О да, – произнес он. – Мы знаем друг друга очень хорошо. – Он пристроил сигарету на край пепельницы и взял свой стакан. – Я не уверен, получу ли я удовольствие от того, что поработаю над тобой. У вас англичан кажется есть такое выражение – «Это доставит мне такую же боль, какую испытаешь ты». – Он взмахнул рукой. – Но может быть, я и ошибаюсь.
– Я не англичанин, – возразил я. – Я шотландец.
– Различие, в котором нет отличия, не является различием. Но я скажу тебе кое-что – ты сильно изменил меня и мою жизнь. – Он сделал глоток бреннивина. – Ответь мне, та девушка, которая была с тобой, – Элин Рагнарсдоттир, ты ее любишь?
Я почувствовал, что весь напрягся.
– Она здесь совершенно ни при чем.
Он рассмеялся.
– Не беспокойся. Я не собираюсь причинять ей какой-либо вред. С ее головы не упадет ни один волос. Я не верю в Библию, но я готов на ней поклясться. – Его голос стал сардоническим. – Я даже могу поклясться на работах Ленина, если такая замена приемлема. Ты веришь мне?
– Я тебе верю, – ответил я.
Между Кенникеном и Слейдом не было ничего общего. Я не поверил бы слову Слейда, поклянись он хоть на тысячи Библий, но я мог положиться на любое обещание Кенникена и верить ему, как он когда-то верил мне. Я знал и понимал Кенникена, и мне нравился его стиль; он был джентльмен – жестокий, но все же джентльмен.
– Что ж, хорошо, тогда ответь на мой вопрос. Ты ее любишь?
– Мы собираемся пожениться.
Он рассмеялся.
– Это не совсем точный ответ, но я тебя понял. – Он наклонился вперед. – Ты спишь с ней, Алан? Когда ты приезжаешь в Исландию, вы лежите вместе под звездами, сжимая друг друга в объятиях, пока не смешается пот с ваших тел? Называете ли вы друг друга нежными именами, обмениваетесь ли ласками, пока не придет этот последний порыв страсти, который заставляет вас вспыхнуть в экстазе, а затем, когда пожар потухнет, вытянуться в изнеможении. Так это происходит, Алан?
Его голос был вкрадчивым и жестоким.
– Ты помнишь нашу последнюю встречу в сосновом лесу, когда ты попытался меня убить? Я не раз пожалел о том, что ты промахнулся. Я долгое время лежал в госпитале в Москве, пока врачи ставили на меня заплаты, но одну деталь им не удалось пришить на место, Алан. И вот почему, если ты даже выберешься отсюда живым – что я еще не решил, – ты ничего не сможешь сделать для Элин Рагнарсдоттир или любой другой женщины.
Я сказал:
– Мне бы хотелось выпить еще.
– На этот раз я сделаю тебе покрепче, – сказал он. – Судя по твоему виду, ты в этом нуждаешься. – Он подошел ко мне и взял мой стакан, после чего попятился к шкафчику с напитками. Не выпуская из руки пистолета, он налил в стакан виски и добавил туда немного воды. – Тебе необходимо вернуть на щеки румянец, – сказал он.
Я взял у него виски.
– Мне понятна твоя горечь, но каждый солдат должен ожидать, что его ранят: это профессиональный риск. Но по-настоящему тебя ранит то, что тебя предали. Не так ли, Вацлав?
– Среди всего прочего, – согласился он.
Я попробовал виски, на этот раз оно оказалось крепче.
– Но твоя беда в том, что ты до сих пор не знаешь, кто это сделал на самом деле. Кто в то время являлся твоим боссом?
– Бакаев – в Москве.
– А кто был мой босс?
Он улыбнулся.
– Выдающийся английский аристократ сэр Давид Таггарт.
Я покачал головой.
– Нет. Таггарт нас не интересует, в то время его занимала более крупная рыба. Тебя продал Бакаев, твой собственный босс, вступив в сговор с моим боссом, а я был простым инструментом в их руках.
Кенникен взревел от хохота.
– Мои дорогой Алан, ты слишком много читаешь Флеминга Флеминг Иэн Ланкастер (1908 – 1964) – английский писатель, автор серии романов о похождениях «агента 007» Джеймса Бонда.
.
Я сказал:
– Ты не спросил, кто был моим боссом.
По-прежнему посмеиваясь, он произнес:
– Хорошо, кто им был?
– Слейд, – ответил я.
Смех внезапно прекратился.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31
Я спросил:
– Двигатель сильно пострадал?
– Ты насквозь пробил аккумулятор, – сказал он. – И полностью вывел из строя систему охлаждения. Мы потеряли всю воду. Это, наверное, классное оружие.
– Точно, – согласился я. – Я надеюсь использовать его снова.
Он хмыкнул.
– Вряд ли тебе представится такая возможность. Тот маленький эпизод поставил меня в затруднительное положение. Чтобы из него выйти, мне пришлось говорить очень быстро. Пара любопытных исландцев задавали вопросы, на которые мне совсем не хотелось отвечать. Например, почему канатный транспортер оказался привязан и что случилось с джипом. И большой проблемой было заставить Юрия молчать.
– Это, вероятно, был самый неприятный момент, – предположил я.
– И теперь ты сделал то же самое, – сказал Кенникен. – На этот раз в общественном месте. Что там произошло на самом деле?
– Один из твоих мальчиков сварил себя на пару, – ответил я. – Он слишком близко подошел к фонтану.
– Теперь ты понимаешь, что я имел в виду, – посетовал Кенникен. – Некомпетентность – это норма для большинства из них. Казалось бы, три к одному неплохое соотношение сил, не так ли? Но нет, они и тут споткнулись.
Соотношение на самом деле было три к двум, но что произошло с Джеком Кейзом? Он не пошевелил и пальцем, чтобы помочь. В моем мозгу ярко запечатлелась картина того, как он стоит и разговаривает со Слейдом, и, представив ее снова, я почувствовал, как во мне закипает ярость. Каждый раз получалось так, что те, кому я доверял, в итоге предавали меня, и эта мысль жгла меня изнутри, как кислота.
Бушнера-Грахама-Филипса я еще мог понять, он был членом Департамента, которого обманул Слейд. Но Кейз знал расклад – он был в курсе подозрений, имевшихся у меня против Слейда, – и он не сделал ничего для того, чтобы мне помочь, когда на меня налетели люди Кенникена. А десятью минутами позже он непринужденно болтал со Слейдом. Складывалось такое впечатление, что весь Департамент наводнен агентами оппозиции, а ведь за исключением Таггарта, Кейз был последним человеком, которого я мог заподозрить в измене. Я с горечью подумал, что даже Таггарт может находиться на содержании у Москвы – это позволило бы упаковать весь пучок в один аккуратный сверток.
Кенникен сказал:
– Я рад, что не позволил себе тебя недооценить. Я подумал, что если ты ускользнешь от этих идиотов, то мне придется надеяться только на себя самого, поэтому я и забрался в твою машину. Предусмотрительность всегда окупается, тебе не кажется?
Я спросил:
– Куда мы едем?
– Тебе нет необходимости знать детали, – ответил он. – Просто сконцентрируйся на вождении. И когда поедешь через Лаугарватн, будь очень осторожен, соблюдай все ограничения скорости и постарайся не привлекать к себе внимания. Никаких внезапных нажатий на клаксон, например. – Холодная сталь на секунду коснулась моего затылка. – Понимаешь?
– Понимаю.
Я почувствовал внезапное облегчение. Я думал, что, возможно, он знает, где я провел последние двадцать четыре часа, и что теперь мы едем к дому Гуннара. Это не сильно бы меня удивило; Кенникен, казалось, знал все остальное. Он поджидал меня в засаде у Гейзера, и ловушка была поставлена весьма аккуратно. При мысли о том, что Элин схватили, и представив себе, что могло случиться с Сигурлин, я почувствовал, как кровь стынет у меня в жилах.
Мы миновали Лаугарватн и направились дальше к Сингвеллиру по рейкьявикскому шоссе, но в восьми километрах от Сингвеллира Кенникен приказал мне свернуть влево, на дорогу, идущую вокруг озера Сингваллаватн, которую я хорошо знал. Я никак не мог понять, куда мы едем.
Но мое недоумение развеялось достаточно скоро, поскольку, повинуясь Кенникену, я снова свернул с дороги, и мы затряслись по наезженной колее в сторону озера и огней небольшого домика. Одним из символов материального благополучия в Рейкьявике являлось собственное летнее шале на берегах Сингваллаватна, еще более желанное из-за того, что закон запретил возводить новые строения и цены на них взлетели вверх. Собственное шале на берегах Сингваллаватна в Исландии равноценно картине Рембрандта на стене в гостиной.
Я подъехал к домику, и Кенникен сказал:
– Нажми на клаксон.
Я прогудел, и из дома кто-то вышел. Кенникен приставил пистолет к моей голове.
– Осторожно, Алан, – предупредил он. – Будь очень осторожен.
Он тоже соблюдал осторожность. Меня ввели внутрь, не предоставив ни малейшей возможности вырваться. Комната была обставлена в том стиле шведского модерна, который в Англии выглядит тускло и несколько фальшиво, но в скандинавском исполнении кажется естественным и производит хорошее впечатление. В камине горел огонь, что представляло из себя довольно необычное зрелище. В Исландии нет ни угля, ни деревьев, которые можно было бы использовать как дрова, поэтому открытое пламя являлось здесь большой редкостью; многие дома обогревались природными термальными водами, остальные имели центральное отопление на мазуте. В этом камине горели брикеты торфа, тлея ярко-красными углями, по которым пробегали маленькие язычки голубого пламени.
Кенникен дернул своим пистолетом.
– Садись у огня, Алан, обогрейся с дороги. Но сначала Ильич обыщет тебя.
Ильич был коренастым человеком с широким, плоским лицом. В разрезе его глаз было что-то азиатское, и я подумал, что, по крайней мере, один из его родителей появился на свет где-то за Уралом. Он тщательно меня обшарил, затем повернулся к Кенникену и покачал головой.
– Никакого оружия? – спросил Кенникен. – Он, наверное, слишком хитер для тебя. – Он мило улыбнулся Ильичу, а затем повернулся ко мне и сказал: – Помнишь, что я говорил, Алан? Меня окружают одни идиоты. Закатай свою левую штанину и покажи Ильичу свой симпатичный маленький ножичек.
Я повиновался, и Ильич с недоумением уставился на нож, в то время как Кенникен принялся его распекать. Русский язык гораздо богаче английского по части крепких выражений. Сген дабх был конфискован, и Кенникен жестом пригласил меня сесть, а Ильич, с красным лицом, занял место у меня за спиной.
Кенникен отложил в сторону свой пистолет.
– Что бы ты хотел выпить, Алан Стюарт?
– Скотч, если он у тебя есть.
– У нас он имеется. – Он открыл шкафчик рядам с камином и наполнил стакан. – Ты будешь пить его чистым или с водой? К сожалению, у нас нет содовой.
– С водой, – попросил я. – И разбавь посильнее.
Он улыбнулся.
– Ах да, тебе необходимо сохранять ясную голову, – произнес он язвительно. – Раздел четвертый, пункт тридцать пятый: когда представители оппозиции предлагают вам выпить, попросите что-нибудь послабее. – Он плеснул в стакан воды, а затем передал его мне. – Надеюсь, это тебя удовлетворит?
Я сделал осторожный глоток и кивнул. Если бы он разбавил еще сильнее, то эта жидкость не смогла бы просочиться сквозь мои губы. Он вернулся к шкафчику, налил себе полный стакан исландского бреннивина и наполовину осушил его одним глотком. Я с некоторой долей изумления смотрел на то, как он, не морщась, пьет чистый спирт. Кенникен быстро катился под гору, если теперь пьянствовал открыто. Я был удивлен, что Департамент до сих пор не поймал его на этом.
Я спросил:
– Ты не смог достать в Исландии кальвадос, Вацлав?
Он усмехнулся и приподнял стакан.
– Это моя первая выпивка за четыре года, Алан. У меня сегодня праздник. – Он сел в кресло напротив меня. – У меня есть причины для того, чтобы устроить себе праздник – не так часто в нашей профессии встречаются старые друзья. Департамент хорошо обращался с тобой?
Я сделал небольшой глоток разбавленного скотча и поставил стакан на столик рядом со своим креслом.
– Я не работаю в Департаменте уже четыре года.
Он приподнял брови.
– Я располагаю другой информацией.
– Может быть, – согласился я. – Но она ошибочна. Я ушел в отставку после того, как вернулся из Швеции.
– Я тоже ушел в отставку, – сказал Кенникен. – Данная операция первое мое задание за последние четыре года. Я должен поблагодарить тебя за это. Я должен поблагодарить тебя еще за многое. – Его голос был спокойным и ровным. – Я отошел от дел не по своей воле, Алан: меня послали перебирать бумажки в Ашхабад. Ты знаешь, где это?
– В Туркменистане.
– Верно. – Он ткнул себя в грудь. – Меня – Вацлава Викторовича Кенникена – послали прочесывать границу в поисках контрабандистов, переправляющих наркотики, и шуршать бумагами за столом.
– Так падают могущественные люди, – сказал я. – Так, значит, тебя откопали специально для этой операции. Ты, наверное, был очень доволен.
Он вытянул ноги.
– Ох, еще бы. Я испытал глубокое удовлетворение, когда узнал, что ты тоже находишься здесь. Ты ведь помнишь, когда-то я считал тебя своим другом. – Его голос стал немного громче. – Ты был мне близок, словно родной брат.
– Не говори глупостей, – сказал я. – Ты разве не знаешь, что у разведчиков не бывает друзей? – Я вспомнил Джека Кейза и с горечью подумал, что плохо усвоил этот урок, так же как и Кенникен.
Он продолжил, словно бы не услышав моих слов.
– Ты был мне даже ближе, чем родной брат. Я мог доверить тебе собственную жизнь – я и на самом деле доверил ее тебе. – Он посмотрел на бесцветную жидкость в своем стакане. – И ты продал меня.
Резким движением он поднял стакан и осушил его одним глотком.
Я произнес ироническим тоном:
– Заканчивай, Вацлав; на моем месте ты сделал бы то же самое.
Он посмотрел на меня пристальным взглядом.
– Но я верил тебе, – сказал он, словно бы жалуясь. – Вот что самое обидное. – Он встал и подошел к шкафчику. – Ты знаешь, какие у нас люди, – произнес он, не поворачиваясь. – Они не прощают, ошибок. И вот... – он пожал плечами, – ...стол в Ашхабаде. Они впустую расходовали мои силы. – Его голос стал хриплым.
– Это могло оказаться и чем-нибудь похуже, – заметил я. – Тебя могли отправить в Сибирь. В Хатангу, например.
Когда он вернулся в свое кресло, его стакан снова был полон.
– Так почти и произошло, – сказал он тихо. – Но мне помогли друзья – мои настоящие русские друзья. – С некоторым усилием он заставил себя вернуться к действительности. – Но мы теряем время. У тебя есть некая деталь электронного оборудования, которая попала в твои руки по недоразумению. Где она?
– Я не знаю, о чем ты говоришь.
Он кивнул.
– Разумеется, ты должен был это сказать, я и не ожидал ничего другого. Но ты также должен понимать, что отдашь ее мне в любом случае. – Он достал из кармана портсигар. – Ну так что?
– Хорошо, – сказал я. – Я знаю, что она у меня, и ты знаешь, что она у меня; нет никакого смысла препираться из-за пустяков. Для этого мы слишком хорошо знаем друг друга, Вацлав. Но ты ее не получишь.
Он достал из портсигара длинную русскую сигарету.
– Я думаю, что получу, Алан. Я знаю, что получу. – Он отложил портсигар и похлопал себя по карманам в поисках спичек или зажигалки. – Ты сам понимаешь, что для меня это далеко не ординарная операция. У меня есть множество причин желать сделать тебе больно, которые никак не связаны с этим электронным устройством. Я совершенно уверен, что смогу его получить. Совершенно уверен.
Его голос был холодным, как лед, и я почувствовал, по моей спине пробежали мурашки. «Кенникен захочет поработать над тобой с острым ножом». Так сказал Слейд, и Слейд же отдал меня в его руки.
Обнаружив, что при нем нет никаких средств для того, чтобы зажечь свою сигарету, он раздраженно хмыкнул, и из-за моей спины появился Ильич с зажигалкой в руке. Когда кремень высек сноп искр, Кенникен нагнул голову, чтобы приблизить сигарету к пламени. Зажигалка щелкнула снова, но пламя так и не появилось. Он пробурчал:
– Ох, все у тебя не слава Богу!
Он нагнулся вперед и, взяв из камина щепку, сунул ее в огонь, а затем прикурил свою сигарету. Я заинтересовался тем, что делает Ильич. Он не вернулся на свой пост за моим креслом, а подошел к шкафчику, в котором хранились спиртные напитки – позади Кенникена.
Кенникен затянулся сигаретой и, выпустив облако дыма, поднял голову. Как только он увидел, что Ильича нет на месте, в его руке появился пистолет.
– Ильич, что ты делаешь? – Пистолет был направлен точно на меня.
Ильич повернулся, держа в руке баллончик с бутаном.
– Заправляю зажигалку.
Кенникен раздул щеки и закатил к небу глаза.
– Сейчас это неважно, – сказал он резко. – Иди на улицу и обыщи фольксваген. Ты знаешь, что искать.
– Там ничего нет, Вацлав, – заверил я его.
– Ильич поможет нам в этом убедиться, – сказал Кенникен.
Ильич поставил баллончик с бутаном обратно в шкафчик и вышел из комнаты. Кенникен не отложил пистолет в сторону, а по-прежнему сжимал его в руке, но уже более небрежно.
– Разве я не говорил тебе? Команду, которую мне дали, наскребли с самого дна бочки. Я удивлен тем, что ты не попытался воспользоваться удобным моментом.
Я сказал:
– Может быть, я и совершил бы такую попытку, если бы ты не находился рядом.
– О да, – произнес он. – Мы знаем друг друга очень хорошо. – Он пристроил сигарету на край пепельницы и взял свой стакан. – Я не уверен, получу ли я удовольствие от того, что поработаю над тобой. У вас англичан кажется есть такое выражение – «Это доставит мне такую же боль, какую испытаешь ты». – Он взмахнул рукой. – Но может быть, я и ошибаюсь.
– Я не англичанин, – возразил я. – Я шотландец.
– Различие, в котором нет отличия, не является различием. Но я скажу тебе кое-что – ты сильно изменил меня и мою жизнь. – Он сделал глоток бреннивина. – Ответь мне, та девушка, которая была с тобой, – Элин Рагнарсдоттир, ты ее любишь?
Я почувствовал, что весь напрягся.
– Она здесь совершенно ни при чем.
Он рассмеялся.
– Не беспокойся. Я не собираюсь причинять ей какой-либо вред. С ее головы не упадет ни один волос. Я не верю в Библию, но я готов на ней поклясться. – Его голос стал сардоническим. – Я даже могу поклясться на работах Ленина, если такая замена приемлема. Ты веришь мне?
– Я тебе верю, – ответил я.
Между Кенникеном и Слейдом не было ничего общего. Я не поверил бы слову Слейда, поклянись он хоть на тысячи Библий, но я мог положиться на любое обещание Кенникена и верить ему, как он когда-то верил мне. Я знал и понимал Кенникена, и мне нравился его стиль; он был джентльмен – жестокий, но все же джентльмен.
– Что ж, хорошо, тогда ответь на мой вопрос. Ты ее любишь?
– Мы собираемся пожениться.
Он рассмеялся.
– Это не совсем точный ответ, но я тебя понял. – Он наклонился вперед. – Ты спишь с ней, Алан? Когда ты приезжаешь в Исландию, вы лежите вместе под звездами, сжимая друг друга в объятиях, пока не смешается пот с ваших тел? Называете ли вы друг друга нежными именами, обмениваетесь ли ласками, пока не придет этот последний порыв страсти, который заставляет вас вспыхнуть в экстазе, а затем, когда пожар потухнет, вытянуться в изнеможении. Так это происходит, Алан?
Его голос был вкрадчивым и жестоким.
– Ты помнишь нашу последнюю встречу в сосновом лесу, когда ты попытался меня убить? Я не раз пожалел о том, что ты промахнулся. Я долгое время лежал в госпитале в Москве, пока врачи ставили на меня заплаты, но одну деталь им не удалось пришить на место, Алан. И вот почему, если ты даже выберешься отсюда живым – что я еще не решил, – ты ничего не сможешь сделать для Элин Рагнарсдоттир или любой другой женщины.
Я сказал:
– Мне бы хотелось выпить еще.
– На этот раз я сделаю тебе покрепче, – сказал он. – Судя по твоему виду, ты в этом нуждаешься. – Он подошел ко мне и взял мой стакан, после чего попятился к шкафчику с напитками. Не выпуская из руки пистолета, он налил в стакан виски и добавил туда немного воды. – Тебе необходимо вернуть на щеки румянец, – сказал он.
Я взял у него виски.
– Мне понятна твоя горечь, но каждый солдат должен ожидать, что его ранят: это профессиональный риск. Но по-настоящему тебя ранит то, что тебя предали. Не так ли, Вацлав?
– Среди всего прочего, – согласился он.
Я попробовал виски, на этот раз оно оказалось крепче.
– Но твоя беда в том, что ты до сих пор не знаешь, кто это сделал на самом деле. Кто в то время являлся твоим боссом?
– Бакаев – в Москве.
– А кто был мой босс?
Он улыбнулся.
– Выдающийся английский аристократ сэр Давид Таггарт.
Я покачал головой.
– Нет. Таггарт нас не интересует, в то время его занимала более крупная рыба. Тебя продал Бакаев, твой собственный босс, вступив в сговор с моим боссом, а я был простым инструментом в их руках.
Кенникен взревел от хохота.
– Мои дорогой Алан, ты слишком много читаешь Флеминга Флеминг Иэн Ланкастер (1908 – 1964) – английский писатель, автор серии романов о похождениях «агента 007» Джеймса Бонда.
.
Я сказал:
– Ты не спросил, кто был моим боссом.
По-прежнему посмеиваясь, он произнес:
– Хорошо, кто им был?
– Слейд, – ответил я.
Смех внезапно прекратился.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31