Я в ужасе сжался и стиснул зубы – сейчас очередь разорвет мое тело на части…
И в этот момент за спиной гоблина оглушительно рвануло.
Сработал самоликвидатор выстрела, который он собственноручно выпустил несколько секунд назад, будучи уверенным на двести процентов, что не промажет. Но он промазал, а с момента нажатия на спусковой крючок прошло много мигов – и он забыл, забыл, что, если граната не находит цель, она самоликвидируется.
Поэтому он чисто рефлекторно обернулся и присел чуть-чуть – всего на полмига, но этого было достаточно, чтобы я справился с инерцией и прыгнул к нему, нанося с отмашки удар кинтасами правой в здоровый нос и одновременно ухватывая левой ствол и дергая его влево-вниз.
Он успел нажать на спусковой крючок до того, как я, закрепляя результат, заехал ему кулаком в висок, и ствол неприятно вибранул в моей руке – довольно неожиданно, так, что я чуть его не выпустил.
От второго удара гоблин заметно поскучнел и обмяк, но я еще раз крепко угостил его локтем в лобешник. После этого он мешком рухнул наземь.
Схватка закончилась. Можно было перевести дух и опять жить в нормальном ритме, перестав считать мгновения.
Я увидел, что из-за брони показались настороженные лица моего боевого охранения, а над броней почти одновременно возникли взъерошенные головы корреспондента и водилы. Проснулись, мать вашу так! А ведь могли и не проснуться…
Ощупав поверженного врага, я убедился, что он жив – башка крепкая, однако. Мог бы и ласты завернуть – бил я его очень серьезно. Я снял его автомат через голову, разгрузку с экипировкой и пояс с ножом и отточенной как бритва пехотной лопаткой.
Через минуту с низу прибежали взбудораженные любители персиков, и на месте происшествия, как это обычно бывает “после того, как”, мы начали оживленный обмен мнениями.
Я внимательно осмотрел валун, рядом с которым возникли гоблины, кое-что нашел и показал своим пацанам. До этого они меня уверяли, что обследовали каждую пядь, прежде чем спуститься к саду.
С закрытого кустами бока под валун уходила широкая нора. Предположить, что ее выдолбили в каменистом грунте за полчаса, было бы глупо. Значит, после того, как мы вечером поехали наверх, гоблины всю ночь трудились, а потом ловко замаскировались плащ-палаткой, которая сейчас валялась в этой норе, и преспокойно ждали.
Смущало то, что расчет гоблинов полностью оправдался: именно в этом месте был наиболее удобный спуск к персиковому саду и хороший обзор, создающий ощущение безопасности. Гоблины не сомневались, что пацаны захотят персиков, а я, несколько разомлевший после бессонной ночи, разрешу остановку… Тьфу!!! век живи – век учись. На ошибках учатся! Умный учится на чужих ошибках, а дурак на своих.
В это время корреспондент уже щелкал “коникой” и, сложив перед отключенным гоблином его экипировку, попросил меня встать рядом так, чтобы на заднем плане был виден труп второго. Только автомат брать не надо. Будет прекрасный снимок к репортажу о том, как один ловкий парень голыми руками завалил двух вооруженных до зубов боевиков.
Я категорически отказался, напомнив возбужденному корреспонденту, что меня изнасилуют в извращенной форме, если узнают, что я был с голыми руками! А куда я засунул свое оружие?! Нет, спасибо.
– И вообще, – сказал я, собирая автомат, – забудь об этом эпизоде. Давай-ка поскладнее сочиним, как мы все вместе дружно отразили нападение этих негодяев. Лады?
Андрюха пожал плечами: больно заманчивый получался сюжет и вдруг – облом. Но ему еще не раз придется работать на передовой, и, если он кому-то сделает пакость, ему просто никто руки не подаст. Семафорная почта в “горячих точках” работает неслабо. Вот так.
– А как ты объяснишь прокуратуре, что свернул шею одному из боевиков? Не боишься, что тебя обвинят в дурном обращении с пленными?
– Расслабься, Андрюха. Они не пленные, потому что мы не воюем с ними. Ты это прекрасно знаешь. А насчет шеи, это надо еще обмозговать. Не думаю, что оставшийся в живых будет давать какие-то показания, которые мне как-то навредят, однако… В общем, надо поразмыслить.
Мы немного посовещались с пацанами и решили, что при прочесывании местности эти двое внезапно выскочили из-за кустов и хотели взять меня в заложники. Произошел физический контакт, и вот – результат. Пойдет? Вполне. Ничего, что эта версия расходится с действительностью, о чем может заявить оставшийся в живых гоблин: его просто никто не станет слушать. Они. Выгораживая себя, подчас такую чушь несут, что уши вянут. Ага…
Через пару часов, прибыв на базу, я плотно позавтракал и, искупавшись в “человечьем” душе(бочка с водой и сосок внизу), завалился спать.
А еще через полтора часа меня растолкал возбужденный комендант района, которого я спросонок едва не лягнул ногой в живот.
– Это… Ну, как его… Короче, сдали мы этого твоего гоблина местным властям… А он с..бался, сука, выломал решетку на окне и с…бался. Вот мразота!
Комендант добавил еще несколько плохо редактируемых, но хорошо известных выражений и поскреб заросший щетиной подбородок.
– Не, – недовольно произнес я и подождал, не скажет ли он еще чего-нибудь.
Что гоблин ушел, не бог весть какая крутая новость. Дураку понятно, что у них тут все связано, и девять из десяти задержанных боевиков сваливают из мест предварительного заключения при весьма загадочных обстоятельствах. Из-за этого он меня будить не стал бы.
– Ну, это… Ну, я только что приехал! – вдруг сорвался на крик комендант. – я, бля, не мог угадать, что этот мудак такую х…ю отмочит!
Я насторожился. Уже три недели работал с этим комендантом и знал его как неглупого, тертого мужика, не дающего волю эмоциям.
– Федорыч, ты не монди давай. Что случилось?
– Да зам мой – он же только три дня назад прибыл… Ну, не сообразил он, не был он раньше…
Комендант отвернулся, избегая смотреть мне в глаза.
– как только мы этого боевика сдали в райотдел, он накатал на тебя жалобу: они, мол, простые мирные жители, оружие им подсунули, а ты с ними плохо обращался, издевался и убил его брата. Ну, как обычно, сам знаешь… Вот звонит прокурор района в ВОГ и выдает все это. А трубку взял мой зам, я не подъехал еще… Ну и перетрухал, бедолага. С перепугу дал местному прокурору все твои координаты – якобы для оформления уголовного дела…
Комендант на несколько секунд смолк, ожидая, как я прореагирую. Я молчал, переваривал.
– И это… Вот… – Комендант протянул мне свернутый в трубочку листок и опять спрятал глаза. – Ты только не психуй, командир. Он же не нарочно…
Я совсем не собирался психовать. Что толку, если дело сделано?
На листе было написано – кровью, я ее достаточно насмотрелся, чтобы спутать с чем-нибудь другим:
Бакланов, ты убил моего брата. Теперь ты мой кровник. Я знаю, как найти тебя и твою семью.
И подпись внизу: тимур.
Писано было аккуратно, без единой орфографической ошибки. Видимо, тот, кто писал, не торопился и выводил буквы иглой или заостренной спичкой, макая кончик в кровь.
– Откуда это? – спокойно спросил я коменданта.
– Это на КПП какой-то местный пацан принес. Сказал: передать командиру спецназовцев. – Комендант вдруг схватил меня за локоть. – Только я прошу, ты не психуй, а?!
Он умоляюще посмотрел на меня, и мне стало немного неудобно: все-таки немолодой уже мужик, работяга, упрашивает, можно сказать, мальчишку – из-за какого-то ублюдка…
Я медленно поднялся с кровати и, подойдя к окну, облокотился о широкий мраморный подоконник. Стал рассматривать залитые летним ярким солнцем горные хребты, на которые уже наплывала от горизонта синеватая туманная дымка. Красота-то какая!
А дело дрянь. Я неоднократно получал угрозы в свой адрес – служба такая. Все эти угрозы оказывались пустыми словами. На самом деле за ними ничего не стояло и стоять не могло. Потому что для местного населения мы всегда были безликой группой в камуфляже. И только.
Есть такой закон о внутренних войсках МВД РФ. Он подписан Президентом России и является обязательным для всех. Те, кто работает в зоне ЧП, очень строго соблюдают этот закон, особенно раздел “Гарантии личной безопасности…”
Но бывают исключения. Этих допускающих такие исключения я бы назвал преступниками и отдал под суд, будь моя воля. А еще лучше – дать такому “исключенцу” автомат и посадить на КПП где-нибудь на перевале. Чтобы он сутками смотрел на эти бородатые лица и с тревогой ждал, что вот-вот кто-нибудь из них достанет гранату из внутреннего кармана “вареной” куртки и бросит в досмотровую группу.
А потом, если этому “исключенцу” посчастливилось бы остаться в живых да в добавок убить этого типа до того, как он выдернет предохранительную чеку, хорошо бы его оставить там же, возле дороги. Пусть понаблюдает, как часто подъезжают гоблинообразные и настойчиво интересуются: кто да как здесь нес службу, как погиб их родственник.
Но “исключенцы” не стоят на КПП и блокпостах, не делают рейдов. Они сидят в уютных кабинетах и за ящик коньяка, а в некоторых случаях и за кое-что более ценное выписывают всевозможные пропуска и документы.
С тех пор я часто видел во сне Тимура. И хотя в реальности схватка закончилась моей победой, во сне я сидел на броне со связанными руками, а Тимур целился из РПГ в борт БТРа, в котором находились мои жена и сын…
Эта дрянь мне обычно снилась после обильного приема на грудь или сильной нервной встряски, и я всегда просыпался в холодном поту с ощущением полной безысходности и противного липкого страха.
Так было и на этот раз. Я сидел в темноте, тяжело дыша, а перед мысленным взором еще стояли его глаза – глаза волка-оборотня на заросшем лице. Тимур…

Глава 2

Из раскрытого окна на третьем этаже пропикало шесть раз и голос диктора довел до сведения оригиналов, слушающих радио в это время, что в столице двадцать два часа.
Я аккуратно потянулся, хрустнув суставами, поудобнее устроился и чертыхнулся про себя. Интересно, как эти “синяки” умудряются часами лежать в таких неудобных позах, совершенно не меняя положения? Оп! Замер. Послышался неискренний девичий смех и обрывок тихого разговора: мимо подъезда прошла парочка, слегка отпрянув при виде моего тела.
Они тормознули метрах в двух-трех от меня, и девица высказала предположение, что, возможно, я и не пьян вовсе, а свалился в связи с сердечным приступом или почечной недостаточностью. Галька, дескать, рассказывала, что недавно у них мужик возле дома вот так же лежал – никому до него не было дела – и через пару часов окочурился. Узнать бы надо, почему и я валяюсь, и помочь, ели что.
Я дышал через раз, чувствовал, что начинаю испытывать к незнакомой Гальке чуть ли не ненависть. Если подойдут и не дай бог посмотрят мне в лицо, позже у меня могут возникнуть серьезные проблемы.
Парень, однако, как этого и следовало ожидать, оказался не столь чувствительным. Он потянул подругу за руку, и я расслышал его заключение:
– Здесь медицина бессильна. Не волнуйся.
Он ей объяснил, что я – это Гоша, который примерно через день надирается непонятно за чей счет и валится возле этого подъезда или любого другого соседнего, благополучно почивая, потому как время летнее и тепло, да и идти все равно некуда, поскольку – БОМЖ.
Я ему мысленно поаплодировал и облегченно вздохнул. Парочка скрылась за углом.
Осторожно вытянув из-под себя руку. Я поправил козырек засаленной, потерявшей былую форму кондукторской фуражки, чтобы можно было хоть частично обозреть местность.
Но обозревать было нечего. Рядом не имелось во дворе никакого освещения, если не считать нескольких бледных световых пятен на асфальте от окон первого этажа. И ни одной живой души.
После объявления времени по радио прошло, может, всего около трех минут. Он вот-вот должен был появиться, с минуты на минуту, поскольку педант и практически не изменяет привычкам.
Я потратил две недели для того, чтобы изучить до мельчайших подробностей уклад его существования. То, что он был, как немец, пунктуален, значительно облегчало задачу.
Впрочем, дельцы его типа и не могли позволить себе роскошь свободно распоряжаться своим временем. Они вынуждены были просчитывать каждую минуту своего пребывания на этом свете, поскольку при любом отступлении от схемы просто рисковали вылететь в трубу.
Прошли те времена, когда частное предпринимательство, освободившись от пут тоталитарного режима, только начинало вставать на ноги и любой мало-мальски предприимчивый парень мог закрутить дела, получить сногсшибательные бабки и, обалдев от радости, пуститься во все тяжкие.
Теперь “предприимчивых парней” было не просто много, а очень много. Больше, чем надо. Началась сильнейшая конкуренция, напоминавшая отношения между крысами в бочке, которые в свое время довольно живописно изобразил товарищ Чабуа.
Выживали только спортсмены, отличные спортсмены – те, кто азартно рвался вперед, не сбивая дыхания и наращивая темп.
Чтобы победить, нужны великолепная реакция, стальные мускулы и строгое соблюдение режима. Сам был спортсменом, знаю. В противном случае тебя просто обгонят, оттеснят к обочине, где трудно бежать, поскольку постоянно приходится наступать на неровную кромку. А могут и просто сбросить в канаву: локотком – ррраз!
Он был, возможно, самым жизнестойким, потому что строго придерживался режима. За две недели наблюдения удалось установить, что отклонений от нормы не было, и я всерьез задумывался, не с киборгом ли имею дело. А что? При современном уровне технологий такое вполне возможно. Если же учесть, какую роль этот тип играл в размещении инвестиций из разряда черного нала, он должен был, по моим не особо профессиональным прикидкам, обладать качествами ЭВМ последнего поколения.
Ровно в 8.30 он выходил из дома. Пять минут требовалось, чтобы открыть-закрыть гараж, вывести машину. Пятнадцать минут он ехал к месту работы и в 8.50 входил в здание банка. Обедал скорее всего в офисе или вообще не обедал. Я туда не заходил по вполне понятным причинам.
В 18.00 он выходил из здания банка и через десять минут подъезжал на своей “девятке” к кафе “Раб желудка” – элитарному кормящему заведению, над входом в которое висела аляповато раскрашенная вывеска с изображением пожилого мужика, прикованного за ногу огромной ржавой цепью к анатомически правильно нарисованному желудку – почему-то ядовито-зеленого цвета: возможно, чтобы глазу было приятнее.
С 18.10 до 18.30 он поглощал свой обычный ужин. Большой стакан персикового сока выпивал за пять минут до приема пищи. Потом ему приносили овощи – помидоры, огурцы и прочее, а так же зеленый лук и укроп… Причем я сразу обратил внимание, не нарезали: на тарелках все лежало целиком и в отдельности. Вторым блюдом служила сваренная без соли осетрина или что-то из лососевых. Я специально наведался на кухню под предлогом поиска работы, чтобы выведать, чем его кормят, еще толком не зная, пригодится мне это или нет.
После ужина он поднимался н второй этаж кафе идо 19.20 играл сам с собой в бильярд: в это время, кроме него, в бильярдной никого не было.
С азартом погоняв шары в течении пятидесяти минут, он спускался вниз, садился в машину и катил к элитарному же спортивному клубу, который располагался в пяти минутах езды от “Раба”.
В 19.30 он, уже переодетый в короткие спортивные штаны, занимал свое место напротив постоянного партнера по корту – такого же, по-моему, двинутого банкира или бизнесмена, только значительно старше. Этот старикан тоже никогда не опаздывал.
В 20.50 он заканчивал игру, делал ручкой партнеру и отправлялся в зал восточных единоборств, где до 21.30 в медленном темпе оттачивал удары по груше и макиварам – с резкими выдохами-выкриками, заканчивая упражнения пятиминутным комплексом тайцзи. После контрастного душа покидал клуб.
Чтобы выяснить все эти подробности, мне пришлось зависать на водокачке, пользуясь парашютными стропами, или притворяться служащим клуба.
Сначала я хотел напоить вахтера и таким образом добыть информацию, однако вовремя осознал, что мне ни к чему прямой контакт с потенциальным свидетелем. Остановило и то, что вахтер постоянно сидел возле входа и, сами понимаете, не мог располагать исчерпывающими сведениями о чьем-либо пребывании в клубе.
За всем происходящим в этом клубе можно было элементарно наблюдать с помощью бинокля, удобно разместившись на крыше соседнего дома.
А когда в один из вечеров я захватил с собой узконаправленный микрофон, информации было добыто даже с избытком.
1 2 3 4 5 6 7