В этом отеле полно таких.
Сара знала, что и Эд это понимает. Понимание сквозило в его глазах, в его жестах. И с этим тоже ничего не поделаешь, словами можно только ранить Эда, а это лишь прибавит ей вины. Но она слишком любит его, чтобы заставлять страдать. Одна вина тащит за собой другую...
Напрасно она тогда не написала Джайлзу, не обрезала сразу все нити, связывающие ее с прошлым. Надо было объяснить, что она встретила любовь, что чувство, которое она питала к Джайлзу, было чем угодно, только не любовью, что теперь, поняв наконец, что это такое, зная разницу, она не может, не способна отказаться от своей любви, что она изменилась, преобразилась, стала совсем другой. Да, ей следовало быть честнее и откровеннее. Пытаясь щадить Джайлза, она проявляет жестокость по отношению к Эду. Она заглянула ему в глаза. Да, он все понимает, все. Он читает в ее сердце, как в книге, ничего не может исправить. И никто ничего не может исправить. От сознания безысходности она уронила голову на грудь Эду и разрывалась.
– Что мне делать, Эд? – спрашивала она сквозь рыдания. – Что мне делать?
– Сказать ему.
– Но это убьет его. Страшно подумать, что с ним станет, когда он получит такое письмо.
– Значит, ты все еще любишь его? Если бы не любила, не стала бы так долго сомневаться – писать или не писать. Тогда бы ты действовала решительно.
– Но то, что я чувствую к Джайлзу, совсем не похоже на мои чувства к тебе! Тут совсем другое... Я так отчаянно люблю тебя, Эд, всем своим существом люблю...
– Любовь бывает разная, ее невозможно определить, ей нельзя назначить меру. Одной любовью ты любишь Джайлза – в конце концов ты же была его женой. Другой любовью ты любишь меня. И с той, и с другой надо считаться.
– Но я хочу быть только с тобой. Единственное, чего я хочу, – быть с тобой всегда и навечно. Чем больше я бываю с тобой, тем сильнее этого хочу. Такого с Джайлзом никогда не случалось, но я чувствую себя виноватой перед ним, потому что предпочла любовь к тебе за его счет. Я воспользовалась тем, что он предложил мне, а теперь говорю: нет, мне этого мало, и всегда было мало, я хочу больше!
– Ты хочешь, чтобы и волки были сыты, и овцы целы. Так не бывает, – трезво заметил он. – В каждой схватке есть победитель и есть побежденный. Самый тяжелый случай – когда побежденный даже не подозревает, что его вовлекли в схватку.
– Ты прав. Надо было сразу его известить. Но мне хотелось сказать ему об этом в глаза. Письмо – это слишком жестоко, на мой взгляд.
– Ты не способна огорчать людей, – нежно сказал Эд. – Думаешь, я не заметил этого? Думаешь, и Джайлз этого не знает? Он должен был понять это сразу же, у тебя это на лбу написано. – Он рукой вытер слезы у нее на глазах. – Напиши ему, Сара, пока твое чувство вины не сожрало нас обоих. Ни одна любовь в мире не устоит против разрушительной силы угрызений совести. Если бы это было возможно, я взял бы эту миссию на себя, но такие вещи не делаются чужими руками. Да и ты не захочешь, чтобы я вмешивался, правда?
Сара отрицательно покачала головой.
– Тогда напиши. Сделай это прежде, чем вина парализует тебя и ты будешь пользоваться этим как предлогом...
Она отпрянула, словно от удара.
– Предлогом! Ты называешь это предлогом! Предлогом! – повторяла она снова и снова. – При чем тут предлоги, когда речь идет об адюльтере! Я прелюбодейка! Шлюха! Которую затащили в американский бордель! Которой заткнули рот подачками и которую трахнули за кусок мыла! О каких предлогах может идти речь! Мне нет никакого оправдания. И я прекрасно знаю об этом. Я вела себя как продажная девка, потому что я и есть продажная девка. И мне это совсем не нравится! Мне не нравится, что со мной сталось, не нравится, во что я превратилась. Конечно, идет война. Война все спишет. Это самое главное оправдание. Все можно оправдать войной. Я пренебрегла всеми принципами, в которых меня воспитали, – плевать, ведь идет война! Не стоит беспокоиться, сейчас ничто не имеет значения, потому что никто не знает, что может случиться завтра. К чему задумываться о будущем, которое может и не наступить?
Слезы ручьями текли по ее щекам. Лицо исказилось гримасой ярости. В приступе самообличения она выплевывала слова в лицо Эду.
– И, кроме всего прочего, я так далеко зашла в своем блуде, что, даже все прекрасно сознавая, не в силах остановиться, я продолжаю и продолжаю грешить, пускаюсь во все тяжкие! Я знаю, что поступаю дурно, но мне уже удержу нет! Так что перестань болтать о каких-то предлогах. Я в них не нуждаюсь. Мне все равно нет никакого оправдания.
Она закрыла лицо руками, будто желая спрятаться от окаменевшего взгляда Эда, и разрыдалась еще сильнее.
«Господи, – думал Эд, – бедная Сара... Что же я натворил!»
Ему хотелось протянуть к ней руки, обнять, но он понимал, что это вызовет у нее отвращение. Она никого не хочет допускать к своему горю, к своей боли. Даже его, Эда. Пусть поплачет, может, слезы облегчат ей душу. Может, их поток смоет тяжесть раскаяния, разорвет путы, в которых она томится. Он и сам попал в этот капкан.
Эд подошел к туалетному столику, достал чистый носовой платок и молча подал Саре.
Она взяла его, также молча посмотрела на Эда и вдруг с отчаянным плачем обвила руками его шею.
– Господи, Эд, дорогой мой! Да что же я делаю! За что я набросилась на тебя? Ты-то ни в чем не виноват. Прости, что я взвалила на тебя свои беды.
Он крепко обнял ее.
– Знаешь, чего я боюсь? – горестно проговорила она. – Когда он обо всем узнает, станет винить себя. Уж мне-то известен его характер. Он решит, что потерял меня, потому что мало любил. На самом деле все наоборот. Это я его не любила. Никогда не любила и не должна была выходить за него замуж. Я жестоко ошиблась. И моя вина постоянно напоминает мне о себе.
– Бедная моя, любимая, – хриплым от волнения голосом сказал Эд.
– Я не могу отказаться от тебя, Эд! Знаю, что должна это сделать, но не могу. Мне ни за что не следовало делать того, что я сделала, но раз уж так вышло, то, даже если мне не придется быть с тобой, я уже никогда не смогу вернуться к Джайлзу. Я слишком мало его люблю... и не так, как нужно. Я никогда даже отдаленно не чувствовала к нему того, что чувствую к тебе. Ты – все для меня, Эд. Я слабая, безвольная, неверная женщина, которая умрет без тебя. Я знаю, в чем мой долг, но не в силах его исполнить. Я слишком люблю тебя.
Она страстно поцеловала его, как всегда, пытаясь раствориться в тепле, которое он излучал, убежать от преследовавших ее демонов. Ее пальцы смело расстегнули его ремень, и Сара прижалась обнаженным телом к его телу, в котором искала спасения, которое одно могло вселить в нее уверенность в том, что все ее страдания, все жертвы не напрасны.
И она вновь обрела эту уверенность.
Он успокоил ее дерзкую, жадную страсть, направил ее в тихие воды. Эд поднял Сару на руки и отнес в кровать. Там он доказал ей, что не зря они соединились, показал, зачем они вместе. Со всей нежностью он убедил Сару в том, что бесконечно обожает ее, глубоко понимает ее страхи и мучительные сомнения и что их любовь, несмотря ни на что, восторжествует. Он окутал ее покровом своей преданности, а она с облегчением и благодарностью приняла ее, отдав Эду бремя своей вины.
Наконец она уснула. А Эд еще долго лежал, не выпуская из рук Сару и невидящими глазами глядя в темноту.
«Мы, – думал он, – достигли опасного пункта на своем пути. Отныне эта дорога станет еще более трудной. Чтобы не потерять Сару, которую на каждом шагу подстерегают демоны страха и вины, мне надо быть начеку каждую минуту».
Сара стала для него путеводной нитью, указывающей дорогу к подлинной жизни. Если он потеряет ее, то утратит надежду выбраться к тому настоящему, к чему предназначила его судьба.
Эд стал зависеть от Сары, так же как «Салли Б.» зависела от своих крыльев; без них самолет превращался в груду мертвого железа. Такой же развалиной сделался бы без Сары и он, Эд. Дело было не в сжигающем его огне желания, страстном порыве отдавать, бесконечном стремлении получать и обладать. Его любовь невозможно было измерить, ввести в какие-то рамки. Ее нельзя было определить простым «я тебя люблю». Каждое из этих трех слов таило в себе невероятно много. Кто такой «я», что значит «любить» и кто же такая «ты»? Ответы на эти вопросы предполагали знание о том, кем была Сара, кем был он и что свело их вместе. Теперь они были иными, чем восемь месяцев назад. Сейчас стало невозможным то, что было тогда, а тогда они представить себе не могли, что будет объединять и разделять их теперь. Их отношения претерпели большие изменения, так же как изменились и они с Сарой. Он сам себя не узнавал. Да и Сара стала другой женщиной. Еще никогда прежде связь с женщиной не была столь эмоционально глубокой.
Он встречался с девушками с четырнадцати лет. Десятки женщин прошли через его руки. Они никогда не доставляли ему хлопот и беспокойства. Он использовал их, наслаждался ими, беспечально расставался. Раз или два ему казалось, что он влюблен, но это скоро проходило. Интерес представляли для него только тела этих женщин, все прочее было скучным. Но с Сарой все было по-другому.
Эд так глубоко погрузился в мир отношений с ней, что все его мысли были заняты только ею. Кто она, что она, кем была, какой стала – эти вопросы роем вились в его голове. Сара стала частью его, он без нее просто не мог жить. Она будто подсыпала ему волшебного порошка, который помог Эду ощутить прелесть жизни.
Временами власть, которую она взяла над ним, начинала казаться ему угрожающей. Он утрачивает свободу, он попал в зависимость от женщины! Но, обретя свободу, он потеряет Сару. Нет уж, лучше плен до конца дней, чем жизнь без нее.
Любовь – что же, черт побери, это такое? У нее столько причин и следствий, но как определить ее саму? Ответ не получишь, исследуя образчик на предметном стеклышке под микроскопом, не постигнешь холодным разумом. В стерильной обстановке рационального мышления она чахнет и умирает.
Любовь толкала благородных, мужественных, сильных мужчин на страшные поступки. Вид обнаженной купающейся женщины толкнул Давида Псалмопевца на убийство. Любовь зачаровывает, усыпляет разум, парализует действие. Человек околдован, слеп, он не видит ничего, кроме предмета своего обожания. И все же даже в этом колдовском плену, когда они с Сарой ничего вокруг не замечали, кроме друг друга, Сара с холодной рациональностью обвинила его в том, что ее якобы затащили в американский бордель. Его поразило, что она может думать о себе в таких выражениях. В отеле действительно полно американцев с разными женщинами, но какое отношение имеет это к ним с Сарой?
Что ж, размышлял Эд, все влюбленные полагают, что их роман не похож ни на какой другой. Что касается их двоих, то они на каждом шагу упираются в Джайлза Латрела. Мужа Сары. Законного супруга. Его леденящее дыхание замораживало теплоту их отношений, превращало чистое чувство в грязное прелюбодеяние. Стоп, подумал тут Эд, обуздай воображение, пока оно не открыло дорогу ревности. Она была бы безумием, с которым невозможно совладать. Ревность рождается из неуверенности в себе, из ощущения собственной неполноценности. Этот огнедышащий дракон лежит у врат всякого любовного рая. И ты тоже не святой. Но у тебя есть Сара. Как бы то ни было, она твоя, но, если ты приучишься смотреть на нее как на собственность, ты пропал. Ты прошел долгий путь. От подножия первой встречи, знакомства и робкого взаимного интереса к вершине любви и нежности, к пику близости и полного слияния. Не оглядывайся, чтобы не встретиться глазами с тем драконом, иначе угодишь прямо в его разверстую пасть. И не допусти, чтобы это случилось с Сарой. Ей и без того несладко. Даже если она сумеет справиться с чувством вины, ее ждет процедура развода, причем здесь, в Англии, а не где-нибудь в Америке, там можно найти место, где разведут молниеносно и безболезненно. Здесь в деле будет фигурировать супружеская измена и прочие мерзости. Ты доставил ей немало неприятностей, парень. Так что будь добр, не взваливай на нее лишнюю соломинку, которая может сломать спину.
Имей мужество посмотреть в лицо реальности. Идиллии пришел конец. Пришел черед схлестнуться с жизнью. Тебе потребуются борцовские качества. Сара помогала тебе вернуться из переделок. Теперь твоя очередь помочь ей. Не ошибись. От этого зависит твоя жизнь.
6
Первое, что сделала Сара, вернувшись в Литл-Хеддингтон, – написала Джайлзу. Ссора в Лондоне с Эдом подстегнула ее. В конце концов, когда-то надо было на это решиться. Ей было трудно нанести этот удар Джайлзу; но о том, чтобы ранить Эда, не могло быть и речи. У нее на сердце скребли кошки, но все же она заставила себя сесть за стол и, подбирая самые простые, ясные и однозначные слова, сообщила Джайлзу о случившемся. Она не искала себе оправданий, не прибегала к иносказаниям, не умалчивала ни о чем. Эта резкость и безжалостность были удивительны ей самой. Она выталкивала Джайлза из своей жизни беспощадными точными ударами.
Лондонский уик-энд не задался, но нет худа без добра: они с Эдом стали еще ближе друг другу, они преодолели еще одну общую беду. Эд ни словом не упрекнул ее, но и не пытался усыпить ее совесть сладкой ложью; он просто разделил с ней ее вину и этим еще больше привязал ее к себе. Его проникновение в самый корень проблемы, которая стояла перед ней, понимание ее чувств было просто невероятным, эта чуткость покорила Сару. Он понял ее смятение, развеял ее сомнения – не в отношении себя, о себе он даже не заикнулся, – по поводу ее самой.
Считая себя потерянной и одинокой, мучаясь собственной виной, она неожиданно ощутила прилив сил и уверенности в себе благодаря присутствию друга, который с готовностью разделил с ней эту вину, взвалил на свои плечи тяжкий груз, позаботился о самой Саре. Собственно, он заботился о ней с самых первых минут знакомства. Преодолев ее сопротивление, он привязал к себе Сару благодаря пониманию, которое проявил. Он, с одной стороны, словно заточил ее в самого себя, как в темницу, а с другой – помог почувствовать себя свободной до такой степени, что она стала способна на такие поступки, о которых прежде и помыслить не смела.
Никто еще не владел ею столь безраздельно; ни в ком еще она не была так уверена. Ей уже никуда не скрыться от Эда; он вездесущ, для него нет преград. Ее маленькую, упорядоченную, правильную жизнь встряхнули будто мешок со старьем, вытащили из нее нечто потаенное и сложили совсем в другом порядке. Эд полностью переделал ее. Он был надежен, как скала. В нем не было ни капли тщеславия, заносчивости, желания утвердиться за чужой счет. Сара не переставала удивляться ему. Рядом с ним она сама становилась уверенной в себе, в своих силах. Эд был глубоким источником, из которого она только начинала черпать, а взамен щедро и бездумно дарила ему себя, восстанавливая растраченные ресурсы из того же вновь обретенного бездонного источника.
Сара не могла подыскать слов, чтобы описать впечатление от их занятий любовью. Эд не только обучал радостям физической любви ее податливое, благодарное тело. Он открывал ей глаза. То, что он проделывал с ней в постели, и как он это делал, кружило ей голову. Она млела от восторга. Но не только в этой сфере расширял он ее горизонты. Он никогда не наставлял ее: поступай так-то и так-то, делай то-то и то-то; но незаметно указывал на возможности, которые она без него проглядела бы. Его сильная личность как магнитом втянула ее в зону своего притяжения с первых минут встречи; Эд стал центром ее вселенной. Отныне Сара не представляла свою жизнь без него.
Его точная реакция на самые непредсказуемые и неразумные ее действия приводила Сару в изумление. Ее благодарность за это была так безмерна, что она готова была умереть за Эда. Он был изощренным мастером чтения между строк и всегда извлекал из прочитанного точный и глубокий смысл. Эд освободил Сару из тесного кокона, и она превратилась в роскошную бабочку, расправила крылышки и взлетела прямо к яркому и горячему солнцу, каким был он сам.
Он подарил ей не только сексуальную, но и духовную свободу. Она теперь совершала поступки и произносила слова, которых раньше не осмелилась бы сделать и сказать. Эд научил ее множеству вещей, а она все схватывала на лету с быстротой, не перестававшей его удивлять. Успев побывать замужем за Джайлзом, она продолжала оставаться сексуально инертной. Эд пробудил ее, показав, каким может и должен быть сексуальный опыт. Секс с Эдом был не похож на акт только обладания безвольным женским телом. Для нее самой это был жест освобождения и самореализации. Отдаваясь ему, она не чувствовала ни грана унижения, она преподносила ему себя как дар, а он вливал в нее свою любовь, наполнял драгоценной живительной влагой. Она никогда так ярко не ощущала жизнь. Ее изоляции от внешнего мира пришел конец.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26