Если не считать сдержанного поцелуя в щечку и корректной поддержки под локоть, когда она вылезала из машины или переходила улицу, он не делал никаких попыток дотронуться до нее.
Вначале она предполагала, что это связано с обрушившимися на него заботами, требующими внимания. Она убеждала себя, что, когда они окажутся вдвоем в Италии, он снова станет самим собой и утраченное вернется.
Но ничего не менялось. С каждым часом его отношение становилось все более.., отечески заботливым. Просто невыносимо!
Луна, поднявшаяся выше деревьев, озаряла комнату бледным печальным светом, отчего элегантная мебель утратила теплые цвета дерева, приобрела серые оттенки холодного камня. А она, в свой так называемый медовый месяц, сидела, обложившись подушками посередине мраморно-холодной кровати.
Слишком измученная, чтобы взять книгу и отвлечься хитросплетениями чужих жизней, истосковавшаяся по привычному комфорту собственного дома и друзьям, вся во власти противоречивых эмоций, Касси тупо глядела в полутьму.
Как долго она так сидела, молодая женщина не знала. Дом погрузился в мирную тишину, но она не поняла, сколько после этого прошло времени несколько часов или минут до того, как едва слышно приоткрылась дверь и на пороге возникла высокая фигура Бенедикта, подсвеченная горящим в коридоре ночником.
Он тихо прикрыл дверь и на цыпочках пошел через комнату, явно собираясь уединиться в соседней гардеробной. Она холодно объявила:
— Ты можешь зажечь свет, Бенедикт. Несмотря на твои приказания, я не сплю.
Выронив от неожиданности туфли, которые нес, он негромко вскрикнул и нащупал выключатель прикроватной лампы:
— Тогда какого дьявола ты сидишь в темноте?
Она заслонилась от внезапного яркого света.
Спросила:
— Как это понимать? Я жду, как все нормальные жены в медовый месяц, пока мой муж придет в постель. Или в Италии так не положено?
ГЛАВА ШЕСТАЯ
Раздевание и размещение костюма в шкафу заняло у него уйму времени.
— Если бы я знал, что ты еще не спишь…
— Что бы ты тогда сделал? — прервала Касси, глядя ему в спину. — Составил бы мне компанию, вместо того, чтобы шептаться со своей сестрой?
Бенедикт повернулся к ней лицом, между бровями пролегла морщинка.
— Я не предполагал, что ты знаешь о нашей прогулке. Ты следила за нами?
— Я вас видела, что не совсем то же самое. И удивлялась, почему ты послал меня спать, а не предложил составить вам компанию.
— Кассандра, — сказал он, встав в ногах кровати и принимая привычный тон «я лучше знаю, что для тебя лучше», который она уже начала ненавидеть, — за обедом ты так плохо себя чувствовала, что мне просто не пришло в голову пригласить тебя пойти с нами.
— Я беременна, Бенедикт, а не неизлечимо больна. И достаточно взрослая, чтобы самой решать, когда мне ложиться спать.
— Замечательно! — Он пожал плечами, снял запонки с манжет и медленно стал закатывать рукава до локтя. — Прости мою навязчивую заботливость. В дальнейшем можешь поступать как вздумается.
— Так я и сделаю, — резко сказала она. — Меня интересует, почему ты ведешь себя как мой телохранитель, а не муж. Неделю назад ты никак не мог со мной расстаться. Теперь же так озабочен сохранением дистанции, что я начинаю ощущать себя зачумленной Мери.
Он замер, удивленно глядя на нее. Затем, привалившись к шкафу, расхохотался так сильно, что тот чуть не рухнул на пол.
— Не знаю о такой, — наконец вырвалось у него. — По твоим отзывам, это персонаж, рядом с которым находиться невыносимо.
— Прекрати острить, Бенедикт! Тебе не идет. И довольно трясти шкаф, лучше ответь на поставленный вопрос.
Он выдвинул подбородок и сделал тщетную попытку принять серьезный вид. Но, когда он заговорил, голос дрожал от подавляемого смеха.
— Я пытаюсь, но ты бы видела себя, сага, восседающей среди груды подушек. Словно королева, взирающая с высоты своего трона на непокорного вассала.
К ее ужасу и унижению, слезы брызнули у нее из глаз, потекли по лицу.
— Очень приятно, что хотя бы одному из нас весело.
— Ах, Кассандра! — Одним быстрым движением он опустился на край кровати. — Откуда взялись в твоей голове подобные глупости? Если сегодня вечером тебе хотелось пойти со мной и Бианкой, то надо было так и сказать.
— Мне не хотелось, если честно, — всхлипнула она, зная, что несет чушь, и презирая себя за неуравновешенность. — Я боялась помешать.
— Да что ты. Бианка говорила мне, как ты ей понравилась. — Он взял ее за подбородок, пальцы его были теплыми и нежными. — Может, кто-то другой огорчил тебя?
— Бианка и Энрико очень добры, их дети — просто прелесть, слуги в доме — сама услужливость.
Но посмотрим правде в глаза, Бенедикт. Хотя они ничем себя не выдали, но твоя сестра и ее муж шокированы твоей поспешной женитьбой и явно не понимают, чего ждать дальше. И, если откровенно, видя твое растущее безразличие, я тоже этого не понимаю.
Он отпрянул в изумлении.
— Ты считаешь, что я безразличен к тебе?
— Может, и нет, — тоскливо произнесла она. Может, это опять я лезу к тебе со своими надуманными обидами. Единственное, что мне доподлинно известно, — я в незнакомой стране, среди чужих людей, которым нет до меня никакого дела.
— Мне есть дело, Кассандра.
— Только потому, что я беременна.
— Не только, — он придвинулся, беря ее За руки. Если ты думаешь, что я держу дистанцию, потому что не хочу быть рядом с тобой, то ты удивительно наивна.
— В таком случае иди в постель, — взмолилась она, повисая на нем.
Он замер.
— Не уверен, что понимаю тебя.
— Возможно, я наивна, но провалов в памяти у меня пока не бывает. Я легла одна в день нашей свадьбы, в полночь проснулась, обнаружив, что одна, и на утро снова оказалась в одиночестве.
— Мне не хотелось беспокоить тебя, — сказал он. — У тебя был длинный день, а до того утомительная неделя. Когда я зашел в спальню, то увидел, как крепко ты спишь. И я посчитал, что переночую лучше в кабинете на диване.
— Замечательно, сейчас я не сплю.
— А надо бы. Твой врач был бы недоволен, узнав, как ты пренебрегаешь его указаниями.
— Мой врач был бы не меньше недоволен, узнав, что я постоянно нахожусь в состоянии стресса из-за того, что мой муж мною пренебрегает!
Горящие глаза Бенедикта встретились с ее глазами. Его трудно было причислить к нерешительным людям, но в данный момент она увидела на его лице отражение раздирающих его противоречий и внутренне дрогнула, размышляя, что бы это значило. Не находит ли он ее отвратительной, с отяжелевшей грудью, слегка раздавшейся талией, с бесконечными приступами тошноты? Или раскаялся в поспешности, с которой связал себя узами брака и теперь тщетно ищет возможность дать обратный ход?
Как бы там ни было, но он пожал плечами и удалился в гардеробную. Немного погодя хлопнула дверь ванной и послышался шум льющейся воды. Когда через пятнадцать минут он снова появился в спальне, она погасила ночник у кровати и лежала, натянув на себя легкое одеяло, во власти предвкушения и боязни.
Лунный свет, просачивающийся сквозь занавески, освещал его силуэт. Не говоря ни слова, он улегся на спину около нее, закинув руки за голову. На прикроватной тумбочке часы отсчитывали время.., тик.., тик.., тик.
Их разделяли какие-то дюймы, но с тем же ус-. пехом это могла быть бездна. Просто невыносимо. Прошептав его имя, она повернулась на бок и положила руку ему на грудь. Его кожа была холодной на ощупь.
Он оставался неподвижен под ее прикосновениями.
Голосом, полным мольбы, она сказала:
— Бенедикт, мне так одиноко!
— Ты не одна, Кассандра, я с тобой.
— Тогда обними меня. Согрей меня.
Бенедикт шевельнулся, просунул жесткую, словно одеревеневшую руку ей под голову, обнял за плечи. Она придвинулась к нему, уткнулась в шею, с наслаждением вдыхая его запах.
Он мгновенно отодвинулся.
— Прекрати! — велел сквозь зубы.
— Почему? — спросила она. — Ты не хочешь меня?
— Так сильно, что челюсти сводит, — ответил он. — Но я не имею права. Не сейчас. Искушай меня, как хочешь, Кассандра, но я не стану делать ничего, что может угрожать твоей беременности.
— Но мы можем трогать друг друга, верно? — Ее пальцы забегали по его груди, рисуя на ней беспорядочные фигуры. — Ласкать друг друга. Можем целоваться.
— Я тебя поцеловал, — сказал он. — Поцеловал, когда пожелал спокойной ночи.
— Не так, как раньше. Так, словно не можешь насытиться мною. — Оно приподнялась на локте и нависла над ним. — Ничего похожего на вот такое, — и опустилась, прижавшись своим ртом к его, проводя языком по его нижней губе.
Он грубо вырвался и выругался. Во всяком случае, ей так показалось, судя по сдержанной ярости его тона, хотя слова и остались непонятными.
— Ты слишком далеко заходишь, Кассандра! хрипло проговорил он. — Довольно того, что мы женаты!
— Мне не довольно, — ответила она, обнадеженная сбившимся ритмом его дыхания.
— Неужели ты считаешь меня животным, не способным контролировать свои плотские инстинкты?
Касси провела рукой по его животу, оттянула его трусы и дотронулась кончиками пальцев до пушистого островка, спрятанного под тканью.
— Нет, сказала она, — улыбаясь высокопарности его слов, явно противоречащих отклику тела. — Я считаю, ты заслуживаешь большего, чем лежать в постели с женой, не умеющей удовлетворить тебя.
— Кассандра, я тебя умоляю…
Он вцепился руками в ее волосы.
Стонал и дрожал.
Изгибался ей навстречу.
Проклинал ее. Запрещал, угрожал.
Боролся так, как может бороться только человек из стали — пока не лишился последних сил, пока терпеть уже не стало мочи.
И наконец сдался…
— И стоило залезать под холодный душ перед тем, как присоединиться к тебе в постели, — хмуро проговорил он, когда сердце его успокоилось настолько, что он смог снова говорить. — Надеюсь, ты удовлетворена тем, что наделала.
Она подняла голову, глядя на него. В лунном свете его глаза сверкали, на коже выступил пот.
— О да, Бенедикт, — сказала она послушно, так, как и должна говорить хорошая жена. — А ты?
Он снова выругался, теми же словами, что и раньше, но звучали они теперь гораздо более мелодично. Словно любовная песня.
— Иди сюда, — велел он, привлекая ее к себе. И выслушай меня. Между мужем и женой такого быть не должно. Когда все наслаждение достается лишь одному.
— Тот, кто выдумывал это правило, мало смыслит в жизни.
— Тем не менее в Италии оно действует.
На нее навалилась теплая и расслабляющая усталость.
— Тогда перестань быть таким итальянцем, пропела она. — Просто скажи «спасибо» и прими как факт, что иногда, даря мужчине наслаждение, женщина получает свою награду от его удовольствия.
С улыбкой он пробормотал:
— Grazie, сага!
Касси считала, что хорошо подготовилась к встрече со своей свекровью. За полтора часа перелета из Милана в Калабрию она выучила «Buono giomo, Signora Constantino. Lieto di conosceria» что, согласно разговорнику, означало «Здравствуйте, миссис Константине. Рада вас видеть».
Ко времени приземления самолета она была уверена, что при удобном случае сможет достаточно бегло произнести это приветствие.
С тем же успехом она могла изучать китайский!
Для начала, сорок километров от аэродрома до фамильного особняка Бенедикта представляли собой узкую, вьющуюся среди скал дорогу, проходившую порой в сантиметре от пропасти. Этого было достаточно, чтобы напугать ее до дрожи в коленях. Уже не говоря о том, что ехали они не в консервативном семейном седане, а в «Lamborghini Diablo», предназначенном для высоких скоростей. Именно за эту особенность машины, как быстро убедилась Касси, вжавшись в спинку сиденья, Бенедикт и приобрел ее. Он гнал так, словно участвовал в гонках.
Несмотря ни на что, они проделали путь без каких-либо происшествий. И практически не разговаривали. Хотя его поведение стало немного теплее, он явно был озабочен предстоящей встречей с семьей. Почему, Касси поняла почти сразу по прибытии.
Не в пример легкой и изящной резиденции Бианки палаццо Константине оказалось целым комплексом сооружений в готическом стиле. Толстые стены, узкие окна, напоминающие бойницы. Проехав через ворота, охраняемые электронным устройством, они оказались в обширном, запущенном саду, спускающемся к морю. Фасад здания был настолько мрачным, что Касси подумала — он больше напоминает средневековую темницу, а не жилое здание.
Проехав сквозь арку, они остановились во внутреннем дворике, окруженном со всех сторон тяжелыми каменными стенами. Никто не появился, чтобы их встретить. Бенедикт, похоже, не находил в этом ничего странного.
— Багажом я займусь попозже, — пояснил он, вводя ее в громадный, отделанный камнем холл. — Сначала оглядимся.
Снаружи вовсю сияло солнце, но его тепло не просачивалось внутрь. Не было тепла и в грудном контральто женщины, появившейся на массивной центральной лестнице, нависающей над залом.
Хотя говорила она на своем родном языке, неудовольствие в ее голосе было настолько явным, что мороз пробежал у Касси по коже.
Бенедикт отнесся к такой встрече совершенно спокойно. Подтолкнув Касси вперед, он произнес по-английски:
— Мама, я привез мою жену познакомиться с тобой. Она не говорит по-итальянски. Поэтому и мы в ее присутствии не будем. Кассандра, позволь представить тебе мою мать, Эльвиру.
Прежде чем Касси смогла собраться с духом произнести свою маленькую речь, Эльвира Константине шагнула ближе, окинула ее с ног до головы презрительным взглядом и обернулась к Бенедикту.
— Итак, Ie mio figlio , это и есть женщина, о которой ты говорил по телефону.
Эльвира была в черном элегантном платье, несомненно, от лучших итальянских поставщиков.
Ногти покрыты лаком, на пальцах обеих рук украшенные драгоценными камнями кольца. В ушах — золотые обручи, а волосы, величественная иссиня-черная копна без единой ниточки серебра, удачно оттеняли гладкую оливковую кожу и подчеркивали аристократизм черт.
В юности она, несомненно, была красавицей, и сейчас еще оставалась очень красивой женщиной.
Но теперь лицо ее было искривлено злобой, а изо рта вырывались злые слова по поводу бледной, испуганной девицы, что притащил в дом ее сынок.
— Это моя жена. Ее зовут Кассандра, — отчетливо произнес Бенедикт. Если бы он обратился таким тоном к Касси, она бы здорово испугалась. И я надеюсь, что ты дашь ей возможность почувствовать себя здесь как дома, Эльвира.
— Я не кудесница, — пренебрежительно заявила та. — Калабрия для жителей Калабрии. Чужаки тут не приживаются. Но… — она вздернула плечи, — я попытаюсь.
Ее «попытка» ограничилась наклоном вперед и прикосновением к щеке невестки. Касси едва сдержалась, чтобы не отпрянуть в сторону.
— Итак… — она снова отошла и подвергла Касси очередному пристальному осмотру. — Ты, должно быть, хотела бы привести себя в порядок перед тем, как мы сядем за стол, верно?
Нынешним утром Касси немало потрудилась над своим внешним видом, надев брюки тонкой шерсти, свободную голубую блузку и туфли цвета слоновой кости на высоком каблуке, ничуть не менее элегантные, чем у Эльвиры. Тем не менее она съежилась под немигающим взглядом свекрови, внезапно ощутив себя грязной и зачуханной, и кротко промямлила:
— Спасибо. Вы очень добры. комнаты этажа, или они с Бенедиктом будут жить в роскошной изоляции.
К своему удивлению, она увидела в окно Бенедикта, вытаскивающего багаж из машины, и Эльвиру, стоящую рядом. Энергично жестикулируя, она о чем-то говорила. Быстрые трескучие фразы были неразборчивы, но хриплый голос явственно доносился по трубе, образованной четырьмя соединенными между собой стенами.
Между тем Бенедикт кратко и сердито ответил ей, на секунду прервав поток излияний. Она откачнулась от него, вцепилась обеими руками в безукоризненную прическу и раскинула затем руки в стороны, словно под влиянием нестерпимой боли. Взглянув на нее, Бенедикт снова что-то сказал, на сей раз мягче. Но очевидной привязанности, которую до того наблюдала Касси между ним и его сестрой, здесь не было.
Внезапно Эльвира подняла глаза вверх. Даже сорок футов, разделяющие их, не смогли скрыть ярости, бушующей в ее глазах. Касси отпрянула назад. Не подверженная суевериям, сейчас она затрепетала от предчувствия неминуемой беды.
Ее движение не осталось незамеченным. Губы Эльвиры раздвинулись в улыбке, не предвещающей ничего хорошего.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
Бенедикт видел, что с матерью произошла разительная перемена всего за год.
В ней появилась какая-то злоба, распространявшаяся на всех и все, включая и отношение к сыну. Можно было бы объяснить эти изменения горем, потрясшим ее после смерти мужа, если бы с тех пор не прошло уже четыре года.
— Все понял, — подвел он черту под ее бесконечными жалобами, выходя из кабинета в холл и направляясь к чемоданам, так и не поднятым наверх. — Я не потерплю глупостей по отношению к Кассандре. Усвой, пожалуйста, что она моя жена.
— Никогда! — возопила Эльвира, тащась следом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14
Вначале она предполагала, что это связано с обрушившимися на него заботами, требующими внимания. Она убеждала себя, что, когда они окажутся вдвоем в Италии, он снова станет самим собой и утраченное вернется.
Но ничего не менялось. С каждым часом его отношение становилось все более.., отечески заботливым. Просто невыносимо!
Луна, поднявшаяся выше деревьев, озаряла комнату бледным печальным светом, отчего элегантная мебель утратила теплые цвета дерева, приобрела серые оттенки холодного камня. А она, в свой так называемый медовый месяц, сидела, обложившись подушками посередине мраморно-холодной кровати.
Слишком измученная, чтобы взять книгу и отвлечься хитросплетениями чужих жизней, истосковавшаяся по привычному комфорту собственного дома и друзьям, вся во власти противоречивых эмоций, Касси тупо глядела в полутьму.
Как долго она так сидела, молодая женщина не знала. Дом погрузился в мирную тишину, но она не поняла, сколько после этого прошло времени несколько часов или минут до того, как едва слышно приоткрылась дверь и на пороге возникла высокая фигура Бенедикта, подсвеченная горящим в коридоре ночником.
Он тихо прикрыл дверь и на цыпочках пошел через комнату, явно собираясь уединиться в соседней гардеробной. Она холодно объявила:
— Ты можешь зажечь свет, Бенедикт. Несмотря на твои приказания, я не сплю.
Выронив от неожиданности туфли, которые нес, он негромко вскрикнул и нащупал выключатель прикроватной лампы:
— Тогда какого дьявола ты сидишь в темноте?
Она заслонилась от внезапного яркого света.
Спросила:
— Как это понимать? Я жду, как все нормальные жены в медовый месяц, пока мой муж придет в постель. Или в Италии так не положено?
ГЛАВА ШЕСТАЯ
Раздевание и размещение костюма в шкафу заняло у него уйму времени.
— Если бы я знал, что ты еще не спишь…
— Что бы ты тогда сделал? — прервала Касси, глядя ему в спину. — Составил бы мне компанию, вместо того, чтобы шептаться со своей сестрой?
Бенедикт повернулся к ней лицом, между бровями пролегла морщинка.
— Я не предполагал, что ты знаешь о нашей прогулке. Ты следила за нами?
— Я вас видела, что не совсем то же самое. И удивлялась, почему ты послал меня спать, а не предложил составить вам компанию.
— Кассандра, — сказал он, встав в ногах кровати и принимая привычный тон «я лучше знаю, что для тебя лучше», который она уже начала ненавидеть, — за обедом ты так плохо себя чувствовала, что мне просто не пришло в голову пригласить тебя пойти с нами.
— Я беременна, Бенедикт, а не неизлечимо больна. И достаточно взрослая, чтобы самой решать, когда мне ложиться спать.
— Замечательно! — Он пожал плечами, снял запонки с манжет и медленно стал закатывать рукава до локтя. — Прости мою навязчивую заботливость. В дальнейшем можешь поступать как вздумается.
— Так я и сделаю, — резко сказала она. — Меня интересует, почему ты ведешь себя как мой телохранитель, а не муж. Неделю назад ты никак не мог со мной расстаться. Теперь же так озабочен сохранением дистанции, что я начинаю ощущать себя зачумленной Мери.
Он замер, удивленно глядя на нее. Затем, привалившись к шкафу, расхохотался так сильно, что тот чуть не рухнул на пол.
— Не знаю о такой, — наконец вырвалось у него. — По твоим отзывам, это персонаж, рядом с которым находиться невыносимо.
— Прекрати острить, Бенедикт! Тебе не идет. И довольно трясти шкаф, лучше ответь на поставленный вопрос.
Он выдвинул подбородок и сделал тщетную попытку принять серьезный вид. Но, когда он заговорил, голос дрожал от подавляемого смеха.
— Я пытаюсь, но ты бы видела себя, сага, восседающей среди груды подушек. Словно королева, взирающая с высоты своего трона на непокорного вассала.
К ее ужасу и унижению, слезы брызнули у нее из глаз, потекли по лицу.
— Очень приятно, что хотя бы одному из нас весело.
— Ах, Кассандра! — Одним быстрым движением он опустился на край кровати. — Откуда взялись в твоей голове подобные глупости? Если сегодня вечером тебе хотелось пойти со мной и Бианкой, то надо было так и сказать.
— Мне не хотелось, если честно, — всхлипнула она, зная, что несет чушь, и презирая себя за неуравновешенность. — Я боялась помешать.
— Да что ты. Бианка говорила мне, как ты ей понравилась. — Он взял ее за подбородок, пальцы его были теплыми и нежными. — Может, кто-то другой огорчил тебя?
— Бианка и Энрико очень добры, их дети — просто прелесть, слуги в доме — сама услужливость.
Но посмотрим правде в глаза, Бенедикт. Хотя они ничем себя не выдали, но твоя сестра и ее муж шокированы твоей поспешной женитьбой и явно не понимают, чего ждать дальше. И, если откровенно, видя твое растущее безразличие, я тоже этого не понимаю.
Он отпрянул в изумлении.
— Ты считаешь, что я безразличен к тебе?
— Может, и нет, — тоскливо произнесла она. Может, это опять я лезу к тебе со своими надуманными обидами. Единственное, что мне доподлинно известно, — я в незнакомой стране, среди чужих людей, которым нет до меня никакого дела.
— Мне есть дело, Кассандра.
— Только потому, что я беременна.
— Не только, — он придвинулся, беря ее За руки. Если ты думаешь, что я держу дистанцию, потому что не хочу быть рядом с тобой, то ты удивительно наивна.
— В таком случае иди в постель, — взмолилась она, повисая на нем.
Он замер.
— Не уверен, что понимаю тебя.
— Возможно, я наивна, но провалов в памяти у меня пока не бывает. Я легла одна в день нашей свадьбы, в полночь проснулась, обнаружив, что одна, и на утро снова оказалась в одиночестве.
— Мне не хотелось беспокоить тебя, — сказал он. — У тебя был длинный день, а до того утомительная неделя. Когда я зашел в спальню, то увидел, как крепко ты спишь. И я посчитал, что переночую лучше в кабинете на диване.
— Замечательно, сейчас я не сплю.
— А надо бы. Твой врач был бы недоволен, узнав, как ты пренебрегаешь его указаниями.
— Мой врач был бы не меньше недоволен, узнав, что я постоянно нахожусь в состоянии стресса из-за того, что мой муж мною пренебрегает!
Горящие глаза Бенедикта встретились с ее глазами. Его трудно было причислить к нерешительным людям, но в данный момент она увидела на его лице отражение раздирающих его противоречий и внутренне дрогнула, размышляя, что бы это значило. Не находит ли он ее отвратительной, с отяжелевшей грудью, слегка раздавшейся талией, с бесконечными приступами тошноты? Или раскаялся в поспешности, с которой связал себя узами брака и теперь тщетно ищет возможность дать обратный ход?
Как бы там ни было, но он пожал плечами и удалился в гардеробную. Немного погодя хлопнула дверь ванной и послышался шум льющейся воды. Когда через пятнадцать минут он снова появился в спальне, она погасила ночник у кровати и лежала, натянув на себя легкое одеяло, во власти предвкушения и боязни.
Лунный свет, просачивающийся сквозь занавески, освещал его силуэт. Не говоря ни слова, он улегся на спину около нее, закинув руки за голову. На прикроватной тумбочке часы отсчитывали время.., тик.., тик.., тик.
Их разделяли какие-то дюймы, но с тем же ус-. пехом это могла быть бездна. Просто невыносимо. Прошептав его имя, она повернулась на бок и положила руку ему на грудь. Его кожа была холодной на ощупь.
Он оставался неподвижен под ее прикосновениями.
Голосом, полным мольбы, она сказала:
— Бенедикт, мне так одиноко!
— Ты не одна, Кассандра, я с тобой.
— Тогда обними меня. Согрей меня.
Бенедикт шевельнулся, просунул жесткую, словно одеревеневшую руку ей под голову, обнял за плечи. Она придвинулась к нему, уткнулась в шею, с наслаждением вдыхая его запах.
Он мгновенно отодвинулся.
— Прекрати! — велел сквозь зубы.
— Почему? — спросила она. — Ты не хочешь меня?
— Так сильно, что челюсти сводит, — ответил он. — Но я не имею права. Не сейчас. Искушай меня, как хочешь, Кассандра, но я не стану делать ничего, что может угрожать твоей беременности.
— Но мы можем трогать друг друга, верно? — Ее пальцы забегали по его груди, рисуя на ней беспорядочные фигуры. — Ласкать друг друга. Можем целоваться.
— Я тебя поцеловал, — сказал он. — Поцеловал, когда пожелал спокойной ночи.
— Не так, как раньше. Так, словно не можешь насытиться мною. — Оно приподнялась на локте и нависла над ним. — Ничего похожего на вот такое, — и опустилась, прижавшись своим ртом к его, проводя языком по его нижней губе.
Он грубо вырвался и выругался. Во всяком случае, ей так показалось, судя по сдержанной ярости его тона, хотя слова и остались непонятными.
— Ты слишком далеко заходишь, Кассандра! хрипло проговорил он. — Довольно того, что мы женаты!
— Мне не довольно, — ответила она, обнадеженная сбившимся ритмом его дыхания.
— Неужели ты считаешь меня животным, не способным контролировать свои плотские инстинкты?
Касси провела рукой по его животу, оттянула его трусы и дотронулась кончиками пальцев до пушистого островка, спрятанного под тканью.
— Нет, сказала она, — улыбаясь высокопарности его слов, явно противоречащих отклику тела. — Я считаю, ты заслуживаешь большего, чем лежать в постели с женой, не умеющей удовлетворить тебя.
— Кассандра, я тебя умоляю…
Он вцепился руками в ее волосы.
Стонал и дрожал.
Изгибался ей навстречу.
Проклинал ее. Запрещал, угрожал.
Боролся так, как может бороться только человек из стали — пока не лишился последних сил, пока терпеть уже не стало мочи.
И наконец сдался…
— И стоило залезать под холодный душ перед тем, как присоединиться к тебе в постели, — хмуро проговорил он, когда сердце его успокоилось настолько, что он смог снова говорить. — Надеюсь, ты удовлетворена тем, что наделала.
Она подняла голову, глядя на него. В лунном свете его глаза сверкали, на коже выступил пот.
— О да, Бенедикт, — сказала она послушно, так, как и должна говорить хорошая жена. — А ты?
Он снова выругался, теми же словами, что и раньше, но звучали они теперь гораздо более мелодично. Словно любовная песня.
— Иди сюда, — велел он, привлекая ее к себе. И выслушай меня. Между мужем и женой такого быть не должно. Когда все наслаждение достается лишь одному.
— Тот, кто выдумывал это правило, мало смыслит в жизни.
— Тем не менее в Италии оно действует.
На нее навалилась теплая и расслабляющая усталость.
— Тогда перестань быть таким итальянцем, пропела она. — Просто скажи «спасибо» и прими как факт, что иногда, даря мужчине наслаждение, женщина получает свою награду от его удовольствия.
С улыбкой он пробормотал:
— Grazie, сага!
Касси считала, что хорошо подготовилась к встрече со своей свекровью. За полтора часа перелета из Милана в Калабрию она выучила «Buono giomo, Signora Constantino. Lieto di conosceria» что, согласно разговорнику, означало «Здравствуйте, миссис Константине. Рада вас видеть».
Ко времени приземления самолета она была уверена, что при удобном случае сможет достаточно бегло произнести это приветствие.
С тем же успехом она могла изучать китайский!
Для начала, сорок километров от аэродрома до фамильного особняка Бенедикта представляли собой узкую, вьющуюся среди скал дорогу, проходившую порой в сантиметре от пропасти. Этого было достаточно, чтобы напугать ее до дрожи в коленях. Уже не говоря о том, что ехали они не в консервативном семейном седане, а в «Lamborghini Diablo», предназначенном для высоких скоростей. Именно за эту особенность машины, как быстро убедилась Касси, вжавшись в спинку сиденья, Бенедикт и приобрел ее. Он гнал так, словно участвовал в гонках.
Несмотря ни на что, они проделали путь без каких-либо происшествий. И практически не разговаривали. Хотя его поведение стало немного теплее, он явно был озабочен предстоящей встречей с семьей. Почему, Касси поняла почти сразу по прибытии.
Не в пример легкой и изящной резиденции Бианки палаццо Константине оказалось целым комплексом сооружений в готическом стиле. Толстые стены, узкие окна, напоминающие бойницы. Проехав через ворота, охраняемые электронным устройством, они оказались в обширном, запущенном саду, спускающемся к морю. Фасад здания был настолько мрачным, что Касси подумала — он больше напоминает средневековую темницу, а не жилое здание.
Проехав сквозь арку, они остановились во внутреннем дворике, окруженном со всех сторон тяжелыми каменными стенами. Никто не появился, чтобы их встретить. Бенедикт, похоже, не находил в этом ничего странного.
— Багажом я займусь попозже, — пояснил он, вводя ее в громадный, отделанный камнем холл. — Сначала оглядимся.
Снаружи вовсю сияло солнце, но его тепло не просачивалось внутрь. Не было тепла и в грудном контральто женщины, появившейся на массивной центральной лестнице, нависающей над залом.
Хотя говорила она на своем родном языке, неудовольствие в ее голосе было настолько явным, что мороз пробежал у Касси по коже.
Бенедикт отнесся к такой встрече совершенно спокойно. Подтолкнув Касси вперед, он произнес по-английски:
— Мама, я привез мою жену познакомиться с тобой. Она не говорит по-итальянски. Поэтому и мы в ее присутствии не будем. Кассандра, позволь представить тебе мою мать, Эльвиру.
Прежде чем Касси смогла собраться с духом произнести свою маленькую речь, Эльвира Константине шагнула ближе, окинула ее с ног до головы презрительным взглядом и обернулась к Бенедикту.
— Итак, Ie mio figlio , это и есть женщина, о которой ты говорил по телефону.
Эльвира была в черном элегантном платье, несомненно, от лучших итальянских поставщиков.
Ногти покрыты лаком, на пальцах обеих рук украшенные драгоценными камнями кольца. В ушах — золотые обручи, а волосы, величественная иссиня-черная копна без единой ниточки серебра, удачно оттеняли гладкую оливковую кожу и подчеркивали аристократизм черт.
В юности она, несомненно, была красавицей, и сейчас еще оставалась очень красивой женщиной.
Но теперь лицо ее было искривлено злобой, а изо рта вырывались злые слова по поводу бледной, испуганной девицы, что притащил в дом ее сынок.
— Это моя жена. Ее зовут Кассандра, — отчетливо произнес Бенедикт. Если бы он обратился таким тоном к Касси, она бы здорово испугалась. И я надеюсь, что ты дашь ей возможность почувствовать себя здесь как дома, Эльвира.
— Я не кудесница, — пренебрежительно заявила та. — Калабрия для жителей Калабрии. Чужаки тут не приживаются. Но… — она вздернула плечи, — я попытаюсь.
Ее «попытка» ограничилась наклоном вперед и прикосновением к щеке невестки. Касси едва сдержалась, чтобы не отпрянуть в сторону.
— Итак… — она снова отошла и подвергла Касси очередному пристальному осмотру. — Ты, должно быть, хотела бы привести себя в порядок перед тем, как мы сядем за стол, верно?
Нынешним утром Касси немало потрудилась над своим внешним видом, надев брюки тонкой шерсти, свободную голубую блузку и туфли цвета слоновой кости на высоком каблуке, ничуть не менее элегантные, чем у Эльвиры. Тем не менее она съежилась под немигающим взглядом свекрови, внезапно ощутив себя грязной и зачуханной, и кротко промямлила:
— Спасибо. Вы очень добры. комнаты этажа, или они с Бенедиктом будут жить в роскошной изоляции.
К своему удивлению, она увидела в окно Бенедикта, вытаскивающего багаж из машины, и Эльвиру, стоящую рядом. Энергично жестикулируя, она о чем-то говорила. Быстрые трескучие фразы были неразборчивы, но хриплый голос явственно доносился по трубе, образованной четырьмя соединенными между собой стенами.
Между тем Бенедикт кратко и сердито ответил ей, на секунду прервав поток излияний. Она откачнулась от него, вцепилась обеими руками в безукоризненную прическу и раскинула затем руки в стороны, словно под влиянием нестерпимой боли. Взглянув на нее, Бенедикт снова что-то сказал, на сей раз мягче. Но очевидной привязанности, которую до того наблюдала Касси между ним и его сестрой, здесь не было.
Внезапно Эльвира подняла глаза вверх. Даже сорок футов, разделяющие их, не смогли скрыть ярости, бушующей в ее глазах. Касси отпрянула назад. Не подверженная суевериям, сейчас она затрепетала от предчувствия неминуемой беды.
Ее движение не осталось незамеченным. Губы Эльвиры раздвинулись в улыбке, не предвещающей ничего хорошего.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
Бенедикт видел, что с матерью произошла разительная перемена всего за год.
В ней появилась какая-то злоба, распространявшаяся на всех и все, включая и отношение к сыну. Можно было бы объяснить эти изменения горем, потрясшим ее после смерти мужа, если бы с тех пор не прошло уже четыре года.
— Все понял, — подвел он черту под ее бесконечными жалобами, выходя из кабинета в холл и направляясь к чемоданам, так и не поднятым наверх. — Я не потерплю глупостей по отношению к Кассандре. Усвой, пожалуйста, что она моя жена.
— Никогда! — возопила Эльвира, тащась следом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14