Ван. Зачем же пугать человека? Я ведь знаю, как вы заботитесь обо мне, как близко принимаете к сердцу мои дела. Не вышвырнете же вы меня с моими чайниками на улицу торговать.
Цинь. Поживем – увидим!
Входит женщина, с виду крестьянка, ведет за руку девочку лет десяти. У девочки в волосах соломка – знак того, что она продается. Ли Сань сначала их не впускает, но потом, сжалившись, разрешает войти. Мать с дочерью медленно направляются во двор. Посетители чайной разом замолкают, смотрят на них.
Девочка (дойдя до середины чайной, останавливается). Мама, я есть хочу.
Женщина тупо смотрит на дочь, потом вдруг падает на пол.
Цинь (Вану). Вышвырни их!
Ван. Да-да! Идите, идите! Нечего вам тут делать!
Женщина. Сжальтесь! Кому нужна девочка? Всего за два ляна!
Чан. Ли Сань, две чашки лапши с мясом, я плачу! Пусть поедят за дверью.
Ли. Да-да! (Подходит к женщине.) Вставай! Подожди за дверью. Сейчас я вынесу вам лапшу.
Ван. Живо!
Мать и дочь выходят Ли Сань выносит им две чашки с лапшой.
Ван (подходит к Чан Сые). Добрая вы душа, господин Чан, но послушайте меня: всем не поможешь! Бедняков слишком много! И никому до них нет дела! (К Цинь Чжунъи.) Верно я говорю, господин Цинь?
Чан. (к Сун Эръе). По-моему, уважаемый Эръе, скоро конец Китаю!
Цинь (все еще раздраженно). Не знаю, конец или не конец, но это вовсе не зависит от благодетелей, готовых кормить похлебкой нищих. Слушай, Ван, а я, пожалуй, и в самом деле отберу у тебя дом.
Ван. Вы не сделаете этого, господин Цинь!
Цинь. Я не только это сделаю. Землю в деревне, магазины в городе – все продам!
Ван. Зачем?
Цинь. Подкоплю деньжат, построю завод!
Ван. Завод?
Цинь. Да, завод! Огромный завод! Вот тогда и беднякам можно будет помочь, и иностранным товарам преградить дорогу, и государство спасти! (Глядя на Чан Сые, обращается к Вану.) Э, да что с тобой толковать. Все равно не поймешь!
Ван. Вы все о других печетесь, а о вас кто позаботится, когда имущество ваше из рук уйдет?
Цинь. Ничего ты не смыслишь! Только так и можно сделать нашу страну богатой и сильной! Ну ладно, мне пора. А дела у тебя идут неплохо. Если не наделаешь глупостей, аренду не повышу.
Ван. Погодите, я рикшу позову.
Цинь. Не надо, пройдусь пешком!
Цинь Чжунъи направляется к двери, Ван идет за ним. Входит Пан Тайцзянь, поддерживаемый боем. У боя в руках кальян.
Пан. А, господин Цинь!
Цинь. А, господин Пан! Успокоились за эти два дня?
Пан. Еще бы! В Поднебесной воцарился порядок: пришел высочайший указ. Тань Сытун приговорен к смертной казни. Скажу тебе так: не сносить головы тому, кто осмелится нарушить порядок, установленный предками!
Цинь. Я давно это знал!
Воцаряется тишина, посетители, затаив дыхание, прислушиваются к разговору.
Пан. Вы – человек умный, господин Цинь. Потому и разбогатели!
Цинь. Какое там богатство! Так, пустяки.
Пан. Скромничаете! Кто в Пекине не знает Цинь Чжунъи. Ни один из чиновников не может с вами тягаться. Да, ходят слухи, будто среди богачей появились сторонники реформ.
Цинь. Что-то не верится. Во всяком случае, до вас мне далеко.
Пан. Спасибо на добром слове! Но я вот что скажу – каждый из нас – мастер своего дела.
Смеются .
Цинь. На днях зайду, потолкуем! Всего хорошего! (Уходит.)
Пан. Да-а! Видно, и в самом деле настали другие времена, раз наш новоиспеченный богач смеет со мной зубоскалить. (К Вану.) Лю Мацзы здесь?
Ван. Подождите минутку, уважаемый, сейчас позову.
Лю Мацзы давно заметил Пан Тайцзяня, но не подходил, боясь помешать его беседе с Цинь Чжунъи.
Первый посетитель. А кто такой Тань Сытун?
Второй посетитель. Слышал я, будто он совершил тяжкое преступление. А иначе за что бы его приговаривать к смертной казни?
Третий посетитель. Месяца два или три назад кое-кто из чиновников и ученых замыслил что-то мудреное. Нам этого не помять.
Четвертый посетитель. Ладно! Как бы там ни было, на казенном содержании не пропадешь. А этот Тань да Кан Ювэй хотели распустить императорскую гвардию, чтобы мы сами добывали себе пропитание! Хорошо придумали! Нечего сказать.
Третий посетитель. А что толку от наших денег, если начальство добрую половину себе загребает?
Четвертый посетитель. Лучше жить прокаженным, чем спокойно умереть. Заставь меня зарабатывать себе на пропитание, так я быстро протяну ноги.
Ван. Господа! Господа! Не надо болтать о государственных делах!
Разговор прекращается.
Пан (усаживается за столик). Двести серебряных за деревенскую девчонку? Не много ли?
Лю (стоит навытяжку). Зато какая девчонка! Ее принарядить да манерам обучить – не стыдно будет и в городе показаться. Хороша! И знает, что к чему! Уж вы поверьте. Я для вас больше, чем для отца родного, стараюсь. Не пожалеете!
Появляется Тан Тецзуй.
Ван. Опять пришел?
Тан. На улице черт знает что творится! Полная неразбериха.
Пан. Уж не единомышленников ли Тань Сытуна ищут? Но тебе, Тан Тецзуй, не о чем беспокоиться. Кому ты нужен?
Тан (хмыкнув). Никому, управляющий, но дайте мне немного опиума, и я совсем успокоюсь.
Некоторые, почуяв, что обстановка накаляется, выскальзывают из чайной.
С у н. Пойдем и мы, Чан. Уже поздно!
Чан. Что ж, пошли!
К ним подходят соглядатаи Сунь Эньцзы и У Сянцзы.
Сунь. Погодите. Чан. В чем дело?
Сунь. Ты здесь болтал, что Китаю скоро конец придет!
Чан. Я люблю свою страну и боюсь, что ей грозит гибель.
У (к Сун Эръе). Слыхал?
Сун. Братцы! Мы каждый день тут пьем чай. И хозяин знает, что мы – люди надежные.
У. Отвечай, слыхал или нет, что он сказал? Я тебя спрашиваю…
Сун. Господа, неужели нельзя по-хорошему договориться? Присаживайтесь к нам!
Сунь. Придержи язык, не то и тебе наденем наручники. Раз он сказал, что Китаю скоро конец, значит, он из одной шайки с Тань Сытуном.
Сун. Я… Я слыхал… Он… сказал…
Сунь (Чану). Пошли!
Чан. Куда? Надо же разобраться!
Сунь. Сопротивляешься власти? Ну, погоди у меня! (Вытаскивает наручники.)
Чан. Ну-ну! Поосторожнее! Я – маньчжур.
У. Маньчжур и предатель? Тем хуже! Протягивай руки!
Чан. Не надо! Я не сбегу!
Сунь. Пожалуй, не сбежишь! (Суну.) Пойдем с нами, расскажешь, как было дело. Не бойся, тебя мы отпустим.
Со двора входят Хуан Панцзы и еще несколько человек.
Хуан. Ну вот, кажется, все и уладили. Напрасно я сюда притащился.
Сун. Господин Хуан! Господин Хуан!
Хуан (протирает глаза). Это кто?
Сун. Это – я, Сун Эръе. Прошу вас, замолвите за меня словечко!
Хуан (разглядев). А-а! Уважаемые господа Сунь Эньцзы и У Сянцзы! Работаете? Давайте, давайте!
Сун. Господин Хуан, помогите! Замолвите словечко!
Хуан. Я вмешиваюсь лишь тогда, когда властям не управиться. А так соваться – неловко. (Обращаясь ко всем.) Верно я говорю?
Все. Верно! Верно!
Сунь Эньцзы и У Сянцзы уводят Чан Сые и Сун Эръе.
Сун (к Вану). Присмотри за нашими птицами! Ван. Будьте спокойны! Пришлю их вам домой.
Шпики и задержанные уходят.
Хуан (заметив Пан Тайцзяня). А, старина, и ты здесь? Собираешься, говорят, жениться? Прими мои поздравления!
Пан. Надеешься выпить свадебного вина?
Хуан. Если окажешь честь приглашением.
Входит женщина с пустыми чашками, ставит их на стойку. За ней идет девочка.
Девочка. Мама! Я еще хочу есть!
Ван. Идите, идите!
Женщина. Пойдем, детка.
Девочка. Мама, ты меня не продашь? Не продашь, а, мам?
Женщина. Девочка моя! (Плачет, уводит дочь.)
Появляется Кан Лю с дочерью Кан Шуньцзы. Останавливается у стойки.
Кан. Доченька! Шуньцзы! Не человек я – зверь! Но что делать? Не пристрою тебя – умрешь с голоду. И вся семья тоже умрет, если я не раздобуду несколько лянов серебра. Смирись, Шуньцзы, с судьбой. Сделай доброе дело!
Шуньцзы. Я… Я…
Лю (подбегая). Она согласилась? Вот и прекрасно! Подойди к господину управляющему! Поклонись ему! Шуньцзы. Я… (Теряет сознание.)
Кан (поддерживает ее). Шуньцзы! Шуньцзы! Лю. Что такое?
Кан. Голодная она, да еще расстроилась. Вот голова и закружилась. Шуньцзы! Шуньцзы!
Пан. Зачем мне такая дохлятина?!

Занавес
ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

Время действия: десять с лишним лет спустя. После смерти Юань Шикая империалисты подбивают китайских милитаристов осуществить раздел страны, в любой момент может вспыхнуть междоусобная война.
Начало лета. Утро. Место действия: Пекин, чайная «Юйтай».
Все чайные в Пекине к этому времени закрылись. Только «Юйтай» по-прежнему принимала своих посетителей. Но все там было теперь по-другому, все было подчинено одной цели – как-нибудь выжить. Как и прежде, в передней комнате подавали чай, задние комнаты были превращены в гостиницу. В чайной не только торговали чаем, но и тыквенными семечками, лапша же с тушеным мясом ушла в область предания. Кухню переместили в задний дворик, специально для обслуживания постояльцев гостиницы. Мебель тоже стала совсем иной: маленькие столики, покрытые светло-зелеными скатертями, да плетеные стулья. Со стен убрали картины с изображением «восьми хмельных даосских святых», исчез не только сам бог богатства Цайшэнь, но и ниша, куда его ставили, его место заняли модные красотки – реклама иностранной табачной фирмы. По-прежнему украшали стены надписи «Болтать о государственных делах запрещается», только иероглифы стали крупнее. Ван Лифа настоящую сметку. Его чайная не только не погибла, напротив, она теперь процветает. На несколько дней ее закрыли из-за ремонта фасада и завтра должны открыть. Ван Шуфэнь и Ли Сань расставляют столы и стулья, передвигают их и так и эдак.
Ван Шуфэнь уже сделала современную прическу, а Ли Сань никак не может расстаться с косичкой. Входят несколько студентов, здороваются и уходят.
Шуфэнь (увидев, что косичка мешает Ли Саню). Послушай, Ли Сань, в нашей чайной все изменилось к лучшему, не мешало бы и тебе расстаться с косичкой.
Ли. К лучшему, к лучшему. Уж так хорошо, что дальше ехать некуда!
Шуфэнь. Не скажи, старина! Слышала я, что все чайные позакрывались: и «Дэтай» у Западных ворот, и «Гуантай» у Северного моста, и «Тяньтай» у башни Гулоу. А наша нет. Почему? Да потому, что отец Шуаньцзы знает толк в переменах к лучшему!
Ли. Чего уж там. Не стало императора – казалось бы, большей перемены и быть не может. А пришел Юань Шикай и тоже захотел стать императором. Черт знает что творится в Поднебесной: сегодня палят из пушек, завтра – закрывают городские ворота! Перемены к лучшему, говоришь? Это мы еще посмотрим. А косичку я пока оставлю. Вдруг снова вернутся старые времена?
Шуфэнь. Не упрямься, Санье! Благодаря переменам у нас теперь республика. Можем ли мы не идти в ногу со временем? Ты только посмотри, какой у нас тут порядок, какая чистота! Не то что прежде. Красиво! Обслуживаем только людей культурных. Честь какая! А ты носишься со своей косичкой. Куда это годится? Даже смотреть не– -приятно!
Ли. Госпожа, тебе одно не нравится, мне – другое.
Шуфэнь. Другое? Что же именно?
Ли. А то, что и чайная и гостиница на хозяине да на мне. Вдвоем, как бы там ни было, трудно управляться.
Шуфэнь. Верно! Чайная – на хозяине, но в гостинице я ведь тебе помогаю!
Ли. Ну, помогаешь. Но надо же убрать больше двадцати номеров, накормить больше двадцати человек! То за покупками сбегать, то на почту – письма отправить! Сама посуди, легко это?
Шуфэнь. Ты прав, нелегко! Но в это смутное время всевышнего надо благодарить, что есть хоть такая работа. И терпеть.
Ли. Я не железный. Совсем из сил выбился. Сплю пять часов в сутки, а то и еще меньше.
Шуфэнь. Послушай, Санье, кому сейчас хорошо? Вот пройдут каникулы, а там, глядишь, старший закончит начальную школу, подрастет младший, начнут помогать, нам и полегчает. Ты ведь еще при старике Ване, отце Ван Лифа, служил, ты старый наш друг, верный помощник.
С важным видом входит Ван Лифа.
Ли. Верный помощник? Двадцать лет прослужил, пора бы жалованье прибавить. Везде перемены, а заработок прежний.
Ван. Зачем так говорить, старина?! Если дела пойдут лучше, будешь получать больше. Завтра открываем чайную, и да сопутствует нам удача! Только не сердись, ладно?
Ли. Не прибавишь – работать не буду!
Слышен голос.
Голос. Ли Сань, Ли Сань!
Ван. Поспеши, господин зовет! Потом поговорим, на досуге.
Ли. Да! Гм!
Шуфэнь. Вчера закрыли городские ворота, не знаю, открыли их или нет. Хозяин тут сам управится, а ты, Санье, сходи за овощами. Главное – солений купи хоть немного.
Снова слышен голос.
Голос. Ли Сань, Ли Сань!
Ли. Вот-вот! Там зовут, тут в лавку гонят, хоть разорвись! (Возмущенный, уходит.)
Ван. Мать Шуаньцзы, стар Ли Сань стал, ты должна…
Шуфэнь. Санье давно недоволен. И не напрасно. Ему я не могу сказать, а тебе скажу, что думаю: надо искать еще одного человека.
Ван. Еще одного? А где взять средства ему на жалованье? Доход у нас и так мизерный. Можно бы, конечно, заняться чем-нибудь другим. Но чайная досталась мне по наследству,– и я не могу ее бросить!
Издалека доносятся пушечные выстрелы… 636
Ван. Слышишь? Опять палят, черт бы их побрал! А ты все шумишь, шумишь! Счастье, если завтра можно будет открыть чайную. Что ты на это скажешь?
Шуфэнь. Умный человек глупости не скажет! Из-за моих разговоров, что ли, палят?
Ван. Хватит молоть чепуху! Лучше делом займись!
Шуфэнь. Не свалишься от усталости, так пристрелят! Все ясно как дважды два! (Медленно уходит.)
Ван (уже не так резко). Мать Шуаньцзы, не бойся! Не первый день палят – а не убили! Пекин – благословенное место!
Шуфэнь. Благословенное! Как же! Сердце колотится так, что вот-вот выскочит. Пойду дам Санье денег на овощи.
У входа беженцы, мужчины и женщины, просят о помощи.
Беженец. Сжалься над нами, хозяин! Войди в наше положение!
Ван. Идите! Идите! Нечем мне вам помочь, и чайная еще закрыта.
Беженцы (хором). Да пожалей ты нас! Мы ведь беженцы!
Ван. Некогда мне разговаривать с вами! Я сам себе не могу помочь!
Появляется полицейский.
Полицейский. Идите, идите! Убирайтесь!
Беженцы уходят.
Ван. Ну что? Близко идут бои?
Полицейский. Совсем рядом! Потому и беженцев столько. Меня прислало начальство, тебе велено сдать восемьдесят цзиней лепешек – к двенадцати часам. Солдаты не уйдут из города, пока не получат сухой паек.
Ван. Всевышний спаси и помилуй! Вы же умный человек! Мне бы постояльцев накормить, ведь чайная не работает! Мне и один цзинь взять неоткуда, не то что восемьдесят.
Полицейский. Понимаю, но у меня приказ. Сам смотри! (Хочет уйти.)
Ван. Погодите! Истинная правда, чайная не работает, вы же знаете. Откроем, так вы с нами хлопот не оберетесь! Ну ладно, вот вам на чашку чаю. (Дает деньги.) Замолвите за меня словечко, век не забуду!
Полицейский (принимая деньги). Замолвить можно, не знаю только, будет ли от этого толк.
Врываются солдаты в изодранной форме с винтовками наперевес.
Полицейский. Служивые, я тут как раз проверяю прописку, чайная не работает!
Солдат. Мать твою!
Полицейский. Хозяин, дай солдатам на чай, пусть попьют в другом месте.
Ван. Не обессудьте! Чайная еще закрыта! А то с удовольствием напоил бы вас чаем (вручает деньги полицейскому).
Полицейский (передает деньги солдатам). Ну ладно, служивые, вы уж не обижайтесь, он и в самом деле не может вас обслужить.
Солдат. Кому нужны эти бумажки? Серебро гони!
Ван. А где мне его взять, служивые?
Солдат. Дай ему пинка в зад!
Полицейский (Вану). Добавь еще немною!
Ван (достает деньги). Если найдете еще хоть юань, сожгите мой дом! (Передает деньги.)
Солдат забирает деньги и уходит.
Полицейский. Пронесло! Мне скажи спасибо! Крышка бы тебе, если бы не я. Ни одной чашки не осталось бы!
Ван. Вовек не забуду твоей доброты!
Полицейский. А ты не думаешь, что с тебя причитается?
Ван. Конечно! Но обыщите меня, медяка не найдете, верно говорю. (Поднимает халат.) Обыщите! Сделайте милость!
Полицейский. Тебя не перехитришь! До завтра! А что будет завтра, один бог знает! (Уходит.)
Ван. Погодите! (Видя, что полицейский ушел, топает ногами). Черт бы их побрал! Воюют! Воюют! Сегодня воюют! Завтра воюют! Только и делают, что воюют! А какого черта воюют?
Входит Тан Тецзуй, по-прежнему худой, неопрятный, но в шелковом халате.
Ван (сердито). А, это ты, господин Тан? Я больше задаром чаем не пою! (Оглядывает Тана, улыбается.) А ты, видно, хорошо живешь! В шелках ходишь!
Тан. Чуть получше прежнего. Время мне благоприятствует.
Ван. Благоприятствует? Просто не верится.
Тан. Чем хуже времена, тем лучше у меня идут дела. Каждый хочет знать, суждено ему выжить или умереть. Вот и идут ко мне гадать.
Ван. Пожалуй, что так.
Тан. Слышал, ты гостиницу открыл, сдай мне комнату.
Ван. Господин Тан, боюсь, с твоим пристрастием у меня тут…
Тан. А я бросил курить опиум.
Ван. Правда? Ты что, в самом деле разбогател?
Тан. Я курю теперь героин. (Указывая на рекламу, висящую на стене.) Видишь, сигареты марки Хадэмэнь, длинные, не очень туго набитые (вытаскивает сигарету и показывает), высыпешь из нее табачок, набьешь героином, и хорошо. Сигареты великой Британской империи, героин – из Японии, две великие могучие державы – и обе у меня на службе! Ну не счастье ли это?
Ван.
1 2 3 4 5 6