Конечно, — поспешила добавить она, — если там нет огня.
Чевиоту вдруг стало легко и весело; он желал Флору, и вместе с тем ему хотелось ее подразнить.
— Да уж, — проговорил он с серьезным видом. — Если бы меня заставили засунуть голову в дымоход над камином, я опалил бы бакенбарды, не докурив сигары!
— Но у тебя нет никаких бакен… ой, что это я! Ты опять шутишь! Я тебя ненавижу!
— Флора, посмотри на меня. Ты на самом деле против курения?
— Конечно нет. Поцелуй меня еще раз… — И потом, после паузы: — Вечером я вела себя отвратительно…
— У тебя был веский повод.
— Нет, нет! Я пришла в ярость, — Флора отбросила всю важность и снова стала самой собой, — потому что очень боялась. Ты думаешь, я не знаю, какая репутация у Вулкана? А он попросил тебя остаться, и ты… впрочем, не важно! Но ведь у тебя действительно были неприятности, да?
— Да, мелкие. Не о чем говорить.
— Слава богу, — едва слышно прошептала она. — Милый! Пойдем, сядь рядом и все мне расскажи. Позволь я возьму твой плащ.
— Нет, нет! Только не плащ!
Но Флора уже отстегнула застежку и тяжелый каракулевый воротник. Когда плащ упал ей на руки, она испуганно вскрикнула.
Ни воротничка, ни шейного платка на Чевиоте не было. Рубашка висела клочьями и в двух местах пропиталась запекшейся кровью. Брюки, порванные на обоих коленях, были в пыли, как и порванный фрак. На правом рукаве фрака, который он подвернул, умываясь у насоса, чернела прожженная дыра.
— Да… понятно, — тихо прошептала Флора. — Всего лишь мелкие неприятности, не о чем говорить. — И вдруг расхохоталась. Она смеялась и смеялась и никак не могла остановиться.
— Флора! Флора, хватит! Нельзя так распускаться!
Смех тут же смолк. Крепко прижав плащ Чевиота к груди, Флора подняла на него взгляд, исполненный такой невыразимой нежности, что ему стоило большого труда не отвести глаза.
— Нет, Джек, дело не в нервах и не в капризах. Мне правда стало смешно. Но я… у меня сердце изболелось. Я скажу тебе, что я решила… какое решение приняла сегодня. — Она облизала губы и еще крепче прижала к груди плащ. — Не скрою от тебя, милый, я многого не понимаю. Я не понимаю тебя. Иногда мне кажется, что ты человек из иного мира. Я не понимаю, почему ты так настаиваешь на «своей работе». — От смущения она прикусила губу. — Джентльмены не работают — им нет нужды работать. Нет, нет, никогда — так говорил мой отец.
Не возражай мне… Да и к чему мне понимать? Неужели мне надо стать глупышкой, такой, как другие женщины, и воображать, будто мои чувства и есть настоящая жизнь? Вчера я повела себя глупо — да, да! — и сегодня тоже. Но если ты меня любишь, я постараюсь поумнеть. И если ты так предан своей полиции… что ж, тогда и я предана ей тоже! Это никакая не добродетель с моей стороны. Я просто люблю тебя таким, какой ты есть.
Чевиот смотрел вниз, на ковер. Головы он не поднимал. К горлу подступил ком.
Флора подошла ближе. Он протянул руки. Она перекинула плащ на левый локоть, а он поднес ее правую руку к лицу и прижался к ней губами.
И тут, когда между ними воцарилось полное взаимопонимание, окутавшее их теплом, которое, казалось, невозможно нарушить, где-то далеко, в вестибюле, послышалось треньканье колокольчика.
Флора отпрянула от него и возмущенно топнула ногой.
— В такой час?! — воскликнула она. — Нет! Я велю Мириам никого не принимать. Сегодня они не заберут тебя у меня!
— В этом можешь быть уверена, — подтвердил Чевиот. — Ни одна сила на земле не способна соперничать с тобой.
Кто-то легонько, деликатно постучал, затем последовала долгая пауза, и в дверь скользнула статная экономка.
— Миледи… — несколько смущенно начала она. — Я бы ни за что не побеспокоила вас, если бы не… К вам леди Корк.
— Леди Корк? — безо всякого выражения переспросила Флора.
Костяшки пальцев под перчатками саднили; когда Чевиот сжал кулаки, боль стала сильнее.
— Лучше нам принять ее, — прошептал он.
— Ты… уверен?
— Да. Сегодня, Флора, я вплотную подошел к разгадке тайны.
— Тайны убийства Маргарет Ренфру?
— Да. Где были мои глаза? Я ведь видел, кто совершил преступление, а сегодня, у Вулкана, я понял, как оно было совершено. Мне недостает одной мелочи и ответа на один вопрос, который я могу узнать только у тебя и у леди Корк.
Флора глубоко вздохнула:
— Мириам, пожалуйста, просите леди Корк войти.
Как только дверь закрылась, Чевиот заговорил стремительным шепотом:
— Пожалуйста, не тревожься, но… Сегодня утром мистер Ричард Мейн, один из комиссаров полиции, всячески старался доказать, что Ренфру убила ты, а я тебя выгораживал. Нет, прошу тебя, не начинай или закрой рот рукой!
Чевиот покосился на дверь и зашептал еще быстрее:
— Я без труда оправдаю тебя. Но для этого необходимо признаться, что мы с тобой оба лгали и скрыли улику, что еще опаснее. Единственная моя надежда на то, что я сумею показать, как было совершено убийство. И сейчас, как мне кажется — повторяю, только кажется, — я смогу это доказать.
Чевиот сделал жест, призывающий Флору к молчанию. Взяв из ее рук плащ, он накинул его на плечи и застегнул воротник. В тот же миг Мириам объявила о приходе графини Корк и Оррери.
Они услышали сопение леди Корк и стук ее палки-костыля еще до того, как приземистая, тучная старуха решительно проковыляла в комнату. Вместо белого чепца с оборками леди Корк надела белый капор с полями, из-под которых глядели ее умные глаза. Поверх вчерашнего белого платья она накинула серую меховую мантилью.
Ее словно обступали призраки восемнадцатого века; в их присутствии даже пламя газовых горелок заплясало.
— Ради бога, милочка! — обратилась старуха к Флоре; несмотря на вызывающий тон, ясно было, что она извиняется. — Я бы не стала доставлять вам столько хлопот, да еще в такой час, если бы не заметила, что у вас на первом этаже горит свет. — Она слегка подчеркнула слово «первый».
Всего два или три дня назад Флора взволновалась и смутилась бы. Но сейчас она была само спокойствие и грация и потому с улыбкой ответила:
— Вы для меня всегда желанная гостья, леди Корк. Неужели вы до сих пор не ложились?
— Я никогда не ложусь рано. Не спится. — Леди Корк с трудом повернула голову. — Нет, нет, голубушка, капор и мантилья останутся при мне. И не суетись вокруг меня!
Последнее замечание было адресовано хорошенькой молодой служанке, Соланж, которая топталась в дверях. Нежные, карие с поволокой глаза Соланж внимательно глядели на хозяйку из-под зеленого капюшона. При виде Флоры девушка пришла в замешательство.
— Сядь там, — леди Корк концом палки ткнула в кресло в противоположном углу, — и не мешай мне. Я ненадолго.
— Как и я, — пробормотал Чевиот, запахиваясь в плащ.
— Неужели сын Джорджа Чевиота? — язвительно переспросила леди Корк. Она перевела взгляд с него на Флору и обратно. — Неужели? Фи! Сознайтесь, и будь что будет!
— То же самое, мадам, я настоятельно рекомендую сделать вам.
— Что такое? Так я, по-вашему, лгу?
— Не всегда, мадам. Зато вы редко говорите всю правду. Он понимал: старуха ни за что не приступит сразу к делу.
Леди Корк фыркнула. Она не спеша оглядела комнату, оклеенную серебристо-серыми обоями, стулья, диван и оттоманку, обитые вишневым бархатом. Фыркнула еще раз, затем, хромая, добралась до кресла Флоры под лампой у камина и тяжело опустилась в него. На столе рядом лежала открытая книга, которую Флора читала перед тем, как пришел Чевиот.
Леди Корк, моргая, посмотрела на страницы книги. Похоже, запах типографской краски вывел ее из забытья.
— Знаете, где я была сегодня ночью? Нет? Так вот! Я обедала с Джоном Уилсоном Крокером, — торжествующе объявила леди Корк, — и с целым выводком прочих краснозадых тори. Можете себе представить, что Крокер имел нахальство предложить?
— Да, — парировал Чевиот. — Мистер Крокер предлагает отредактировать и выпустить новое издание сочинений Босуэлла, на что ему понадобится года два или больше. Несомненно, он желал услышать ваши воспоминания?
— Да, вот именно. Черт бы его поб…
— Не бойтесь, мадам!
— Что такое?
— Молодой Маколей, который пишет такие восхитительные статьи в «Эдинбург ревью», ненавидит мистера Крокера больше холодной вареной телятины. В свое время он устроит ему такую трепку, что ее будут помнить и через сто лет!
— А, еще одно пророчество! — задумчиво протянула леди Корк, сцепив руки на набалдашнике своей палки. — Но какая разница? Еще совсем недавно у меня запросто бывали все наши так называемые литературные львы — от Вашингтона Ирвинга до молодого Бена Дизраэли; он еще удивил весь Лондон своим романом «Вивьен Грей». Но где теперь остроумцы? Где светлые головы? Их нет… Никого нет.
— Ах что вы! — воскликнула Флора. — Разве мистера Дизраэли сейчас нет в Лондоне?
— Боже мой! — фыркнула леди Корк, свирепо поводя толстой короткой шеей. — Всем известно, что он путешествует по континенту. Говорят, по возвращении будет баллотироваться в парламент.
— Он оставит свой след в истории, мадам, — серьезно произнес Чевиот. — Я вам обещаю!
— Кто, Бен Дизраэли? А чего это вы ухмыляетесь?
— Просто вспоминаю «Вивьена Грея». Там одного из персонажей зовут лорд Биконсфильд. Мистер Дизраэли в юности даже не мечтал, что в один прекрасный день он сам станет…
— Кем, молодой человек? Не останавливайтесь так, словно вы язык прикусили! Кем станет?
— Я хотел сказать — выдающимся деятелем.
Большой диван подвинули к самому камину, рядом с креслом леди Корк. Флора села ближе к гостье, а Чевиот рядом с хозяйкой.
От него не ускользнула резкая перемена состояния леди Корк. Опершись на палку, старуха втянула щеки и сказала:
— От Крокера я слышала кое-что еще.
— А именно?
— Примерно в половине первого к Джону Уилсону подошел лакей и прошептал ему на ухо… — видимо, слова давались леди Корк с трудом, — что суперинтендент, сын Джорджа Чевиота, всего с восемью сыщиками вломился к Вулкану — точно с неба свалился. Так вот, они побили всех «подсадных» и спустили их с лестницы — всего за семь минут, кто-то засек по часам!
Чевиот вздохнул:
— Мадам, ваши сведения не слишком точны.
— Так что же там случилось? — язвительно поинтересовалась старуха. — Ну же, молодой человек! Что там произошло?
Чевиот посмотрел на леди Корк в упор.
— Мой рассказ может подождать, — заявил он. — Достаточно будет сказать следующее: вся шайка-лейка…
— Кто?! — переспросила потрясенная Флора.
— Прошу прощения. Я имел в виду джентльменов, честных игроков. Их возмутило то, что игра велась нечестно. Они набросились на «подсадных» — и сражались на нашей стороне. В результате мы настолько превзошли числом наемников, что нашу… стычку едва ли можно назвать дракой. Мы победили их не за семь минут, а за пять! — Отчитываясь, он по-прежнему не сводил взгляда с леди Корк. — Но едва ли, мадам, вы приехали сюда в три часа ночи ради того, чтобы узнать подробности потасовки у Вулкана. Может быть, вас интересует судьба вашей броши?
Леди Корк сверкнула глазами и опустила голову, как будто из нее вдруг выпустили воздух.
— Не стану отрицать, — пробормотала она. — Понимаете, эта брошь — свадебный подарок. Первый полученный мной подарок! Четыре другие безделушки мне не так жалко — пусть бы их забирал Вулкан, но брошь…
Чевиот поднялся на ноги и подошел к стулу рядом с дверью. На его сиденье, поверх двух конторских книг, лежал узелок, сделанный из его носового платка.
Подойдя к леди Корк, он положил узелок ей на колени, развязал его и расправил платок. В искрах газового света, под лампой с серо-вишневым абажуром сияли и переливались драгоценные камни.
— Позвольте вернуть вам все пять, — произнес он.
Леди Корк опустила голову. Нет, она не издала ни звука — некоторое время казалось, что старуха вообще находится в прострации. Она прижала морщинистые руки к губам ладонями наружу и принялась раскачиваться в кресле.
Наконец она взяла одну из вещиц — маленький кораблик с алмазами и рубинами, — прижала его к губам, потом к щеке и тихо запела песенку, которая была в моде шестьдесят лет назад.
Флора отвернулась. Через секунду леди Корк откашлялась и подняла голову.
— Знаете, молодой человек, — проговорила она, — немного отыщется в наши дни таких, как вы.
— Но я почти ничего не сделал! — искренне возразил Чевиот. — Если уж хотите кого-нибудь похвалить, хвалите Сигрейва, Балмера и шестерых констеблей. Клянусь, мадам, они вели себя великолепно! В рапорте, который я направил обоим комиссарам, я выразил им мое величайшее одобрение.
— Ну конечно! — фыркнула леди Корк. — А вы что же, стояли в сторонке и ничего не делали?
— Я…
— Хватит! — произнесла леди Корк с истинным достоинством. Она выпрямила спину. — Мистер Чевиот, не могу выразить словами, как я вам признательна. Но я напишу Бобби Пилю. Да что там — я напишу самому герцогу!
— По-моему, не стоит.
— Что такое?!
— Если хотите отблагодарить меня, мадам, скажите лучше правду.
Темная тень снова набежала на лицо леди Корк.
Брошка упала на колени, смешавшись с остальными украшениями. Тихое шипение газа и стиснутые руки Флоры напомнили Чевиоту о том, что между ними до сих пор находится женщина, убитая выстрелом в спину.
— Вчера ночью, — продолжал Чевиот, — вы кое-что мне рассказали. По вашим словам, четыре ваших главных сокровища, включая и брошь, вы спрятали во вторник в кормушках для птиц у вас в спальне.
— Так я и сделала! Вы ведь сами видели!
— Правда, не отрицаю. Однако что произошло ночью в четверг?
Леди Корк отвернулась.
— По вашим словам, в четверг вы расставили ловушку для вора. — Чевиот подался вперед и извлек из кучки драгоценностей единственное кольцо. — Вы положили якобы ничего не стоящее колечко в кормушку канарейки в галерее, да?
Леди Корк хотела что-то сказать, но передумала.
— Далее вы утверждали, что поддались искушению и выпили настойку опия. Выпили настойку — и потому не увидели вора.
— Я…
— Простите, но позвольте мне усомниться. Вы были очень взволнованы, вы были в ужасе. Вам непременно нужно было найти вора, даже если вы всего лишь подозревали его. Взять, к примеру, кольцо, которое вы спрятали.
Чевиот поднял его повыше. Крупный бриллиант злобно сверкнул.
— Судя по счетной книге Вулкана, кольцо заложили (заложили, а не продали!) за сто гиней. Ничего себе никчемная безделушка! Хорошую наживку вы положили для своего вора! И можно ли предположить, чтобы вы выпили лауданум перед появлением того, кто украл ваши драгоценности? Нет! Вы видели вора, точнее, воровку, не так ли? — спросил он, помолчав. — И опознали Маргарет Ренфру.
— Да, — призналась леди Корк после долгой паузы.
— Вы подтвердите ваши показания в суде, мадам?
— Да, я выступлю и скажу! — Леди Корк гордо вскинула голову. Затем она погрузилась в раздумья; умные глаза проницательно посверкивали. — Я видела ее! — неожиданно поведала леди Корк. — Босую, в тонкой ночной сорочке, со свечой в руке. Боже! Пег никогда не была ханжой. Я всегда догадывалась, хотя и знала, — она прищурилась, — что ее любовник не вы. Но… увы! Пока я не увидела ее тогда, ночью, с открытым ртом и пылающими щеками, когда она рылась в кормушке, стараясь отыскать кольцо, я даже не представляла себе, сколько в девчонке жизни и дьявольского огня!
— «Огонь, гори! — процитировал Чевиот. — Котел, кипи!»
— Что такое, молодой человек? Что вы бормочете?
— Простите, — сокрушенным тоном сказал Чевиот. — Я просто процитировал строчку из шекспировского «Макбета», слова, которые кое-кто употребил по отношению к ней. Огонь слишком уж разгорелся. Котел выкипел. И она снова замкнулась в себе, и ее замучила совесть.
— Неужели? — спросила леди Корк очень странным тоном. Он положил кольцо к другим драгоценностям.
— У меня остался всего один вопрос, мадам; он касается письма, которое вы написали в ночь убийства. Вопрос также связан с присутствующей здесь леди Дрейтон.
— Со мной? — удивилась Флора.
Чевиот улыбнулся. Над камином, между газовыми рожками, висел портрет самой Флоры в полный рост, написанный три или четыре года назад стареющим сэром Томасом Лоуренсом, который сейчас, после того, как стал президентом Королевской академии искусств, редко брался за кисть.
Чевиот помимо своей воли то и дело сравнивал Флору, изображенную на портрете, с настоящей Флорой, которая казалась более живой не только потому, что была из плоти и крови.
— Да, — кивнул он. — Дорогая моя, когда мистер Ричард Мейн днем забросал меня вопросами, я больше всего боялся, что он вспомнит о том письме. Тогда я не знал бы, что ему ответить. — Встав на коврик у камина, Чевиот снова обратился к леди Корк: — Вчера, в ночь убийства, писали ли вы полковнику Роуэну в Скотленд-Ярд?
— Да, ну и что из того?
— Вы запечатали письмо желтым воском? Позвольте узнать, почему вы велели вручить письмо только полковнику Роуэну, а не обоим комиссарам полиции?
— Ах, молодой человек!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28
Чевиоту вдруг стало легко и весело; он желал Флору, и вместе с тем ему хотелось ее подразнить.
— Да уж, — проговорил он с серьезным видом. — Если бы меня заставили засунуть голову в дымоход над камином, я опалил бы бакенбарды, не докурив сигары!
— Но у тебя нет никаких бакен… ой, что это я! Ты опять шутишь! Я тебя ненавижу!
— Флора, посмотри на меня. Ты на самом деле против курения?
— Конечно нет. Поцелуй меня еще раз… — И потом, после паузы: — Вечером я вела себя отвратительно…
— У тебя был веский повод.
— Нет, нет! Я пришла в ярость, — Флора отбросила всю важность и снова стала самой собой, — потому что очень боялась. Ты думаешь, я не знаю, какая репутация у Вулкана? А он попросил тебя остаться, и ты… впрочем, не важно! Но ведь у тебя действительно были неприятности, да?
— Да, мелкие. Не о чем говорить.
— Слава богу, — едва слышно прошептала она. — Милый! Пойдем, сядь рядом и все мне расскажи. Позволь я возьму твой плащ.
— Нет, нет! Только не плащ!
Но Флора уже отстегнула застежку и тяжелый каракулевый воротник. Когда плащ упал ей на руки, она испуганно вскрикнула.
Ни воротничка, ни шейного платка на Чевиоте не было. Рубашка висела клочьями и в двух местах пропиталась запекшейся кровью. Брюки, порванные на обоих коленях, были в пыли, как и порванный фрак. На правом рукаве фрака, который он подвернул, умываясь у насоса, чернела прожженная дыра.
— Да… понятно, — тихо прошептала Флора. — Всего лишь мелкие неприятности, не о чем говорить. — И вдруг расхохоталась. Она смеялась и смеялась и никак не могла остановиться.
— Флора! Флора, хватит! Нельзя так распускаться!
Смех тут же смолк. Крепко прижав плащ Чевиота к груди, Флора подняла на него взгляд, исполненный такой невыразимой нежности, что ему стоило большого труда не отвести глаза.
— Нет, Джек, дело не в нервах и не в капризах. Мне правда стало смешно. Но я… у меня сердце изболелось. Я скажу тебе, что я решила… какое решение приняла сегодня. — Она облизала губы и еще крепче прижала к груди плащ. — Не скрою от тебя, милый, я многого не понимаю. Я не понимаю тебя. Иногда мне кажется, что ты человек из иного мира. Я не понимаю, почему ты так настаиваешь на «своей работе». — От смущения она прикусила губу. — Джентльмены не работают — им нет нужды работать. Нет, нет, никогда — так говорил мой отец.
Не возражай мне… Да и к чему мне понимать? Неужели мне надо стать глупышкой, такой, как другие женщины, и воображать, будто мои чувства и есть настоящая жизнь? Вчера я повела себя глупо — да, да! — и сегодня тоже. Но если ты меня любишь, я постараюсь поумнеть. И если ты так предан своей полиции… что ж, тогда и я предана ей тоже! Это никакая не добродетель с моей стороны. Я просто люблю тебя таким, какой ты есть.
Чевиот смотрел вниз, на ковер. Головы он не поднимал. К горлу подступил ком.
Флора подошла ближе. Он протянул руки. Она перекинула плащ на левый локоть, а он поднес ее правую руку к лицу и прижался к ней губами.
И тут, когда между ними воцарилось полное взаимопонимание, окутавшее их теплом, которое, казалось, невозможно нарушить, где-то далеко, в вестибюле, послышалось треньканье колокольчика.
Флора отпрянула от него и возмущенно топнула ногой.
— В такой час?! — воскликнула она. — Нет! Я велю Мириам никого не принимать. Сегодня они не заберут тебя у меня!
— В этом можешь быть уверена, — подтвердил Чевиот. — Ни одна сила на земле не способна соперничать с тобой.
Кто-то легонько, деликатно постучал, затем последовала долгая пауза, и в дверь скользнула статная экономка.
— Миледи… — несколько смущенно начала она. — Я бы ни за что не побеспокоила вас, если бы не… К вам леди Корк.
— Леди Корк? — безо всякого выражения переспросила Флора.
Костяшки пальцев под перчатками саднили; когда Чевиот сжал кулаки, боль стала сильнее.
— Лучше нам принять ее, — прошептал он.
— Ты… уверен?
— Да. Сегодня, Флора, я вплотную подошел к разгадке тайны.
— Тайны убийства Маргарет Ренфру?
— Да. Где были мои глаза? Я ведь видел, кто совершил преступление, а сегодня, у Вулкана, я понял, как оно было совершено. Мне недостает одной мелочи и ответа на один вопрос, который я могу узнать только у тебя и у леди Корк.
Флора глубоко вздохнула:
— Мириам, пожалуйста, просите леди Корк войти.
Как только дверь закрылась, Чевиот заговорил стремительным шепотом:
— Пожалуйста, не тревожься, но… Сегодня утром мистер Ричард Мейн, один из комиссаров полиции, всячески старался доказать, что Ренфру убила ты, а я тебя выгораживал. Нет, прошу тебя, не начинай или закрой рот рукой!
Чевиот покосился на дверь и зашептал еще быстрее:
— Я без труда оправдаю тебя. Но для этого необходимо признаться, что мы с тобой оба лгали и скрыли улику, что еще опаснее. Единственная моя надежда на то, что я сумею показать, как было совершено убийство. И сейчас, как мне кажется — повторяю, только кажется, — я смогу это доказать.
Чевиот сделал жест, призывающий Флору к молчанию. Взяв из ее рук плащ, он накинул его на плечи и застегнул воротник. В тот же миг Мириам объявила о приходе графини Корк и Оррери.
Они услышали сопение леди Корк и стук ее палки-костыля еще до того, как приземистая, тучная старуха решительно проковыляла в комнату. Вместо белого чепца с оборками леди Корк надела белый капор с полями, из-под которых глядели ее умные глаза. Поверх вчерашнего белого платья она накинула серую меховую мантилью.
Ее словно обступали призраки восемнадцатого века; в их присутствии даже пламя газовых горелок заплясало.
— Ради бога, милочка! — обратилась старуха к Флоре; несмотря на вызывающий тон, ясно было, что она извиняется. — Я бы не стала доставлять вам столько хлопот, да еще в такой час, если бы не заметила, что у вас на первом этаже горит свет. — Она слегка подчеркнула слово «первый».
Всего два или три дня назад Флора взволновалась и смутилась бы. Но сейчас она была само спокойствие и грация и потому с улыбкой ответила:
— Вы для меня всегда желанная гостья, леди Корк. Неужели вы до сих пор не ложились?
— Я никогда не ложусь рано. Не спится. — Леди Корк с трудом повернула голову. — Нет, нет, голубушка, капор и мантилья останутся при мне. И не суетись вокруг меня!
Последнее замечание было адресовано хорошенькой молодой служанке, Соланж, которая топталась в дверях. Нежные, карие с поволокой глаза Соланж внимательно глядели на хозяйку из-под зеленого капюшона. При виде Флоры девушка пришла в замешательство.
— Сядь там, — леди Корк концом палки ткнула в кресло в противоположном углу, — и не мешай мне. Я ненадолго.
— Как и я, — пробормотал Чевиот, запахиваясь в плащ.
— Неужели сын Джорджа Чевиота? — язвительно переспросила леди Корк. Она перевела взгляд с него на Флору и обратно. — Неужели? Фи! Сознайтесь, и будь что будет!
— То же самое, мадам, я настоятельно рекомендую сделать вам.
— Что такое? Так я, по-вашему, лгу?
— Не всегда, мадам. Зато вы редко говорите всю правду. Он понимал: старуха ни за что не приступит сразу к делу.
Леди Корк фыркнула. Она не спеша оглядела комнату, оклеенную серебристо-серыми обоями, стулья, диван и оттоманку, обитые вишневым бархатом. Фыркнула еще раз, затем, хромая, добралась до кресла Флоры под лампой у камина и тяжело опустилась в него. На столе рядом лежала открытая книга, которую Флора читала перед тем, как пришел Чевиот.
Леди Корк, моргая, посмотрела на страницы книги. Похоже, запах типографской краски вывел ее из забытья.
— Знаете, где я была сегодня ночью? Нет? Так вот! Я обедала с Джоном Уилсоном Крокером, — торжествующе объявила леди Корк, — и с целым выводком прочих краснозадых тори. Можете себе представить, что Крокер имел нахальство предложить?
— Да, — парировал Чевиот. — Мистер Крокер предлагает отредактировать и выпустить новое издание сочинений Босуэлла, на что ему понадобится года два или больше. Несомненно, он желал услышать ваши воспоминания?
— Да, вот именно. Черт бы его поб…
— Не бойтесь, мадам!
— Что такое?
— Молодой Маколей, который пишет такие восхитительные статьи в «Эдинбург ревью», ненавидит мистера Крокера больше холодной вареной телятины. В свое время он устроит ему такую трепку, что ее будут помнить и через сто лет!
— А, еще одно пророчество! — задумчиво протянула леди Корк, сцепив руки на набалдашнике своей палки. — Но какая разница? Еще совсем недавно у меня запросто бывали все наши так называемые литературные львы — от Вашингтона Ирвинга до молодого Бена Дизраэли; он еще удивил весь Лондон своим романом «Вивьен Грей». Но где теперь остроумцы? Где светлые головы? Их нет… Никого нет.
— Ах что вы! — воскликнула Флора. — Разве мистера Дизраэли сейчас нет в Лондоне?
— Боже мой! — фыркнула леди Корк, свирепо поводя толстой короткой шеей. — Всем известно, что он путешествует по континенту. Говорят, по возвращении будет баллотироваться в парламент.
— Он оставит свой след в истории, мадам, — серьезно произнес Чевиот. — Я вам обещаю!
— Кто, Бен Дизраэли? А чего это вы ухмыляетесь?
— Просто вспоминаю «Вивьена Грея». Там одного из персонажей зовут лорд Биконсфильд. Мистер Дизраэли в юности даже не мечтал, что в один прекрасный день он сам станет…
— Кем, молодой человек? Не останавливайтесь так, словно вы язык прикусили! Кем станет?
— Я хотел сказать — выдающимся деятелем.
Большой диван подвинули к самому камину, рядом с креслом леди Корк. Флора села ближе к гостье, а Чевиот рядом с хозяйкой.
От него не ускользнула резкая перемена состояния леди Корк. Опершись на палку, старуха втянула щеки и сказала:
— От Крокера я слышала кое-что еще.
— А именно?
— Примерно в половине первого к Джону Уилсону подошел лакей и прошептал ему на ухо… — видимо, слова давались леди Корк с трудом, — что суперинтендент, сын Джорджа Чевиота, всего с восемью сыщиками вломился к Вулкану — точно с неба свалился. Так вот, они побили всех «подсадных» и спустили их с лестницы — всего за семь минут, кто-то засек по часам!
Чевиот вздохнул:
— Мадам, ваши сведения не слишком точны.
— Так что же там случилось? — язвительно поинтересовалась старуха. — Ну же, молодой человек! Что там произошло?
Чевиот посмотрел на леди Корк в упор.
— Мой рассказ может подождать, — заявил он. — Достаточно будет сказать следующее: вся шайка-лейка…
— Кто?! — переспросила потрясенная Флора.
— Прошу прощения. Я имел в виду джентльменов, честных игроков. Их возмутило то, что игра велась нечестно. Они набросились на «подсадных» — и сражались на нашей стороне. В результате мы настолько превзошли числом наемников, что нашу… стычку едва ли можно назвать дракой. Мы победили их не за семь минут, а за пять! — Отчитываясь, он по-прежнему не сводил взгляда с леди Корк. — Но едва ли, мадам, вы приехали сюда в три часа ночи ради того, чтобы узнать подробности потасовки у Вулкана. Может быть, вас интересует судьба вашей броши?
Леди Корк сверкнула глазами и опустила голову, как будто из нее вдруг выпустили воздух.
— Не стану отрицать, — пробормотала она. — Понимаете, эта брошь — свадебный подарок. Первый полученный мной подарок! Четыре другие безделушки мне не так жалко — пусть бы их забирал Вулкан, но брошь…
Чевиот поднялся на ноги и подошел к стулу рядом с дверью. На его сиденье, поверх двух конторских книг, лежал узелок, сделанный из его носового платка.
Подойдя к леди Корк, он положил узелок ей на колени, развязал его и расправил платок. В искрах газового света, под лампой с серо-вишневым абажуром сияли и переливались драгоценные камни.
— Позвольте вернуть вам все пять, — произнес он.
Леди Корк опустила голову. Нет, она не издала ни звука — некоторое время казалось, что старуха вообще находится в прострации. Она прижала морщинистые руки к губам ладонями наружу и принялась раскачиваться в кресле.
Наконец она взяла одну из вещиц — маленький кораблик с алмазами и рубинами, — прижала его к губам, потом к щеке и тихо запела песенку, которая была в моде шестьдесят лет назад.
Флора отвернулась. Через секунду леди Корк откашлялась и подняла голову.
— Знаете, молодой человек, — проговорила она, — немного отыщется в наши дни таких, как вы.
— Но я почти ничего не сделал! — искренне возразил Чевиот. — Если уж хотите кого-нибудь похвалить, хвалите Сигрейва, Балмера и шестерых констеблей. Клянусь, мадам, они вели себя великолепно! В рапорте, который я направил обоим комиссарам, я выразил им мое величайшее одобрение.
— Ну конечно! — фыркнула леди Корк. — А вы что же, стояли в сторонке и ничего не делали?
— Я…
— Хватит! — произнесла леди Корк с истинным достоинством. Она выпрямила спину. — Мистер Чевиот, не могу выразить словами, как я вам признательна. Но я напишу Бобби Пилю. Да что там — я напишу самому герцогу!
— По-моему, не стоит.
— Что такое?!
— Если хотите отблагодарить меня, мадам, скажите лучше правду.
Темная тень снова набежала на лицо леди Корк.
Брошка упала на колени, смешавшись с остальными украшениями. Тихое шипение газа и стиснутые руки Флоры напомнили Чевиоту о том, что между ними до сих пор находится женщина, убитая выстрелом в спину.
— Вчера ночью, — продолжал Чевиот, — вы кое-что мне рассказали. По вашим словам, четыре ваших главных сокровища, включая и брошь, вы спрятали во вторник в кормушках для птиц у вас в спальне.
— Так я и сделала! Вы ведь сами видели!
— Правда, не отрицаю. Однако что произошло ночью в четверг?
Леди Корк отвернулась.
— По вашим словам, в четверг вы расставили ловушку для вора. — Чевиот подался вперед и извлек из кучки драгоценностей единственное кольцо. — Вы положили якобы ничего не стоящее колечко в кормушку канарейки в галерее, да?
Леди Корк хотела что-то сказать, но передумала.
— Далее вы утверждали, что поддались искушению и выпили настойку опия. Выпили настойку — и потому не увидели вора.
— Я…
— Простите, но позвольте мне усомниться. Вы были очень взволнованы, вы были в ужасе. Вам непременно нужно было найти вора, даже если вы всего лишь подозревали его. Взять, к примеру, кольцо, которое вы спрятали.
Чевиот поднял его повыше. Крупный бриллиант злобно сверкнул.
— Судя по счетной книге Вулкана, кольцо заложили (заложили, а не продали!) за сто гиней. Ничего себе никчемная безделушка! Хорошую наживку вы положили для своего вора! И можно ли предположить, чтобы вы выпили лауданум перед появлением того, кто украл ваши драгоценности? Нет! Вы видели вора, точнее, воровку, не так ли? — спросил он, помолчав. — И опознали Маргарет Ренфру.
— Да, — призналась леди Корк после долгой паузы.
— Вы подтвердите ваши показания в суде, мадам?
— Да, я выступлю и скажу! — Леди Корк гордо вскинула голову. Затем она погрузилась в раздумья; умные глаза проницательно посверкивали. — Я видела ее! — неожиданно поведала леди Корк. — Босую, в тонкой ночной сорочке, со свечой в руке. Боже! Пег никогда не была ханжой. Я всегда догадывалась, хотя и знала, — она прищурилась, — что ее любовник не вы. Но… увы! Пока я не увидела ее тогда, ночью, с открытым ртом и пылающими щеками, когда она рылась в кормушке, стараясь отыскать кольцо, я даже не представляла себе, сколько в девчонке жизни и дьявольского огня!
— «Огонь, гори! — процитировал Чевиот. — Котел, кипи!»
— Что такое, молодой человек? Что вы бормочете?
— Простите, — сокрушенным тоном сказал Чевиот. — Я просто процитировал строчку из шекспировского «Макбета», слова, которые кое-кто употребил по отношению к ней. Огонь слишком уж разгорелся. Котел выкипел. И она снова замкнулась в себе, и ее замучила совесть.
— Неужели? — спросила леди Корк очень странным тоном. Он положил кольцо к другим драгоценностям.
— У меня остался всего один вопрос, мадам; он касается письма, которое вы написали в ночь убийства. Вопрос также связан с присутствующей здесь леди Дрейтон.
— Со мной? — удивилась Флора.
Чевиот улыбнулся. Над камином, между газовыми рожками, висел портрет самой Флоры в полный рост, написанный три или четыре года назад стареющим сэром Томасом Лоуренсом, который сейчас, после того, как стал президентом Королевской академии искусств, редко брался за кисть.
Чевиот помимо своей воли то и дело сравнивал Флору, изображенную на портрете, с настоящей Флорой, которая казалась более живой не только потому, что была из плоти и крови.
— Да, — кивнул он. — Дорогая моя, когда мистер Ричард Мейн днем забросал меня вопросами, я больше всего боялся, что он вспомнит о том письме. Тогда я не знал бы, что ему ответить. — Встав на коврик у камина, Чевиот снова обратился к леди Корк: — Вчера, в ночь убийства, писали ли вы полковнику Роуэну в Скотленд-Ярд?
— Да, ну и что из того?
— Вы запечатали письмо желтым воском? Позвольте узнать, почему вы велели вручить письмо только полковнику Роуэну, а не обоим комиссарам полиции?
— Ах, молодой человек!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28