Это объясняло ту волну разочарования, которая обрушилась одновременно и на сироту-Соломона и Ларису…«А я хотела ей показать усадьбу Соломона…», — с сожалением подумала Маша, пряча газету в карман.— Лариса, вы не переживайте, все будет хорошо и вы когда-нибудь обязательно поедете к своему сыну, тем более что он у вас не пропал. Как вы себя чувствуете?— Спасибо, Машенька, ничего… Жить буду, — она попыталась улыбнуться сквозь слезы.— Тогда давайте завтракать, а после этого Сережа нас отвезет куда-нибудь на берег, где мы наконец-то позагораем… Если хотите, поедемте с нами…— Нет, я пока еще не готова. Но вот хотела вас спросить, не собираетесь ли вы домой? Мне ведь нужно в театр. Марта обещала позвонить туда и предупредить, что со мной ничего страшного не случилось, что я немного приболела, но через пару-тройку дней уже буду на репетиции…— Думаю, что это решится уже сегодня вечером, — уклончиво пообещал Сергей, потому что многое теперь зависело от того, насколько сообразительны окажутся все они, вместе взятые, чтобы разгадать этот ребус… *** Несмотря на утро, солнце светило так ярко, что облака, отраженные на ровной широкой глади реки, почти сливались с небом. Марта с Никиткой, сидя в длинной, рассчитанной человек на двадцать, лодке-«гулянке», почти не разговаривали, скользя по водной глади навстречу видневшемуся вдалеке зеленому, чуть припущенному легким туманцем, острову… Это был последний из восьми островов, на котором Марта еще не успела побывать с тех пор, как приехала в Саратов. Достав из кармана золотой медальон (точно такой же, какой Никита видел у Соломона, он даже сначала подумал, что это он и есть), она опередила его вопрос:— Не волнуйся, это уже МОЙ медальон… Если хочешь, я расскажу тебе об этих медальонах.Она подняла голову, на этот раз обтянутую тугой черной вязаной шапочкой, так же тщательно скрывающей ее настоящие волосы, и подставила лицо (Никита обратил внимание на отсутствие прежних морщин, которые делали Марту значительно старше) солнцу… Казалось, она задумалась о чем-то для нее невероятно грустном и, вместе с тем, на лице ее играла странная, загадочная улыбка, с которой она и начала свой рассказ.— Карла Фаберже называют современным Бенвенуто Челлини. Он был мэтром парижских ювелиров, поставщиком Двора Его Императорского Величества. И он единственный удостоился права изображать царского двуглавого орла на вывесках. И если бы не революция, Карл Фаберже никогда бы, наверное, не покинул Россию… В 1870 году он принял дело у своего отца, великого ювелира Густава Фаберже, и образовал крупную ювелирную фирму в Петербурге с филиалами в Москве, Одессе, Киеве и Лондоне. Но в 1918 году, сразу же после революции, он инкогнито покидает Россию и направляется в Ригу. А в Советской России оставляет все, что у него было — это двух сыновей, дело его жизни и несметные богатства фирмы Фаберже. Весь неприкосновенный запас фирмы, золото и серебро в слитках, а также ювелирные украшения огромной ценности его сыновья должны были продать, полученные деньги обратить в валюту и вывезти за границу… Но случилось так, что на все имущество был наложен арест, многие ценности были конфискованы, но НЕ ВСЕ… Помня заповедь отца не хранить «все яйца в одной корзине», сыновья Фаберже не смогли спрятать бесценные сокровища отца, где только можно — в своем доме, в магазине, у доверенных лиц. Но и это со временем тоже исчезло. Хотя в 1927 году один из сыновей, Евгений составляет строго закодированный список: «Где запрятаны наши вещи». В этом документе есть абсолютно все: имена хранителей ценностей, местонахождение, наименование ценностей и их количество. Однако ключ к коду знали лишь трое — Фаберже и два его сына. Но после их смерти найти что-либо сейчас почти невозможно… Хотя время от времени эти клады всплывают. Так, к примеру, совсем недавно, в 1990 году в Москве в одном из домов на улице Солянка два строителя наткнулись на спрятанные под подоконником две жестяные коробки из-под чая. В каждой из них было по десять бриллиантовых украшений удивительной красоты. И все — с клеймами Фаберже. Неожиданно наследники выяснили, что в этом доме, в этой квартире, оказывается, проживал один из сотрудников московского отделения фирмы некий Владимир Аверкиев. Значит, он так и не раскрыл своей тайны вплоть до самой смерти. И более полувека драгоценности пролежали нетронутыми. Вероятно, в этом доме еще были тайники, потому что по спискам за Аверкиевым числились и другие — очень большие жестяные коробки из-под шоколада и какао…Здесь Марта прервала свой рассказ, потому что лодка носом мягко уткнулась в поросший низкими желтыми ивами песчаный берег острова «№ 8».— Бери лопату и лом, а я привяжу лодку… — сказала Марта и, глядя на солнце, перекрестилась. — Вот видишь эти острова среди букв — она снова обратила его внимание на выгравированный рисунок на внутренней части медальона, — я долго не могла понять, что лее это такое, пока случайно не наткнулась на карту Волги именно в том ее участке, где она совпадает границами с протяженностью Саратова.— Но зачем же было тогда изображать «острова» и на другой части медальона? — спросил Никита.— Если бы я знала… Все, пошли… Старайся вести себя тихо, чтобы те, кто сейчас находится на этом острове, не услышали нас. Словом, не привлекай к себе внимания, договорились?И Никитка, действуя, как во сне, и во всем полагаясь на таинственную Марту, осторожно ступая, шагал следом за ней в глубь острова.— Я только не понял, как же вы ищете на этих островах свой клад, если они такие большие? Вы что, их все перекопали?— Нет, конечно же. Существует инструкция, правда, устная, которой и поделился со мной мой дед, и заключается она в том, что клад помечен этими пятью буквами «В…..». Это может быть табличка, жестянка, палка с этими буквами, да все, что угодно. Если бы он сам прятал здесь этот саквояж, то сказал бы наверняка… Все, тсс…И они, пробираясь сквозь заросли кустарника и минуя ровные, залитые солнцем и усыпанные земляничными листьями поляны, медленно побрели к центру острова. Марта вернулась к своему рассказу.— Весной 1918 года Советы принимают декрет о защите собственности иностранных граждан, и Карл Фаберже, предвидя близкий конец фирмы, спешно отдает свой дом в Петрограде (на Большой Морской улице, 24) швейцарской миссии. Совершенно бесплатно. Но с одним условием: для хранения в комнате-сейфе, точнее даже сказать «сейфе-лифте», он оставляет «скромный» кожаный саквояж с драгоценностями… Это необыкновенный лифт, бронированный, и на ночь его поднимали до уровня второго этажа и держали под током… Трудно представить себе, сколько сейчас может стоить саквояж с драгоценностями, если в начале 1918 года стоимость этих вещей была оценена почти в полтора миллиона царских золотых рублей! Сегодня это по самой скромной оценке около 15 миллионов долларов. Но в сейфе хранились еще шесть чемоданов личных вещей Фаберже…Никита слушал ее, и ему казалось, что он видит сон, как будто приплыли они с Мартой на необитаемый остров для того, чтобы найти там клад. Ведь этого не может быть на самом деле? Он смутно помнил, как согласился выйти с ней после завтрака из дома и сесть в лодку. И не раз задавал себе один и тот же вопрос: почему именно ему доверилась Марта? Почему? Неужели он своим непосредственным и наивным поведением внушил ей такое доверие, что она выбрала для этой ответственной поездки именно его? А что, если она испугалась того, что он увидел ее без парика и теперь, воспользовавшись тем, что его друзья еще спят, привезла его на этот остров, чтобы… убить?Он вдруг остановился, чтобы перевести дух, и ущипнул себя. Да так сильно, что вскрикнул. Марта резко обернулась.— Что случилось? Ты наколол ногу?— Скажите, куда мы идем и почему вы выбрали меня? — спросил он ее прямо, готовый в любое мгновение сорваться с места и добежать до спасительной лодки…— Ты испугался, бедный Никитка? Ты не веришь мне?— Да как же я могу вам верить, если вы мне вместо того, чтобы рассказать о причине, по которой вам приходится скрывать свое настоящее лицо, говорите об известном на весь мир ювелире Фаберже? Какое вы-то имеете к нему отношение?— Я уже почти все рассказала, — мягко ответила она, — наберись терпения, и ты скоро все узнаешь.— Даже если ваш дед, про которого вы недавно упомянули, и знал что-то о пропавших сокровищах Фаберже, то как не стыдно вам охотиться за ними, ведь вы — взрослая женщина… Зачем вам так много денег, даже если вы и найдете их?Я и на этот вопрос тебе смогу ответить, но только чуть позже. Но чтобы ты не боялся меня, я признаюсь тебе, что если вначале я искала этот клад для того, чтобы спасти одного человека, то теперь, когда он в спасении уже не нуждается, у меня это стало навязчивой идеей. И пока я не исчерпаю все свои идеи по части связи рисунка на медальоне с кладом, я не успокоюсь. Ну что, идем дальше?Никита подумал о том, что если бы она хотела его убить, то смогла бы сделать это прямо сейчас, тем более что на острове в этот час, кроме них, не было ни одной души. «Ладно, посмотрим по обстоятельствам…» И они двинулись дальше.— Итак, оставшиеся сокровища хранятся в швейцарском посольстве. Но в это время ранят Ленина, в стране начинается террор, который не может не коснуться и иностранных посольств… И швейцарцы, предупрежденные о возможном налете на посольство, срочно переправляют свое имущество вместе с саквояжем и чемоданами Фаберже в норвежское посольство на набережной Мойки. Охрана чемоданов поручается швейцарским студентам, но уже ночью к зданию посольства подъезжает несколько пролеток и 22 из 27 чемоданов вместе с саквояжем таинственным образом исчезают.— Посольство ограбили, что ли? — спросил Никита.— Да, ограбили. В то время в России была смута, творились непонятные дела, и под покровом этой неразберихи кто-то, осведомленный, похитил злополучные чемоданы.— А что в это время делает сам Фаберже?— Через несколько месяцев после отъезда Карла Фаберже в Ригу, 18 октября Латвия провозглашает себя независимой республикой. Но уже в конце октября в Ригу приходят «красные» и в январе 1919 года захватывают ее. Фаберже, не дожидаясь этого, покидает пределы Латвии и срочно выезжает в Германию. В Латвию он больше уже не вернется…Однако в Ригу с одним из пакетов, отданных на сохранение, приезжает бывший главный бухгалтер фирмы Фаберже Отто Бауэр. Ведь именно ему Карл Фаберже доверяет товарные книги — опись оставленного в далекой России имущества. И аж в 1927 году в Германии до Фаберже доходят слухи, что Бауэр живет явно не по средствам, что он купил огромную усадьбу Мудупи в несколько десятков гектаров…Марта остановилась, чтобы отдышаться, присела на поваленное дерево и предложила последовать ее примеру Никиту.— Ты хочешь знать, какое я имею к этому отношение? Что ж, смотри… — с этими словами Марта достала из кармана куртки паспорт и протянула Пузырьку. — Читай, если ты разберешь хотя бы несколько латинских букв… Это мой загранпаспорт…Никитка открыл его и прочел на английском «Ева Бауэр». В это время Марта стянула с головы черную узкую шапочку, и светлые волосы ее рассыпались по плечам и засверкали на солнце. Как же она была красива, эта Ева Бауэр!— Значит, вы — наследница этого главбуха?— Да, я его правнучка. В августе 1936 года Отто Бауэр, мой прадед, умирает. Возникает спор о наследстве, и его бывшая жена нанимает адвоката, чтобы тот защитил интересы ее малолетних детей. Якобы перед смертью муж передал какую-то коробочку с ценностями своей сестре Элизабет Трои, но распорядиться по поводу этих сокровищ не успел. И потом становится известным только то, что, со слов адвоката, некое жемчужное колье, 13 колец с крупными бриллиантами и еще кое-какие безделушки зарыты на голубятне в нашей усадьбе Мудупи…— Вы были на этой усадьбе?Были? — она усмехнулась. — Да я всю жизнь прожила там и знаю ее как свои пять пальцев. Там же у меня родился сын Михаэль. Я знала, конечно, что мой дед, Вальдемар, перепрятал куда-то драгоценности, он говорил мне об этом много раз, но только перед своей смертью он заказал и подарил нам с Михаэлем два медальона. «Я зарыл сокровища на Волге, очень далеко отсюда. Красивые места, красивые вещи… Там ты, Ева, если у тебя хватит ума, и найдешь их. И расскажи все Михаэлю, когда он подрастет. Это все — ваше». Он был старый и больной человек, а потому неизвестно, что руководило им, когда он так поступил. Ведь мог бы более простым образом объяснить своей внучке, где искать клад. Но он умер, даже не успев мне назвать город на Волге. И только после того, как в его вещах я обнаружила целых двадцать четыре билета на теплоход «Адмирал Нахимов», датированных разными годами и пометкой «до Саратова», я поняла, о каком городе шла речь… Но тут внезапно объявился и еще один наследник, некий Ефим Борисович Бефани, которого Михаэль называл Буффало… Насколько я поняла, он является внуком одного из сыновей Фаберже. Он приехал в Мудупи, вошел ко мне в доверие и даже хотел жениться и усыновить Михаэля. У нас были замечательные отношения, и мне и в голову не могло прийти, что он ухаживает за мной исключительно из-за того, что мне, может быть, известно, где находятся сокровища деда.— Вы сами рассказали ему про Саратов?— Нет, просто еще до того, как он появился у нас, мы с сыном собрались в Саратов. Интересно же было хотя бы начать поиски… Бефани попросился с нами, и я не видела причины ему в этом отказать. И когда мы были уже втроем в Саратове, и я стала интересоваться географическими картами в киосках, чтобы сравнить их с рисунками на медальонах, произошла трагедия… Бефани украл моего сына. Они отправились гулять по набережной, но Ефим вернулся один и сказал мне, что не вернет мне сына до тех пор, пока я не скажу, где находятся сокровища. Я сказала ему, что, по рассказам моего деда, сокровища должны быть спрятаны в Мудупи, но всю усадьбу перекопали, а ничего не нашли, и откуда мне знать, где находится клад… Но он и слышать ничего не желал. Он дал мне времени всего неделю, мы договорились встретиться с ним на набережной, на том самом месте, где я последний раз видела своего сына, но через неделю он не пришел… А ведь к тому времени я успела слетать в Ригу и вернуться с довольно-таки крупной суммой денег, чтобы откупиться от него. Но я больше его не видела.А почему же вы не обратились в милицию?— Сначала я боялась, потому что он запретил мне это делать, а потом, спустя месяц, я обратилась, конечно, в милицию, и Михаэля начали искать. Но не нашли… Я вернулась в Мудупи, думала, что Михаэль может вернуться туда сам… Но он не вернулся. И тогда я поняла, что Ефим потерял его. Ведь если бы Михаэль был у Ефима, то он непременно дал бы мне знать через Главпочтамт, такая у нас была договоренность. Михаэль сбежал от него, теперь-то я знаю это точно… Ведь я сама нашла его…Но Никита и без ее слов уже понял, о ком идет речь.— Но ведь он не знает, что вы — его мать?Думаю, что нет. Когда я появилась в его интернате, мне пришлось загримироваться и надеть седой парик… Тебе будет трудно понять меня, но я боялась раскрываться перед ним… Все-таки прошло пять лет… Я приходила в интернат просто как человек, который хочет оказать реальную помощь детям. Я никогда не выделяла Соломона среди других детей. И хотя он сильно изменился, и волосы его стали буйно завиваться (хотя в раннем детстве они у него были тонкие, беленькие и совершенно прямые!), я понимала, что вижу перед собой сына. Повзрослевшего, огрубевшего и закалившегося той страшной жизнью, которая обрушилась на его детские плечи… Мы иногда говорили с ним, причем довольно откровенно, и слышал бы ты, с какой ненавистью упоминал он свою мать. Вот я и подумала, что же будет со мной, если он узнает, кто я на самом деле, и отвернется от меня?! Он снова сбежит? Я не знаю, как он отреагирует на правду. Да и как я ему объясню, что все это время искала его по всем детдомам и интернатам, а не сидела, сложа руки.— Так значит, нашу Ларису Ветрову этот негодяй Ефим принял за вас и привез сюда, чтобы она показала ему, где находятся сокровища? — догадался Никита. — Он спутал вас?Выходит, так. Вы на самом деле случайно оказались очень похожи с Ларисой… Он увидел ее лицо на афише, и ему показалось, что он нашел меня… Но раз он вышел на Ларису, значит, знал, где Соломон. А знать он мог только от Альбины, которая, как я уже теперь понимаю, работала на него с самого начала, как только поймали Соломона в Саратове… Бедный мальчик, он вернулся сюда из Москвы, где скитался почти год, жил неизвестно у кого, кажется, у какого-то художника, который кормил его за то, что тот ему позировал… Это Альбина украла у Михаэля медальон, чтобы доказать Ефиму, что Соломон — это и есть Михаэль Бауэр, тот самый мальчик, которого искал Ефим для того, чтобы обменять его на сокровища Фаберже. Если бы мне раньше кто-нибудь рассказал подобную историю, я ни за что бы не поверила.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14