если бы она солгала, это было нетрудно проверить. Но, подумав обо всех хитросплетениях этого дела, о различных плетущихся интригах, которые могут иметь большое значение как для клана Валеа, так и для Семьи в целом, он по-новому, глубже представил себе обстановку, создавшуюся вокруг убийства, и, словно воспарив ввысь, ясно, в мельчайших деталях увидел лабиринт зреющих тайных происков. Что, если Александра пытается погубить Фелипе лжесвидетельством? А убийство совершено ею или кем-то из ее любовников? А может быть, Золотистую действительно убил Фелипе? Или это очередной ложный след, пустая трата драгоценного времени? В своих показаниях, рассказывая о том, где они находились в момент убийства, Фелипе и Долорес сослались друг на друга. Не может ли это означать, что они были на башне вместе? Или их связь вписывается в более широкий тайный замысел, и с ее помощью госпожа Долорес хочет обезвредить могущественного противника? А может быть, сам Агенор ведет какую-то игру? Бехайм все больше начинал различать во всем этом темном деле искусную руку Агенора и приходил к мысли, что допросы подозреваемых бесполезны. То, что он узнал, кому принадлежала пробка от флакона, проливает не больше света на черную тайну убийства, чем рыжие волосы госпожи Александры – на мрачные картины гобелена, у которого она сейчас стоит. Да, это только начало. Но, дав ему единственный ответ, она лишь умножила вопросы. Таким образом, он, в сущности, только оказался в еще более затруднительном положении.
Он взглянул на госпожу Александру. Она широко улыбалась.
– Теперь понимаете? – После этих слов она певуче рассмеялась – точно кто-то пробежал пальцами по клавишам пианино, безупречно сыграв гамму. – Вам остается лишь отдаться тем силам, что будут двигать вас с клетки на клетку, и надеяться, что лабиринт наших страстей выведет вас к победному концу.
Она неторопливо, грациозно подошла к нему, словно плывя по реке, струящей прозрачную воду. Жутковато-строгое выражение ее белого лица казалось искусственным и вместе с тем излучало жизненную силу, как будто это лицо было нарисовано на цветке, который вдруг ожил.
– И еще. Фелипе и Долорес – рабы привычки. За несколько часов до рассвета они запираются в спальне Фелипе и не покидают ее целый день. Его слуги среди прочих сейчас помогают вам в расследовании. Найти занятие для них будет нетрудно. Если вы планируете обыскать его апартаменты, это можно сделать как раз в такое время. Бояться особенно нечего. Спальня отделена от остальных комнат, и, пока Фелипе будет занят Долорес, он вас не услышит.
Она снова мягко рассмеялась, словно радостные капли весенней росы задрожали на кружеве паутины от избытка счастливой юной силы. Да госпожа Александра вовсю веселится!
– Вот где первый ход, а не в том, что я вам открыла, – продолжала она. – Сделав его, вы окажетесь втянутым в игру, из которой нет пути назад, утратите всякую власть над обстоятельствами, не будете знать, куда двигаться. Но вам нужно сделать этот ход – или же отказаться от попыток решить загадку.
Она стала рядом с ним и взяла его за руку.
– Знаю, вам трудно поверить мне, и я не буду отрицать, что руководствуюсь прежде всего собственными интересами. Но в этом деле я ваша союзница. Впрочем, для начала вам следует научиться доверять себе, а для этого вы должны вступить в игру. Только после этого вы сможете понять, на кого можно положиться.
– Вы хотите сказать, что я сам себя не знаю?
– А разве вам самому не приходила в голову такая мысль? Меня это очень беспокоило, когда я была новичком в Семье.
Она отпустила его руку, но Бехайму показалось, что между ними осталась какая-то связь, его запястье перехватило теплым зарядом ее крови.
– Передо мной притворяться бессмысленно. Я прошла сквозь эту бурю, время метаморфоз, что сейчас начинается для вас. Я знаю, что за борьба идет у вас внутри, что за ураганы налетят на вас, знаю, на что вам придется решиться.
– Что ж, – Бехайма злило превосходство, с которым она говорила, – не соизволите ли просветить меня, как преодолеваются эти противоречия?
– Скоро сами поймете. Тут я не могу влиять на вас. – Она скривила губы в улыбке. – Во всяком случае, не в таких глубоко личных вопросах.
Она вдруг резко направилась к двери.
– А теперь мне нужно идти. Но вы можете полностью на меня рассчитывать. И… Да! Чуть не забыла. – Она вернулась и что-то вложила ему в руку. – Ключ от покоев Фелипе.
– Зачем мне обыскивать комнаты Фелипе? Их уже обыскали.
– Ну да, слуги, – возразила она. – У вас ведь это получится куда лучше, чем у них, не правда ли? Подумайте, какой у вас выбор? Конечно, вы можете бросить это дело. Но тогда вы, несомненно, навлечете на себя гнев не только Агенора, но и Патриарха. Положение не из завидных.
Бехайм вертел в пальцах ключ.
– Как вы просчитали мои действия!
– Я уже сказала – у вас почти нет выбора. И не потому, что это единственная для вас возможность раскрыть убийство. Опасности игры захватят вас. Вы осмотрительны до некоторой степени, как и все мы, но в вашем характере и поставить все на один бросок костей.
Бехайм уже не просто злился, его охватил гнев.
– Меня начинает немного утомлять, что кто-то якобы понимает меня лучше, чем я сам.
– Значит, нужно научиться понимать себя, не так ли?
– Уж не ожидаете ли вы, что я откажусь от предложения господина Агенора?
Она махнула рукой в знак отрицания.
– Вы поступите, как вам будет угодно, кузен. Ничего я от вас не жду… Во всяком случае, ничего такого, что вы бы смогли понять сейчас. И впрямь, не глупо ли лезть к вам с какими-то ожиданиями, ведь пока еще даже неясно, удастся ли вам остаться в живых до окончания расследования. Задача вам досталась непосильная. И все же…
Она понизила голос и заговорила горячо, как будто была с ним давно и близко знакома:
– Послушайте, Мишель. Возможно, это покажется вам дерзостью с моей стороны, но я вижу, что в вашей душе спрятано настоящее благородство. Очень надеюсь, вам удастся избежать трудностей, с которыми в начале своего пути столкнулась я. Вам мешают заблуждения, и из-за них вы, вероятно, не раз совершите глупость. И особенно опасно одно, оно как камень у вас на шее – это ваша привязанность к той твари, что вы послали ко мне. Держу пари: еще до того, как вы доведете ваше расследование до конца, если все пойдет хорошо, вы обнаружите, насколько ваша связь далека от того, чем вы ее считаете сейчас. И быть может, вам также откроются глаза на редкие достоинства там, откуда сегодня, по-вашему, исходит лишь угроза.
Она быстро шагнула к нему, привлекла к себе, обняла, обхватив руками, и крепко поцеловала в губы. Он почти ничего не почувствовал, как будто это был не поцелуй, пробуждающий страсть, а печать, скрепляющая сделку. Он уже собирался сказать ей об этом, как вдруг у него закружилась голова и резко потемнело в глазах. На фоне колеблющейся зелени, как будто водной глубины – того же цвета, что и ее глаза, – с мягкой грацией водоросли в волне отлива качалась обнаженная госпожа Александра, руки ее чертили какие-то гипнотизирующие знаки, она медленно приближалась, словно ожившее видение тонущего. Он попытался прекратить головокружение усилием воли, но сознание его запуталось в мягкой, теплой сети, мысли смешались и обмякли, как серебристая рыбка в неводе с мелкой ячейкой, и вот, вместо того чтобы испугаться, он в упоении любуется ее причудливой красотой и недоумевает, как это она могла когда-то казаться ему некрасивой. Грушевидные груди, восхитительные ноги, длинные бедра с изысканным изгибом – стебли, венчаемые цветком ее живота, – он видит чудо, разгорается костром от брошенной ею искры. С каждым мгновением ее чувственность все глубже проникает в него. Он различает ее женский запах, запах ее крови. Ее лицо так близко, уже не различить очертаний. Темно-красные губы приоткрылись, язык цвета гвоздики движется, как морское животное. И вдруг все кончилось. Все его чувства, ощущение близости, кипение крови – все схлынуло.
Ошеломленный, пошатываясь, он увидел, что она успела отойти от него на несколько шагов. Она смотрела на него, как будто что-то обдумывая про себя, но и не без нежности и смущения.
– Что же теперь? – вполголоса проговорила она, скорее себе, чем ему.
Затем лицо ее напряглось, она решительно взглянула на него и сказала, уже тверже:
– Думаю, мне нужно побыть с вами. Помочь. Только отошлите эту… – Она замялась. – Прогоните вашу служанку. Эту вашу Жизель. Пусть займется чем-нибудь другим. Я ее общества не потерплю.
Бехайм, все еще нетвердо стоявший на ногах, пробормотал что-то вроде того, что он не нуждается ни в чьей помощи.
– Может, оно и так, – ответила Александра. – Но вам нужно убедиться в том, что кроме ключа, который вы от меня получили, вам в этом деле надеяться особенно не на что. Я останусь с вами до тех пор, пока вы не уверитесь в этом окончательно. По крайней мере, в моем лице вы заручитесь дополнительной защитой, пока продолжаете опрашивать подозреваемых.
Наверное, она была права, но его обеспокоило это внезапное изменение в ее намерениях.
– С чего это вы решили помогать мне?
– Я уже сказала, это в моих интересах.
– И только?
– Ах, кузен, кузен! – мелодично вывела она, и в ее словах послышался отзвук тихой усмешки, скрывавшей затаенное желание. – Так никогда не бывает – «и только».
ГЛАВА 6
Тяжкое безмолвие, царившее в замке Банат, теперь время от времени нарушалось – под его сводами стало неспокойно. Съехавшиеся представители Семьи по большей части не покидали отведенных им комнат, но некоторые все же делали вылазки в верхние коридоры – там они вступали в перепалки, иногда вспыхивали короткие стычки. Шум и крики далеко разносились эхом – едва различимые, как будто где-то вдали ссорились птицы и поспешно спасались бегством белки, но все же пугающие в этой похоронной тишине. Нескольких из гостей Бехайм собирался опросить лично. Ему пришла в голову мысль: не скрывается ли за их лихорадочными передвижениями желание избежать разговора? Ведь если бы с ним не было госпожи Александры, заставить их уделить ему внимание было бы адским трудом, а когда ему наконец удавалось взять их за грудки, никто не проявлял желания говорить, и всякий раз его встречали со злобными или просто каменными лицами. Элейн Ванделор, которую они застали за чтением при свечах в лакейской, швырнула в него книгой, а на вопросы отвечала односложно, ледяным тоном. Германа Кюля они отыскали в заброшенной части замка – он развалился в кресле и отвечал Бехайму с надменным безразличием, прерывая свои ответы, чтобы дать указания эротического свойства служанке, все это время стоявшей на коленях меж его ног. Георг Маутнер, занятый в комнате для игр Люпитой Каскарин-и-Мирон, приходившейся единокровной сестрой госпоже Долорес, развлекался, нанизывая на дротик мышь, Бехайма он удостоил многозначительным враждебным взглядом. Единственным, кто хоть как-то откликнулся, оказался Эрнст Костолец, политический союзник Агенора, которого, правда, вряд ли можно было назвать его другом. Его называли «скользким типом», кроме того, он слыл колдуном, так что даже самые могущественные в Семье относились к нему с опаской. Бехайм и Александра нашли его в Патриаршей библиотеке, которая представляла собой не помещение, а нечто вроде огромной винтовой лестницы, устроенной в центре замка и уходящей более чем на полтора километра вглубь. Стены ее были заставлены книгами, зачастую такими древними, что стоило открыть какую-нибудь из них, как она рассыпалась на сотни клочков пожелтевшей бумаги, и они разлетались, опускаясь в этот темный колодец, словно рой хрупких бабочек-призраков. Это было одно из немногих мест в замке, во всяком случае находящихся в общем пользовании, которые освещались не факелами, а фонарями: видимо, Патриарха больше заботили его книги, чем безопасность его чад.
Костолец был примерно того же возраста, что и Агенор, но выглядел гораздо более дряхлым – согбенный, с морщинистой лисьей мордочкой, торчащими бровями и несколькими прядями тонких белых волос, лежавшими на покрытом пятнами черепе, как обрывки облаков над поверхностью мертвой планеты. Он стоял на одной из площадок – восьмиугольном пространстве шириной около восьми метров, – сгорбившись над пюпитром и рассматривая сквозь увеличительное стекло книгу в кожаном переплете, раскрытую на странице, испещренной причудливыми рукописными буквами. В середину колодца от пятигранного стеклянного фонаря, висевшего над пюпитром, лились лучи оранжевого света, но противоположная стена оставалась во мраке. Старик увидел их, когда они шли по лестничной площадке прямо над его головой, и на его лице мелькнула досада. Он захлопнул книгу, и от нее поднялся клуб пыли. На обложке было что-то написано золотым шрифтом по-португальски, под надписью красовалось изображение золотой пальмы, увенчанной полумесяцем, а на корешке был оттиснут символ – корона и лист. Бехайм заметил, что серая шелковая рубашка Костолеца покрыта на груди толстым слоем пыли, – наверное, он успел захлопнуть уже немало книг. Должно быть, чем-то недоволен. Но когда они подошли поближе, он приветливо улыбнулся, – по крайней мере, по сравнению со всеми предыдущими собеседниками это выглядело дружелюбно. Бехайму, конечно, было страшно задавать вопросы этому грозному старику, но все же он почувствовал некоторое облегчение.
– А, превосходно! Наш юный полицейский, – приветствовал его Костолец, вытирая руки о штанину, тоже серого цвета.
В окружавшей их пустоте его голос отдался негромким рокотом, и от его слов в темноте колодца, в самой его середине, словно что-то шевельнулось.
– Вот так комедия! У меня такое чувство, будто меня окружила труппа бродячих актеров. – Он бросил лукавый взгляд на Александру. – И какую же роль, дорогая, вы играете нынче? Полагаю, не трепетной инженю.
– В этой сцене, – сухо ответила она, – считайте меня копьеносцем.
– Какая изящная угроза. Неплохо. – И он обратился к Бехайму, перебиравшему листки бумаги, на которых вел свои записи: – Держите с ней ухо востро, господин полицейский! У нее талант обманывать саму себя, и это помогает ей скрывать свои истинные мотивы.
Бехайм, не обращая внимания, сказал:
– Ваш слуга Жюль утверждает, что в ночь убийства был с вами в библиотеке. Вы оба провели здесь всю ночь?
– Разве не это утверждает Жюль?
– Да, но…
– А раз так, я не стал бы подвергать его слова сомнению. Он – джентльмен исключительных душевных качеств.
Костолец оперся о пюпитр – без старческого напряжения, но как будто даже с какой-то гибкой силой.
– Он разыскивает для меня книги. Это экономит время.
– Почему он не помогает вам сейчас?
Костолец рассмеялся:
– У него появились более важные дела. В эту минуту он рыщет по замку, опрашивает народ – выполняет чьи-то дурацкие поручения. Кажется, какого-то полицейского.
– Ах да, извините, – пробормотал Бехайм и снова занялся своими бумажками. – Жюль также упомянул, что вы приступили к какому-то обширному исследованию. Можно поинтересоваться, каков предмет ваших изысканий?
– Он не имеет отношения к вашему расследованию.
– Возможно, это и так. Но, боюсь, судить об этом – мое дело.
– Я смотрю на вещи иначе. – В голосе Костолеца послышался гнев.
– Вы правы, я не могу принудить вас к ответу. Могу лишь занести в протокол, что вы отвечать отказываетесь. Однако не исключено, что ваши изыскания имеют некоторое отношение к делу, а вы и не подозреваете об этом. Но даже если они тут ни при чем, почему бы нам не поладить и не разойтись по-хорошему?
Костолец долго молчал. По его позе и выражению лица невозможно было догадаться, что у него на уме. Бехайм устремил взгляд через перила вниз, на уходящую штопором вглубь лестницу. В середину колодца били лучи света с площадок, расположенных ниже, висевшая в воздухе пыль придавала лучам отчетливую форму. В тени, как рудные жилы, поблескивали переплеты книг. Совсем далеко внизу, в зернистой темноте, словно светлячок, трепыхалась светящаяся оранжевая точка. Наверное, еще один книжник поднимается с фонарем. С верхней площадки донесся тихий скрип, но Бехайм никого там не увидел. Может быть, здание оседает, предположил он.
Наконец Костолец сказал:
– Полагаю, вы отдаете себе отчет в том, что ваш допрос оскорбителен.
– Разумеется, я сожалею, что приходится… – начал Бехайм, но Костолец оборвал его:
– С другой стороны, это я должен отдавать себе отчет в том, сколь вы зелены и в какое безвыходное положение вас загнали. Поэтому я отвечу на ваш вопрос.
От льстивой улыбки морщины на его иссохшем лице стали еще четче и глубже. Бехайм, пораженный таким проявлением здравого рассудка, пробормотал слова благодарности.
– Я изучаю будущее, – сообщил Костолец.
Бехайм ждал дальнейших объяснений, но их не последовало.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29
Он взглянул на госпожу Александру. Она широко улыбалась.
– Теперь понимаете? – После этих слов она певуче рассмеялась – точно кто-то пробежал пальцами по клавишам пианино, безупречно сыграв гамму. – Вам остается лишь отдаться тем силам, что будут двигать вас с клетки на клетку, и надеяться, что лабиринт наших страстей выведет вас к победному концу.
Она неторопливо, грациозно подошла к нему, словно плывя по реке, струящей прозрачную воду. Жутковато-строгое выражение ее белого лица казалось искусственным и вместе с тем излучало жизненную силу, как будто это лицо было нарисовано на цветке, который вдруг ожил.
– И еще. Фелипе и Долорес – рабы привычки. За несколько часов до рассвета они запираются в спальне Фелипе и не покидают ее целый день. Его слуги среди прочих сейчас помогают вам в расследовании. Найти занятие для них будет нетрудно. Если вы планируете обыскать его апартаменты, это можно сделать как раз в такое время. Бояться особенно нечего. Спальня отделена от остальных комнат, и, пока Фелипе будет занят Долорес, он вас не услышит.
Она снова мягко рассмеялась, словно радостные капли весенней росы задрожали на кружеве паутины от избытка счастливой юной силы. Да госпожа Александра вовсю веселится!
– Вот где первый ход, а не в том, что я вам открыла, – продолжала она. – Сделав его, вы окажетесь втянутым в игру, из которой нет пути назад, утратите всякую власть над обстоятельствами, не будете знать, куда двигаться. Но вам нужно сделать этот ход – или же отказаться от попыток решить загадку.
Она стала рядом с ним и взяла его за руку.
– Знаю, вам трудно поверить мне, и я не буду отрицать, что руководствуюсь прежде всего собственными интересами. Но в этом деле я ваша союзница. Впрочем, для начала вам следует научиться доверять себе, а для этого вы должны вступить в игру. Только после этого вы сможете понять, на кого можно положиться.
– Вы хотите сказать, что я сам себя не знаю?
– А разве вам самому не приходила в голову такая мысль? Меня это очень беспокоило, когда я была новичком в Семье.
Она отпустила его руку, но Бехайму показалось, что между ними осталась какая-то связь, его запястье перехватило теплым зарядом ее крови.
– Передо мной притворяться бессмысленно. Я прошла сквозь эту бурю, время метаморфоз, что сейчас начинается для вас. Я знаю, что за борьба идет у вас внутри, что за ураганы налетят на вас, знаю, на что вам придется решиться.
– Что ж, – Бехайма злило превосходство, с которым она говорила, – не соизволите ли просветить меня, как преодолеваются эти противоречия?
– Скоро сами поймете. Тут я не могу влиять на вас. – Она скривила губы в улыбке. – Во всяком случае, не в таких глубоко личных вопросах.
Она вдруг резко направилась к двери.
– А теперь мне нужно идти. Но вы можете полностью на меня рассчитывать. И… Да! Чуть не забыла. – Она вернулась и что-то вложила ему в руку. – Ключ от покоев Фелипе.
– Зачем мне обыскивать комнаты Фелипе? Их уже обыскали.
– Ну да, слуги, – возразила она. – У вас ведь это получится куда лучше, чем у них, не правда ли? Подумайте, какой у вас выбор? Конечно, вы можете бросить это дело. Но тогда вы, несомненно, навлечете на себя гнев не только Агенора, но и Патриарха. Положение не из завидных.
Бехайм вертел в пальцах ключ.
– Как вы просчитали мои действия!
– Я уже сказала – у вас почти нет выбора. И не потому, что это единственная для вас возможность раскрыть убийство. Опасности игры захватят вас. Вы осмотрительны до некоторой степени, как и все мы, но в вашем характере и поставить все на один бросок костей.
Бехайм уже не просто злился, его охватил гнев.
– Меня начинает немного утомлять, что кто-то якобы понимает меня лучше, чем я сам.
– Значит, нужно научиться понимать себя, не так ли?
– Уж не ожидаете ли вы, что я откажусь от предложения господина Агенора?
Она махнула рукой в знак отрицания.
– Вы поступите, как вам будет угодно, кузен. Ничего я от вас не жду… Во всяком случае, ничего такого, что вы бы смогли понять сейчас. И впрямь, не глупо ли лезть к вам с какими-то ожиданиями, ведь пока еще даже неясно, удастся ли вам остаться в живых до окончания расследования. Задача вам досталась непосильная. И все же…
Она понизила голос и заговорила горячо, как будто была с ним давно и близко знакома:
– Послушайте, Мишель. Возможно, это покажется вам дерзостью с моей стороны, но я вижу, что в вашей душе спрятано настоящее благородство. Очень надеюсь, вам удастся избежать трудностей, с которыми в начале своего пути столкнулась я. Вам мешают заблуждения, и из-за них вы, вероятно, не раз совершите глупость. И особенно опасно одно, оно как камень у вас на шее – это ваша привязанность к той твари, что вы послали ко мне. Держу пари: еще до того, как вы доведете ваше расследование до конца, если все пойдет хорошо, вы обнаружите, насколько ваша связь далека от того, чем вы ее считаете сейчас. И быть может, вам также откроются глаза на редкие достоинства там, откуда сегодня, по-вашему, исходит лишь угроза.
Она быстро шагнула к нему, привлекла к себе, обняла, обхватив руками, и крепко поцеловала в губы. Он почти ничего не почувствовал, как будто это был не поцелуй, пробуждающий страсть, а печать, скрепляющая сделку. Он уже собирался сказать ей об этом, как вдруг у него закружилась голова и резко потемнело в глазах. На фоне колеблющейся зелени, как будто водной глубины – того же цвета, что и ее глаза, – с мягкой грацией водоросли в волне отлива качалась обнаженная госпожа Александра, руки ее чертили какие-то гипнотизирующие знаки, она медленно приближалась, словно ожившее видение тонущего. Он попытался прекратить головокружение усилием воли, но сознание его запуталось в мягкой, теплой сети, мысли смешались и обмякли, как серебристая рыбка в неводе с мелкой ячейкой, и вот, вместо того чтобы испугаться, он в упоении любуется ее причудливой красотой и недоумевает, как это она могла когда-то казаться ему некрасивой. Грушевидные груди, восхитительные ноги, длинные бедра с изысканным изгибом – стебли, венчаемые цветком ее живота, – он видит чудо, разгорается костром от брошенной ею искры. С каждым мгновением ее чувственность все глубже проникает в него. Он различает ее женский запах, запах ее крови. Ее лицо так близко, уже не различить очертаний. Темно-красные губы приоткрылись, язык цвета гвоздики движется, как морское животное. И вдруг все кончилось. Все его чувства, ощущение близости, кипение крови – все схлынуло.
Ошеломленный, пошатываясь, он увидел, что она успела отойти от него на несколько шагов. Она смотрела на него, как будто что-то обдумывая про себя, но и не без нежности и смущения.
– Что же теперь? – вполголоса проговорила она, скорее себе, чем ему.
Затем лицо ее напряглось, она решительно взглянула на него и сказала, уже тверже:
– Думаю, мне нужно побыть с вами. Помочь. Только отошлите эту… – Она замялась. – Прогоните вашу служанку. Эту вашу Жизель. Пусть займется чем-нибудь другим. Я ее общества не потерплю.
Бехайм, все еще нетвердо стоявший на ногах, пробормотал что-то вроде того, что он не нуждается ни в чьей помощи.
– Может, оно и так, – ответила Александра. – Но вам нужно убедиться в том, что кроме ключа, который вы от меня получили, вам в этом деле надеяться особенно не на что. Я останусь с вами до тех пор, пока вы не уверитесь в этом окончательно. По крайней мере, в моем лице вы заручитесь дополнительной защитой, пока продолжаете опрашивать подозреваемых.
Наверное, она была права, но его обеспокоило это внезапное изменение в ее намерениях.
– С чего это вы решили помогать мне?
– Я уже сказала, это в моих интересах.
– И только?
– Ах, кузен, кузен! – мелодично вывела она, и в ее словах послышался отзвук тихой усмешки, скрывавшей затаенное желание. – Так никогда не бывает – «и только».
ГЛАВА 6
Тяжкое безмолвие, царившее в замке Банат, теперь время от времени нарушалось – под его сводами стало неспокойно. Съехавшиеся представители Семьи по большей части не покидали отведенных им комнат, но некоторые все же делали вылазки в верхние коридоры – там они вступали в перепалки, иногда вспыхивали короткие стычки. Шум и крики далеко разносились эхом – едва различимые, как будто где-то вдали ссорились птицы и поспешно спасались бегством белки, но все же пугающие в этой похоронной тишине. Нескольких из гостей Бехайм собирался опросить лично. Ему пришла в голову мысль: не скрывается ли за их лихорадочными передвижениями желание избежать разговора? Ведь если бы с ним не было госпожи Александры, заставить их уделить ему внимание было бы адским трудом, а когда ему наконец удавалось взять их за грудки, никто не проявлял желания говорить, и всякий раз его встречали со злобными или просто каменными лицами. Элейн Ванделор, которую они застали за чтением при свечах в лакейской, швырнула в него книгой, а на вопросы отвечала односложно, ледяным тоном. Германа Кюля они отыскали в заброшенной части замка – он развалился в кресле и отвечал Бехайму с надменным безразличием, прерывая свои ответы, чтобы дать указания эротического свойства служанке, все это время стоявшей на коленях меж его ног. Георг Маутнер, занятый в комнате для игр Люпитой Каскарин-и-Мирон, приходившейся единокровной сестрой госпоже Долорес, развлекался, нанизывая на дротик мышь, Бехайма он удостоил многозначительным враждебным взглядом. Единственным, кто хоть как-то откликнулся, оказался Эрнст Костолец, политический союзник Агенора, которого, правда, вряд ли можно было назвать его другом. Его называли «скользким типом», кроме того, он слыл колдуном, так что даже самые могущественные в Семье относились к нему с опаской. Бехайм и Александра нашли его в Патриаршей библиотеке, которая представляла собой не помещение, а нечто вроде огромной винтовой лестницы, устроенной в центре замка и уходящей более чем на полтора километра вглубь. Стены ее были заставлены книгами, зачастую такими древними, что стоило открыть какую-нибудь из них, как она рассыпалась на сотни клочков пожелтевшей бумаги, и они разлетались, опускаясь в этот темный колодец, словно рой хрупких бабочек-призраков. Это было одно из немногих мест в замке, во всяком случае находящихся в общем пользовании, которые освещались не факелами, а фонарями: видимо, Патриарха больше заботили его книги, чем безопасность его чад.
Костолец был примерно того же возраста, что и Агенор, но выглядел гораздо более дряхлым – согбенный, с морщинистой лисьей мордочкой, торчащими бровями и несколькими прядями тонких белых волос, лежавшими на покрытом пятнами черепе, как обрывки облаков над поверхностью мертвой планеты. Он стоял на одной из площадок – восьмиугольном пространстве шириной около восьми метров, – сгорбившись над пюпитром и рассматривая сквозь увеличительное стекло книгу в кожаном переплете, раскрытую на странице, испещренной причудливыми рукописными буквами. В середину колодца от пятигранного стеклянного фонаря, висевшего над пюпитром, лились лучи оранжевого света, но противоположная стена оставалась во мраке. Старик увидел их, когда они шли по лестничной площадке прямо над его головой, и на его лице мелькнула досада. Он захлопнул книгу, и от нее поднялся клуб пыли. На обложке было что-то написано золотым шрифтом по-португальски, под надписью красовалось изображение золотой пальмы, увенчанной полумесяцем, а на корешке был оттиснут символ – корона и лист. Бехайм заметил, что серая шелковая рубашка Костолеца покрыта на груди толстым слоем пыли, – наверное, он успел захлопнуть уже немало книг. Должно быть, чем-то недоволен. Но когда они подошли поближе, он приветливо улыбнулся, – по крайней мере, по сравнению со всеми предыдущими собеседниками это выглядело дружелюбно. Бехайму, конечно, было страшно задавать вопросы этому грозному старику, но все же он почувствовал некоторое облегчение.
– А, превосходно! Наш юный полицейский, – приветствовал его Костолец, вытирая руки о штанину, тоже серого цвета.
В окружавшей их пустоте его голос отдался негромким рокотом, и от его слов в темноте колодца, в самой его середине, словно что-то шевельнулось.
– Вот так комедия! У меня такое чувство, будто меня окружила труппа бродячих актеров. – Он бросил лукавый взгляд на Александру. – И какую же роль, дорогая, вы играете нынче? Полагаю, не трепетной инженю.
– В этой сцене, – сухо ответила она, – считайте меня копьеносцем.
– Какая изящная угроза. Неплохо. – И он обратился к Бехайму, перебиравшему листки бумаги, на которых вел свои записи: – Держите с ней ухо востро, господин полицейский! У нее талант обманывать саму себя, и это помогает ей скрывать свои истинные мотивы.
Бехайм, не обращая внимания, сказал:
– Ваш слуга Жюль утверждает, что в ночь убийства был с вами в библиотеке. Вы оба провели здесь всю ночь?
– Разве не это утверждает Жюль?
– Да, но…
– А раз так, я не стал бы подвергать его слова сомнению. Он – джентльмен исключительных душевных качеств.
Костолец оперся о пюпитр – без старческого напряжения, но как будто даже с какой-то гибкой силой.
– Он разыскивает для меня книги. Это экономит время.
– Почему он не помогает вам сейчас?
Костолец рассмеялся:
– У него появились более важные дела. В эту минуту он рыщет по замку, опрашивает народ – выполняет чьи-то дурацкие поручения. Кажется, какого-то полицейского.
– Ах да, извините, – пробормотал Бехайм и снова занялся своими бумажками. – Жюль также упомянул, что вы приступили к какому-то обширному исследованию. Можно поинтересоваться, каков предмет ваших изысканий?
– Он не имеет отношения к вашему расследованию.
– Возможно, это и так. Но, боюсь, судить об этом – мое дело.
– Я смотрю на вещи иначе. – В голосе Костолеца послышался гнев.
– Вы правы, я не могу принудить вас к ответу. Могу лишь занести в протокол, что вы отвечать отказываетесь. Однако не исключено, что ваши изыскания имеют некоторое отношение к делу, а вы и не подозреваете об этом. Но даже если они тут ни при чем, почему бы нам не поладить и не разойтись по-хорошему?
Костолец долго молчал. По его позе и выражению лица невозможно было догадаться, что у него на уме. Бехайм устремил взгляд через перила вниз, на уходящую штопором вглубь лестницу. В середину колодца били лучи света с площадок, расположенных ниже, висевшая в воздухе пыль придавала лучам отчетливую форму. В тени, как рудные жилы, поблескивали переплеты книг. Совсем далеко внизу, в зернистой темноте, словно светлячок, трепыхалась светящаяся оранжевая точка. Наверное, еще один книжник поднимается с фонарем. С верхней площадки донесся тихий скрип, но Бехайм никого там не увидел. Может быть, здание оседает, предположил он.
Наконец Костолец сказал:
– Полагаю, вы отдаете себе отчет в том, что ваш допрос оскорбителен.
– Разумеется, я сожалею, что приходится… – начал Бехайм, но Костолец оборвал его:
– С другой стороны, это я должен отдавать себе отчет в том, сколь вы зелены и в какое безвыходное положение вас загнали. Поэтому я отвечу на ваш вопрос.
От льстивой улыбки морщины на его иссохшем лице стали еще четче и глубже. Бехайм, пораженный таким проявлением здравого рассудка, пробормотал слова благодарности.
– Я изучаю будущее, – сообщил Костолец.
Бехайм ждал дальнейших объяснений, но их не последовало.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29