Год назад похоронил жену. Так вот, он дал понять, что готов закрыть глаза на происшествие в прошлом мисс Фарингдон. Конечно, он далеко не предмет мечтаний юных дев, но и мисс Фарингдон юной уже не назовешь. Да и выбора у нее особого не предвидится.
Несколькими часами позже Саймон оставил безуспешные попытки заснуть. Он отшвырнул тяжелое одеяло, выбрался из кровати, быстро оделся и, подхватив пальто, вышел в холл. С того момента, как он поднялся в свою спальню, пожелав спокойной ночи хозяевам, его не переставали терзать сомнения. Прогулка поможет ему успокоиться.
В доме царили темнота и прохлада. Саймон подумал, не зажечь ли свечу, но потом решил обойтись без света. Он всегда обладал способностью видеть ночью.
Он бесшумно спустился по устланной коврами лестнице, миновал коридор, ведущий в кухню, еще мгновение — и он шагнул в морозную темную ночь.
Отыскать дорогу в Сент-Клер-холл через освещенный луной лес оказалось довольно легко. Годы прошли с тех пор, как он последний раз ступал по родной земле, но эту дорогу он не забыл.
Через десять минут Саймон уже шел по длинной подъездной аллее к дому, прислушиваясь к легком хрусту мерзлой земли под сапогами. Приблизившись к элегантной лестнице, он замедлил шаги, затем повернулся и направился через сад к боковому крылу здания. Он с изумлением увидел свет, горевший в окне библиотеки.
Сердце его сжалось. Так же ярко горел свет и в ту ночь двадцать три года назад, когда он ворвался в библиотеку и обнаружил своего отца, уткнувшегося лицом в письменный стол, залитый кровью.
Теперь Саймон знал, что привело его в эту ночь к библиотеке. Он хотел убедиться, не витает ли еще дух его несчастного отца около того старинного стола из красного дерева.
Где-то в подсознании Саймон почти ждал, что увидит пистолет, по-прежнему зажатый в мертвой руке графа, кровь, и разорванную плоть, и что-то серое, разбрызганное по стене позади кресла. Долгие годы прожил он с этим жутким видением.
Но вместо призрака человека, который потерял все и предпочел трусливо сбежать в небытие, оставив двенадцатилетнего сына одного справляться с бедой, Саймон увидел Эмили.
Она примостилась на краешке большого кресла, усердно склонившись над огромным письменным столом, и казалась такой маленькой и воздушной. В пламени свечей ее рыжие волосы блестели не меньше, чем атласные бока его красавца Лэп Сэнга под лучами солнца.
На ней был милый кружевной чепчик и скромный халатик с оборками вокруг шеи. Она сидела скрестив под креслом ножки, обутые в мягкие атласные ночные туфельки, и деловито строчила что-то гусиным пером в толстой тетради в тяжелом кожаном переплете.
Саймону пришло в голову, что столь романтическое создание, как Эмили, непременно ведет дневник. А если так, то нет сомнений, что он, Саймон, — один из главных персонажей ее сегодняшней записи.
Или она сочиняет новые строфы своей «Таинственной леди»?
Он еще несколько минут смотрел на нее, говоря себе, что надо уходить. Однако не шевельнулся и не отправился в обратный путь через лес к дому Гиллингемов, пока Эмили не отложила наконец перо. Потом она взяла свечу, чтобы посветить себе на лестнице, и вышла из комнаты.
Теперь в библиотеке было темно.
Саймон вдруг очнулся, понял, что по-прежнему стоит и смотрит в окутанную мраком комнату, и усилием воли заставил себя оторваться от окна и вернуться к Гиллингемам.
Он так и не увидел то, ради чего приходил сюда. Дух отца, который должен был обитать в библиотеке, изгнан рыжеволосой зеленоглазой Титанией, восседавшей за их старинным письменным столом.
Всю следующую неделю Эмили словно витала в облаках. Никогда еще стихи не сочинялись так легко. Все, к чему бы она ни прикоснулась и что бы она ни увидела, вызывало у нее прилив вдохновения. Особенно Саймон. А с ним Эмили виделась часто.
Она понимала, что облако, на котором она в восторге качается, скоро развеет ветер и она больно ударится, упав на землю. Но она решила наслаждаться своим полетом как можно дольше. Она буквально впитывала в себя новые дивные ощущения, словно для того, чтобы их хватило на всю жизнь.
Эмили была влюблена, и ее возлюбленный сумел оказаться всюду, где она появлялась в эту неделю.
В субботу вечером она встретила Саймона у Хаттерсейгов, где собрались поиграть в карты. Он был ее партнером в висте, и они выиграли. А как же иначе? Разве могла проиграть такая команда, рассудила Эмили позже.
В понедельник днем он посетил музыкальный час Сьюардов. Эмили обменялась с ним тайным смеющимся взглядом, когда младшая дочь Сьюардов сбилась в «Дивертисменте» Моцарта. Когда та закончила, они ей так отчаянно хлопали, что раскрасневшаяся девочка согласилась сыграть на бис.
Саймон был в поселке, когда Эмили пришла туда за покупками. И он остановился поболтать с ней.
Он оказывался на дороге к Сент-Клер-холлу всякий раз, когда Эмили выезжала на прогулку верхом.
В конце недели Саймон неожиданно возник у ворот садика викария, как раз когда Эмили прощалась с миссис Людлов, женой викария. Он был верхом на гнедом жеребце, которого звал Лэп Сэнгом. С должной любезностью поприветствовав миссис Людлов, он спешился и довольно долго беседовал с обеими дамами.
Наконец он отвесил прощальный поклон и вскочил в седло, но еще на мгновение задержался, улыбаясь Эмили.
— Надеюсь, вы подарите мне танец на завтрашнем балу у Гиллингемов, мисс Фарингдон? — сказал он, натягивая поводья.
— Да, конечно, — задохнувшись, ответила она.
Первый раз она будет танцевать с ним, думала Эмили, глядя, как он скачет вдаль по лесной дорожке. Она с трудом сдержала волнение.
— Так-так… — пробормотала жена викария с понимающей улыбкой. — Блэйд выказывает к вам явный интерес, молодая леди.
Эмили покраснела, с ужасом представив себе, о чем размышляет сейчас миссис Людлов. Жена викария была доброй женщиной и, несомненно, жалела Эмили, так как никто в округе не сомневался, что рано или поздно Блэйд узнает о происшествии и его ухаживаниям за Эмили придет конец.
— Граф очень любезен, — вяло отозвалась Эмили. Следующее замечание миссис Людлов удивило ее.
— Одно время его семья жила здесь, — задумчиво произнесла миссис Людлов. — Более двадцати лет назад, по-моему.
Эмили ждала мягкого предостережения, что не следует давать графу повод думать, будто любезность с его стороны может перерасти в нечто большее, и теперь она растерянно заморгала.
— Мисс Инглбрайт тоже рассказывала…
— Мальчик с матерью уехали, когда его отец умер… Такая грустная история. — Миссис Людлов, похоже, собиралась сообщить что-то еще, но неожиданно передумала. Она решительно тряхнула головой. — Не важно, милая. Все это было и прошло много лет назад и теперь уже не имеет значения. Ну что, Эмили, завтра вы, конечно, наденете свое лучшее платье, да?
Эмили улыбнулась, полагая, что настало время для чтения морали и предостережений.
— Да, я собираюсь это сделать, — произнесла она с легким вызовом.
— Вот и ладно. Молодежь должна веселиться, когда можно. Ну что ж, до свидания, милая; и я не сомневаюсь: бедняки Литл-Диппингтона будут очень благодарны за одежду, что вы сегодня принесли для них.
Так, значит, на сей раз обойдется без нравоучений? Эмили облегченно вздохнула и вернулась туда, где привязала свою лошадь. И все же поведение соседки ее озадачило. Похоже, никто и не собирался предостерегать ее от флирта с графом. И видимо, пока никто не счел своим долгом предупредить Блэйда о несчастном происшествии.
Эмили начинала подумывать, уж не надеются ли в самом деле почтенные обитатели Литл-Диппингтона на счастливое завершение ее романа? Однако рано или поздно кто-нибудь все равно не утерпит и поведает графу кое о чем интересном…
Когда Саймон появился на следующем собрании литературных четвергов, Эмили окончательно поняла, что дело заходит до неприличия далеко. В глубине души она понимала, что нельзя позволять графу так открыто ухаживать за ней, когда все настолько безнадежно.
Чувство вины охватило ее с новой силой. Она знала, что больше тянуть нельзя. Скандал все равно разразится рано или поздно. И если никто не собирается рассказать ему о чем следует, придется ей взять на себя решение ужасной задачи… Она еще никогда и ничего не боялась так, как этого момента признания. Но ведь ей с самого начала было ясно, напомнила она себе, что ее любовь к графу Блэйду обречена. Пора покончить с этим романтическим маскарадом.
Глава 4
Эмили заканчивала шотландский рил, в душе понимая, что смеется чересчур весело и что щеки у нее слишком уж раскраснелись. Эта преувеличенная веселость… Эмили хорошо знала ее причину. Она собиралась с силами для выполнения предстоявшей задачи.
Совесть не позволяла ей откладывать далее разговор с Саймоном.
Вечером, собираясь на бал к Гиллингемам, она поклялась себе без дальнейших проволочек рассказать ему обо всем. Эмили знала, что, как бы ни нравился ей тот мир фантазий, в котором она сейчас пребывала, она не сможет жить дальше в невыносимом ожидании, когда же падет топор. Ей нужно сделать решительный шаг. Чем дольше все будет тянуться, тем больше она будет жалеть себя, когда Саймон обнаружит наконец истину и с отвращением отвернется от нее.
Эмили выбрала свой самый лучший наряд, сшитый местной белошвейкой. Она впервые надела это бледно-зеленое муслиновое платье, украшенное желтыми лентами и несколькими рядами пышных оборок. Лорнет благопристойно раскачивался на пришитой к пояску ленточке. Он был досадным неудобством, но очки Эмили надевать не стала.
Глубокое декольте и завышенная талия подчеркивали прелестную грудь. Эмили заказывала это платье в надежде, что оно хотя бы зрительно придаст пышности ее далеко не внушительным формам. Однако, примерив его сегодня вечером, она испугалась, что таким покроем только привлечет внимание к своей худобе.
— И ничего подобного, — настаивала Лиззи, ее горничная, глядя на хозяйку восхищенными глазами. — Вы в нем вся такая воздушная и нежная, будто умеете летать в лунном свете и все такое прочее.
Эмили хотелось надеяться, что девушка права. Сама она чувствовала себя сегодня не очень-то воздушной и легкой. Все внутри у нее наливалось свинцовой тяжестью, и тяжесть эта усиливалась с каждой минутой.
Небольшой бальный зал Гиллингемов был до отказа заполнен представителями местного дворянства, разнаряженными в самые лучшие туалеты. Лорд и леди Гиллингем имели обыкновение в виде благородного жеста раза два в год принимать у себя своих знатных соседей. Пребывание Саймона в качестве именитого гостя в их доме как раз и послужило поводом для такого праздника. Угощали шампанским и сладостями.
Саймон привлек к себе и Эмили всеобщее внимание, протанцевав с ней первый танец. Эмили, благодаря отсутствию очков и окутывающей ее дымке романтического настроения, не замечала множества пристальных и любопытных взглядов, которые, как она знала, устремились на них с графом. Саймон тоже их не замечал, но лишь потому, что вообще никогда не снисходил до того, чтобы обращать внимание на подобные вещи.
Эмили не могла даже представить, чтобы что-то смогло пробить брешь в холодном самообладании Саймона. Это ощущение внутренней силы и уверенности, которые являлись неотъемлемой частью его натуры, порой настораживало, но, несомненно, очень впечатляло.
Несколько мгновений Эмили глядела в лорнет, незаметно изучая толпу гостей, пока не обнаружила Саймона, беседующего с викарием. Блэйд, решила она, определенно, самый великолепный мужчина на сегодняшнем балу. Конечно, ее мнение было несколько предвзятым. Но в самом деле, нельзя же отрицать интригующей и где-то даже опасной привлекательности Саймона в его черно-белом одеянии среди многоцветия ярких фраков и жилетов, заполнивших комнату.
— Добрый вечер, мисс Фарингдон. Позвольте принести вам бокал лимонада?
Эмили едва подавила стон досады, услышав такой неприятный для нее голос Элиаса Прендергаста. В бессилии она опустила лорнет — он был не нужен, чтобы разглядеть знакомую толстую красную физиономию с пышными бакенбардами.
Не нужны были ни очки, ни лорнет и для того, чтобы заметить, что дородный мистер Прендергаст ради сегодняшнего случая облачился в корсет. Она слышала, как он поскрипывает при каждом движении мистера Прендергаста.
— Нет, благодарю вас, — пробормотала Эмили.
Если ей что-нибудь сейчас и нужно, так это бокал шампанского.
Когда Прендергаст придвинулся ближе, она раскрыла веер и принялась усиленно обмахиваться. Судя по тому, как пахло от этого человека, он явно не утруждал себя принятием ванны перед балом. Прендергаст придерживался старых правил и питал недоверие к новой моде часто пользоваться водой и мылом. Вместо этого он явно предпочитал обильно поливать себя духами.
— Собираюсь заглянуть к вам, мисс Фарингдон, ибо я уже больше не в трауре, — начал Прендергаст многозначительно. — У нас как будто есть о чем поговорить.
Эмили вежливо улыбнулась:
— Боюсь, это было бы не совсем удобно, сэр. Вы, конечно, подождете, пока мой отец не вернется домой.
— Вот то-то и оно, шут возьми, — сказал Прендергаст с явным раздражением. — Ваш отец слишком много времени проводит здесь, в провинции. И не угадаешь, когда приедет, а?
— У него очень много дел в столице. Чудесный вечер, не правда ли? — Эмили описала веером грациозную дугу, словно желая охватить всю залитую огнями залу. — Впрочем, леди Гиллингем всегда слыла великолепной хозяйкой.
Насупившиеся кустистые брови Прендергаста сошлись на переносице. Он прокашлялся. У Эмили упало сердце. Она с ужасом предчувствовала, о чем сейчас пойдет речь.
— Мисс Фарингдон, дорогая, я считаю себя в некотором роде вашим наставником, поскольку ваш отец отсутствует так подолгу, — зловеще начал Прендергаст. — А мне стало известно, что в наших краях появился гость, который в последнее время довольно часто видится с вами.
— Вы меня поражаете, сэр. Никогда бы не поверила, что вы обращаете внимание на местные сплетни. Должно быть, следить за ними весьма утомительное занятие.
Прендергаст гневно фыркнул и устрашающе покраснел. Как все знали, усопшая миссис Прендергаст при жизни была тихой, скромной мышкой, которая и помыслить не могла о том, чтобы позволить себе столь бесцеремонное замечание.
— Ну вот что, юная леди. Мне слишком хорошо известно, как легко вскружить женскую головку романтическим вниманием, подобным тому, что Блэйд уделяет вам, мисс Фарингдон, если вы, конечно, позволите мне заметить.
— Нет, сэр, не позволю.
Улыбка Эмили становилась все более ослепительной и колючей, по мере того как в ней разгорался гнев. Прендергаст намеревается испортить то недолгое время, которое оставалось у нее с Саймоном.
На тяжелом лице Прендергаста застыло предвестие надвигающейся грозы, что Эмили прекрасно видела и без очков.
— Я говорю исключительно из глубокой тревоги за вашу репутацию, мисс Фарингдон.
— Всем известно, сэр, что моя репутация безвозвратно погублена. Вам не стоит о ней тревожиться.
— Ну-ну, можно ли быть к себе столь суровой, — смилостивился Прендергаст. — Конечно, в прошлом у вас имел место неприятный скандал. Но вы тогда были совсем молодой и глупенькой и совершили ошибку. С молоденькими девушками такое случается. Будучи человеком широких взглядов и не без некоторого опыта в обращении с пылкими особами, я готов закрыть глаза на происшествие.
— Как любезно с вашей стороны, сэр.
— Да-да, именно. От Блэйда, конечно, этого ждать не приходится. Ему надо помнить о фамильной чести и титуле, знаете ли.
Пальцы Эмили сжали» веер.
— Прошу вас не утруждать себя дальнейшими советами, сэр.
Прендергаст выпрямился во весь рост. Скрипя корсетом, он склонился к Эмили:
— Мисс Фарингдон, однажды вы уже поддались своим чрезмерно пылким чувствам и погубили себя в глазах общества. Вы ведь, конечно, не забыли урока, полученного из того весьма неприятного случая?
— Уверяю вас, я ничего не забыла, — сказала Эмили сквозь зубы. — Но вы начинаете мне докучать, сэр.
— Мисс Фарингдон, вы меня не правильно поняли. У меня самые честные намерения. Я хочу лишь помочь вам найти достойный выход вашей склонности к пылкости чувств. — Он схватил ее руку и стиснул в своих влажных мясистых ладонях.
— Прошу вас, сэр, освободите мою руку. — Эмили безуспешно попыталась выдернуть пальцы из его потных лап.
Прендергаст даже не обратил внимания на ее протест, его пальцы сжались еще сильнее, причиняя ей боль. Он придвигался все ближе, пока его скверное дыхание и густой запах духов чуть не довели его жертву до обморока, и наконец, доверительно понизив голос, произнес:
— Мисс Фарингдон, я вполне понимаю, как трудно столь пылкой женщине, как вы, вынести необходимость подчиняться жестким правилам общества. Я убежден, вы будете гораздо более счастливы в браке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36
Несколькими часами позже Саймон оставил безуспешные попытки заснуть. Он отшвырнул тяжелое одеяло, выбрался из кровати, быстро оделся и, подхватив пальто, вышел в холл. С того момента, как он поднялся в свою спальню, пожелав спокойной ночи хозяевам, его не переставали терзать сомнения. Прогулка поможет ему успокоиться.
В доме царили темнота и прохлада. Саймон подумал, не зажечь ли свечу, но потом решил обойтись без света. Он всегда обладал способностью видеть ночью.
Он бесшумно спустился по устланной коврами лестнице, миновал коридор, ведущий в кухню, еще мгновение — и он шагнул в морозную темную ночь.
Отыскать дорогу в Сент-Клер-холл через освещенный луной лес оказалось довольно легко. Годы прошли с тех пор, как он последний раз ступал по родной земле, но эту дорогу он не забыл.
Через десять минут Саймон уже шел по длинной подъездной аллее к дому, прислушиваясь к легком хрусту мерзлой земли под сапогами. Приблизившись к элегантной лестнице, он замедлил шаги, затем повернулся и направился через сад к боковому крылу здания. Он с изумлением увидел свет, горевший в окне библиотеки.
Сердце его сжалось. Так же ярко горел свет и в ту ночь двадцать три года назад, когда он ворвался в библиотеку и обнаружил своего отца, уткнувшегося лицом в письменный стол, залитый кровью.
Теперь Саймон знал, что привело его в эту ночь к библиотеке. Он хотел убедиться, не витает ли еще дух его несчастного отца около того старинного стола из красного дерева.
Где-то в подсознании Саймон почти ждал, что увидит пистолет, по-прежнему зажатый в мертвой руке графа, кровь, и разорванную плоть, и что-то серое, разбрызганное по стене позади кресла. Долгие годы прожил он с этим жутким видением.
Но вместо призрака человека, который потерял все и предпочел трусливо сбежать в небытие, оставив двенадцатилетнего сына одного справляться с бедой, Саймон увидел Эмили.
Она примостилась на краешке большого кресла, усердно склонившись над огромным письменным столом, и казалась такой маленькой и воздушной. В пламени свечей ее рыжие волосы блестели не меньше, чем атласные бока его красавца Лэп Сэнга под лучами солнца.
На ней был милый кружевной чепчик и скромный халатик с оборками вокруг шеи. Она сидела скрестив под креслом ножки, обутые в мягкие атласные ночные туфельки, и деловито строчила что-то гусиным пером в толстой тетради в тяжелом кожаном переплете.
Саймону пришло в голову, что столь романтическое создание, как Эмили, непременно ведет дневник. А если так, то нет сомнений, что он, Саймон, — один из главных персонажей ее сегодняшней записи.
Или она сочиняет новые строфы своей «Таинственной леди»?
Он еще несколько минут смотрел на нее, говоря себе, что надо уходить. Однако не шевельнулся и не отправился в обратный путь через лес к дому Гиллингемов, пока Эмили не отложила наконец перо. Потом она взяла свечу, чтобы посветить себе на лестнице, и вышла из комнаты.
Теперь в библиотеке было темно.
Саймон вдруг очнулся, понял, что по-прежнему стоит и смотрит в окутанную мраком комнату, и усилием воли заставил себя оторваться от окна и вернуться к Гиллингемам.
Он так и не увидел то, ради чего приходил сюда. Дух отца, который должен был обитать в библиотеке, изгнан рыжеволосой зеленоглазой Титанией, восседавшей за их старинным письменным столом.
Всю следующую неделю Эмили словно витала в облаках. Никогда еще стихи не сочинялись так легко. Все, к чему бы она ни прикоснулась и что бы она ни увидела, вызывало у нее прилив вдохновения. Особенно Саймон. А с ним Эмили виделась часто.
Она понимала, что облако, на котором она в восторге качается, скоро развеет ветер и она больно ударится, упав на землю. Но она решила наслаждаться своим полетом как можно дольше. Она буквально впитывала в себя новые дивные ощущения, словно для того, чтобы их хватило на всю жизнь.
Эмили была влюблена, и ее возлюбленный сумел оказаться всюду, где она появлялась в эту неделю.
В субботу вечером она встретила Саймона у Хаттерсейгов, где собрались поиграть в карты. Он был ее партнером в висте, и они выиграли. А как же иначе? Разве могла проиграть такая команда, рассудила Эмили позже.
В понедельник днем он посетил музыкальный час Сьюардов. Эмили обменялась с ним тайным смеющимся взглядом, когда младшая дочь Сьюардов сбилась в «Дивертисменте» Моцарта. Когда та закончила, они ей так отчаянно хлопали, что раскрасневшаяся девочка согласилась сыграть на бис.
Саймон был в поселке, когда Эмили пришла туда за покупками. И он остановился поболтать с ней.
Он оказывался на дороге к Сент-Клер-холлу всякий раз, когда Эмили выезжала на прогулку верхом.
В конце недели Саймон неожиданно возник у ворот садика викария, как раз когда Эмили прощалась с миссис Людлов, женой викария. Он был верхом на гнедом жеребце, которого звал Лэп Сэнгом. С должной любезностью поприветствовав миссис Людлов, он спешился и довольно долго беседовал с обеими дамами.
Наконец он отвесил прощальный поклон и вскочил в седло, но еще на мгновение задержался, улыбаясь Эмили.
— Надеюсь, вы подарите мне танец на завтрашнем балу у Гиллингемов, мисс Фарингдон? — сказал он, натягивая поводья.
— Да, конечно, — задохнувшись, ответила она.
Первый раз она будет танцевать с ним, думала Эмили, глядя, как он скачет вдаль по лесной дорожке. Она с трудом сдержала волнение.
— Так-так… — пробормотала жена викария с понимающей улыбкой. — Блэйд выказывает к вам явный интерес, молодая леди.
Эмили покраснела, с ужасом представив себе, о чем размышляет сейчас миссис Людлов. Жена викария была доброй женщиной и, несомненно, жалела Эмили, так как никто в округе не сомневался, что рано или поздно Блэйд узнает о происшествии и его ухаживаниям за Эмили придет конец.
— Граф очень любезен, — вяло отозвалась Эмили. Следующее замечание миссис Людлов удивило ее.
— Одно время его семья жила здесь, — задумчиво произнесла миссис Людлов. — Более двадцати лет назад, по-моему.
Эмили ждала мягкого предостережения, что не следует давать графу повод думать, будто любезность с его стороны может перерасти в нечто большее, и теперь она растерянно заморгала.
— Мисс Инглбрайт тоже рассказывала…
— Мальчик с матерью уехали, когда его отец умер… Такая грустная история. — Миссис Людлов, похоже, собиралась сообщить что-то еще, но неожиданно передумала. Она решительно тряхнула головой. — Не важно, милая. Все это было и прошло много лет назад и теперь уже не имеет значения. Ну что, Эмили, завтра вы, конечно, наденете свое лучшее платье, да?
Эмили улыбнулась, полагая, что настало время для чтения морали и предостережений.
— Да, я собираюсь это сделать, — произнесла она с легким вызовом.
— Вот и ладно. Молодежь должна веселиться, когда можно. Ну что ж, до свидания, милая; и я не сомневаюсь: бедняки Литл-Диппингтона будут очень благодарны за одежду, что вы сегодня принесли для них.
Так, значит, на сей раз обойдется без нравоучений? Эмили облегченно вздохнула и вернулась туда, где привязала свою лошадь. И все же поведение соседки ее озадачило. Похоже, никто и не собирался предостерегать ее от флирта с графом. И видимо, пока никто не счел своим долгом предупредить Блэйда о несчастном происшествии.
Эмили начинала подумывать, уж не надеются ли в самом деле почтенные обитатели Литл-Диппингтона на счастливое завершение ее романа? Однако рано или поздно кто-нибудь все равно не утерпит и поведает графу кое о чем интересном…
Когда Саймон появился на следующем собрании литературных четвергов, Эмили окончательно поняла, что дело заходит до неприличия далеко. В глубине души она понимала, что нельзя позволять графу так открыто ухаживать за ней, когда все настолько безнадежно.
Чувство вины охватило ее с новой силой. Она знала, что больше тянуть нельзя. Скандал все равно разразится рано или поздно. И если никто не собирается рассказать ему о чем следует, придется ей взять на себя решение ужасной задачи… Она еще никогда и ничего не боялась так, как этого момента признания. Но ведь ей с самого начала было ясно, напомнила она себе, что ее любовь к графу Блэйду обречена. Пора покончить с этим романтическим маскарадом.
Глава 4
Эмили заканчивала шотландский рил, в душе понимая, что смеется чересчур весело и что щеки у нее слишком уж раскраснелись. Эта преувеличенная веселость… Эмили хорошо знала ее причину. Она собиралась с силами для выполнения предстоявшей задачи.
Совесть не позволяла ей откладывать далее разговор с Саймоном.
Вечером, собираясь на бал к Гиллингемам, она поклялась себе без дальнейших проволочек рассказать ему обо всем. Эмили знала, что, как бы ни нравился ей тот мир фантазий, в котором она сейчас пребывала, она не сможет жить дальше в невыносимом ожидании, когда же падет топор. Ей нужно сделать решительный шаг. Чем дольше все будет тянуться, тем больше она будет жалеть себя, когда Саймон обнаружит наконец истину и с отвращением отвернется от нее.
Эмили выбрала свой самый лучший наряд, сшитый местной белошвейкой. Она впервые надела это бледно-зеленое муслиновое платье, украшенное желтыми лентами и несколькими рядами пышных оборок. Лорнет благопристойно раскачивался на пришитой к пояску ленточке. Он был досадным неудобством, но очки Эмили надевать не стала.
Глубокое декольте и завышенная талия подчеркивали прелестную грудь. Эмили заказывала это платье в надежде, что оно хотя бы зрительно придаст пышности ее далеко не внушительным формам. Однако, примерив его сегодня вечером, она испугалась, что таким покроем только привлечет внимание к своей худобе.
— И ничего подобного, — настаивала Лиззи, ее горничная, глядя на хозяйку восхищенными глазами. — Вы в нем вся такая воздушная и нежная, будто умеете летать в лунном свете и все такое прочее.
Эмили хотелось надеяться, что девушка права. Сама она чувствовала себя сегодня не очень-то воздушной и легкой. Все внутри у нее наливалось свинцовой тяжестью, и тяжесть эта усиливалась с каждой минутой.
Небольшой бальный зал Гиллингемов был до отказа заполнен представителями местного дворянства, разнаряженными в самые лучшие туалеты. Лорд и леди Гиллингем имели обыкновение в виде благородного жеста раза два в год принимать у себя своих знатных соседей. Пребывание Саймона в качестве именитого гостя в их доме как раз и послужило поводом для такого праздника. Угощали шампанским и сладостями.
Саймон привлек к себе и Эмили всеобщее внимание, протанцевав с ней первый танец. Эмили, благодаря отсутствию очков и окутывающей ее дымке романтического настроения, не замечала множества пристальных и любопытных взглядов, которые, как она знала, устремились на них с графом. Саймон тоже их не замечал, но лишь потому, что вообще никогда не снисходил до того, чтобы обращать внимание на подобные вещи.
Эмили не могла даже представить, чтобы что-то смогло пробить брешь в холодном самообладании Саймона. Это ощущение внутренней силы и уверенности, которые являлись неотъемлемой частью его натуры, порой настораживало, но, несомненно, очень впечатляло.
Несколько мгновений Эмили глядела в лорнет, незаметно изучая толпу гостей, пока не обнаружила Саймона, беседующего с викарием. Блэйд, решила она, определенно, самый великолепный мужчина на сегодняшнем балу. Конечно, ее мнение было несколько предвзятым. Но в самом деле, нельзя же отрицать интригующей и где-то даже опасной привлекательности Саймона в его черно-белом одеянии среди многоцветия ярких фраков и жилетов, заполнивших комнату.
— Добрый вечер, мисс Фарингдон. Позвольте принести вам бокал лимонада?
Эмили едва подавила стон досады, услышав такой неприятный для нее голос Элиаса Прендергаста. В бессилии она опустила лорнет — он был не нужен, чтобы разглядеть знакомую толстую красную физиономию с пышными бакенбардами.
Не нужны были ни очки, ни лорнет и для того, чтобы заметить, что дородный мистер Прендергаст ради сегодняшнего случая облачился в корсет. Она слышала, как он поскрипывает при каждом движении мистера Прендергаста.
— Нет, благодарю вас, — пробормотала Эмили.
Если ей что-нибудь сейчас и нужно, так это бокал шампанского.
Когда Прендергаст придвинулся ближе, она раскрыла веер и принялась усиленно обмахиваться. Судя по тому, как пахло от этого человека, он явно не утруждал себя принятием ванны перед балом. Прендергаст придерживался старых правил и питал недоверие к новой моде часто пользоваться водой и мылом. Вместо этого он явно предпочитал обильно поливать себя духами.
— Собираюсь заглянуть к вам, мисс Фарингдон, ибо я уже больше не в трауре, — начал Прендергаст многозначительно. — У нас как будто есть о чем поговорить.
Эмили вежливо улыбнулась:
— Боюсь, это было бы не совсем удобно, сэр. Вы, конечно, подождете, пока мой отец не вернется домой.
— Вот то-то и оно, шут возьми, — сказал Прендергаст с явным раздражением. — Ваш отец слишком много времени проводит здесь, в провинции. И не угадаешь, когда приедет, а?
— У него очень много дел в столице. Чудесный вечер, не правда ли? — Эмили описала веером грациозную дугу, словно желая охватить всю залитую огнями залу. — Впрочем, леди Гиллингем всегда слыла великолепной хозяйкой.
Насупившиеся кустистые брови Прендергаста сошлись на переносице. Он прокашлялся. У Эмили упало сердце. Она с ужасом предчувствовала, о чем сейчас пойдет речь.
— Мисс Фарингдон, дорогая, я считаю себя в некотором роде вашим наставником, поскольку ваш отец отсутствует так подолгу, — зловеще начал Прендергаст. — А мне стало известно, что в наших краях появился гость, который в последнее время довольно часто видится с вами.
— Вы меня поражаете, сэр. Никогда бы не поверила, что вы обращаете внимание на местные сплетни. Должно быть, следить за ними весьма утомительное занятие.
Прендергаст гневно фыркнул и устрашающе покраснел. Как все знали, усопшая миссис Прендергаст при жизни была тихой, скромной мышкой, которая и помыслить не могла о том, чтобы позволить себе столь бесцеремонное замечание.
— Ну вот что, юная леди. Мне слишком хорошо известно, как легко вскружить женскую головку романтическим вниманием, подобным тому, что Блэйд уделяет вам, мисс Фарингдон, если вы, конечно, позволите мне заметить.
— Нет, сэр, не позволю.
Улыбка Эмили становилась все более ослепительной и колючей, по мере того как в ней разгорался гнев. Прендергаст намеревается испортить то недолгое время, которое оставалось у нее с Саймоном.
На тяжелом лице Прендергаста застыло предвестие надвигающейся грозы, что Эмили прекрасно видела и без очков.
— Я говорю исключительно из глубокой тревоги за вашу репутацию, мисс Фарингдон.
— Всем известно, сэр, что моя репутация безвозвратно погублена. Вам не стоит о ней тревожиться.
— Ну-ну, можно ли быть к себе столь суровой, — смилостивился Прендергаст. — Конечно, в прошлом у вас имел место неприятный скандал. Но вы тогда были совсем молодой и глупенькой и совершили ошибку. С молоденькими девушками такое случается. Будучи человеком широких взглядов и не без некоторого опыта в обращении с пылкими особами, я готов закрыть глаза на происшествие.
— Как любезно с вашей стороны, сэр.
— Да-да, именно. От Блэйда, конечно, этого ждать не приходится. Ему надо помнить о фамильной чести и титуле, знаете ли.
Пальцы Эмили сжали» веер.
— Прошу вас не утруждать себя дальнейшими советами, сэр.
Прендергаст выпрямился во весь рост. Скрипя корсетом, он склонился к Эмили:
— Мисс Фарингдон, однажды вы уже поддались своим чрезмерно пылким чувствам и погубили себя в глазах общества. Вы ведь, конечно, не забыли урока, полученного из того весьма неприятного случая?
— Уверяю вас, я ничего не забыла, — сказала Эмили сквозь зубы. — Но вы начинаете мне докучать, сэр.
— Мисс Фарингдон, вы меня не правильно поняли. У меня самые честные намерения. Я хочу лишь помочь вам найти достойный выход вашей склонности к пылкости чувств. — Он схватил ее руку и стиснул в своих влажных мясистых ладонях.
— Прошу вас, сэр, освободите мою руку. — Эмили безуспешно попыталась выдернуть пальцы из его потных лап.
Прендергаст даже не обратил внимания на ее протест, его пальцы сжались еще сильнее, причиняя ей боль. Он придвигался все ближе, пока его скверное дыхание и густой запах духов чуть не довели его жертву до обморока, и наконец, доверительно понизив голос, произнес:
— Мисс Фарингдон, я вполне понимаю, как трудно столь пылкой женщине, как вы, вынести необходимость подчиняться жестким правилам общества. Я убежден, вы будете гораздо более счастливы в браке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36