— Но он не понимает, что наши отношения совершенно отличаются от того, что он себе вообразил. — Она бросила украдкой ищущий взгляд на бесстрастный профиль мужа, словно молча умоляя его согласиться с ней. — Он беспокоится за меня, потому что даже не подозревает об особой форме нашего союза. Он не изучал метафизики.
— Охотно верю. Единственное, что ваш отец когда-либо изучал, — это колода карт. Эмили, полагаю, мне следует дать вам ясно понять, что я вовсе не шутил несколько минут назад. Вы никогда больше не останетесь наедине ни со своим отцом, ни со своими братьями. Отныне я всегда буду присутствовать на ваших встречах с ними, и встречи эти будут сведены до минимума. Вы прекратите также посылать указания Давенпорту, улаживая их финансовые дела.
— Саймон, вы хотели отомстить моему отцу, но теперь, вернув себе Сент-Клер-холл, вы должны быть удовлетворены. Я знаю, вы пригрозили моему отцу, что не разрешите видеться со мной, но вы ведь не собирались осуществить вашу угрозу… если получите дом.
— Почему, собственно, вы решили, что я должен удовлетвориться, получив свой дом обратно? Ваш отец продал все фамильные земли Траэрнов. Ничто не возместит мне утраченного. И ничто не возместит того, что мой отец пустил себе пулю в лоб из-за подлости вашего отца. Ничто не возместит того, что по вине вашего отца зачахла и умерла моя мать. Ничто не возместит того, что ваш отец погубил мою семью.
Эмили ошеломила глубина ярости и горечи в голосе Саймона. Никогда еще он не проявлял столь сильных чувств. Впервые за все время их отношений она подумала о том, что отношение Саймона к ее семье выходит далеко за рамки простого требования восстановления справедливости.
— Я вас понимаю, и мне действительно ужасно жаль, — быстро произнесла Эмили, — поверьте мне. Но все случилось так давно и касается больше наших родителей, чем нас. Это жизнь другого поколения. Теперь, когда вы вернули себе Сент-Клер-холл, надо отпустить прошлое, иначе оно будет продолжать мучить вас. Саймон, надо смотреть в будущее.
— В самом деле? И на что же именно в будущем вы предлагаете мне надеяться? — сухо спросил Саймон.
Эмили глубоко вздохнула.
— Ну, всегда остаются наши отношения, милорд, — с надеждой предложила она. — Как вы сказали этой ночью, они теперь значительно окрепли и углубились благодаря нашему физическому союзу. Нас объединяет нечто совершенно особенное. Конечно же, вам и самому захочется расстаться с печалью прошлого, чтобы целиком отдаться радостям нашего… значительно окрепшего нового способа общения.
Он смерил ее холодным насмешливым взглядом:
— Вы предлагаете мне забыть о дальнейшей мести вашей семье во имя радостей супружеской постели?
Эмили ощущала все большую тревогу и неуверенность от непонятного настроения Саймона. Она пристально вглядывалась в него сквозь очки, и предчувствие чего-то страшного охватило ее. В ее глазах он вдруг стал очень опасным. Дракон ворвался в южный сад — дракон, ищущий жертву…
— Прошлой ночью, — медленно заговорила Эмили, — вы сказали, что для нас с вами радости супружеской постели будут чем-то совершенно особенным… Вы сказали, что они связаны с чистыми и благородными чувствами метафизического мира. Что наш союз осуществился как в физическом, так и в трансцендентальном плане. Ведь правда же, такие отношения нечто совершенно особенное, их нужно беречь и лелеять, милорд?
В золотистых глазах Саймона прорвался гнев.
— Господи боже мой, Эмили, даже вы не можете быть настолько наивны. То, что произошло между нами минувшей ночью, ничего общего не имеет с трансцендентальным уровнем. Обыкновенная похоть…
— Саймон, зачем вы так! Вы же сами объясняли мне про связь между физическим и метафизическим миром. — Она покраснела, но не опустила взгляда.
Она сердцем понимала, что борется за что-то очень важное. — Наши чувства необыкновенны по своей сути. Помните, как вы говорили: то, что мы предадимся любви в физическом мире, непременно укрепит нашу связь в мире метафизическом?
— Эмили, во многих отношениях вы чрезвычайно умная женщина…
Она робко улыбнулась:
— О, спасибо, Саймон.
— Но порой ведете себя как полная идиотка. Я нес всю эту чепуху о мистической связи между физическим и метафизическим миром исключительно для того, чтобы успокоить ваши девичьи страхи перед супружеским ложем. Совершенно естественные страхи, должен сказать, учитывая полное отсутствие опыта…
— Я не боялась вашей любви, милорд. И некоторый опыт у меня есть, если вы припомните.
— Конечно же, вы волновались, — отрезал он. — Это очевидно, Иначе не оставили бы записки. Новобрачные ждут мужа в постели, как им и положено. А что касается вашего знаменитого опыта, дорогая моя, — это просто смешно. Вас никак не назовешь опытной женщиной. Если бы у вас в самом деле было хоть какое-то представление об отношениях между мужчиной и женщиной, вы прошлой ночью ждали бы меня в постели, а не царапали пером в своем дневнике…
— Но, Саймон, я же объяснила, что беспокоилась о вас. Я не хотела, чтобы вы чувствовали себя хоть как-то обязанным выполнить свой долг.
Саймон взмахнул хлыстом и сшиб несколько нарциссов:
— Черт побери, женщина! Вы были встревожены неизвестностью и в своей тревоге придумали всю эту смешную заумную чепуху насчет того, что не желаете мне навязываться. А на самом деле, Эмили, вы нуждались в том, чтобы ваши страхи были сняты, и я сказал вам то, что вам хотелось услышать.
Она прикусила губу.
— Так вы солгали мне, что стремитесь укрепить нашу необычную метафизическую связь?
— Эмили, я сделал то, что легко успокоило ваши девичьи страхи. Мы вполне достойно вышли из ситуации, и теперь нет никаких шансов для признания брака недействительным.
— И это все, что вас заботило? Сделать так, чтобы наутро не было никаких оснований для расторжения брака? — тихо сказала она. — Вы не почувствовали прошлой ночью, что нас обоих «унесло к брегам любви златым, манящим, чудным»?
— Черт побери! Ради бога, женщина, пора бы прекратить болтовню о романтике и метафизике! Хватит с меня вашей романтической чепухи, Это брак, а не строка из поэмы, Пора повернуться лицом к реальности. Вы уже больше не Фарингдон. Вы теперь моя жена. Мы сможем превосходно ладить, если вы будете помнить прежде всего об этом.
— Вряд ли я об этом забуду, Саймон.
— Вот и не забывайте, — отрезал он, сверкая золотыми глазами. — Эмили, пора вам понять, что я требую от вас лишь одного.
— Вы требуете моей любви?
Искорка глупой надежды все еще горела в ней, с досадой отметила Эмили.
— Нет, Эмили, — жестко сказал Саймон. — Я требую от вас — и добьюсь этого любой ценой — полной и непоколебимой преданности. Вы теперь графиня Блэйд. Вы Траэрн. Вы больше не Фарингдон. Я понятно объяснил?
И последний крохотный огонек ее надежды угас.
— Вы все очень понятно объяснили, милорд.
Эмили отвернулась от человека, которого любила всем сердцем, и побрела одна к большому дому. Скользнув в дверь, она подавила горячее желание оглянуться через плечо. Слезы жгли ей глаза, пока она поднималась по лестнице в спальню.
Ей, конечно, придется уехать. Все ее надежды и мечты разлетелись вдребезги. Она не может оставаться тут лишь в качестве законной жены Саймона. Согласиться на это — значит надсмеяться над всеми своими чистыми и благородными чувствами.
Было бы просто невыносимо каждый день видеть Саймона и знать, что он не испытывает к ней никаких особенных чувств. Еще более немыслимо, чтобы он входил к ней по ночам и, как грубо выразился ее отец, покрывал ее… словно жеребец кобылу.
И слезы закапали с ее ресниц. Ей надо уехать, немедленно… Эмили кинулась в спальню и начала отбирать одежду, которую возьмет с собой, навсегда покидая Сент-Клер-холл.
Глава 9
Меряя библиотеку нетерпеливыми шагами, Саймон бросил еще один взгляд на высокие часы. Уже почти шесть, а Эмили до сих пор не спустилась выпить с ним перед ужином рюмочку шерри.
Он начинал понимать, что, видимо, полностью сокрушил ее сегодня утром. Она такое романтическое создание, так страстно привержена к счастливым концам…
Саймон редко выходил из себя. Он гордился умением управлять своими чувствами. Но у него словно что-то надломилось внутри, когда он вернулся с утренней прогулки и обнаружил, что его молодая жена уже тайком встречается с Бродериком Фарингдоном. Этого известия — при смятении чувств после прошедшей брачной ночи — оказалось более чем достаточно, чтобы пламя ярости охватило его.
Разглядывая золотистый шерри в своем бокале Саймон вновь и вновь вспоминал, как Бродерик Фарингдон нагло пытался уговорить Эмили продолжать тайком вести его дела.
Негодяй! Неужели он действительно надеялся, что у него пройдут такие штучки, подумал Саймон. Конечно же да. Фарингдоны всегда были хитрым пронырливым племенем, готовым на все, если это, по их мнению, сойдет им с рук. Но финансовый гений их дочери теперь принадлежал ему, а Саймон знал, как защитить свою собственность.
Он испытал удовольствие, сообщив во время свадьбы Фарингдону, что не намерен позволить Эмили осуществлять дальнейшие вложения капитала для своего отца и братьев. Было чрезвычайно приятно увидеть выражение лица своего старого врага, когда исчезла приманка, болтавшаяся перед Фарингдоном эти последние несколько недель.
Как это похоже на Бродерика Фарингдона — заявиться на следующий же день после потери своей драгоценной дочери, чтобы разнюхать, не удастся ли еще что-нибудь спасти после катастрофы…
Саймон вздохнул. И как это похоже на Эмили — не понимать, что ее муж намерен полностью осуществить свою месть.
Она действительно имела дерзость сказать ему, что он должен дать прошлому уйти и заняться созданием чистого, романтического, необыкновенного союза с ней.
Самое печальное, мрачно подумал Саймон, она искренне верит во всю эту чепуху насчет любви на высших уровнях. Ей давно нужно было преподнести хорошую дозу реальности, и он, наконец потеряв терпение, так и сделал.
И все же он поступил жестоко, в один миг разбив вдребезги ее нежные романтические представления. С другой стороны, уверял себя Саймон, особенно выбирать не приходилось. После того как он увидел рядом с ней Фарингдона, он был просто вынужден предельно ясно объяснить Эмили ее положение.
Она больше не Фарингдон. Она теперь его жена и должна понимать, что это означает. Это имеет весьма слабое отношение к романтическим чудесам метафизического мира. И самое непосредственное — к проявлению полнейшей и неколебимой преданности своему мужу. Саймон не видел никаких причин, почему бы ему не добиться от Эмили той же верности и преданности, что и от всех прочих обитателей его дома.
Он еще раз раздраженно взглянул на часы, потом дернул за бархатный шнурок колокольчика.
Дакетт появился почти мгновенно с еще более мрачным выражением лица, чем обычно:
— Да, милорд?
— Пошлите кого-нибудь наверх узнать, почему задерживается леди Блэйд.
— Сию минуту, милорд. — Дакетт удалился, прикрыв за собой дверь библиотеки.
Саймон глядел на часы, медленно отстукивающие минуты. Уж не собирается ли Эмили стать одной из тех надоедливых дамочек, которые разражаются слезами и удаляются в постель с нюхательной солью, едва мужчина покажет характер. Если так, она очень скоро поймет, что он не намерен терпеть чрезмерные проявления чувствительности.
Дверь библиотеки отворилась. На пороге появился Дакетт с таким видом, словно собрался объявить о кончине кого-то из членов семьи.
— Так что же, Дакетт?
— Сэр, я вынужден с прискорбием сообщить, что мадам нет в доме…
Саймон нахмурился и поглядел в окно:
— Неужели она бродит по саду в такой час?
— Нет, милорд. — Дакетт многозначительно кашлянул. — Это довольно трудно объяснить, милорд. Мадам, видимо, заказала экипаж сегодня днем, после того как вы уехали в гости к лорду Гиллингему. Мне сообщили, что она отправилась навестить сестер Инглбрайт. Она отослала Робби с каретой домой и сказала, что вернется пешком, но ее все еще нет.
— Господи боже! Что за выдумки — обсуждать с приятельницами эту глупую романтическую поэзию сегодня? У нее же медовый месяц!
— Да, милорд.
Саймон ругнулся.
— Пошлите кого-нибудь в Розовый коттедж и доставьте леди домой!
Дакетт снова кашлянул в кулак.
— Сэр, боюсь, это еще не все. Робби утверждает, что на мадам было дорожное платье и она взяла с собой два довольно объемистых саквояжа.
Саймон похолодел:
— Дьявол, что вы хотите этим сказать, Дакетт?!
— Полагаю, сэр, вам следует расспросить ее горничную, Лиззи, — прямо заявил Дакетт.
— Зачем?
— Девчонка плачет у себя в комнате, и у нее, очевидно, есть записка, которую велено передать лично вам.
Саймону не потребовалось особого труда сообразить, что он, кажется, вот-вот обнаружит, что его жена сбежала на второй день после свадьбы.
— Сейчас же позовите сюда горничную, Дакетт. И распорядитесь, чтобы на конюшне приготовили Лэп Сэнга, Я собираюсь выехать через пятнадцать минут.
— Да, милорд. Позвольте мне сказать, сэр, что все в доме чрезвычайно беспокоятся за мадам. — В воздухе повис невысказанный укор. Было очевидно, что нового хозяина Сент-Клер-холла винят в том, что он нанес удар тонким чувствам мадам и вынудил ее бежать.
— Благодарю вас, Дакетт. Я сообщу об этом графине при первой же возможности.
Пусть лучше мадам, мрачно подумал Саймон, едва за Дакеттом закрылась дверь, приготовится к тому, что, когда муж ее настигнет, удары будут нанесены не только ее тонким чувствам…
Как она посмела так удрать? Она теперь принадлежит ему. Это ее затея с договором о браке. Так пусть, черт побери, теперь его выполняет!
Эмили стояла посреди крохотной гостиничной спальни, опустив свой немногочисленный багаж подле себя на пол и с трудом сдерживая слезы. Она ужасно устала, проголодалась и еще никогда в жизни не чувствовала себя такой одинокой.
Теперь ей придется провести ночь в душной комнатушке, выглядевшей так, словно ее не убирали и не проветривали годами. Она чувствовала кислый запах мужского пота, исходящий от желтоватого постельного белья.
Эмили никогда раньше не путешествовала в почтовой карете. Ее поразило неудобство такого путешествия. Она сидела, зажатая между джентльменом мощного телосложения, который всю дорогу храпел, и прыщавым юнцом, не перестававшим бросать на нее плотоядные взоры. Ей дважды пришлось воспользоваться ридикюлем, чтобы спихнуть его руку со своего колена.
Единственным утешением служило сознание того, что на следующий день она будет в Лондоне. Отец и братья, разумеется, удивятся, увидев ее, но Эмили не сомневалась, что они примут ее с распростертыми объятиями. Конечно, не очень-то хочется выслушивать, что она опять сваляла дурака, но нечего делать. Надо было слушать, что ей говорит ее семья, а не свое глупое романтическое сердце.
Эмили наклонилась и взгромоздила один из тяжелых саквояжей на кровать. Сначала самое необходимое. Она ужасно голодна, а ей следует беречь силы. Эмили решила переодеться к ужину в столовой гостиницы.
Через несколько минут она ухе нерешительно спускалась вниз, прекрасно осознавая, что леди не путешествуют в одиночку, если только не бедны до нищеты. Конечно, она напрашивается на неприятности, появляясь в столовой без сопровождения мужчины или горничной. Но что же делать? Она больше ни минуты не выдержала бы в этой ужасной спальне. А что, если ее пригласит за свой стол какая-нибудь группа путешественников, где есть леди? Ведь она теперь, в конце концов, графиня…
Первая, кого увидела Эмили, заглянув в столовую, была именно та, кого она и искала, — привлекательная, хорошо одетая молодая женщина явно благородного происхождения. Эмили вздохнула с облегчением. Сейчас она представится, объяснит, что путешествует одна, и попросит у молодой леди разрешения присоединиться к ней. Все будет прекрасно.
Посетительница сидела совсем одна у огня в маленькой немноголюдной столовой. Эмили осторожно приблизилась и вдруг заметила подозрительную красноту вокруг глаз незнакомки — явный след недавно пролитых слез… Ее крепко стиснутые руки в элегантных перчатках бессильно лежали на коленях, полускрытые складками богатого дорожного платья. Совершенно очевидно, что в эту ночь в гостинице оказалась не одна женщина с разбитым сердцем…
— Прошу прошения, мисс, — неуверенно начала Эмили. — Вижу, вы здесь одна, и я подумала, что, может быть, вы согласитесь поужинать со мной за одним столом. Меня зовут Эмили Фарингдон… — Помедлив, добавила:
— Траэрн.
Она не видела особой необходимости сообщать женщине свой недавно обретенный титул. Она всего лишь сутки как графиня и, по правде говоря, пока совсем себя ею не чувствовала.
Хорошенькая молоденькая блондинка, вряд ли старше девятнадцати, вздрогнула и подняла взгляд. А затем в ее темных влажных глазах разлилось, пожалуй, не меньшее, чем у Эмили, облегчение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36