* * * Перед Петровым встала проблема: где ночевать.Поразмыслив, он решил, что Зина вряд ли заплачет и описается, а близнецы вполне могут. Он пошел в квартиру соседей и улегся на Зинину кровать. Но три часа до звонка будильника только беспокойно ворочался. Ему все казалось, что малыши сейчас проснутся и заплачут или, наоборот, перестанут дышать.Петров вставал, подходил к кроватке, прислушивался, проверял сухость штанов и снова ложился.В восемь пришла Тамара Ивановна. Петров обрадовался этой невысокой плотной женщине со строгим лицом, словно посланнице Небес. Он показал медсестре, где находятся дети и их мать, договорился об оплате и ринулся в душ.Надевая костюм и поглядывая на спящую Зину, он думал о том, что вот его участие в делах этого семейства и закончено. Если Зина не заразна, то ее можно перенести домой: и Тамаре Ивановне будет удобнее, и ему.Петров зашел в соседскую квартиру попрощаться. Тамара Ивановна переодевала близнецов.— У них зубки режутся, — сообщил Петров.— Уже прорезались, — буркнула Тамара Ивановна.Петров подошел и посмотрел. Действительно, на деснах близнецов появились маленькие белые пятнышки.— У детей нет еды, — не глядя на Петрова, проговорила Тамара Ивановна.— Я забыл вам сказать. У меня в холодильнике молоко, его надо…— Не надо им молока от больной, еще И с антибиотиками. Немного возьму, чтобы резко не переходить, а вы купите детское питание.— Ага, я купите. Доктор Козлов сказал…— Много он понимает, этот доктор. Будете детей голодом морить — я уйду. И где памперсы? Я стирать не обязана.— Детей голодом морить не будем, — медленно проговорил Петров, едва сдерживая раздражение. Рассказывать о вредности памперсов он больше не хотел. — Скажите точно, что купить и где это продают.Пришлось ехать в гастроном на Мясницкую.Петров сложил баночки и коробочки в пакет, уже подойдя к машине, чертыхнулся и вернулся за памперсами.— Теперь я могу быть свободен? — приторно вежливо спросил он дома, передавая покупки Тамаре Ивановне.Старуха ничего не ответила, отвернулась и ушла.За что, интересно, она его невзлюбила? * * * В кабинете президента компании, Юры Ровенского, стоял длинный ониксовый стол с кожаными креслами вокруг, у окон в кадках росли деревца, пол устилал толстый ковер. Здесь проходили их совещания и переговоры. Эта обстановка разительно отличалась от прокуренного зала пивной с народным названием «У брата» на улице Александра Ульянова. Именно там пять лет назад зародилась идея создать фирму по сборке компьютеров. Первые проекты писались на бумажках, залитых пивом и с жирными пятнами от вяленого леща. Теперь перед ними лежали стильные папки с текстами, отпечатанными на лазерном принтере.В конце 80-х годов многие ринулись заполнять пустующую нишу — привозили в Россию компьютеры из-за рубежа или собирали их на месте. Но многие так же быстро сошли с дистанции.Самые легкие и скорые деньги делались тогда на финансовых пирамидах. Именно они утянули с компьютерного рынка главных конкурентов петровской фирмы «Класс», Название возникло от модного словечка, которым выражали наивысшую похвалу.Петров и Ровенский заняли жесткую позицию: первые пять лет вся прибыль шла на расширение производства и организацию сети продаж. Они не ездили по экзотическим курортам, не покупали шикарных автомобилей, жили в коммуналках, и мало кто догадывался, что они ворочали большими деньгами. И только когда «Класс» вышел на такие позиции, что подвинуть его уже никто не мог, фирма и ее руководители перешли на другой качественный уровень: переехали в современный офис, открыли личные счета в банках, уселись в автомобили последних марок.Сегодняшнее совещание в определенной мере тоже было судьбоносным — определяли дальнейшую стратегию. Проще говоря — во что вкладывать деньги.«Класс», как и другие крупные компьютерные фирмы, сам деталей не производил, закупал их в странах Юго-Восточной Азии и в Ирландии. Построить заводы по выпуску микросхем нечего было и мечтать — для этого требовалось две сотни миллионов долларов. Но делать первые шаги в этом направлении, по мнению Петрова, следовало: выпуск корпусов для компьютеров оправдал бы себя уже через шесть лет. * * * — Мы растекаемся лужей, — говорил он на совещании, — вместо того чтобы стать хорошим озером.Подвернулись попутные выгодные контракты с мебелью — организовали «Класс-мебель», «Класс-авто» тоже постепенно расширяется. Из тридцати пяти филиалов в тридцати чем только не занимаются: и медикаментами, и спортивным инвентарем. Осталось только памперсы производить.— Или свиноферму открыть, — поддержал его Потапыч. — Звучит: «Класс-свинина». Нас в школе учили — экстенсивный путь плохо. Надо зреть и копать в корень. Ты, Юра, — он обратился к Ровенскому, — предлагаешь открыть учебный центр.А зачем? Зачем садиться в последний поезд, когда первые уже давно ушли и набирают скорость? Конечно, прибыль это принесет, и деньги обернутся быстро. И покатим мы по утоптанной тропе, когда надо рубить свою просеку.Но остальные их точку зрения не разделяли. В том числе и Ровенский. Журавль в небе — это красиво, синица в руках — надежно. * * * С Юрой Ровенским Петров учился в математическом интернате при МГУ. С тех пор они и дружили. Петров всегда был умнее Юры: быстрее и оригинальнее решал задачи в школе, больше книжек читал и разбирался в вещах, о которых Ровенский имел смутное представление. Производство наладить, коллектив сплотить и внушить трудовой энтузиазм у Петрова тоже получалось лучше. Но он безоговорочно признавал, что именно Юрка должен управлять фирмой. У Петрова не было бронированности и целеустремленности Ровенского.Юра не шел по жизни, а пер как танк. Он не обращал внимания на то, что кого-то случайно задавил или обидел, не комплексовал по поводу друзей-неудачников. Я тебе предложил работу — ты не справился, чего же ты хочешь? Юра уволил секретаршу за то, что она выслала машину встречать его не в тот аэропорт, и Ровенский проторчал там лишний час. Леночка однажды подвесила петровский компьютер, и он два дня потратил, чтобы восстановить стертую информацию. Лене он задал перцу, но уволить ее ему даже в голову не пришло. * * * Все явно склонялись ко второму проекту. Ровенский посматривал на Петрова с удивлением — не ожидал, что тот легко сдастся. Петрову напрягаться было лень. То ли давала себя знать суматошная ночь, то ли вообще у него азарта поубавилось. Вначале карьера бизнесмена его отчаянно увлекала. От мысли: завтра делаю вот это — и у нас в кармане десять тысяч баксов, он хмелел как от вина. Но потом он уже столько раз задыхался победителем на финише, что прелесть новизны пропала, тужиться и доказывать свою правоту не хотелось.Леночка и секретарша Ровенского принесли кофе.— Подожди минуточку, — задержал Петров Лену.Он взял листок и написал: «Позвони по моему домашнему телефону или последние цифры 23. Должна подойти Тамара Ивановна. Спроси: 1. Как дела? 2. Сцедила ли она Зине молоко? 3. Не надо ли чего-нибудь?»Через несколько минут Лена вернулась и положила перед Петровым записку: «Тамара Ивановна просила передать: 1. Без советов от сопливых она обойдется. 2. Укол надо делать в девять вечера, к этому времени ты должен привезти лекарства. 3. Нет еды».Утром, кроме молочных смесей, Петров купил пять видов детского питания, по три баночки каждого. Неужели близнецы пятнадцать банок слопали?Ну и аппетиты!Снова вошла Леночка, склонилась к Петрову, и мужские глаза дружно нацелились на ее ножки.— Звонит педиатр, то есть детский врач, хочет с тобой поговорить. Что сказать? — прошептала Лена на ухо Петрову.— Я на минутку. — Петров бросился к дверям.Почему ему все время кажется, что с малышами произошло что-то ужасное?Козлов был абсолютно спокоен, даже весел:— Не знаю твоего домашнего телефона, соседкин тоже забыл записать. Как они там?— Я уходил, все было нормально. Зубки прорезались. Представляешь, у одного на верхней челюсти, а у другого на нижней.— Бывает. — Козлов записал телефоны и спросил:— Ты молоко утром сцедил?— Сцедил.— Не захлебнулся? — хохотнул Козлов и повесил трубку.Петров достойно ответить не успел. Леночка смотрела на шефа с удивлением и любопытством.— Если бы я тебе рассказал, — ухмыльнулся Петров, — ты бы неделю смеялась. * * * Зина пришла в себя от мокрого холода. До этого она пребывала в кошмарном горячем забытьи — превратилась в песчаного червя, двигалась по пустыне, зарывалась в раскаленные горы, населенные подземными чудовищами. И вот теперь ее вырвали наружу, голую и беззащитную. Она не узнавала комнату, в которой находилась, не знала женщину, которая склонилась над ней и обтирала мокрой салфеткой.— Где я? — спросила Зина.— Дома, где же еще, — ответила Тамара Ивановна.«Дома» — хорошее спокойное слово, только оно не вяжется с Зиниными ощущениями. Ей нужно что-то вспомнить, что-то важное, о чем нельзя забывать. Она вспомнила.— Дети! — Зина попыталась подняться. — Ванечка и Санечка.— Лежи. — Тамара Ивановна придавила ее к подушке. — Все с твоими детьми в порядке. Спят чистые и накормленные. Зубки прорезались.Зина закрыла глаза. Этой женщине можно верить, у нее такие сильные и ласковые руки. Что-то она говорит? Ругает Зину за то, что связалась с подлым мужиком. Нет, слов не понять, они размазываются. Как хорошо, что нет больше того горячего песка и безобразных чудовищ. Можно немного поспать. Вот он уже, сон. Красивая поляна с цветами. Ромашки. Мама плела им из ромашек веночки. * * * В аптеке Петров присвистнул, когда ему назвали стоимость лекарств и медикаментов, выписанных Козловым. Болеть нынче дорого. По дороге в кассу он увидел на витрине странный прибор — стеклянный граммофончик, сразу под ним углубление, на другом конце резиновая груша. «Для сцеживания молока», — прочитал Петров.— Средства малой автоматизации, — пробормотал он и купил две штуки.Детского питания теперь он приобрел семь видов и по десять баночек, запаянных в полиэтиленовую упаковку — больше ему было не унести.Петров позвонил в соседскую дверь, не заходя к себе. Ему открыла насупленная и недовольная Тамара Ивановна.— Как дела? — спросил Петров, пройдя за ней на кухню.Тамара Ивановна не отвечала, молча разбирала лекарства.Петров повторил свой вопрос, и она опять его проигнорировала.— Я что-либо сделал не так? — Петрова стала раздражать эта игра в молчанку.Тамара Ивановна вдруг развернулась и закричала:— Ах ты, хрен моржовый! Ты до чего женщину довел? Она же впроголодь живет. Три картофелины нашла и пачку вермишели! Дети ее высосали всю, в чем только душа держится. А сам жируешь, как блин масленый блестишь! Где твоя совесть?Петров онемел от этих упреков. Какого черта Козлов ничего не объяснил медсестре? Впроголодь живет… Фу ты, гадство какое! Он почувствовал щемящую жалость к девочке-женщине Зине и ее близнецам.Он стал в ответ кричать на Тамару Ивановну: обиделся на несправедливые обвинения, да и жалость к нищим соседям ему была нужна как новый зуб мудрости.— Что вы на меня орете? Я им кто? Муж? Отец?Брат, сват? Я им никто! Сосед! Целые сутки занимаюсь их делами, ночь не спал — и здрасте! — я же виноват, что их папаша уплыл.«Сейчас развернется и хлопнет дверью, — мелькнуло у него в голове. — Что я тогда буду делать?»— Скажите четко, — он поубавил пыл, — какие именно продукты надо купить. Я съезжу в магазин.На лице Тамары Ивановны отразилась целая гамма чувств. Во-первых, она не ожидала такого поворота вещей, и ей стало неловко за то, что обрушилась на неповинного человека, во-вторых, запас приготовленных оскорблений еще не исчерпался, и она как собачка после разбега должна была резко тормозить и сдерживать инерцию, в-третьих, она лихорадочно придумывала предлог, чтобы не извиняться. Предлог не заставил себя долго ждать — захныкали дети.— Иду, иду, мои лапочки, — пропела Тамара Ивановна и отправилась в спальню.— Давайте не будем ссориться, — двинулся за ней Петров. — Я погорячился, извините. Так что нужно купить?— Так все. Мясо, рыбу, фрукты и овощи. Творог обязательно. Как у бедняжки зубы только не высыпались.— Почему они должны были высыпаться? — удивился Петров.— Молоко кальций из организма вытягивает.Косточки теперь, наверное, у нее хрупкие, как соломинки.— До моего прихода, надеюсь, обойдется без переломов, — сказал Петров и ушел.Он созвонился с директором универсама, в котором сотрудники «Класса» отоваривались с заднего хода. В самом магазине — шаром покати и длиннющие очереди за колбасой и молоком.— Свадьба? — кивнул на его покупки директор.— Вроде того.— Я и вижу — лицо у тебя счастливое.Петрову смертельно хотелось спать, вообще свалиться и забыться.Продукты ему упаковали в четыре коробки. Их надо было тащить до машины, потом до лифта, потом до квартиры. Наверное, профессиональная болезнь филантропов — радикулит.— Тамара Ивановна, вы разберете все это?— Конечно, голубчик. Я ужин приготовила — курицу у тебя нашла и картошку пожарила. Придешь?Теперь Тамара Ивановна была сама кротость.— Спасибо, с удовольствием. Как насчет рюмашки?— Я не буду, а тебе, может, и следует. Ты пьющий? — спросила она подозрительно.— Умеренно. Я пойду умоюсь и принесу коньяк.Зина услышала, как вошел Петров, и открыла глаза. В комнате мягко стелился свет галогенного торшера.— Привет, Зинаида.— Здравствуйте, Павел.— Если ты мне будешь выкать, я вспомню, сколько мне лет. Никто не знает, что десять лет назад семьдесят стукнуло.Петров говорил не глядя на Зину. Он доставал из шкафа чистую майку и спортивные штаны.— Я хотела уйти к себе, но Тамара Ивановна не позволила.Зина понимала: надо поблагодарить соседа. Но удивительным образом никакой особой благодарности к нему не испытывала. Если растрескавшейся земле нужен дождь, то не важно, пригнал тучу северный или южный ветер, она будет просто впитывать влагу.— Как ты себя чувствуешь? — Петров изучающе посмотрел на нее.Желтенькая ночная рубашка в кружевах. В его постель залетела девочка-подросток из пионерского лагеря.— Я себя не чувствую. Это кто-то другой.— Есть хочешь?— Нет, меня Тамара Ивановна бульоном кормила. Из вашей.., твоей курицы.— Тогда я тоже пойду подкреплюсь. Тебе ничего не нужно?— Ты мальчиков видел?— Видел, — соврал Петров. — Отлично выглядят..Он хотел еще что-нибудь приврать, но Зина закрыла глаза и уснула.«Кафка по мне плачет, — думал Петров. — Полнейший сюрреализм».Он сидел на чужой кухне, поглощал ужин, приготовленный женщиной, о существовании которой еще вчера не подозревал, и обсуждал семейные дела посторонних людей.— Звонила Валентина, сестра Зины, — делилась Тамара Ивановна, — бабушку их положили в больницу. Валя взяла отпуск и ухаживает за ней. И правильно, кому старуха там нужна. Чуть не углядел — и пролежни.Петров не знал, что такое пролежни. Тамара Ивановна ему подробно объяснила.— Я купил приборы для сцеживания молока. Вы видели?— Не нужны они. Я грудь Зине перевязала.— В каком смысле?— Чтобы молоко перегорело. Куда ей еще кормить?— Но Козлов этого не говорил.— Много он понимает. Нет, конечно, детский врач он очень знающий.— Тамара Ивановна, нужно еще что-нибудь Зине, детям?— Одежонки у них маловато, застиранная вся.Зина уже ползунки стала надставлять, они ведь растут. Нет у тебя знакомых, у которых младенцы подросли?— Есть, завтра спрошу. Ничего, если я вам не буду помогать с посудой? Честно говоря, засыпаю на лету.— Да что ты, что ты! — замахала руками Тамара Ивановна. — Разве мужское это дело.— То-то я им лет двадцать занимаюсь.Дома Петров посмотрел на спящую Зину, представил: чтобы добыть из кладовки раскладушку, надо вытащить лыжи, велосипед и еще кучу всяких вещей.— Дудки! — заявил он вслух. — Я не кусаюсь и истощенных женщин не насилую. Неистощенные сегодня тоже могут не беспокоиться.Он достал подушку, плед и лег рядом с Зиной.Не просыпаясь, она вдруг повернулась к нему, положила голову на плечо и обняла за шею. Петров почувствовал, как к нему прижалась плоская забинтованная грудь соседки.Проклиная себя, он убрал Зинину руку и осторожно встал. Побрел к телефону.— Козлов? Это Петров.— Петров? Это Козлов.— Доктор, проснись, мне надо задать тебе вопрос.— Армянское радио отвечает.— Перестань храпеть в трубку. Тамара Ивановна перевязала грудь.— Зачем? Что у нее с грудью?— Да не у нее. Она Зине перевязала, чтобы молоко перегорело.— Подожди, я сейчас врублюсь. Так. Если у нее пневмония, то надо, чтобы легкие хорошо вентилировались. Поэтому все сдавливания — это плохо. Что сказала Маша Новикова?— Какая еще Маша?— Терапевт. Она должна была к вам заехать, я просил.— Ни о какой терапевтше не слышал. Так что мне делать? Разбинтовывать?— Нет, не надо. Из двух и более зол это, наверное… Оставь все, как есть. Завтра терапевт ее посмотрит. Ты лекарства купил, уколы делаете?— Делаем. Пока.Он положил трубку, пока проснувшийся Козлов не успел вспомнить о любви Петрова к литературе.
1 2 3 4 5 6