– Зима, мороз, снег идет, а мы их скрутили, бросили голыми жопами на лед – и погнали! Бабы визжат, менты сверху смотрят и ржут… Нас семеро, кто сразу не залез, боится не поспеть, толкается, к пасти мостится… Умат!– Ты-то успел? – жадно облизываясь, спросил Голубь.– Я всегда успеваю! – надменно ответил Морда и сплюнул.– Эй, вы! Какого хера шушукаетесь? – крикнул сверху вертухай. Лица его против солнца видно не было, только угловатый силуэт на фоне ячеистого неба. – Хотите обратно в камеру?! Щас загоню!– Все в порядке, начальник, уже гуляем, – подчеркнуто смирно ответил Леший, и вся троица степенно двинулась по кругу.К вечеру в хату заехал новый пассажир – обтрепанный, сельского вида человечек неопределенного возраста. В руках он держал тощий мешок и настороженно озирался.– Здравствуйте, люди добрые. – Голос у него был тихий и испуганный.– Здравствуй, здравствуй, хер мордастый! – Верка со своей вихляющейся походкой и блатными ужимками был тут как тут. – Ты куда зарулил, чмо болотное?! – Пидор подошел к новичку вплотную.Тот попятился, но сразу же уперся спиной в дверь.– Дык… Привели вот…– А у нас ты спросил: есть тут для тебя место? На фуй ты нам тут нужен? И без тебя дышать нечем!– Дык… Не по своей-то воле…– А кто тут по своей?! – напирал Верка. – Один вон тоже не по своей попал без спросу, место занимал да наш воздух переводил… Знаешь, где он? Деревянный клифт примеряет! Я сам его заделал! Вот как бывает!Он замахнулся. Новичок, не пытаясь защититься, втянул голову в плечи.Волк не мог понять, что происходит. Творился неслыханный беспредел. Петух – самое презираемое в арестантском мире существо. Он должен сидеть в своем кутке у параши и рта не открывать, чтобы не получить по рогам! Наехать на честного зэка для него все равно что броситься под поезд!Верка обернулся и посмотрел на сокамерников. Угрожающая гримаса сменилась глумливой усмешкой. Он не боялся немедленной расправы, напротив, приглашал всех полюбоваться спектаклем. Значит, спектакль санкционирован.– Ну что, гнидняк, платить за место будешь? – Кулак пидора несильно ткнулся в небритую скулу селянина.– Дык нету ничего… Вот только колбасы шматок, носки да шесть сигарет…Человечек распахнул мешок и протянул Верке. Но тот спрятал руки за спину.– Ложи на стол!Медленно приблизившись к столу, новичок выложил на краешек содержимое мешка.– Вот теперь молоток! Сразу видно, нашенский! – смягчил тон Верка и погладил новенького по спине, похлопал по заду. – Нашенский ведь? Честно говори, не бзди!– Дык я уже два раза чалился, – приободрился тот.– Ух ты! А за что? – Верка продолжал оглаживать свою жертву и норовил прижаться к ней сзади. Мужик растерянно отодвигался.– За кражи… Раз комбикорм, потом свинью с поросенком. А теперь зерно… Полбункера оставил, только высыпал под сарай, а тут участковый… Ты чего приставляешься?!– Дык полюбил я тебя! – передразнил пидор. – Теперь мы с тобой кореша на всю жисть, точняк? Спать на моей шконке станешь, хлеб делить будем… Чего ты дергаешься, как неродной, ты же из нашенских, сам вижу… Дай я тебя поцелую!Верка обхватил новичка, прижался к нему всем телом и быстро задвигал тазом. Его губы впились в небритую щеку.– Да ты чо! – селянин вырвался. – Ты это, не балуй… Я не первый раз…– Ах, не первый! Я же говорю – нашего племени!Верка издевательски засмеялся. Его поддержал хохот сокамерников. Калика и членов блаткомитета видно не было, зато остальные веселились от души.– Ты это… Кончай!Хохот усилился.– Пойдем на шконарь, там и кончу!Верка потянул мужичонку за руку, тот опять вырвался и отскочил в сторону.– Вяжи базар! – раздался уверенный голос Меченого, и Волк понял, что со всякой малозначительной перхотью разбирается именно он. – Ну-ка, иди сюда! Ты кто?– Семен… Горшков я, Семен!Тяжело переступая на негнущихся ногах, Семен Горшков подошел ближе к монументально усевшемуся в середине стола Меченому. Потные арестанты пропустили его к месту судилища и вновь сомкнулись вокруг.– Кликуха есть?– Дык… Когда-то давно Драным звали…– Петух? – Полтора глаза презрительно рассматривали незадачливого пассажира.– Чего? – Драный посмотрел блатному в лицо, и тут до него дошло, к чему катит дело. – Боже-упаси! Я всегда честным мужиком был! Ни с козлами, ни с гребнями не водился!– А чего тогда ты к честным людям не идешь, а с проткнутым пидором лижешься?– Дык я-то не знал! Я думал, он тут масть держит!В камере раздался новый взрыв хохота.– Кто масть держит? Верка? Ты глянь на него!Пидор дразнился высунутым языком и делал непристойные жесты.– Я-то ничо не сделал… – обреченно сказал Драный.– Как ничо? Кто ему докладывался, вещи показывал, обнимался да целовался? Это ничо?– Дык он ведь сам… И вся хата молчала… Я ведь хате верю…– Он сам, хата молчала! – передразнил Меченый. – Все тебе виноваты, только ты целка! Это ты молчал, потому и зашкварился! Значит, ты теперь кто?Драный опустил голову. Руки его мелко дрожали.– Значит, ты теперь пидор непроткнутый! – безжалостно подвел итог Меченый. – А проткнуть – дело нехитрое. Верка тебе и воткнет в гудок, а ты опять будешь ни в чем не виноватый!– Да я его… Я его! – задыхаясь от ненависти, Драный обернулся к Верке.– Ну давай! – подбодрил Меченый. – Давай!Драный бросился на обидчика. Зэки мгновенно отхлынули в стороны, освобождая пространство для схватки. Два тела сцепились и покатились по полу. Мелькали кулаки, барабанной дробью сыпались удары. Верка был помоложе и покрепче, зато Драным руководили ярость и отчаяние. Он расцарапал пидору физиономию, вывихнул палец и укусил за плечо так, что почти выгрыз полукруглый кусок мяса. Из раны обильно потекла кровь. Верка, в свою очередь, подбил ему глаз, разбил нос и в лепешку расквасил губы.– Сука, петух сраный, убью!– Сам петух! Я тебя схаваю без соли!Оба противника были плохими бойцами и не могли голыми руками выполнить свои угрозы. Если бы у кого-то оказалось бритвенное лезвие, заточенный супинатор или кусочек стекла, не говоря уже о полноценной финке… Но ничего такого у них не было, и Драный пустил в ход естественное оружие – зубы и ногти. Он кусал врага, царапал его, норовил добраться до глаз и в конце концов подмял Верку под себя и принялся бить головой о пол. Через несколько минут схватка завершилась: окровавленный пидор остался неподвижно лежать на бетоне, а Драный с трудом поднялся на ноги и, шатаясь, подошел к крану.Пока он смывал кровь и пот с разгоряченного тела, к Меченому подсел Зубач. Они пошушукались между собой, потом подозвали измученного дракой новичка.– Хоть и не по своей вине, но зашкварился ты капитально, – мрачно объявил Меченый. – По всем нашим законам тебя надо либо в гребни определять, либо, по крайности, в чушкари…Разбитое лицо Драного вначале посерело, потом на нем мелькнула тень надежды. В отличие от гребня чушкарь может восстановить свое доброе имя.– Но махался ты смело и навешал ему от души, сразу видно, что духарик! Духарик – смелый, отчаянный, сорвиголова
Поэтому…Наступила звонкая тишина, стало слышно, как журчит в толчке струйка воды. Драный вытянул шею и напряженно впился взглядом в изуродованную харю Меченого. Наверняка она будет сниться ему до конца жизни. Меченый выдержал паузу, неспешно огляделся по сторонам.– Поэтому мы тебя прощаем. Живи мужиком!В камере вновь повис привычный монотонный гул. Потеряв интерес к происходящему, арестанты стали расходиться по своим местам.Только истекающий кровью Верка валялся на полу в прежней позе да застыл столбом возвращенный к жизни Драный.– Спасибо вам сердечное за доброту, – выговорил наконец он и поклонился.– Спасибо, чтоб тебя скосило! Спасибо куму скажешь, когда он тебя салом угостит! – зло отрезал Зубач. – А в общак положишь пятьсот рупий да хорошего кайфа!– Дык откуда?! Я ж показал все, что есть!– Ты чо, не догоняешь? – Меченый угрожающе прищурил здоровый глаз.– Дык догоняю… Спасибо, что в петушиный куток не загнали… То есть, извиняйте, благодарствую… Но если впрямь нету? Жена с тремя детьми концов не сведет, дачек от нее и не жду… Так чо мне теперь делать? Я не против общества, но кожу-то с себя не стянешь…Меченый и Зубач переглянулись.– Ладно, будешь в обязаловке. Что скажем, то и сделаешь! Понял?– Чего ж не понять…Драный опустил голову.– Забирай свои крохи, да лезь вон туда, на третью шконку, – сказал Меченый.Кряхтя и вздыхая, мужик выполнил приказ. Морда наклонился к сидящему рядом Расписному.– Совсем охерели, беспредел творят! Разве в правильной хате так делают? Надо им предъяву кинуть, а то и нам отвечать придется! Ты в подписке?Волк секунду подумал:–Да.Верка повернулся, попытался встать и застонал.– Машка, перевяжи эту падаль да убери с глаз долой! – крикнул Меченый.Изуродованную физиономию искривила зловещая улыбка.– Клевая мясня Мясня – кровавая драка
вышла, кайф в жилу! Точняк?Но веселился с ним только Зубач. Остальные разошлись, а подошедший вплотную Морда был мрачен и явно не собирался шутить. Он смотрел прямо в здоровый глаз Меченого.– Слышь, пацаны, а с чего это вы нулевика принимаете? Или смотрящего в хате нет?Расписной тоже подошел и стал рядом с Мордой.– Калик спит, брателла, – невозмутимо пояснил Меченый. – Он сказал мне разбираться. Тут все правильно.– А что пидора на мужика напустили? Это тоже правильно?– Так для смеха! Опять же обществу польза: мужик завис в обязаловке, что надо будет – то и сделает!– А ты знаешь, что за такой смех бывает? Меченый перестал улыбаться и настороженно оглянулся.– Об чем базар, Морда? – раздался сзади недовольный голос. – Любую предъяву Смотрящему делают, значит, мне ответ держать. Ты-то чего волну гонишь?Калик появился внезапно, будто ненадолго выходил погулять и вернулся, проверяя – сохранился ли порядок за время его отсутствия. Похоже, результаты проверки ему не понравились. Обойдя Морду и Расписного, он смерил их оценивающим взглядом и нахмурился. Губы у смотрящего совсем исчезли. Только узкая щель рассекала каменное лицо между массивной челюстью и мясистым, в красных прожилках, носом. Колюче поблескивали маленькие злые глаза, даже огромные, похожие на плохо слепленные вареники уши топорщились грозно и непримиримо.Но на Морду угрожающий вид смотрящего впечатления не произвел.– За беспредел в хате со всей блатпятерки спросят! А могут и целую хату сминусовать! Если тюремные авторитеты поставят камере «минус», все ее обитатели подлежат репрессиям
– И к чему ты базар ведешь? – надменно спросил Калик.– К разбору по закону! Вот сейчас соберем всех и разберемся по справедливости!По камере прошло шевеление. Острый разговор и слово «справедливость» слышали все, кто хотел услышать. И сейчас десятки арестантов принялись спускаться со шконок, выходить из завешенных углов, подниматься с лавок. Через несколько минут масса горячей, потной, татуированной плоти сомкнется вокруг, и предсказать исход разбора заранее будет нелегко.– А кто ты такой, чтобы толковище устраивать?! – загнанным в угол волком взревел Калик и ощерился. Казалось, что из углов большого рта сейчас выглянут клыки.Его выкрик стал сигналом для торпед.– Мочи гадов! – крикнул Меченый и прыгнул. В вытянутой руке он держал длинный гвоздь – «сотку», остро заточенный конец целился Морде в глаз. Но удар Расписного перехватил его на лету: кулак врезался в левый бок, ребра хрустнули, бесчувственное тело тяжело обрушилось на стол, а гвоздь зазвенел о бетон возле параши.Зубач тоже бросился вперед, но не так резво, и Морда без труда сшиб его с ног.Быстрая и эффективная расправа с торпедами оказалась хорошим уроком для остальных. Напрягшийся было Катала расслабился, Савка и Шкет резко затормозились и отступили. Расписной поискал взглядом Хорька, но того видно не было. Только из дальнего Угла доносилось надоедливое: вжик-вжик-вжик! Бельмондо готовился выполнить поручение смотрящего, а переключаться он явно не умел.– Ну что, Калик? – спросил Морда, победно осматриваясь по сторонам. – Давай разберемся по нашим законам, как ты за хатой смотрел…– Давай разберемся! – спокойно кивнул тот, достал пачку «Беломора», закурил, несколько папирос отдал стоящим рядом арестантам, те тоже радостно задымили.– Говори, Морда, я тебя слушаю. И честные бродяги ждут!Калик невозмутимо выпустил струю сизого дыма в лицо обвинителю. От вспышки волнения не осталось и следа. Казалось, что минуту назад на его месте был другой человек.– Что ты мне предъявить хочешь?Эта непоколебимая уверенность начисто перечеркнула тот минутный успех, который Морда уже посчитал своей победой. Но он не собирался давать задний ход.– В путевой хате нулевого смотрящий встречает, разбирается, место определяет. А чтобы пидор над честным мужиком изгалялся – такого отродясь не бывает! Меченый тоже мужика гнул, в обязаловку поставил! Говорит, ты ему разрешил…– Савка, штырь! – не глядя бросил Калик. И повернулся к арестантам: – Кого тут без меня обидели?– Дык вот он я… – нехотя отозвался Драный.– Так все и было, как Морда сказал?– Дык точно так…Савка отыскал и принес смотрящему заточенный гвоздь.– Кто пидору волю дал? Кто тебя в обязаловку ставил?– Дык вот энтот. – Драный указал на лежащего без чувств Меченого. Чувствовал нулевик себя неуютно и явно не знал, чем для него обернется все происходящее.Не выпуская папиросы изо рта, Калик нагнулся к Меченому, вставил гвоздь ему в ухо и резко ударил ладонью по шляпке. «Сотка» легко провалилась в ушную раковину. Раздался утробный стон, могучее тело выгнулось в агонии, из хрипящего рта вылилась струйка крови. Через несколько секунд все было кончено.Калик выдернул окровавленный гвоздь и протянул Драному:– А пидора сам кончи.Тот попятился, отчаянно мотая головой. Он хотел что-то сказать, но горло перехватил спазм.– Да не… Не! – наконец выдавил из себя Драный.Калик кивнул:– Твое право. И знай – ты никому ничего не должен. Понял?Теперь Драный так же отчаянно кивал.– Ты прав, Морда, это беспредел!Калик отдал гвоздь Савке, и тот немедленно бросил его в парашу.– Я заснул и не знал, что творит эта сука! За беспредел и спросили с него, как с гада! – Смотрящий пнул ногой мертвое тело и обвел взглядом стоящих вокруг арестантов. Все отводили глаза. И даже Морда не знал, что сказать. – Еще предъявы к смотрящему есть?– Нет! Все ништяк! Порядок в хате! Это Меченый, сука, тут баламутил!Громче всех кричали одаренные папиросами и заново рожденный Драный. Арестанты получили наглядный урок суровой и быстрой справедливости.– Харэ. – Калик затянулся последний раз и сунул окурок Савке. – Тогда скиньте эту падаль башкой вниз с третьей шконки. Будто он сам себе шею свернул. И зовите ментов…Убедившись, что его приказ начали выполнять, смотрящий неторопливо пошел к своему месту. * * *
Эта ночь оказалась еще хуже предыдущей. К обычной камерной вони добавились запахи крови и смерти. Громко стонал в бреду Верка, то и дело доносились чьи-то вскрики: в ночных кошмарах выплывали из подсознания неотпущенные грехи. Морда перебрался на освободившуюся шконку лысого рядом с Расписным, и они спали по очереди. Ясно было, что Калик не оставит попытку бунта без последствий. В душном, спертом воздухе витало тревожное ожидание новых убийств.Волк переворачивался со спины на бок, потом на живот, на другой бок… Сон не приходил. Даже сквозь плотно сжатые веки и заткнутые пальцами уши просачивалась липкая, вонючая, противоестественная реальность тюрьмы. Она проникала в мозг, просачивалась в душу, пропитывала плоть и свинцово наполняла кости. Волк пытался противиться, но ничего не получалось: тюрьма медленно, но верно лепила из него какое-то другое существо. Надо было за что-то зацепиться, однако вокруг не было ничего светлого и хорошего.Зашелестели страницы памяти, но и там мелькали прыжки, атаки, выстрелы, взрывы и смерть.Но между безжалостным огнем автоматических пулеметов «дождь» и жестоким избиением сержанта Чувака вдруг мелькнуло сдобное женское тело – Волк остановил кадр. Короткая стрижка густых черных волос, зеленые глаза, точеный носик и четко очерченный рот, длинная шея, чуть отвисающая грудь, мягкий живот с глубоким пупком, развитые бедра, густые волосы на лобке, тяжелые ляжки и изящные икры… Будто солнце залило затхлый вонючий мирок, тюрьма перестала мять душу и тело, владевшее напряжение отчаяния стало постепенно ослабевать. Когда он вырвется отсюда и вернется в нормальную жизнь, Софья должна быть рядом с ним. Хотя как может прапорщик забрать жену у генерала, он совершенно не представлял.– Чо вертишься, как мыло под жопой? – отчетливо услышал он тонкий, нечеловеческий голос. – Кемарить надо! Мы ведь тебе тут санаторий устроили: ни вшей, ни клопов, – дрыхни и радуйся! Шухер начнется – разбудим!Это говорил кот с левого плеча. Татуировки не могут разговаривать.
1 2 3 4 5 6 7
Поэтому…Наступила звонкая тишина, стало слышно, как журчит в толчке струйка воды. Драный вытянул шею и напряженно впился взглядом в изуродованную харю Меченого. Наверняка она будет сниться ему до конца жизни. Меченый выдержал паузу, неспешно огляделся по сторонам.– Поэтому мы тебя прощаем. Живи мужиком!В камере вновь повис привычный монотонный гул. Потеряв интерес к происходящему, арестанты стали расходиться по своим местам.Только истекающий кровью Верка валялся на полу в прежней позе да застыл столбом возвращенный к жизни Драный.– Спасибо вам сердечное за доброту, – выговорил наконец он и поклонился.– Спасибо, чтоб тебя скосило! Спасибо куму скажешь, когда он тебя салом угостит! – зло отрезал Зубач. – А в общак положишь пятьсот рупий да хорошего кайфа!– Дык откуда?! Я ж показал все, что есть!– Ты чо, не догоняешь? – Меченый угрожающе прищурил здоровый глаз.– Дык догоняю… Спасибо, что в петушиный куток не загнали… То есть, извиняйте, благодарствую… Но если впрямь нету? Жена с тремя детьми концов не сведет, дачек от нее и не жду… Так чо мне теперь делать? Я не против общества, но кожу-то с себя не стянешь…Меченый и Зубач переглянулись.– Ладно, будешь в обязаловке. Что скажем, то и сделаешь! Понял?– Чего ж не понять…Драный опустил голову.– Забирай свои крохи, да лезь вон туда, на третью шконку, – сказал Меченый.Кряхтя и вздыхая, мужик выполнил приказ. Морда наклонился к сидящему рядом Расписному.– Совсем охерели, беспредел творят! Разве в правильной хате так делают? Надо им предъяву кинуть, а то и нам отвечать придется! Ты в подписке?Волк секунду подумал:–Да.Верка повернулся, попытался встать и застонал.– Машка, перевяжи эту падаль да убери с глаз долой! – крикнул Меченый.Изуродованную физиономию искривила зловещая улыбка.– Клевая мясня Мясня – кровавая драка
вышла, кайф в жилу! Точняк?Но веселился с ним только Зубач. Остальные разошлись, а подошедший вплотную Морда был мрачен и явно не собирался шутить. Он смотрел прямо в здоровый глаз Меченого.– Слышь, пацаны, а с чего это вы нулевика принимаете? Или смотрящего в хате нет?Расписной тоже подошел и стал рядом с Мордой.– Калик спит, брателла, – невозмутимо пояснил Меченый. – Он сказал мне разбираться. Тут все правильно.– А что пидора на мужика напустили? Это тоже правильно?– Так для смеха! Опять же обществу польза: мужик завис в обязаловке, что надо будет – то и сделает!– А ты знаешь, что за такой смех бывает? Меченый перестал улыбаться и настороженно оглянулся.– Об чем базар, Морда? – раздался сзади недовольный голос. – Любую предъяву Смотрящему делают, значит, мне ответ держать. Ты-то чего волну гонишь?Калик появился внезапно, будто ненадолго выходил погулять и вернулся, проверяя – сохранился ли порядок за время его отсутствия. Похоже, результаты проверки ему не понравились. Обойдя Морду и Расписного, он смерил их оценивающим взглядом и нахмурился. Губы у смотрящего совсем исчезли. Только узкая щель рассекала каменное лицо между массивной челюстью и мясистым, в красных прожилках, носом. Колюче поблескивали маленькие злые глаза, даже огромные, похожие на плохо слепленные вареники уши топорщились грозно и непримиримо.Но на Морду угрожающий вид смотрящего впечатления не произвел.– За беспредел в хате со всей блатпятерки спросят! А могут и целую хату сминусовать! Если тюремные авторитеты поставят камере «минус», все ее обитатели подлежат репрессиям
– И к чему ты базар ведешь? – надменно спросил Калик.– К разбору по закону! Вот сейчас соберем всех и разберемся по справедливости!По камере прошло шевеление. Острый разговор и слово «справедливость» слышали все, кто хотел услышать. И сейчас десятки арестантов принялись спускаться со шконок, выходить из завешенных углов, подниматься с лавок. Через несколько минут масса горячей, потной, татуированной плоти сомкнется вокруг, и предсказать исход разбора заранее будет нелегко.– А кто ты такой, чтобы толковище устраивать?! – загнанным в угол волком взревел Калик и ощерился. Казалось, что из углов большого рта сейчас выглянут клыки.Его выкрик стал сигналом для торпед.– Мочи гадов! – крикнул Меченый и прыгнул. В вытянутой руке он держал длинный гвоздь – «сотку», остро заточенный конец целился Морде в глаз. Но удар Расписного перехватил его на лету: кулак врезался в левый бок, ребра хрустнули, бесчувственное тело тяжело обрушилось на стол, а гвоздь зазвенел о бетон возле параши.Зубач тоже бросился вперед, но не так резво, и Морда без труда сшиб его с ног.Быстрая и эффективная расправа с торпедами оказалась хорошим уроком для остальных. Напрягшийся было Катала расслабился, Савка и Шкет резко затормозились и отступили. Расписной поискал взглядом Хорька, но того видно не было. Только из дальнего Угла доносилось надоедливое: вжик-вжик-вжик! Бельмондо готовился выполнить поручение смотрящего, а переключаться он явно не умел.– Ну что, Калик? – спросил Морда, победно осматриваясь по сторонам. – Давай разберемся по нашим законам, как ты за хатой смотрел…– Давай разберемся! – спокойно кивнул тот, достал пачку «Беломора», закурил, несколько папирос отдал стоящим рядом арестантам, те тоже радостно задымили.– Говори, Морда, я тебя слушаю. И честные бродяги ждут!Калик невозмутимо выпустил струю сизого дыма в лицо обвинителю. От вспышки волнения не осталось и следа. Казалось, что минуту назад на его месте был другой человек.– Что ты мне предъявить хочешь?Эта непоколебимая уверенность начисто перечеркнула тот минутный успех, который Морда уже посчитал своей победой. Но он не собирался давать задний ход.– В путевой хате нулевого смотрящий встречает, разбирается, место определяет. А чтобы пидор над честным мужиком изгалялся – такого отродясь не бывает! Меченый тоже мужика гнул, в обязаловку поставил! Говорит, ты ему разрешил…– Савка, штырь! – не глядя бросил Калик. И повернулся к арестантам: – Кого тут без меня обидели?– Дык вот он я… – нехотя отозвался Драный.– Так все и было, как Морда сказал?– Дык точно так…Савка отыскал и принес смотрящему заточенный гвоздь.– Кто пидору волю дал? Кто тебя в обязаловку ставил?– Дык вот энтот. – Драный указал на лежащего без чувств Меченого. Чувствовал нулевик себя неуютно и явно не знал, чем для него обернется все происходящее.Не выпуская папиросы изо рта, Калик нагнулся к Меченому, вставил гвоздь ему в ухо и резко ударил ладонью по шляпке. «Сотка» легко провалилась в ушную раковину. Раздался утробный стон, могучее тело выгнулось в агонии, из хрипящего рта вылилась струйка крови. Через несколько секунд все было кончено.Калик выдернул окровавленный гвоздь и протянул Драному:– А пидора сам кончи.Тот попятился, отчаянно мотая головой. Он хотел что-то сказать, но горло перехватил спазм.– Да не… Не! – наконец выдавил из себя Драный.Калик кивнул:– Твое право. И знай – ты никому ничего не должен. Понял?Теперь Драный так же отчаянно кивал.– Ты прав, Морда, это беспредел!Калик отдал гвоздь Савке, и тот немедленно бросил его в парашу.– Я заснул и не знал, что творит эта сука! За беспредел и спросили с него, как с гада! – Смотрящий пнул ногой мертвое тело и обвел взглядом стоящих вокруг арестантов. Все отводили глаза. И даже Морда не знал, что сказать. – Еще предъявы к смотрящему есть?– Нет! Все ништяк! Порядок в хате! Это Меченый, сука, тут баламутил!Громче всех кричали одаренные папиросами и заново рожденный Драный. Арестанты получили наглядный урок суровой и быстрой справедливости.– Харэ. – Калик затянулся последний раз и сунул окурок Савке. – Тогда скиньте эту падаль башкой вниз с третьей шконки. Будто он сам себе шею свернул. И зовите ментов…Убедившись, что его приказ начали выполнять, смотрящий неторопливо пошел к своему месту. * * *
Эта ночь оказалась еще хуже предыдущей. К обычной камерной вони добавились запахи крови и смерти. Громко стонал в бреду Верка, то и дело доносились чьи-то вскрики: в ночных кошмарах выплывали из подсознания неотпущенные грехи. Морда перебрался на освободившуюся шконку лысого рядом с Расписным, и они спали по очереди. Ясно было, что Калик не оставит попытку бунта без последствий. В душном, спертом воздухе витало тревожное ожидание новых убийств.Волк переворачивался со спины на бок, потом на живот, на другой бок… Сон не приходил. Даже сквозь плотно сжатые веки и заткнутые пальцами уши просачивалась липкая, вонючая, противоестественная реальность тюрьмы. Она проникала в мозг, просачивалась в душу, пропитывала плоть и свинцово наполняла кости. Волк пытался противиться, но ничего не получалось: тюрьма медленно, но верно лепила из него какое-то другое существо. Надо было за что-то зацепиться, однако вокруг не было ничего светлого и хорошего.Зашелестели страницы памяти, но и там мелькали прыжки, атаки, выстрелы, взрывы и смерть.Но между безжалостным огнем автоматических пулеметов «дождь» и жестоким избиением сержанта Чувака вдруг мелькнуло сдобное женское тело – Волк остановил кадр. Короткая стрижка густых черных волос, зеленые глаза, точеный носик и четко очерченный рот, длинная шея, чуть отвисающая грудь, мягкий живот с глубоким пупком, развитые бедра, густые волосы на лобке, тяжелые ляжки и изящные икры… Будто солнце залило затхлый вонючий мирок, тюрьма перестала мять душу и тело, владевшее напряжение отчаяния стало постепенно ослабевать. Когда он вырвется отсюда и вернется в нормальную жизнь, Софья должна быть рядом с ним. Хотя как может прапорщик забрать жену у генерала, он совершенно не представлял.– Чо вертишься, как мыло под жопой? – отчетливо услышал он тонкий, нечеловеческий голос. – Кемарить надо! Мы ведь тебе тут санаторий устроили: ни вшей, ни клопов, – дрыхни и радуйся! Шухер начнется – разбудим!Это говорил кот с левого плеча. Татуировки не могут разговаривать.
1 2 3 4 5 6 7