Не такой уж это был могучий чародей, если задумал убить человека ударом в спину.
Я встретился глазами с Эрриэз и понял, что она тоже это слышала.
— Конан! — позвала она, тронув его за руку. Он посмотрел на нее словно издалека.
— Что тебе, Эрриэз?
Она указала растопыренными пальца. ми на колдуна, который беззвучно шевелил губами.
— Убей его!
Ровным голосом Конан ответил:
— Я не могу убить безоружного.
Я отчетливо различал заклинание на смерть и неудачу, которое бормотал побежденный маг.
— Это он-то безоружный? — возмутилась Эрриэз.
— Да, — сказал Конан.
Для него все, у кого в руках нет меча или, на худой конец, топора, абсолютно беззащитны. И тогда Эрриэз поняла, что нужно делать. Она сжала кулаки; ее бледное личико, усталое и, боюсь, не слишком тщательно умытое, вспыхнуло; светлые глаза, не привыкшие видеть солнце каждый день, вдруг загорелись. Выдох пламени понесся от нее, и дерево ответило шелестом, чародей — стоном, а Конан — взглядом ей навстречу. Но Эрриэз смотрела не на них. Она выкрикнула срывающимся голосом:
— Атвейг!
Меч в руке Конана пронзительно запел, и голос Эрриэз слился с голосом оружия. Впервые в жизни Атвейг вышла из-под власти своего владельца — может быть, потому, что отвечала любовью на его любовь и тоже знала о мыслях чародея…
Конан посмотрел на убитого. Рот колдуна раскрылся, глаза побелели, словно радужная оболочка растворилась. Конан молча выдернул меч из его горла, вытер клинок о траву и тяжело опустился на землю.
Я осторожно подсел к нему.
— Он ранил тебя, Конан?
Конан отмолчался. Он даже не взглянул в мою сторону. Мне почему-то показалось, что он сейчас никого не хочет видеть.

Глава восьмая
Коварный Гримнир

С тех пор, как мы разделались с колдуном, препятствия нам больше не встречались. Мы шли уже целый день, и никто не нападал на нас ни сверху, ни сбоку, ни снизу. Однако бдительности терять не следовало, и потому мы постоянно озирались по сторонам и прислушивались. Не то враги наши стали осторожнее, не то они струсили, поняв, что ни с какого боку нас не возьмешь, только никто не показывался. А может, они вообще иссякли.
Так я размышлял, пока мы шли по хорошей лесной дороге.
Но не успел я подумать о том, что эти кровавые псы, учуяв наш запах, поджали свои облезлые хвосты, как увидел свисающие с небес ноги. Собственно, свисали они, если приглядеться, не с небес, а с ветки, протянувшейся над дорогой. Две ноги в сапогах чудовищного размера. Они лениво покачивались. Потом на дереве кто-то завозился.
Мы сбились в кучу и задрали головы. Кто-то тяжелый лег животом на ветку и высунул к нам свою башку, открывая для обзора черную повязку через один глаз, усы и прочие достопримечательности физиономии Гримнира.
— Привет, — басом проговорил он. — Добрались-таки. Боевые вы ребята, как я погляжу.
— Гримнир, — удивленно сказал Конан. Я увидел, как мгновенно пропала вся его настороженность. Доверчивый он все-таки. — Как ты сюда попал?
С дерева донесся радостный гогот. Затем этот громила, страшно довольный собой и своими поступками, заявил:
— Тут имеется кружная дорога, по которой никто не ходит… Кроме меня.
Я просто вышел из себя, когда услыхал такое.
— И ты не мог нас предупредить? А если бы мы погибли?
— Я оплакал бы вас, — сообщило это чудо искренности. — Конан хороший воин. Я сожалел бы о его гибели.
Я даже подпрыгнул.
— Трус! — выкрикнул я. — Отсиживался за нашими спинами! Не мог даже помочь нам, когда мы тут сражались с полчищами! Проклятые злодеи лезли со всех сторон!.. А ты!..
Подскакивая внизу и всеми силами души желая вцепиться в плохо выбритое горло Гримнира, я выкликал самые черные проклятия. Я желал его верблюду переломать себе ноги, а ему самому сдохнуть от жажды возле ничейного колодца. Он свешивался с ветки и оглушительно хохотал.
И вдруг, выкатив свой единственный глаз, который вполне мог бы принадлежать какому-нибудь пьянице, светлый, с красными прожилками — Гримнир рявкнул:
— Не мог! Не мог я вам помочь!
От неожиданности я даже присел с полуоткрытым ртом. А потом завопил прямо в его усатую морду:
— Почему? Объясни тогда! Почему? Гримнир тоже заорал, сверкая крупными желтыми зубами:
— Потому! Тот, кто взялся за это дело, должен решить все для себя сам!
— За это дело еще никто не взялся! — крикнул я.
— Не уверен! — вопил Гримнир. — Не уверен! А убить Чудовище может только человек! И никто иной! Понял ты, недоумок лупоглазый?
Взбешенный до полуобморочного состояния, я заорал:
— А имя данного героя должно начинаться на букву «К»! Иначе ничто не поможет! Да? И он непременно должен быть киммерийцем — и никак иначе! Да?
— Так ты киммериец? — удивленно проговорил Гримнир, обращаясь к Конану. — А сам ни словом не обмолвился.
Конан смотрел на него без улыбки и молчал,
— Кстати, он не просто киммериец — он в душе очень мирный человек и ненавидит всякую войну, — сообщил я.
Гримнир фыркнул. Я видел, что он мне не поверил.
— В любом случае, — заявил он, — твой друг — просто находка, маленький, преданный Кода. Ведь все местные жители трусливы, как распоследние цверги. От одного только слова «змей» они лезут под стол и заворачиваются в скатерть.
Гримнир спрыгнул на землю. Мне показалось, что несчастное дерево вздохнуло с облегчением. Великан обтер о штаны испачканные в смоле руки и радостно ухмыльнулся.
— Я рад тебя видеть, Гримнир, — сказал, наконец, Конан. — Прости за неуместный вопрос: ты сам разве не человек?
— Нет, разумеется, — беспечно откликнулся Гримнир. — Ты разве еще не догадался?
— Я не занимаюсь разгадыванием чужих тайн, — сказал Конан. — Когда я слышу: «Это Гримнир, странствующий воин», я, как правило, верю на слово.
Гримнир ничуть не смутился.
— Я действительно странствующий воин. Но этим моя личность далеко не исчерпывается… Ну что, пошли?
Он затопал по лесной дороге, возглавив наш небольшой отряд. Мне совсем не хотелось идти за этим вероломным типом, по Конан принял его приглашение, не задумываясь, а бросать друга в трудную минуту, когда одной его храбрости мало и явно требуется еще немного ума — нет, такое не входит в мои привычки.
Я видел, что могучая магия, которой, несомненно, обладал этот Гримнир, в данном случае ни при чем. Конан пошел за ним добровольно. По крайней мере, в этом Гримнир вел себя честно. В случае чего напущу на него холеру, подумал я. Дождусь, чтоб он расслабился и перестал контролировать влияния извне, и напущу. Будет знать, как проявлять вероломство.
Гримнир вывел нас к вырубке, посреди которой стояло нечто вроде избушки. Вырубка успела зарасти сорными кустами и прочей жизнерадостной дрянью, вроде сочной травы в человеческий рост. Все эти поросли скрывали под собою пни и вывороченные корни, так что пройти по поляне и не переломать себе ноги могло считаться своего рода искусством.
Домик состоял из хлипких стен и крыши, которая протекала — это было заметно даже в сухую, ясную погоду. Имелась там огромная печь, зато труба отсутствовала, и поэтому бревна внутри этого чрезвычайно уютного жилища были покрыты копотью. Черные жирные пятна покрывали также солому, заменявшую постель. Крохотное окошко залеплялось в случае непогоды маленьким ставнем.
— Прошу, — сказал Гримнир, толкнув низенькую дверь.
Он стоял возле избы с таким видом, будто предлагал нам посетить один из дворцов Шадизара.
Конан нырнул в дом. Проходя вслед за ним мимо Гримнира, я не удержался — посмотрел на него с подчеркнутым удивлением и покачал головой. Великан, разумеется, не обратил на это внимания.
В комнате водилось огромное количество комарья. Оно гнездилось в кустах неподалеку от дома. Представляю себе, как эти твари обрадовались нашему появлению. Ненавижу кровососущих. Во-первых, они забиваются в шерсть. А во-вторых, уши от укусов очень чешутся и распухают, что отнюдь не служит мне украшением.
Эрриэз уже разлеглась на соломе. Рожица у нее стала блаженная, словно она попала домой к папе с мамой.
Я подтолкнул ее в бок.
— Чему ты радуешься?
Гримнир здесь, — сказала она задумчиво. — Теперь все будет в порядке.
Как же, все будет в порядке. Не доверяю я существам, чей рост превосходит мой втрое. В два, ну — в два с половиной раза — еще куда ни шло, но выше — сигнал тревоги. Гримнир наверняка так устроит, что Конана под конец авантюры ждет верная гибель, а плоды его победы загребет сам великан. Знаю я таких. Интересно, что Эрриэз в нем нашла? Возможно, Гримнир вообще — тролль.
— Кто он такой? — спросил я. — Он тебе родня? Она подавилась смешком, но промолчала. Надо же, какая таинственность.
— Ты хоть давно его знаешь?
— Давно, — нехотя сказала она. — Всю жизнь. Он могущественный. Отвяжись, Кода.
Я понял, что больше из нее ничего не вытяну, развалился на грязной соломе и стал гонять комаров.
Конан принес дров. Они с Гримниром завозились возле печки, переговариваясь на сугубо мирные темы. Я дремал, кусаемый комарами, под сладкую музыку домашних хлопот.
— В печке какой-то мусор, — сказал Конан. — Надо бы ее вычистить. А то будет здорово дымить.
— Не лезь голыми руками, — буркнул Гримнир, — здесь должна быть кочерга.
Они долго гремели поленьями, а потом Конан вытащил кочергу и тут же уронил ее Гримниру на ногу. Великан взвыл и сделал попытку убить моего друга, но врезался своим могучим кулаком в печь, едва не разворотил ее, после чего заметно успокоился.
— Киммериец косорукий, — проворчал он. — Я бы тебе с удовольствием отрезал и руки, и ноги, и голову заодно, чтоб не мучился. Все вы годитесь только грабить мирных жителей.
— Вот это точно, — сказал Конан, хмыкнув. Гримнир дунул в печку, подняв тучу пыли, копоти и мусора, порылся в куче золы и извлек несколько обгоревших пряжек. По поводу этой находки можно было строить Самые различие предположения, но Конан не стал этим заниматься. Он поджег хворост, и из печки повалил едкий белый дым. Всю комнату заволокло. Потом огонь пришел в себя, распрямился, и дым уполз в открытую дверь, расстилаясь по траве у порога. Комары, понятное дело, мгновенно исчезли.
— Все предусмотрено, — сказал по этому поводу Гримнир и гулко закашлялся.

Глава девятая
Чудовище

Накануне я нашел в закопченном доме целый бочонок меда и объелся. Наутро у меня начался жар. Лежа в углу, я слушал, как Гримнир переругивается с Конаном, и каждое их слово болезненно резало мне слух. «Наверное, я смертельно заболел, — подумал я в ужасе, — а как же чудовище? Я ведь не допущу, чтобы мой человек отправился на подвиг без меня. В конце концов, я ведь, тоже что-нибудь значу, верно?»
Все происходило именно так, как я и предполагал. Конан хотел, чтобы я остался дома с Гримниром и Эрриэз и никуда не ходил, а лежал бы на соломе и всячески берег себя. Но я протестовал, кричал о людской неблагодарности, мотал ушами, визжал, разбрызгивая слезы, и колотил его кулаками по груди.
В конце концов, это возымело действие. Конан взял меня за руки, сильно стиснул их и велел заткнуться. Когда у него делается такое лицо, то его лучше послушаться. Я сразу замолчал, и только слезы продолжали бежать из моих глаз. Конам выдержал паузу, потом отпустил мои руки и повернулся ко мне спиной. Я благодарно шмыгнул и поклялся про себя, что буду молчать всю дорогу и вообще стану очень сдержанным.
Гримнир подошел к нам.
— Конан, — начал он, — послушай.
Конан поднял голову и взглянул на него. Гримнир был выше его едва ли не на голову и намного шире в плечах: человекообразное создания размером приблизительно с небольшой дом.
— Эта гадина слепая, — сказал Гримнир, и мы поняли, что он говорит о змее. — Ни в коем случае нельзя прикасаться к нему руками. Он прозреет, как только человек дотронется до него. А если он прозреет, это, считай, верная гибель. И еще учти — он ядовитый, просто сочится ядом.
Я видел, как синие глаза Конана потеплели — он был благодарен Гримниру. А великан хмурился, как будто сам на себя сердился.
— Я отдаю нашу землю в твои руки, — продолжал Гримнир. — Здесь будет так, как решишь ты. Запомни это. Будет так, как ты захочешь. Иди.
И мы отправились убивать Чудовище.
Я видел все сквозь жар, голова у меня гудела, земля вокруг качалась, и плавающие деревья никак не могли принять четкие очертания. Я пришел к выводу, что смерть близка, и стал равнодушен к своей судьбе.
Конан скользил между стволами, как тень. Я тихонько шагал следом. День был туманный, мгла скрадывала все звуки.
Конан остановился и поманил меня к себе поближе. Не раздумывая, я послушно подбежал к нему, хотя такая скорость передвижения далась мне нелегко. Я встал рядом с ним и покосился на него снизу вверх, ожидая, что он похвалит меня за такое примерное поведение. Но он смотрел куда-то вперед.
Впереди, среди ярко-зеленых мхов, лежало оно. Чудовище Боссонских топей. Я сразу узнал его. Не догадаться было невозможно.
Болотце, которое оно облюбовало, было небольшим, но если у несчастья может быть центр, то выглядеть он должен именно так. Среди голых деревьев с пожухшими листьями, среди клочьев гнилого тумана, ядовитым пятном светился неправдоподобно зеленых мох. Прямо из мха росли яркие, огромные цветы, и в них чудилось что-то зловещее.
А посреди болотца дрыхло Чудовище, такое же мясистое, как эта растительность. Огромный желто-черный змей с жирным, лоснящимся брюхом. Мы смотрели, как это брюхо трепещет, раздуваясь и опадая, как перекатывается что-то под кожей. Из-под крупных чешуи струился бесцветный яд, который придавал всему телу гада маслянистый оттенок.
Он почивал на мече. Мы осторожно обошли болотце кругом, разглядывая поле предстоящей битвы.
Меч Викланда меньше всего был похож на настоящее боевое оружие. Огромный — никому, даже Гримниру, что бы он там из себя ни строил — не удержать его. Это был широкий двуручный меч с одним только лезвием и тупым концом, как будто сталь престо обрубили ножом. Судя по форме, Меч Викланда был мечом палача.
— Хорошо, что оно слепое, — шепнул я. — Оттяпать ему башку — и бежать. А, Конан?
Теперь он стоял прямо перед головой сонного змея. Тупая морда, слепые спящие глазки, сухие губы, наползающие на клыки. Конан присел на корточки и заглянул змею прямо в морду. Меня охватило тревожное предчувствие. Сейчас этот упрямец сделает нечто ужасное.
— Ты знаешь, Кода, — сказал он задумчиво, — ведь если ему прямо здесь отрубить голову, то кровь, пожалуй, хлынет прямо па меч…
— Это тебя Гримнир надоумил?
— Нет, при чем здесь Гримнир… Ты знаешь, Кода, — повторил он, — ведь если эта дрянь затопит своей кровью меч, то, пожалуй, от Боссонских топей вообще ничего не останется…
— Ну и что ты предлагаешь?
— Его нужно отсюда сманить.
Теперь мне все было ясно. Вот почему убить Чудовище мог только человек. Никому, кроме человека, не пришло бы в голову думать не только о своей победе, но и о ее последствиях.
— Конан! — в ужасе просипел я. — Во имя Сета Кровожадного, что ты задумал, несчастный?
Но он больше не обращал на меня внимания. Он разглядывал змея, сидя перед ним на корточках. Не понимаю, как его не стошнило. Словно в тумане я видел на фоне ядовитых цветов его крепкую фигуру, загорелое лицо, его черные растрепанные волосы.
Змей что-то почуял. Он поднял слепую голову и беспокойно начал водить ею, то вправо, то влево. От ужаса я сел прямо в лужу.
— Ах ты, симпатяга, — сказал змею Конан. И, протянув руку, погладил его по раздувающимся ноздрям.
Белесые глазки медленно раскрылись, и я понял, что теперь оно видит. По жирному телу пробежала дрожь. Конан встал, держа в руке свой меч. Змей ударил по болоту, разбрызгивая воду. Над лесом поплыло зловоние.
Огромное тело с удивительной быстротой заскользило вперед, сползая с Меча Викланда. Конан помчался прочь, уводя чудище подальше. Человек ловко петлял между деревьев, а змей проворно следовал за ним. Там, где монстр проползал, оставалась выжженная полоса. Скоро я потерял их из виду.
В голове у меня стучало. Проклятье, почему я так люблю сладкое? Коварный Гримнир накормил меня медом, и теперь я ничем не смогу помочь своему другу, погибающему в ядовитых кольцах змеиного тела.
Лес вокруг меня молчал. Я вцепился в ствол — почерневший, как будто его долго лизали драконы, и с трудом поднялся на ноги. Нужно найти вырубку, вернуться в дом и позвать па помощь. Пусть этот Гримнир не имеет права вмешиваться в судьбу Боссонских топей, которые вымирают у него на глазах, но помочь хорошему человеку никакие религиозные правила еще не запрещали.
Ковыляя от ствола к стволу, я двинулся в сторону дома. В лесу я совершенно не умею ориентироваться, поэтому я шел на голос Эрриэз, которая где-то неподалеку думала о какой-то ерунде.
Сделав еще несколько шагов, я совершенно неожиданно очутился в объятиях Гримнира.
— Ты что, ранен, Кода? — пробасил он, хватая меня своими ручищами. — Чего это тебя так мотает?
— Это все мед, — ответил я.
1 2 3 4 5 6 7 8 9