Старик улыбался, глядя на кровли Дамаска, и
мысли его перенеслись в прошлое.
Глава ТРЕТЬЯ
Была зима, и на Масличной горе стоял холод. От Иерусалима через узкое
ущелье долины Кедрон из Храма доносился запах дымящихся жертвоприношений и
воскурений, этот тяжелый дух смешивался со жгучим запахом растущих на горе
терпентинных деревьев.
Огромный торговый караван Патроса из Пальмиры остановился для отдыха на
том открытом склоне, что возвышался над Вифанией. В этот поздний час все
стихло; даже любимый жеребец великого торговца перестал щипать низкие
фисташковые деревья и застыл возле податливой лавровой изгороди.
За длинной вереницей притихших палаток, вокруг четырех древних слив
образовался квадратный загон из густых зарослей конопли, в котором с трудом
можно было различить-сбившихся кучу продрогших животных - ослов и верблюдов.
Весь лагерь замер, двигались только двое стражников, охранявших повозки,
высокая тень на стене большого шатра из козьего волоса.
Внутри шатра расхаживал рассерженный Патрос. Он изредка останавливался,
встряхнув головой, глядел на оробевшего юношу, преклонившего колени у входа.
Наконец, он опустился всем телом на вышитый золотом ковер и кивком подозвал
к себе юношу.
- Хафид, всегда ты мне был как родной. Я поражен и сбит с толку твоими
странными речами. Ты не доволен своей работой?
Юноша не сводил глаз с ковра.
- Нет, господин.
- Может, из-за того, что наши караваны становятся все больше, тебе
стало слишком тяжело ухаживать за всеми животными?
- Нет, господин.
- Тогда повтори, пожалуйста, свою необычную просьбу и поясни ее.
- Я хочу быть продавцом твоих товаров, а не простым пастухом. Я хочу
стать таким, как Хадад, Симон, Салеб и остальные, которые уходят отсюда с
верблюдами, едва ступающими под тяжестью товаров, и возвращаются с золотом
для тебя и для себя. Я хочу выйти в люди. Пока я погонщик верблюдов - я
ничто, но, став твоим продавцом, я смогу обрести богатство и успех.
- Откуда ты знаешь это?
- Я часто слышал от тебя, что нет другого такого дела или занятия,
которое давало бы столько возможностей превратиться из нищего в очень
богатого человека, как торговля.
Патрос хотел было согласиться, но задумался и продолжил расспрашивать
юношу.
- Ты уверен, что сможешь вести дела подобно Хададу и другим торговцам?
Хафид пристально взглянул на старика и сказал:
- Много раз я слышал, как Салеб жаловался тебе о своих неудачах с
продажей, и каждый раз ты напоминал ему, что любой может продать все твои
товары в самое короткое время, если только потрудится усвоить правила и
законы торговли. Если ты считаешь, что Салеб, которого все называют глупцом,
может постичь эту науку, тогда почему я не могу получить это особое знание?
- Если ты овладеешь этими правилами, что будет целью твоей жизни?
Хафид помедлил, а затем произнес:
- В этих краях часто повторяют, что ты великий торговец. Мир еще не
видел такой торговой империи, как та, что ты построил, благодаря своему
умению торговать. Моя цель - превзойти твое величие, стать богатейшим
человеком и величайшим торговцем во всем мире!
Патрос, откинувшись назад, рассматривал молодое смуглое лицо Хафида. От
одежды юноши еще пахло скотным двором, но в его манерах смирения было
немного.
- А что ты станешь делать с огромным богатством и той чудовищной силой,
которую оно неизбежно приносит?
- Я буду делать как ты. Моя семья будет обеспечена лучшим, что есть в
мире, а остальным я поделюсь с теми, кто пребывает в нужде.
Патрос склонил голову.
- Богатство, сын мой, никогда не должно быть целью жизни. Ты
красноречив, но это только слова. Истинное сокровище в сердце, а не в
кошельке.
Хафид не отступал:
- А ты, господин, разве не богат?
Старик улыбнулся смелости Хафида.
- Хафид, что касается земного богатства, есть только одно различие
между мною и последним нищим возле дворца Ирода. Нищий думает исключительно
о своей предстоящей трапезе, а я думаю о трапезе, которая станет последней в
моей жизни. Нет, сын мой, не домогайся богатства и не трудись только затем,
чтобы стать богатым. Лучше стремись к счастью, желай любить и быть любимым,
но прежде всего, ищи умиротворение и безмятежность.
Хафид не отступал:
- Но этого не получить без золота. Кто может спокойно жить в нищете?
Как можно быть счастливым, когда пусто в желудке? Разве можно проявить
любовь к семье, если не можешь накормить их, одеть и дать крышу над головой?
Чем же плохо мое стремление быть богатым? Бедность может быть полезна и
может стать образом жизни для отшельника в пустыне, ибо только себя он
должен поддерживать и только Богу служить, но для меня бедность - это
признак недостатка либо способностей, либо честолюбия. У меня же хватает и
того, и другого!
Патрос нахмурился.
- Откуда эти столь честолюбивые устремления? Ты говоришь о содержании
семьи, однако у тебя нет родных. я усыновил тебя, когда чума унесла твоих
родителей.
Даже сквозь загар была видна краска, внезапно прилившая к щекам Хафида.
- В дороге, когда мы останавливались в Хевроне, я встретил дочь
Калнеха. Она... она...
- О, похоже, правда выходит наружу. Любовь, а не благородные идеалы
превратили погонщика моих верблюдов в отважного воина, готового победить
мир. Калнех очень богатый человек. Его дочь и погонщик верблюдов? Никогда!
Но его дочь и богатый, молодой красавец-торговец... о, это другое дело.
Очень хорошо, мой юный воин, я помогу тебе начать путь торговца.
Парень упал на колени и схватил край одежды Патроса.
- Господин, господин! Как, какими словами я могу выразить свою
благодарность:
Патрос вырвался из рук Хафида и отступил назад.
- Я советую тебе оставить свои благодарности при себе. Любое
содействие, которое я окажу тебе, будет песчинкой по сравнению с той горой,
которую тебе предстоит сдвинуть самому.
Радость Хафида сразу же улеглась, и он спросил:
- Ты не обучишь меня правилам и законам, которые превратят меня в
большого торговца?
- Я - нет. Я не баловал тебя, поэтому твоя юность не была легкой. Меня
часто осуждали за то, что я обрек своего приемного сына на жизнь погонщика,
но я верил, что если внутри горит подлинный огонь, то он в свое время
покажется... и когда это произойдет, ты получишь большее воздаяние за все
эти годы тяжелейшего труда, чем любой другой человек. Твоя последняя просьба
обрадовала меня, ибо огонь честолюбия горит в твоих глазах и лицо твое
пылает желанием. Это хорошо, и суд мой оправдал тебя, но все же тебе
предстоит доказать, что ты не зря здесь сотрясал воздух.
Хафид промолчал, и старик продолжал:
- Прежде всего ты должен доказать мне и, что более важно, самому себе,
что ты можешь вести жизнь торговца, ибо ты выбрал нелегкий удел. Да, ты
много, раз слышал от меня, что велика награда преуспевающего, но велика она
только потому. что столь немногие преуспевают. Многое предаются унынию и
ослабевают, не ведая, что уже обладают всем необходимым для стяжания
большого богатства. Множество других относятся к преградам на своем пути со
страхом и недоверием, считая их врагами, тогда как, на самом деле, эти
преграды - друзья и помощники. Препятствия необходимы для успеха, ибо в
торговле, как и во всяком значительном предприятии, победу одерживают только
после множества схваток и неисчислимых поражений. С каждой неудачей, с
каждым проигрышем возрастает твое мастерство и сила, твое мужество и
выносливость, твой талант и уверенность. Любое препятствие - это союзник,
ведущий тебя к совершенству... или к отступлению. Каждый барьер - это
возможность продвинуться вперед; отвратись ты от них, начни избегать их - и
ты упустишь свое будущее.
Юноша хотел что-то сказать, но старик продолжал:
- Кроме того, ты берешься за дело, которое обрекает на одиночество
больше, чем любое другое. Даже никчемные сборщики податей возвращаются к
закату солнца домой. Ты же встретишь множество закатов вдали от друзей и
близких. Ничто не может сравниться с той болью одиночества, которую
ощущаешь, когда проходишь в темноте мимо незнакомого дома и видишь, как в
освещенной комнате собирается семья, чтобы преломить вечерний хлеб.
В эти минуты тебя начнут одолевать искушения, - продолжал Патрос, - и
от того, как ты встретишь их, во многом зависит твоя карьера.
Когда на дороге только ты и твой мул, испытываешь странное и часто
пугающее чувство. Иногда наши намерения и цели на время забываются, и мы
становимся незащищенными, как дети, и мы меняем род занятий. Так завершилась
карьера многих, и среди них тысячи весьма одаренных в торговом деле. Более
того, никто не ободрит тебя и не утешит, если ты не продашь товар; разве
лишь те, кто хотят разлучить тебя с твоим кошельком.
- Я буду осторожен и запомню твои секреты.
- Тогда начнем. Сейчас указаний ты больше не получишь. Ты подобен
зеленому инжиру. Пока инжир не созрел, его нельзя назвать инжиром, и пока ты
не проверил на деле свои знания и опыт, тебя нельзя назвать торговцем.
- С чего же мне начать?
- Утром ты пойдешь к товарным повозкам, найдешь Сильвио. Он даст тебе
один из лучших плащей, на нем нет швов, козья шерсть выдерживает самые
сильные дожди, а красная краска из корней madder - самая устойчивая. Возле
кромки ты найдешь вышитую изнутри маленькую звезду, знак Толы, это у него
шьют лучшие в мире плащи. Рядом со звездой мой знак - круг внутри квадрата.
Оба этих знака известны и уважаемы по всей стране, и мы продали тысячи таких
плащей. С иудеями я так давно не общался, что помню только, как они называли
такую одежду абейях.
Возьми плащ, осла и отправляйся вниз в Вифлеем, в то селение, которое
мы проходили, прежде чем прибыли сюда. Ни один из наших продавцов даже не
зашел туда. Они считают это пустой тратой времени, потому что люди там
слишком бедны, однако много лет назад я продал тамошним пастухам сотни
плащей. Оставайся в Вифлееме, пока не продашь плащ.
Хафид кивнул, тщетно пытаясь скрыть свое возбуждение.
- Хозяин, за какую цену я должен продать плащ?
- В книге я запишу на твое имя один серебряный динарий. По возвращении
ты передашь мне один серебряный динарий. Все, что получишь сверх этого,
оставь себе как вознаграждение, а посему сам назначишь цену плаща. Ты можешь
пойти на базар, что у южных ворот города, или же зазывать покупателей в
самом городе у каждого дома, которых, я полагаю, не меньше тысячи. В любом
случае, один плащ там можно продать, согласен?
Хафид кивнул, он думал уже о завтрашнем дне.
Патрос положил руку на его плечо.
- До твоего возвращения я никого не поставлю на твое место. Если ты не
почувствуешь вкуса к этому занятию, я пойму, и тебе не нужно будет этого
стыдиться. Никогда не стесняйся неудачных попыток, ибо только тот никогда не
терпел поражения, кто никогда не рисковал. Когда ты вернешься, я подробно
расспрошу тебя о твоих впечатлениях. И тогда я решу, помогать ли тебе в
исполнении твоих чудных мечтаний.
Хафид поклонился и обернулся к выходу, но старик еще не закончил.
- Сын, есть одна заповедь, которую ты должен запомнить, начиная новую
жизнь. Всегда храни ее в своей памяти, и ты справишься с любыми, кажущимися
непреодолимыми препятствиями, которые неминуемо у тебя будут, как у всякого
человека, обладающего честолюбием.
Хафид ждал.
- Да, господин?
- Неудача не сломит тебя, если сильна твоя решимость.
Патрос приблизился и спросил:
- Все ли ты понял из последних моих слов?
- Да, господин.
- Тогда повтори их мне! - Неудача не сломит меня, если сильна моя
решимость.
Глава ЧЕТВЕРТАЯ
Хафид отложил ломоть хлеба, который он начал было есть, и задумался о
превратностях своей судьбы.. Завтра будет четыре дня, как он в Вифлееме, а
единственный красный плащ, который он так самонадеянно взял в караване, все
еще находится в тюке на ослике, который был теперь привязан к камню в пещере
за постоялым двором.
Не обращая внимания на шум переполненной трапезной, он хмуро глядел на
свой недоеденный ужин. Сомнения, охватывающие каждого торговца во все
времена, терзали его:
"Почему люди не слушают меня? Как можно завладеть их вниманием? Почему
они закрывают двери прежде, чем я успеваю произнести пару слов? Почему они
теряют интерес к тому, что я начинаю говорить, и уходят прочь? Неужели все в
этом городе так бедны? Что я могу ответить, когда они говорят, что им
нравится плащ, но они не могут себе позволить купить его? Почему многие
хотят, чтобы я пришел в другой день? Как же продают другие, если я не могу?
Что за страх овладевает мной, когда я подхожу к закрытой двери, и как мне
победить его? Может, моя цена не совпадает с ценами других торговцев?"
Он с досадой тряхнул головой. Возможно, эта жизнь не для него.
Возможно, ему следовало оставаться погонщиком и изо дня в день продолжать
получать медяки за тяжелую работу. Какой же из него выйдет продавец, если он
вернется в караван без дохода? Как Патрос назвал его? Юным воином? Ему
захотелось снова оказаться рядом со своими верблюдами.
Потом его мысли перенеслись к Лише и ее строгому отцу Калнеху, и
сомнения сразу же оставили его. Сегодня он снова заночует на холмах, чтобы
не тратить денег, а завтра опять будет продавать плащ. Кроме того, он будет
говорить с таким красноречием, что за плащ дадут хорошую цену. Он встанет
рано, как только рассветет, и выберет хорошее место. Он не пропустит ни
одного прохожего и очень скоро вернется к Масличной горе с серебром в
кошельке.
Он стал доедать хлеб и подумал о своем хозяине. Патрос будет гордиться
им, потому что он не отчаялся и не сдался. Правда, четыре дня - это слишком
большой срок для продажи всего одного плаща, но если удастся завершить это
дело в четыре дня, то можно научиться у Патроса, как это сделать в три,
затем и в два дня. Со временем он станет так искусен, что будет продавать
кучу плащей каждый час! Тогда он действительно станет знаменитым.
Он покинул шумный постоялый двор и направился к пещере, за своим
осликом. Было холодно, трава покрылась изморозью и листья жалобно
похрустывали под его башмаками. Хафид решил, что не повдет сегодня на холмы,
а заночует со своим ослом в пещере.
Хафид надеялся, что завтрашний день будет лучше, хотя и сам теперь
понял, почему другие всегда обходили эту неблагополучную деревню. Они
говорили, что здесь нельзя ничего заработать, и он вспоминал эти слова
всякий раз, когда кто-нибудь отворачивался от его товара. Как же Патрос
некогда распродал здесь сотни халатов? Возможно, времена тогда были другие,
и, к тому же, Патрос великий торговец.
Мерцавший в пещере свет насторожил его, если внутри вор - надо ускорить
шаг. И он бросился в проем известняковой пещеры, готовый одолеть разбойника
и вернуть свои вещи. Но он успокоился, как только оказался на пороге.
Маленькая свечка, воткнутая в расщелину на стене пещеры, слабо освещала
бородатого мужчину и молодую женщину, прижавшихся друг к другу. В вогнутом
камне, из каких обычно кормят скот, стоявшем у их ног, спал младенец. Хафид
плохо разбирался в таких вещах, но, судя по красноватой коже ребенка, это
был новорожденный. Чтобы защитить ребенка от холода, мужчина и женщина
накрыли его своими накидками, так что видна была только головка.
Мужчина кивнул Хафиду, а женщина пододвинулась ближе к ребенку. Оба
молчали. Женщина дрожала, и Хафид увидел, что тонкая одежда не спасает ее от
пещерной сырости. Хафид снова перевел взгляд на младенца и с умилением
смотрел, как ребенок открывает рот, при этом будто бы улыбаясь, и странно,
тут он почему-то подумал о Лише. Женщина снова вздрогнула, и это движение
вернуло Хафида к реальности.
После болезненных приступов нерешительности Хафид снова почувствовал
себя торговцем. Он подошел к своему ослу, развязал мешки, достав плащ,
раскатал его и разгладил руками. Красный цвет заиграл при свете свечи, и
Хафид увидел на подкладке знак Патроса и знак Толы - круг в квадрате и
звезду. Сколько раз в эти три дня он держал в руках этот плащ? Ему казалось,
что он уже знает каждое переплетенье, каждый волосок. Это и в самом деле
отличный плащ. Если беречь его, он прослужит всю жизнь.
1 2 3 4 5 6 7