Калерия Васильевна была довольна ответом своего любимого ученика.
А между тем с ее любимым учеником, то есть со мной, стало твориться что-то нехорошее. Я еще сам не понимал, что со мной происходит, но только чувствовал, что начал меняться. Точно папа, уходя, забрал и мою душу.
Кроме меня, конечно, Саня больше всех был огорчен исчезновением моего папы. Я, естественно, не сказал Сане всей правды, попросту потому, что и сам ее не знал.
– Он же обещал, что мы сегодня начнем борьбу с матриархатом, – переживал Саня.
После уроков мы вместе отправились домой. Первым делом забежали к Наташе. Звонили, звонили, никто не открывал. Тогда постучали в дверь. Ни привета ни ответа. Вот когда я пожалел, что у Наташи нет братца. У него хоть можно было узнать, где Наташа.
– Наташка с родителями укатила на юг, – у Сани не было сомнений, – к Черному морю.
А что? Очень даже просто – сели в машину и поехали.
Я не стал возражать Сане, и мы пошли к нам.
Когда я открывал дверь, мне вдруг показалось, что мне приснился дурной сон и никуда мой папа не уходил, а сейчас встретит нас в неизменном переднике и первым делом скажет:
– Все разговоры после обеда, а теперь – руки мыть и за стол.
Но в наше время чудеса, к сожалению, случаются редко. Папы дома не было, а также не было никаких записок и вообще каких-нибудь свидетельств того, что папа наведывался сегодня домой.
И в это время зазвонил телефон. Сердце у меня екнуло – папа.
На сей раз я не ошибся. В трубке бушевал сердитый папа.
– Я уже третий раз звоню, а тебя все нет и нет. Где ты бродишь?
– Из школы шел с Саней, – впервые в жизни я с удовольствием оправдывался.
– Шел, – уже добродушно ворчал папа. – Скажи лучше – еле-еле ноги переставлял и с Саней трепался.
– Ага, – радостно согласился я, – еле-еле плелся и болтал с Саней.
Услышав свое имя, мой друг навострил уши.
– Ну, здравствуй, Кирюша, – сказал папа. – Как вы… там?
– Здравствуй, папа. Мы – ничего, – ответил я. – А ты как… там?
– Я тоже… ничего, – папа резко переменил тему разговора. – Ты обедал?
– Обедал.
– Где?
– В школе.
– Ну сколько раз тебе говорить, – загремел папа, – что в школе ужасно кормят, и ты можешь испортить себе желудок. Почему ты не ешь дома?
Я дипломатично молчал.
– Ах да, – спохватился папа, но тут же нашел выход. – Есть потрясающая идея!
– Какая? – обрадовался я.
– В школе, конечно, вполне сносно кормят, – говорил папа, – но будет лучше, если я тебе продиктую рецепты, а ты станешь готовить. У мамы, сам понимаешь, нет времени, – папа на секунду замолк. – Как она?
– По-моему, она не ожидала от тебя такого финта, – высказал я предположение.
– Заботься о маме, – попросил папа. – И вообще ничего не изменилось. Будем считать, что я в командировке.
– В длительной? – спросил я.
– Пока не знаю, – немного помолчав, ответил папа. – Ручку нашел? Записывай.
– Записываю, – сказал я.
Папа стал диктовать рецепт замысловатого блюда из мяса с сыром, а я старательно выводил каракули на листе бумаги. Чтобы папа не заподозрил, что я не переписываю его рецепт, я один раз спросил:
– А солить до или после?
– Конечно, после, – ответил папа и продолжал диктовать.
– Записал? – спросил папа и, получив утвердительный ответ, ободрил меня: – Выше голову, Кир. Не боги горшки обжигают!
Я понял, что папа сейчас положит трубку, и спросил:
– А маме сказать, что ты звонил?
– Ни в коему случае, – испугался папа. – Это наша с тобой тайна. Где твоя мужская солидарность? Будь здоров, я завтра позвоню.
– Буду, – я повесил трубку, но от телефона не отходил, будто ждал, что папа спохватится, позвонит и скажет самое важное.
– Слушай, – вдруг спросил Саня, – а сколько человек сразу может смотреть телевизор?
– Миллионов сто, наверное, – прикинул я. – А что?
– Ты по отцу соскучился? – задал в лоб вопрос Саня.
Я кивнул – чего спрашиваешь.
– Понимаешь, я хочу увидеть папу, – объяснил я, – но так, чтобы он меня не увидел.
– Это проще пареной репы, – хмыкнул Саня. – Включи телевизор.
– Но он выступает раз в неделю.
– Тогда пойдем на телевидение, – предложил Саня. – Завтра же. Телевидение – вот что нам нужно.
– А там он может меня увидеть, – напомнил я.
– Положись на меня, – сказал Саня.
Во дворе нас перехватила Глафира Алексеева. Я вспомнил о разбитом и до сих пор не вставленном стекле и хотел улизнуть. Но точно угадав мои мысли, бабушка опередила меня:
– Не беспокойся, стекло уже вставлено. Мальчики, почему вы не пришли сегодня на тренировку, и куда исчезла Наташа?
Первую часть вопроса мы дипломатично опустили, а на вторую ответили, что мама забрала Наташу из школы, а где она сейчас, мы не имеем представления.
– И вы так спокойно говорите, – взорвалась Глафира Алексеевна. – Исчезла девочка, ваша одноклассница, подруга. Да я бы на вашем месте все вверх дном перевернула.
– Вы хотите сказать, что ее похитили? – облизнул губы Саня.
– Родная мать похитила, – хмыкнул я.
– Ну, хорошо – увезла без ее согласия, – бабушка не сдавалась. – Мальчики, найдите ее. Я уверена, она вас ждет.
– А тренировки? – напомнил Саня.
– Я вас освобождаю, – вздохнула Глафира Алексеевна. – Все равно без Наташи команда не команда. Мы такие с ней планы строили.
Слова бабушки нас встревожили не на шутку. Мы снова поднялись к Наташиной квартире и звонили, и стучали, но никто не отзывался.
– Ну, бабуля подняла панику, – ухмыльнулся Саня, расставаясь со мной. – Значит, завтра же после уроков отправляемся на телевидение.
Уже вечером я понял, что тревога бабушки была не напрасной.
Вечером в нашу квартиру ворвался Наташин отец. Я открыл ему и, честно говоря, немного струхнул. Но сегодня отцу нужен был не я, поэтому он отодвинул меня со своего пути и ворвался в наш дом.
– Где ваш муж? – набросился он на маму.
Я думал, что сейчас она вышвырнет его за порог, выдворит за пределы нашей квартиры, но мама, как и утром, отвечая на мой вопрос, лишь растерянно пожала плечами.
– Суду все ясно, – Наташин отец бухнулся в кресло. – Обкрутил, обвел вокруг пальца. Артист, ничего не скажешь, артист.
– Что произошло? – спросила мама.
– От меня ушла жена и дочку с собой увела, – Наташин отец вынул из кармана листок бумаги. – И записку оставила: «…чтобы спасти от дурного влияния отца».
Наташин отец протянул моей маме записку, но мама читать ее не стала.
– Я очень сожалею, но при чем тут мой муж?
Вот оно что случилось. Так ему и надо, этому пещерному жителю с высшим образованием. А Наташина мама какая молодчина! Взяла и увела от него дочку. Интересно, где Наташа обитает?
– Как она пела о нем, – криво усмехнулся Наташин отец, – такой славный, интеллигентный человек, так тонко разбирается в искусстве. А он взял и увел от меня жену и дочь.
– Да как вам в голову могло прийти такое? – возмутилась мама.
– Факты – упрямая вещь, – сказал Наташин отец и погрозил моему папе: – Ну, держись, если встречу, вырву последние волосы из золотых твоих кудрей.
Неведомая сила подняла меня и швырнула прямо на Наташиного отца.
– Не смейте так говорить про моего папу! И вообще, если вы только его тронете, я сделаю из вас металлолом.
– А, Ромео? – он не пошевельнулся, лишь поднял на меня глаза. – Ты целый день не видел Наташу и ты жив?
Я ничего не мог ему ответить.
– Я был у нее в библиотеке, говорят, взяла отпуск за свой счет, был в школе, говорят, мать подала заявление о переводе дочки в другую школу, – Наташин отец то ли нам рассказывал, то ли самому себе напоминал. – Я объехал и обзвонил всех родственников и знакомых – никто ничего не знает. А я уже целый день не видел дочери.
Наташин отец спрятал записку и вытащил ключи от машины.
– Ромео, ну не ерепенься, Кирилл, – миролюбиво предложил он, – поехали покатаемся.
– Поехали, – кивнул я.
Я и сам не знаю, почему согласился прокатиться с ним на автомобиле. Может, пожалел его, видя, как он убивается из-за того, что дочка убежала? А может, потому, что от его слов повеяло приключениями?
Сегодня, когда ушел мой папа, мне все хотелось попробовать, испытать. Наверное, я становился настоящим мальчишкой. Мальчишку тянет все неизведанное. А если уж его нос почует опасность и риск, мальчишка ринется туда сломя голову.
Мама уловила во мне неожиданную перемену. А поскольку папы дома не было и, значит, не с кого было спросить за мое поведение, мама на всякий случай решила меня не пускать и применила самое испытанное оружие из родительского арсенала – она спросила:
– Ты уроки сделал?
– Сделал, – соврал я, потому что мне очень хотелось покататься.
– Вы не волнуйтесь, – проявил мужскую солидарность Наташин отец. – Мы недолго. Обещаю доставить в целости и сохранности.
Маме уже нечем было меня удерживать, и она отпустила.
В машине Наташин отец чувствовал себя на своем месте, сидел, как влитой, и вел «Жигули» ловко, умело и даже немного успокоился. Правда, то и дело он поглядывал по сторонам.
Неожиданно он свернул к тротуару и резко остановился. Заскрежетали тормоза. Если бы я не был привязан, наверняка бы пробил носом ветровое стекло. А так лишь у меня свалились очки.
– Показалось, – огорчился Наташин отец. – Извини.
Он подождал, пока я подыму очки, а потом мягко тронул машину с места.
Я нацепил очки и увидел на тротуаре стайку девчонок, которые беззаботно лакомились мороженым. Одна из девчонок была в голубой куртке. Так вот почему он глазеет по сторонам – надеется увидеть дочь.
Наташин отец похлопал меня по колену.
– Ты знаешь, я очень хотел, чтобы у меня родился сын. То есть я был уверен на сто процентов, я ни секунды не сомневался, что у меня должен быть мальчик. И вот – девочка, дочь. Зол я был на жену страшно, так жестоко меня обманула. А на дочку и не глядел вовсе. Хотя все родственники и знакомые в один голос пели, что дочка – вылитый папа. Я страдал ужасно, сидел в своем КБ допоздна, нагружал себя работой, лишь бы домой не идти.
Мы распрощались с постом ГАИ и выехали за город.
– Поводить хочешь? – спросил Наташин отец.
– Я не умею, – признался я, а у самого даже руки зачесались, до того невтерпеж стало.
– Научу, – коротко бросил отец и, свернув на проселочную дорогу, остановил машину.
Наташин папа вылез, и мы поменялись местами.
– В это время дорога обычно пустая, – сказал отец, – но все равно руль покрепче держи.
Когда я ухватился за руль, мной овладело нестерпимое желание – мне захотелось мчаться с бешеной скоростью.
Наташин отец включил зажигание.
– Отпусти тормоз и плавно ручку на себя, – командовал он и, словно угадав мои мысли, предупредил: – И не торопись.
Машина дернулась и пошла. У меня страха и неуверенности как и не бывало. Рядом с этим человеком в кожаном пиджаке, которого про себя я не называл иначе, как пещерным жителем, я чувствовал себя, точно за каменной стеной. «Жигули» катились легко, покорные каждому моему движению. Я ловко крутил баранку, объезжая ухабы.
Когда проехали, наверное, метров десять, я гордо покосился на своего соседа в ожидании похвалы.
– Если бы ты видел, как лихо водит машину Наташка – прирожденный водитель, ас, – отец не мог ни о чем другом не думать и не говорить. – Она уже пару лет баранку крутит.
Я почувствовал легкую зависть к Наташе. Если бы меня мой папа столько лет обучал, я бы стал настоящим гонщиком.
Я глянул на спидометр – стрелка прыгала возле отметки 40. Тоже мне – несчастные сорок километров. Скорость для дошкольников. На велосипеде и то быстрее можно промчаться. Я совершенно забыл, что никогда не катался на велосипеде, который мне не покупали из-за моего зрения. Лишь в далеком детстве освоил трехколесный велосипед. Вот и весь мой водительский опыт.
– А можно побыстрее? – спросил я.
– Можно, – ничуть не удивился Наташин отец. – Переключи скорость.
Я переключил, и «Жигуленок», словно спущенный с привязи щенок, помчался вперед. Я вцепился в руль. Покосился на спидометр – 60 километров. Вот это другое дело – вполне приличная скорость. В эти минуты мне казалось, что я всю жизнь вожу машину. Для полного счастья мне не хватало лишь кожаного пиджака, и я был бы заправским гонщиком.
Внезапно впереди появилось нечто неопределенного, серо-буро-малинового цвета и неопределенных очертаний.
– Сбрось скорость, – посоветовал Наташин отец.
Не глядя, я взялся за ручку, и машина, вместо того чтобы покатить медленнее, взревела и помчалась быстрее.
– Сбрось скорость и нажми на тормоза, – скомандовал Наташин отец.
А я вцепился в руль и ничего не соображаю. И только вижу, как чуть ли не перед носом у меня переходит дорогу стадо коров. А одна – черная, с белыми пятнами – остановилась, подняла голову и задумчиво, словно автоинспектор, глядит на приближающуюся с бешеной скоростью машину. Мол, что за нарушение правил дорожного движения?
Наташин отец выхватил у меня руль и нажал на тормоза. «Жигуленок» резко замер перед самой коровой.
Та кивнула головой, мол, вот так бы давно, и неторопливо понесла через дорогу вымя. А следом за ней потянулись и другие коровы.
Я почувствовал, что спина у меня мокрая. А когда еле-еле отлепил руки от баранки, то увидел, как противно они дрожат, и поспешно спрятал их в карманы куртки.
– Для первого раза сойдет, – в устах Наташиного отца эти слова звучали высшей похвалой. – Если хочешь, завтра продолжим.
Я кивнул, мол, с удовольствием. Он сел за руль и съехал с дороги в лес. На поляне остановился, вылез из машины, потянулся так, что хрустнули кости. А потом снял пиджак, остался в свитере. Мускулы так и заиграли. Открыв рот, я глядел на него.
– Давай поборемся, – предложишл Наташин отец. – Ты не бойся, я вполсилы.
– Я не боюсь, – ответил я и сбросил куртку.
Я и вправду не испытывал ни капельки страха, хотя Наташин отец был сильнее меня, наверное, в тысячу раз.
Мы сошлись, и не успел я опомниться, как очутился на земле. Быстро поднялся и снова кинулся на Наташиного отца, и тут же приземлился.
Нечто подобное со мной уже происходило. Но когда? Вспомнил – во сне, в том самом сне, где я видел Наташу.
– Смотри, как надо, – Наташин отец показал, как проводить захват, как делать подсечку.
Я поднатужился, но, чтобы опрокинуть его на землю, у меня не хватало силенок.
– Ты мужчина или тряпка? – бросил мне в лицо Наташин отец.
Я разозлился и повалил соперника, и сам улегся на него. Так, отдав все силы борьбе, падают в изнеможении победители Олимпийских игр.
Тяжело дыша, я поднялся на ноги.
– А Наташа, знаешь, как… – начал отец.
Я перебил его.
– Знаю.
Наташин отец протянул мне пачку сигарет. Мне неудобно было отказываться, и я вытащил дрожащими пальцами сигарету, прикурил и, конечно, закашлялся. Потому что эту гадость, как выражался мой папа, никогда не держал в зубах.
Но стоило Наташиному отцу посмотреть на меня с недоумением, как мой кашель сразу пропал, словно его и не было. Я затягивался и смалил, как заправский курильщик.
Мне вспомнилась папина сказочка о том, что Наташу околдовал злой волшебник. Раньше я считал, что злой волшебник – это Наташин братец, а его и на свете не существовало.
Теперь я твердо знал, что Наташу околдовал, вернее, научил всему ее отец. Он явно волшебник, но вовсе не злой. Чему только не научил меня Наташин отец и всего за один день – и машину водить, и бороться, и курить.
Ну, впрочем, дымить мне совсем не нравилось, и когда мы сели снова в машину, я потихоньку, чтобы не видел отец, загасил сигарету и спрятал ее в карман куртки.
А мой папа? Чему он меня научил? Произносить монологи о добре и справедливости?
Когда мы возвращались в город, Наташин отец продолжил прерванные воспоминания.
– Итак, я хотел сына, а у меня появилась дочь. И в один прекрасный день на меня снизошло. Мы не можем ждать милостей от природы, взять их у нее – наша задача. Слыхал такие слова?
– Нет, не слыхал, – покачал я головой.
– Верно, сейчас они не в моде. А в нашем детстве они были у всех на устах. И я решил – сделаю из дочки сына. Наперекор природе. Назло судьбе. Машины я умею конструировать, неужто человек потруднее? И я принялся за дело. Вот скажи, что дарят девчонкам на день рождения, на Новый год?
– Куклы разные, – неуверенно ответил я.
– Верно, куклы и прочие финтифлюшки, – подхватил Наташин отец. – А я дарил сам и всех родственников и знакомых заставил, чтобы дарили машины, пистолеты, клюшки, футбольные мячи. В общем, годам к пяти моя Наташка была вооружена до зубов, как настоящий парень.
Он счастливо засмеялся. Машина уже въехала в город, и Наташин отец покатил медленнее, поглядывая по сторонам. На улицах загорались фонари.
Вот это настоящий папа! Не то что мой! Сколько раз я его просил – купи боксерские перчатки, ничего не получалось. Наташин папа купил бы без всяких просьб.
– Да Наташка ни в чем не уступала мальчишкам, – рассказывал отец. – Я ее и звал, как мальчишку – Николаем, Колькой, а мать и все остальные – Наташей.
Он замолк, а я подумал:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20