степени христианские отношения и даже кое-какой порядок. Однако малышка вроде тебя там долго не протянет.
Аликс слегка улыбнулась и с облегчением вздохнула.
— Иначе — имей в виду, — продолжал он, — сейчас все, не колеблясь, выдадут тебя графу за награду.
— Но я умею петь. Может быть, кто-нибудь нанял бы меня.
Подняв руку, он перебил Аликс:
— Только дворянам дозволено иметь собственных музыкантов или, может быть, некоторым богатым купцам, но, опять же, ты — одинокая, беззащитная девушка…
Удрученная, Аликс сгорбилась. Где же ей искать спасения?
Слуга отметил, что Аликс вполне поняла, как трудно ей будет спрятаться, и стал быстро излагать свой план:
— Если ты переоденешься мальчиком, то сможешь скрываться вместе с бродягами. Надо лишь подстричь волосы, переодеться и, может, забинтовать грудь, и сойдешь за юношу. Священник говорит, что ты умеешь изменять голос по собственному усмотрению. А внешне ты смахиваешь и на мальчишку, и на девчонку.
Аликс не знала, плакать или смеяться. И то правда, она не классическая красавица, с полными губами и большими голубыми глазами, но ей хотелось бы думать, что…
— Ну-ну, — ухмыльнулся слуга, — нечего огорчаться. Когда подрастешь, то располнеешь и станешь красавицей, как настоящая леди.
— Мне уже двадцать лет! — сказала она, сощурившись.
Слуга в смущении откашлялся:
— Ну и скажи спасибо, что так выглядишь. А сейчас пора приниматься за дело, уже смеркается. Я принес кое-какую мальчишескую одежонку, так что, как только переоденешься, тронемся в путь. Мне нужно вернуться, прежде чем меня хватятся. Граф любит знать, где обретаются его слуги.
Мысль о том, что из-за нее ему может грозить опасность, заставила Аликс двигаться быстрее. Она взяла протянутый сверток и в одно мгновенье спряталась за деревьями. В считанные секунды она сбросила свое платье и белье, однако мальчишеские одеяния были ей в диковинку. Плотной вязки штаны-чулки доходили до талии, и она надежно затянула их. Взяв полотно, Аликс постаралась сдержать вздох разочарования, когда поняла, что ей почти нечего перевязывать. Потом настала очередь полотняной рубашки, тонкой и мягкой, за ней — тяжелой шерстяной рубахи с широкими рукавами, и поверх всего этого она надела длинный дублет из жесткой, плотно связанной шерсти. Дублет спускался ниже бедер и был красиво вышит золотой нитью. Еще никогда такая богатая одежда не касалась ее кожи, и Аликс почувствовала, как постепенно переставали саднить места, натертые платьем из грубой шерстяной ткани. «А как удобна эта мальчишеская одежда!» — подумала Аликс, подскакивая то на одной, то на другой ноге.
Натянув сапожки, доходившие до колен, и зашнуровав их до щиколоток, Аликс взяла из груды старой одежды свой золотой пояс и надела на талию, под дублет и шерстяную рубаху. Кончив одеваться и завязав на талии вышитый длинный кушак, она вышла к слуге.
— Хорошо! — похвалил он, поворачивая и внимательно осматривая ее. Взглянув на ее ноги, он нахмурился: они были гораздо красивее, чем бывают у мальчишек. — А теперь займемся волосами. — И он достал ножницы из сумки, висевшей у него на боку.
Аликс отступила назад, схватившись рукой за длинные прямые пряди. Она не стригла волосы ни разу в жизни.
— Ну давай же, — поторапливал человек. — Становится поздно. Это всего лишь волосы, девушка, и они вырастут снова. Лучше их остричь, чем сжечь вместе с головой на ведьмовском костре.
Взяв себя в руки, Аликс повернулась к нему спиной и подставила голову. Странно, но, как только часть волос упала, голове стало удивительно легко, и это ощущение никак нельзя было назвать неприятным.
— Посмотри-ка, они завиваются, — сказал мужчина, пытаясь утешить Аликс в эту страшную для нее минуту. Закончив работу, он оглядел Аликс со всех сторон, одобрительно кивая при виде волн, обрамляющих ее проказливое личико. А про себя подумал, что короткие волосы и мальчишеская одежда идут ей больше, чем ее собственное безобразное платье.
— Но почему? — спросила она, глядя на него. — Вы служите человеку, который убил моего отца. Почему же вы помогаете мне?
— Я нахожусь при этом парне, — Аликс поняла, что он говорит о Пагнеле, — с его младенческих лет. У него всегда было все что угодно, а отец научил его брать даже то, что ему иметь не положено. Иногда я пытаюсь возместить ущерб от его проделок. Ты готова?
Было очевидно, что ему не хочется больше говорить об этом.
Аликс взобралась на смирного коня, устроилась за спиной слуги, и они поехали опушкой леса к северу. Пока они ехали, слуга Пагнела наставлял ее, как следует поступать, чтобы не выдать себя. Она должна ходить по-мальчишески, выпрямившись и широко шагая. Ей нельзя смеяться по любому поводу или плакать, нужно научиться ругаться, нельзя часто мыться, надо чесаться, плеваться и не бояться работы, таскать тяжести и спокойно относиться к грязи и паукам. Он все говорил и говорил, и Аликс чуть не заснула, в результате чего ей пришлось выслушать лекцию о женской изнеженности.
Приблизившись к лесу, в котором прятались разбойники, он подал ей кинжал, посоветовал всегда носить его на боку, чтобы суметь защитить себя, и показал, как пускать его в ход.
Как только они въехали в темный, страшный лес, он замолчал, и Аликс почувствовала, как он весь напрягся. Косточки пальцев, которыми она крепко держалась за край седла, побелели.
Раздался гортанный крик ночной птицы, и слуга ответил на него. Затем опять последовал обмен сигналами, и слуга остановил лошадь, ссадил с седла Аликс и спешился сам.
— До утра придется подождать здесь, — едва слышно сказал он. — Прежде чем допустить нас в лагерь, они хотят проверить, кто мы такие. Что ж, парень, — громко добавил он, — давай устраиваться на ночлег.
Аликс не могла заснуть и тихо лежала под одеялом, которое дал слуга, перебирая в памяти все, что случилось: из-за дворянской прихоти она оказалась здесь, одна, в этом холодном, жутком лесу, а у ее любимого отца отняли жизнь. И пока она думала обо всем, на смену страху и отчаянию пришел гнев. Она преодолеет все препоны и однажды, чего бы это ни стоило, отомстит за себя и Пагнелу, и всем остальным, подобным ему.
Едва забрезжил рассвет, они снова сели на коня и стали медленно, все глубже продвигаться в лес.
ГЛАВА 3
Они долгое время осторожно пробирались сквозь гущу деревьев и подлесок по невидимым тропинкам, когда Аликс услышала голоса, тихие, главным образом мужские.
— Я слышу мужской разговор, — прошептала она.
Слуга недоверчиво взглянул на нее через плечо: он ничего не слышал, кроме шума ветра, и прошло еще достаточно много времени, прежде чем он их тоже услышал.
Совершенно неожиданно глухие заросли расступились, и их взгляду открылось небольшое поселение из шатров и грубо сколоченных лачуг. Седовласый мужчина с глубоким, старым шрамом, который начинался у виска, пересекал щеку, шею и исчезал где-то под воротником, схватил поводья.
— Все прошло как надо, брат? — спросил человек со шрамом и, когда слуга утвердительно кивнул, взглянул на Аликс: — Это тот самый парень?
Под его испытующим взглядом Аликс затаила дыхание от страха, что он узнает в ней женщину, но он небрежно отвернулся от нее, не обращая больше внимания.
— Рейн ждет тебя, — сказал человек со шрамом брату. — Отвези к нему мальчишку, а я поеду тебя проводить и по дороге ты расскажешь новости.
Кивнув, слуга направил лошадь туда, куда показал брат.
— Он и не заподозрил, что я не юноша, — прошептала Аликс, довольная и одновременно уязвленная. — А кто такой Рейн?
— Предводитель здешнего сброда. Он здесь всего лишь пару недель, но ему уже удалось вбить в этих ребят уважение к некоторому порядку. И если хочешь здесь удержаться, повинуйся ему во всем, иначе он тебя мигом выдворит отсюда.
— Король разбойников, — сказала Аликс немного даже мечтательно. — Он, должно быть, очень свирепый. Уж не… не убийца ли он, а? — встревожилась она.
Слуга, обернувшись, рассмеялся этой девичьей перемене настроения, но, увидев выражение ее лица, остановил коня и взглянул туда, куда был направлен ее зачарованный взгляд, — прямо вперед.
На табурете сидел мужчина без рубашки и точил меч; несомненно, он и являлся предводителем. Это был крупный человек, очень широкоплечий, с огромными выпирающими мышцами, с мощной грудью. Надетые на нем черные штаны-чулки едва не полопались под напором бедер. Удивительно было уже то, что он сидел без рубашки в январском, холодном, темном лесу, но даже на расстоянии, как заметила Аликс, его тело было покрыто бисеринками пота.
Он был хорош. Красивый нос, черные-черные волосы, влажные от испарины и слегка завивающиеся на шее, глубоко посаженные серьезные глаза под тяжелыми темными бровями, решительная линия рта. Вес его внимание было сосредоточено на точильном камне, на котором он острил меч.
Первое впечатление Аликс было такое, что у нее сейчас остановится сердце. Подобного человека она еще никогда не видела. Казалось, сами капельки пота на теле источали силу. Люди часто говорили, что у нее сильный голос, и ей стало любопытно, такой ли он сильный, кик ореол мощи, осеняющий это огромное, великолепное тело.
— Закрой рот, девчонка, — ухмыльнулся слуга, — иначе выдашь себя. Его светлость не выносит коленопреклоненных слюнтяев.
— Светлость? — переспросила Аликс, хватая ртом воздух. — Светлость! — Она охнула и вновь вернулась к реальности. Дело не в силе, которая, как ей казалось, исходила из него. Дело было в его уверенности, что ему принадлежит весь мир. Пагнелы из поколения в поколение воспроизводили себя, чтобы па свете существовали вот такие, как этот сидящий перед ней мужчина, — самонадеянные, надменные, уверенные в том, что предназначение каждого заключается в услужении им; такие берут, что им угодно, и готовы перешагнуть через труп старого, даже больного адвоката, который оказался у них на пути. Из-за людей, подобных этому человеку, сидящему на табурете в ожидании, когда к нему кто-то явится на поклон, оказалась Аликс в этом холодном лесу, а не дома, где она могла бы заниматься музыкой.
Мужчина повернулся, взглянув на них голубыми серьезными глазами, от которых, казалось, ничто не может укрыться. «Словно король на троне», — подумала Аликс. И действительно, его грубо сколоченный табурет напоминал трон, к которому, низко кланяясь, приближаются ничтожные подданные. Так вот почему она должна была переодеться мальчиком! Чтобы покоряться этому человеку, который управлял всеми с высокомерным величием, требующим низкопоклонства и раболепия, а он бы попирал всех своими богато украшенными сапогами. Этот человек был главарем шайки разбойников и убийц, — но каким образом ему удалось добиться этой сомнительной чести? Несомненно, потому, что подданные верили в естественное превосходство знати. Они не сомневались, что этот человек из-за своего происхождения имел право командовать ими, и они, невежественные, как и все преступники, не задавались вопросами относительно его первородства и только беспокоились, достаточно ли низко кланяются его светлости.
— Вот он, Рейн Монтгомери, — сказал слуга, не замечая жесткого взгляда Аликс, так несоответствующего ее прирожденной мягкости.
«Король объявил его изменником», — подумала она.
— И поделом, он вполне заслуживает этого титула, — фыркнула она, по-прежнему не спуская глаз с Рейна, пока они приближались к нему, притягиваемые, казалось, его силой.
Слуга бросил на нее удивленный взгляд.
— Когда-то он был любимцем короля Генриха, но однажды, находясь во главе солдат, направлявшихся к вотчине короля, Уэльсу, лорд Рейн узнал, что его сестру взял в плен лорд Роджер Чатворт и…
— Междоусобица! — отрезала она. — И конечно, много невинных людей погибло, чтобы утолить жажду крови этих вельмож.
— Никто не погиб, — ответил мужчина, не зная, как понимать ее раздражение. — Лорд Роджер пригрозил, что убьет сестру лорда Рейна, и ему ничего другого не оставалось, как броситься лорду Роджеру вдогонку. Однако король Генрих объявил его изменником за использование солдат короля в личной войне.
— Ох уж эти господа-лорды! — проворчала Аликс. — Есть только один настоящий Лорд — Господь Бог, и король Генрих прав, что объявил его изменником. Рейн вполне это заслужил, использовав1 доблестных королевских солдат в своей междоусобице. А теперь он прячется в лесу, под защитой головорезов, словно своих подданных. Скажите мне, он их тоже убивает, когда захочет, или ему достаточно, что они прислуживают, поднося ему обед на серебряных блюдах?
Тут слуга расхохотался, начиная понимать причину ее враждебности к лорду Рейну. Несомненно, единственными дворянами, с которыми ей пришлось столкнуться, были Пагнел и его отец. Приняв их за образец, понятно, что она невзлюбила лорда Рейна.
— Сходите с коня и садитесь, — сказал Рейн, беря поводья и взглядывая на усталого всадника.
Первой мыслью Аликс было: он умеет петь! Любой человек с таким глубоким, богатым голосом должен уметь петь. Но в следующее мгновение ее доброе настроение улетучилось.
— Спускайся, мальчик, дай посмотреть на тебя, — сказал Рейн. — На мой взгляд, ты довольно худенький. Ты справишься с дневной работой?
Аликс никогда прежде не приходилось ездить верхом на лошади, поэтому ее ноги, особенно с внутренней стороны, затекли и покрылись ссадинами. Она попыталась было с напускной легкостью соскочить с коня, однако противные ноги отказались ей подчиняться, а левая, все еще болевшая после прыжка из окна, застряла в стремени.
Желая как-то помочь, Рейн взял ее за руку, и, к величайшей досаде Аликс, она почувствовала, как ее тело немедленно откликнулось на прикосновение этого человека, воплощающего все, что она ненавидела.
— Уберите руки! — зарычала она на него и, успев заметить удивление на его красивом лице, ухватилась за седло, чтобы не упасть. Глупая лошадь шарахнулась в сторону, и Аликс едва удалось снова сесть прямо.
— Ну а теперь, если ты кончил, — сказал Рейн, сверкнув голубыми глазами и обволакивая ее, словно медом, своим великолепным голосом, — нам, возможно, удастся немного потолковать о тебе.
— Вот все, что ты, вельможа, должен знать обо мне! — зашипела Аликс, вытаскивая кинжал, висевший сбоку, и замахнулась на Рейна. О как она презирала его самоуверенную убежденность, что она ничтожество, а он Божий подарок на земле!
Ошарашенный враждебностью мальчишки, Рейн оказался абсолютно не готов к удару и отскочил о опозданием. Удар пришелся не в сердце, куда она метила, а в предплечье.
Ошеломленная собственным поступком, Аликс замерла, глядя, как зачарованная, на медленно стекающую по его голой руке струйку крови. Никогда в жизни она никому не причиняла боли.
Однако ей не пришлось долго раздумывать над своим опрометчивым поступком, потому что, прежде чем она решила бы извиняться или успела моргнуть глазом, Рейн Монтгомери, схватив Аликс одной рукой сзади за штаны, а другой — за воротник, сбросил ее лицом вниз, на лесной мох, так что она приземлилась, пролетев не меньше нескольких ярдов. Ей следовало бы закрыть разинутый рот, поскольку в него набилось полно листьев, грязи и еще какой-то мерзости с болотистой почвы.
— Вот дьяволенок, — сказал Рейн у нее за спиной. Сидя и обеими руками яростно выгребая изо рта Бог знает что, морщась от боли, которую причиняла ей левая нога, Аликс подняла глаза и увидела, что он стоит в достаточном отдалении от нее. Между ними пролегла глубокая, неровная борозда, которую, видимо, Аликс проложила своим телом. И то, что она увидела, снова наполнило ее гневом. Рейна Монтгомери, этого подлого вельможу, окружила толпа покорных, любопытных мужчин и женщин, и все они смеялись, показывая почерневшие зубы, причмокивая и наслаждаясь мучениями Аликс. А больше всех смеялся сам Рейн, и, видя глубокие ямочки у него на щеках, только подчеркивающие веселье, она еще больше взбудоражилась.
— Перестань! — раздался рядом голос. Это был слуга, который ее привез сюда, а теперь помог подняться. — Попридержи язык, или он вообще вышвырнет тебя отсюда.
Аликс начала было что-то говорить, но вынуждена была замолчать, чтобы вытащить былинку, застрявшую между десной и щекой, и таким образом лишилась возможности возразить.
Воспользовавшись паузой, мужчина обратился к Рейну, крепко вцепившись в руку Аликс, мешая ей заговорить, и почти крича, чтобы быть услышанным среди хриплого смеха:
— Ваша светлость, простите, пожалуйста, паренька. Вчера один дворянин убил его отца и сжег дом. У него есть причина для ненависти, и, боюсь, она распространяется на все ваше сословие.
Рейн посерьезнел и сочувственно посмотрел на Аликс. Его взгляд заставил ее съежиться и отвести глаза. Она не нуждалась в жалости.
— Кто этот дворянин? — спросил Рейн голосом, полным искреннего беспокойства.
— Сын графа Уолденэмского.
Рейн плюнул с глубоким отвращением.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28
Аликс слегка улыбнулась и с облегчением вздохнула.
— Иначе — имей в виду, — продолжал он, — сейчас все, не колеблясь, выдадут тебя графу за награду.
— Но я умею петь. Может быть, кто-нибудь нанял бы меня.
Подняв руку, он перебил Аликс:
— Только дворянам дозволено иметь собственных музыкантов или, может быть, некоторым богатым купцам, но, опять же, ты — одинокая, беззащитная девушка…
Удрученная, Аликс сгорбилась. Где же ей искать спасения?
Слуга отметил, что Аликс вполне поняла, как трудно ей будет спрятаться, и стал быстро излагать свой план:
— Если ты переоденешься мальчиком, то сможешь скрываться вместе с бродягами. Надо лишь подстричь волосы, переодеться и, может, забинтовать грудь, и сойдешь за юношу. Священник говорит, что ты умеешь изменять голос по собственному усмотрению. А внешне ты смахиваешь и на мальчишку, и на девчонку.
Аликс не знала, плакать или смеяться. И то правда, она не классическая красавица, с полными губами и большими голубыми глазами, но ей хотелось бы думать, что…
— Ну-ну, — ухмыльнулся слуга, — нечего огорчаться. Когда подрастешь, то располнеешь и станешь красавицей, как настоящая леди.
— Мне уже двадцать лет! — сказала она, сощурившись.
Слуга в смущении откашлялся:
— Ну и скажи спасибо, что так выглядишь. А сейчас пора приниматься за дело, уже смеркается. Я принес кое-какую мальчишескую одежонку, так что, как только переоденешься, тронемся в путь. Мне нужно вернуться, прежде чем меня хватятся. Граф любит знать, где обретаются его слуги.
Мысль о том, что из-за нее ему может грозить опасность, заставила Аликс двигаться быстрее. Она взяла протянутый сверток и в одно мгновенье спряталась за деревьями. В считанные секунды она сбросила свое платье и белье, однако мальчишеские одеяния были ей в диковинку. Плотной вязки штаны-чулки доходили до талии, и она надежно затянула их. Взяв полотно, Аликс постаралась сдержать вздох разочарования, когда поняла, что ей почти нечего перевязывать. Потом настала очередь полотняной рубашки, тонкой и мягкой, за ней — тяжелой шерстяной рубахи с широкими рукавами, и поверх всего этого она надела длинный дублет из жесткой, плотно связанной шерсти. Дублет спускался ниже бедер и был красиво вышит золотой нитью. Еще никогда такая богатая одежда не касалась ее кожи, и Аликс почувствовала, как постепенно переставали саднить места, натертые платьем из грубой шерстяной ткани. «А как удобна эта мальчишеская одежда!» — подумала Аликс, подскакивая то на одной, то на другой ноге.
Натянув сапожки, доходившие до колен, и зашнуровав их до щиколоток, Аликс взяла из груды старой одежды свой золотой пояс и надела на талию, под дублет и шерстяную рубаху. Кончив одеваться и завязав на талии вышитый длинный кушак, она вышла к слуге.
— Хорошо! — похвалил он, поворачивая и внимательно осматривая ее. Взглянув на ее ноги, он нахмурился: они были гораздо красивее, чем бывают у мальчишек. — А теперь займемся волосами. — И он достал ножницы из сумки, висевшей у него на боку.
Аликс отступила назад, схватившись рукой за длинные прямые пряди. Она не стригла волосы ни разу в жизни.
— Ну давай же, — поторапливал человек. — Становится поздно. Это всего лишь волосы, девушка, и они вырастут снова. Лучше их остричь, чем сжечь вместе с головой на ведьмовском костре.
Взяв себя в руки, Аликс повернулась к нему спиной и подставила голову. Странно, но, как только часть волос упала, голове стало удивительно легко, и это ощущение никак нельзя было назвать неприятным.
— Посмотри-ка, они завиваются, — сказал мужчина, пытаясь утешить Аликс в эту страшную для нее минуту. Закончив работу, он оглядел Аликс со всех сторон, одобрительно кивая при виде волн, обрамляющих ее проказливое личико. А про себя подумал, что короткие волосы и мальчишеская одежда идут ей больше, чем ее собственное безобразное платье.
— Но почему? — спросила она, глядя на него. — Вы служите человеку, который убил моего отца. Почему же вы помогаете мне?
— Я нахожусь при этом парне, — Аликс поняла, что он говорит о Пагнеле, — с его младенческих лет. У него всегда было все что угодно, а отец научил его брать даже то, что ему иметь не положено. Иногда я пытаюсь возместить ущерб от его проделок. Ты готова?
Было очевидно, что ему не хочется больше говорить об этом.
Аликс взобралась на смирного коня, устроилась за спиной слуги, и они поехали опушкой леса к северу. Пока они ехали, слуга Пагнела наставлял ее, как следует поступать, чтобы не выдать себя. Она должна ходить по-мальчишески, выпрямившись и широко шагая. Ей нельзя смеяться по любому поводу или плакать, нужно научиться ругаться, нельзя часто мыться, надо чесаться, плеваться и не бояться работы, таскать тяжести и спокойно относиться к грязи и паукам. Он все говорил и говорил, и Аликс чуть не заснула, в результате чего ей пришлось выслушать лекцию о женской изнеженности.
Приблизившись к лесу, в котором прятались разбойники, он подал ей кинжал, посоветовал всегда носить его на боку, чтобы суметь защитить себя, и показал, как пускать его в ход.
Как только они въехали в темный, страшный лес, он замолчал, и Аликс почувствовала, как он весь напрягся. Косточки пальцев, которыми она крепко держалась за край седла, побелели.
Раздался гортанный крик ночной птицы, и слуга ответил на него. Затем опять последовал обмен сигналами, и слуга остановил лошадь, ссадил с седла Аликс и спешился сам.
— До утра придется подождать здесь, — едва слышно сказал он. — Прежде чем допустить нас в лагерь, они хотят проверить, кто мы такие. Что ж, парень, — громко добавил он, — давай устраиваться на ночлег.
Аликс не могла заснуть и тихо лежала под одеялом, которое дал слуга, перебирая в памяти все, что случилось: из-за дворянской прихоти она оказалась здесь, одна, в этом холодном, жутком лесу, а у ее любимого отца отняли жизнь. И пока она думала обо всем, на смену страху и отчаянию пришел гнев. Она преодолеет все препоны и однажды, чего бы это ни стоило, отомстит за себя и Пагнелу, и всем остальным, подобным ему.
Едва забрезжил рассвет, они снова сели на коня и стали медленно, все глубже продвигаться в лес.
ГЛАВА 3
Они долгое время осторожно пробирались сквозь гущу деревьев и подлесок по невидимым тропинкам, когда Аликс услышала голоса, тихие, главным образом мужские.
— Я слышу мужской разговор, — прошептала она.
Слуга недоверчиво взглянул на нее через плечо: он ничего не слышал, кроме шума ветра, и прошло еще достаточно много времени, прежде чем он их тоже услышал.
Совершенно неожиданно глухие заросли расступились, и их взгляду открылось небольшое поселение из шатров и грубо сколоченных лачуг. Седовласый мужчина с глубоким, старым шрамом, который начинался у виска, пересекал щеку, шею и исчезал где-то под воротником, схватил поводья.
— Все прошло как надо, брат? — спросил человек со шрамом и, когда слуга утвердительно кивнул, взглянул на Аликс: — Это тот самый парень?
Под его испытующим взглядом Аликс затаила дыхание от страха, что он узнает в ней женщину, но он небрежно отвернулся от нее, не обращая больше внимания.
— Рейн ждет тебя, — сказал человек со шрамом брату. — Отвези к нему мальчишку, а я поеду тебя проводить и по дороге ты расскажешь новости.
Кивнув, слуга направил лошадь туда, куда показал брат.
— Он и не заподозрил, что я не юноша, — прошептала Аликс, довольная и одновременно уязвленная. — А кто такой Рейн?
— Предводитель здешнего сброда. Он здесь всего лишь пару недель, но ему уже удалось вбить в этих ребят уважение к некоторому порядку. И если хочешь здесь удержаться, повинуйся ему во всем, иначе он тебя мигом выдворит отсюда.
— Король разбойников, — сказала Аликс немного даже мечтательно. — Он, должно быть, очень свирепый. Уж не… не убийца ли он, а? — встревожилась она.
Слуга, обернувшись, рассмеялся этой девичьей перемене настроения, но, увидев выражение ее лица, остановил коня и взглянул туда, куда был направлен ее зачарованный взгляд, — прямо вперед.
На табурете сидел мужчина без рубашки и точил меч; несомненно, он и являлся предводителем. Это был крупный человек, очень широкоплечий, с огромными выпирающими мышцами, с мощной грудью. Надетые на нем черные штаны-чулки едва не полопались под напором бедер. Удивительно было уже то, что он сидел без рубашки в январском, холодном, темном лесу, но даже на расстоянии, как заметила Аликс, его тело было покрыто бисеринками пота.
Он был хорош. Красивый нос, черные-черные волосы, влажные от испарины и слегка завивающиеся на шее, глубоко посаженные серьезные глаза под тяжелыми темными бровями, решительная линия рта. Вес его внимание было сосредоточено на точильном камне, на котором он острил меч.
Первое впечатление Аликс было такое, что у нее сейчас остановится сердце. Подобного человека она еще никогда не видела. Казалось, сами капельки пота на теле источали силу. Люди часто говорили, что у нее сильный голос, и ей стало любопытно, такой ли он сильный, кик ореол мощи, осеняющий это огромное, великолепное тело.
— Закрой рот, девчонка, — ухмыльнулся слуга, — иначе выдашь себя. Его светлость не выносит коленопреклоненных слюнтяев.
— Светлость? — переспросила Аликс, хватая ртом воздух. — Светлость! — Она охнула и вновь вернулась к реальности. Дело не в силе, которая, как ей казалось, исходила из него. Дело было в его уверенности, что ему принадлежит весь мир. Пагнелы из поколения в поколение воспроизводили себя, чтобы па свете существовали вот такие, как этот сидящий перед ней мужчина, — самонадеянные, надменные, уверенные в том, что предназначение каждого заключается в услужении им; такие берут, что им угодно, и готовы перешагнуть через труп старого, даже больного адвоката, который оказался у них на пути. Из-за людей, подобных этому человеку, сидящему на табурете в ожидании, когда к нему кто-то явится на поклон, оказалась Аликс в этом холодном лесу, а не дома, где она могла бы заниматься музыкой.
Мужчина повернулся, взглянув на них голубыми серьезными глазами, от которых, казалось, ничто не может укрыться. «Словно король на троне», — подумала Аликс. И действительно, его грубо сколоченный табурет напоминал трон, к которому, низко кланяясь, приближаются ничтожные подданные. Так вот почему она должна была переодеться мальчиком! Чтобы покоряться этому человеку, который управлял всеми с высокомерным величием, требующим низкопоклонства и раболепия, а он бы попирал всех своими богато украшенными сапогами. Этот человек был главарем шайки разбойников и убийц, — но каким образом ему удалось добиться этой сомнительной чести? Несомненно, потому, что подданные верили в естественное превосходство знати. Они не сомневались, что этот человек из-за своего происхождения имел право командовать ими, и они, невежественные, как и все преступники, не задавались вопросами относительно его первородства и только беспокоились, достаточно ли низко кланяются его светлости.
— Вот он, Рейн Монтгомери, — сказал слуга, не замечая жесткого взгляда Аликс, так несоответствующего ее прирожденной мягкости.
«Король объявил его изменником», — подумала она.
— И поделом, он вполне заслуживает этого титула, — фыркнула она, по-прежнему не спуская глаз с Рейна, пока они приближались к нему, притягиваемые, казалось, его силой.
Слуга бросил на нее удивленный взгляд.
— Когда-то он был любимцем короля Генриха, но однажды, находясь во главе солдат, направлявшихся к вотчине короля, Уэльсу, лорд Рейн узнал, что его сестру взял в плен лорд Роджер Чатворт и…
— Междоусобица! — отрезала она. — И конечно, много невинных людей погибло, чтобы утолить жажду крови этих вельмож.
— Никто не погиб, — ответил мужчина, не зная, как понимать ее раздражение. — Лорд Роджер пригрозил, что убьет сестру лорда Рейна, и ему ничего другого не оставалось, как броситься лорду Роджеру вдогонку. Однако король Генрих объявил его изменником за использование солдат короля в личной войне.
— Ох уж эти господа-лорды! — проворчала Аликс. — Есть только один настоящий Лорд — Господь Бог, и король Генрих прав, что объявил его изменником. Рейн вполне это заслужил, использовав1 доблестных королевских солдат в своей междоусобице. А теперь он прячется в лесу, под защитой головорезов, словно своих подданных. Скажите мне, он их тоже убивает, когда захочет, или ему достаточно, что они прислуживают, поднося ему обед на серебряных блюдах?
Тут слуга расхохотался, начиная понимать причину ее враждебности к лорду Рейну. Несомненно, единственными дворянами, с которыми ей пришлось столкнуться, были Пагнел и его отец. Приняв их за образец, понятно, что она невзлюбила лорда Рейна.
— Сходите с коня и садитесь, — сказал Рейн, беря поводья и взглядывая на усталого всадника.
Первой мыслью Аликс было: он умеет петь! Любой человек с таким глубоким, богатым голосом должен уметь петь. Но в следующее мгновение ее доброе настроение улетучилось.
— Спускайся, мальчик, дай посмотреть на тебя, — сказал Рейн. — На мой взгляд, ты довольно худенький. Ты справишься с дневной работой?
Аликс никогда прежде не приходилось ездить верхом на лошади, поэтому ее ноги, особенно с внутренней стороны, затекли и покрылись ссадинами. Она попыталась было с напускной легкостью соскочить с коня, однако противные ноги отказались ей подчиняться, а левая, все еще болевшая после прыжка из окна, застряла в стремени.
Желая как-то помочь, Рейн взял ее за руку, и, к величайшей досаде Аликс, она почувствовала, как ее тело немедленно откликнулось на прикосновение этого человека, воплощающего все, что она ненавидела.
— Уберите руки! — зарычала она на него и, успев заметить удивление на его красивом лице, ухватилась за седло, чтобы не упасть. Глупая лошадь шарахнулась в сторону, и Аликс едва удалось снова сесть прямо.
— Ну а теперь, если ты кончил, — сказал Рейн, сверкнув голубыми глазами и обволакивая ее, словно медом, своим великолепным голосом, — нам, возможно, удастся немного потолковать о тебе.
— Вот все, что ты, вельможа, должен знать обо мне! — зашипела Аликс, вытаскивая кинжал, висевший сбоку, и замахнулась на Рейна. О как она презирала его самоуверенную убежденность, что она ничтожество, а он Божий подарок на земле!
Ошарашенный враждебностью мальчишки, Рейн оказался абсолютно не готов к удару и отскочил о опозданием. Удар пришелся не в сердце, куда она метила, а в предплечье.
Ошеломленная собственным поступком, Аликс замерла, глядя, как зачарованная, на медленно стекающую по его голой руке струйку крови. Никогда в жизни она никому не причиняла боли.
Однако ей не пришлось долго раздумывать над своим опрометчивым поступком, потому что, прежде чем она решила бы извиняться или успела моргнуть глазом, Рейн Монтгомери, схватив Аликс одной рукой сзади за штаны, а другой — за воротник, сбросил ее лицом вниз, на лесной мох, так что она приземлилась, пролетев не меньше нескольких ярдов. Ей следовало бы закрыть разинутый рот, поскольку в него набилось полно листьев, грязи и еще какой-то мерзости с болотистой почвы.
— Вот дьяволенок, — сказал Рейн у нее за спиной. Сидя и обеими руками яростно выгребая изо рта Бог знает что, морщась от боли, которую причиняла ей левая нога, Аликс подняла глаза и увидела, что он стоит в достаточном отдалении от нее. Между ними пролегла глубокая, неровная борозда, которую, видимо, Аликс проложила своим телом. И то, что она увидела, снова наполнило ее гневом. Рейна Монтгомери, этого подлого вельможу, окружила толпа покорных, любопытных мужчин и женщин, и все они смеялись, показывая почерневшие зубы, причмокивая и наслаждаясь мучениями Аликс. А больше всех смеялся сам Рейн, и, видя глубокие ямочки у него на щеках, только подчеркивающие веселье, она еще больше взбудоражилась.
— Перестань! — раздался рядом голос. Это был слуга, который ее привез сюда, а теперь помог подняться. — Попридержи язык, или он вообще вышвырнет тебя отсюда.
Аликс начала было что-то говорить, но вынуждена была замолчать, чтобы вытащить былинку, застрявшую между десной и щекой, и таким образом лишилась возможности возразить.
Воспользовавшись паузой, мужчина обратился к Рейну, крепко вцепившись в руку Аликс, мешая ей заговорить, и почти крича, чтобы быть услышанным среди хриплого смеха:
— Ваша светлость, простите, пожалуйста, паренька. Вчера один дворянин убил его отца и сжег дом. У него есть причина для ненависти, и, боюсь, она распространяется на все ваше сословие.
Рейн посерьезнел и сочувственно посмотрел на Аликс. Его взгляд заставил ее съежиться и отвести глаза. Она не нуждалась в жалости.
— Кто этот дворянин? — спросил Рейн голосом, полным искреннего беспокойства.
— Сын графа Уолденэмского.
Рейн плюнул с глубоким отвращением.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28