На столе размещалось множество самых разнообразных стеклянных сосудов, медных и бронзовых банок, каменных ступок различных размеров. Крохотным черпачком, похожим на наперсток на длинной ручке, маг зачерпнул порошка из нескольких банок, высыпал в ступку и тщательно перемешал, а затем пересыпал на каменную плитку. Написав несколько строк на листе бумаги, он запалил кучку порошка и сжег записку в пламени.
– Все, – обернулся он к Илдану с довольным видом, словно сделал важное дело. – Теперь никто не увидит призраков, пока не возьмется за ручку моей двери. Кстати, откуда ты?
– Из Лимерии.
Маг хмыкнул.
– Я и забыл, что у вас другие отношения со временем. Башня находится под действием заклинания власти над временем, поэтому сюда может войти человек из любого времени от начала заклинания – когда я создавал его, меня интересовало только будущее, о прошлом мне было известно достаточно. Так из какого времени ты пришел?
Илдан не сразу нашелся, как ответить.
– Прошло почти сто лет с тех пор, как вы закрылись в башне, – сказал наконец он. – Разве здесь время идет иначе?
– Мне казалось, что прошло не больше года. – Безумный Маг уселся на табурет перед котлом. – Взгляни в окно – есть разница?
Илдан выглянул в одно из окон башни. Оно выходило в парк перед фасадом дворца. Дворец из окна выглядел как обычно, но вековые деревья аллеи, ведущей от ворот к парадной лестнице, были молодыми, недавно посаженными деревцами.
– Куда же я вернусь? – ужаснулся Илдан. – Неужели в этот парк?!
– Нет, – успокоил его маг. – Я мог бы выйти и сюда, и в твое время, но ты вернешься только в свое время, в точности туда, откуда пришел. Ты слишком к нему привязан.
Илдан отвернулся от окна. Меч он по-прежнему держал в руке, чтобы не испачкать ножны. Безумный Маг склонился над котлом, пристально вглядываясь внутрь. Илдан с недоумением взглянул на мага, но тот выглядел таким занятым, что он не решился к нему обратиться. Вместо этого он стал рассматривать скудную обстановку башенного зала – столы и шкафы в межоконных проемах, узкую кровать у входа, выглядевшую так, словно на нее давно не ложились спать… Чем же питается этот маг, колдует себе еду или вообще не ест?
– Я увидел то, что интересует тебя больше всего, – вдруг подал голос Безумный Маг. – Твой спутник, который упал с корабля, живет сейчас на небольшой ферме под Сейтом – это городок к западу от Ширана, в двух днях пути. Ферма на берегу реки к югу от Сейта, там живут старик с внучкой. Если ты поторопишься, то застанешь своего спутника там, но в ближайшие несколько дней он уйдет оттуда.
– Гэтан жив?! – обрадовался Илдан. – Он на ферме под Сейтом? Как вы это узнали?
– Я увидел это в котле.
– Можно и мне посмотреть? – Илдан быстро подошел к котлу, но не увидел внутри ничего, кроме серой, металлически блестящей жидкости, на которую смотрел Безумный Маг.
– У тебя не получится. Задавай вопросы, я отвечу, если смогу.
– На этом турнире произошел странный случай – из храма Арноры пропал приз, – почему-то вдруг вспомнил Илдан. – Вы можете узнать, как и почему он исчез?
– Приз турнира Дня Звездочетов! – взволнованно воскликнул маг, оторвав наконец взгляд от серой блестящей поверхности. – Какой это был приз?!
– Священный Меч Арноры.
Маг вскочил с места и в волнении заходил по комнате.
– Оно исполняется… – бормотал он. – Мое пророчество исполняется… хорошо иметь уверенность, но несравненно лучше – иметь подтверждение… значит, я не ошибся, это не шутки Насмешницы…
– Какое пророчество? Я никогда о нем не слышал.
– Конечно, не слышал. Они скрыли его, я знаю. – Он остановился перед Илданом. – Пророчество о четырех барсах, я составил его при деде нынешнего правителя – кстати, как его зовут?
– Тубал.
– И это сходится! – Чувство, светившееся в глазах мага, еще не было безумием, но на одержимость, бесспорно, тянуло. – Событие совершилось, его уже не отменишь, значит, я могу рассказать тебе о пророчестве. Там говорилось, что когда священная реликвия покинет свою обитель, наступит время бегущего барса, который пожрет остальных, если мертвый орел не расправит крылья. Ты, конечно, понимаешь, что барсы – это гербы четырех триморских государств.
– Дахат мечтает создать империю? Я бы не удивился этому. Но вы предсказываете ему успех?
– Будущее никогда не бывает однозначным. Есть варианты, кроме того, остается место случайностям. Варианты я могу видеть в своем котле, случайности мне недоступны. Но, скажу тебе, в большинстве своем люди очень предсказуемы, поэтому в таком деле, как пророчество, случайностями можно смело пренебречь.
– Не так уж много вариантов у такого пророчества – оно может либо сбыться, либо не сбыться, – трезво заметил Илдан.
– Да! Главное – предсказать условие, которое делит будущее на варианты. Я назвал его. Я даже сказал им, что мертвого орла оживит человек без тени.
– Так вот почему в Ширане объявили его розыск! Но разве человек без тени существует?
– И не один. Вопрос в том, поймет ли он свое предназначение, и правильно ли поймет.
– Вы знаете, кто это?
– Нет, мое зеркало судеб каждый раз показывает разных людей. Я не знаю, кто из них окажется этим человеком в вашей реальности.
– Это пророчество как-то связано с пропажей приза?
– Отчасти. Я даже могу сказать, что возвращение приза в храм будет означать поражение бегущего барса.
– Вы знаете, куда девался приз?
– Мне нельзя это раскрывать. – Безумный Маг отступил от Илдана, словно опасаясь проговориться. – Может получиться так, что раскрыв тебе что-нибудь, я загляну в котел и увижу там такое, что мне придется убить тебя. Но после этого я могу увидеть в котле что-то еще худшее, поэтому лучше сразу не рисковать. Когда речь заходит о делах исторической важности, каждое мое слово может сильно повлиять на будущее, и не обязательно в лучшую сторону. Именно поэтому текст пророчества и выглядит таким туманным – чтобы не было точного знания сроков и участников событий.
– Какой тогда смысл заглядывать в будущее, если этим никак не воспользуешься?
– Смысл? – усмехнулся маг. – Я знаю, как вы меня прозываете, и мне нравится это прозвище. Это умники во всем ищут смысл. Я всю жизнь молился только Насмешнице, а ей плевать на смысл. Я смотрю в зеркало судеб без всякого смысла, просто потому, что все остальное мне скучно. Я закрылся здесь, потому что мне надоели эти ушлые умники, которые во всем ищут смысл и из всего пытаются вытащить пользу. Мелкие людишки – они никогда не слышали голос ледяной арфы гангаридов, им никогда не понять, что человек должен быть большим. Здесь, в башне, ты не найдешь смысла – уходи и ищи его за порогом, если еще не устал искать.
Маг кивнул на дверь. Илдан справедливо истолковал его жест как предложение удалиться и пошел к выходу. У лестницы он оглянулся, не зная, что сказать – «до свидания» или «прощайте». И то, и другое выглядело глупым и неуместным, поэтому Илдан вышел от Безумного Мага, не сказав ни слова.
IX
Судно разворачивалось носом к волне. От порыва ветра оно резко завалилось набок, и перехлестнувшая через палубу волна сбросила Гэтана в воду. Вынырнув и отдышавшись, он увидел, что корабль уже далеко, и его относило все дальше и дальше. Плыть вдогонку было бессмысленно, поэтому Гэтан сбросил башмаки и куртку и поплыл по направлению к берегу. Штаны и рубашку он решил скинуть только в крайнем случае – ему не улыбалась мысль остаться нагишом на пустынном саристанском берегу.
Гэтану еще не приходилось плавать по морю в бурю. Но прежде он нередко купался на большой волне, поэтому сейчас он благополучно достиг берега. Вздыбившаяся волна выплеснула его на сушу, там он поспешно откатился подальше, пока не пришла следующая, и пополз вверх по крутой и короткой прибрежной полосе. Дальше начинался обрывистый подъем, волны колотили в него, подмывая кручу. При каждой набегающей волне Гэтан накрепко вцеплялся в камни и задерживал дыхание, дожидаясь, пока она схлынет. Труднее всего оказалось взобраться по мокрым скалам на обрыв, но он справился и с этим. Наверху он отыскал ложбинку, в которой укрылся от ветра, и стал пережидать бурю.
К вечеру ветер стих, хотя волнение на море было еще сильным. Гэтан до заката всматривался в горизонт, надеясь увидеть корабль. Устав сидеть, он свернулся в ложбинке в комок и уснул.
Он проснулся рано утром. Горизонт оставался чистым и пустынным. Вчера Гэтан забыл о еде, но сегодня с утра почувствовал, что голоден – он не ел почти сутки. Однако, он еще в Илорне привык обходиться малым – он часто на целый день уходил из дома к морю или в холмы, приглушая голод съедобными ракушками, о которых узнал у знакомого рыбака, или травками, которые ему показывал дворцовый садовник. Гэтан знал, что буря нередко выбрасывает на берег съедобные и даже вкусные вещи, поэтому полез вниз с обрыва. Там, действительно, нашлись рачки, морские ежи и даже двустворчатые ракушки, мясо которых считалось деликатесом. Он умело расколол их камнями и наелся розового сладковатого мяса.
Кроме еды, ему нужна была вода для питья. Гэтан набил карманы штанов ракушками, влез на обрыв и огляделся. Вокруг расстилалась плоская засушливая равнина, покрытая жесткой осокой. Было ясно, что пресной воды поблизости нет, но далеко на востоке вилась полоска невысокого леса, растущего вдоль русла реки. Там могли оказаться люди и в любом случае была вода.
Он бросил последний взгляд на пустынное море и зашагал к pеке. Наверное, в его положении было бы разумным чувствовать страх или хотя бы тревогу. Но Гэтан не боялся мира, давно привыкнув оставаться наедине с ним. Он воспринял свое новое положение, как человек, проснувшийся утром после полной сновидений ночи, воспринимает стены своей комнаты. Гэтан беспечно шагал сквозь мир, а мир не спеша двигался навстречу ему и сквозь него, вокруг так же беспечно раскачивалась под ветром пожухлая от зноя трава, жужжали насекомые, посвистывали степные птицы, шуршали ящерицы. Его босые ноги легко ступали по слежавшейся, нехоженой земле, взгляд блуждал по равнине, устремляясь к полоске леса у горизонта и выше, к небу, где изредка проносились пухлые облака, предвещавшие ясную погоду. Полоска леса медленно приближалась, и к полудню Гэтан вышел на берег реки.
Это была мелкая речушка, обросшая вдоль поймы невысоким леском. Люди здесь не жили, но вода была, свежая и чистая, хотя и теплая. Гэтан напился, искупался, прополоскал жесткую после морского купания одежду и пошел вверх по течению, рассудив, что людей скорее всего можно найти у воды.
Когда стемнело, он устроился на привал на берегу речки. Он съел мясо ракушек, которые нес с собой – все равно к утру протухнут – затем напился и опустил в воду горящие ступни, не привыкшие к ходьбе босиком. Ветер затих, вода текла медленно и беззвучно, с неба мерцали звезды. Казалось, было слышно, как вокруг трава растет. Гэтан с удовольствием вслушивался в мир, тишина не пугала его, а вызывала восторженное, умиротворенное чувство. Затем он подумал, что не сможет завтра идти, если не вылечит ноги – и мир незамедлительно дал ответ. Откуда-то возникло точное знание, что если взять вон те круглые темно-зеленые лопушки, растереть и приложить к пяткам… Он растер их в ладонях, положил на лист покрупнее и длинной травинкой привязал к ступням.
Когда он проснулся на рассвете, ноги уже не болели. Он снова пошел вдоль реки, по кромке леса и луга, продолжая бессловесный, нескончаемый разговор с миром. Он различал лечебные, съедобные, опасные травы, чувствовал скрывающуюся в них мелкую живность. Не глядя, он знал, где поблизости есть мышиные норы и птичьи гнезда, слышал испуганный стук сердца тушканчика, прячущегося за кустиком осоки.
Он шел, увлекшись этим разговором, не считая ни дней, ни ночей. Проголодавшись, он выкапывал корешок и не спеша прожевывал на ходу жестковатую мучнистую мякоть. Ему казалось, что в мире нет ничего, кроме этого пути, что он может вечно идти так. Ему не хотелось никуда приходить. Как-то вечером во время умывания он вдруг заметил, что его ладони выглядят непривычно, и присмотрелся к ним.
Линии на его руках изменились.
Недели две спустя он набрел на человеческое жилье. На холме в излучине реки стоял небольшой домик с сараем, с огородом, с полем из двух делянок, на одной из которых зеленела молодая пшеница, а на другой розовел цветущий волоконник. Ближе к речке располагалась луговина с высокой и сочной травой. Девушка, ровесница Гэтана, косила на ней траву.
Гэтан подошел ближе. Девушка перестала косить и уставилась на странного незнакомца, хрупкого и загорелого, почти бесплотного, словно лесной дух. Тот тоже рассматривал ее, молодую, свежую, румяную, в светлом платье из ткани в мелкий цветочек и розовой косынке, из-под которой выбивалась темная прядь волос, прилипших к вспотевшему лбу. Затем он опустил взгляд вниз, на острую косу, на сочные свежескошенные стебли, еще не сознающие своей смерти. На его лице появилось недоуменное выражение.
– Ты что, никогда не видел, как косят траву? – не выдержала девушка.
– Наверное, не видел. – Он поднял на нее взгляд: – Зачем ты ее косишь?
– Как зачем? – удивилась она. – На сено, чтобы зимой кормить скотину. И откуда ты такой взялся?
– С корабля. Меня смыло волной в бурю.
– Значит, ты идешь сюда от самого берега моря? Это же далеко! Ты давно идешь?
– Не знаю.
– Ну и чудной же ты. – Девушка оглядела его с головы до ног и заметила, что его потрепанная одежда сшита из хорошей ткани, а руки не знакомы с тяжелым трудом. – Ты, наверное, из богатых.
– Трудно сказать. Мой отец никогда не стремился быть богатым.
– А как тебя зовут?
– Гэтан.
– Гэтан? – фыркнула девушка. – Чудное имя.
– Вообще-то мое имя – Гаэтан, но в детстве я его не выговаривал, так оно и пристало.
– А мое – Лувинда. Дедушка зовет меня Луви. Мы живем вон там, – она кивнула на дом, – вдвоем, своим хозяйством.
Гэтан ничего не сказал. Некоторое время они молча рассматривали друг друга.
– Ты, наверное, хочешь есть, – догадалась девушка и, не дожидаясь ответа, пошла к оставленному под кустом узелку. Она вернулась к Гэтану с большим ломтем черного хлеба. – Вот, возьми. Я с собой прихватила, чтобы домой не бегать.
Она ожидала, что странный паренек набросится на хлеб, но тот почему-то держал его на ладонях, пристально разглядывая ломоть.
– Ты что, и хлеба никогда не видел? – изумилась девушка.
– Может, и не видел, – рассеянно отозвался Гэтан. За эти дни он научился оценивать пищу и теперь удивлялся тому, сколько жизненной силы в лежащем на ладонях куске по сравнению с корешками и прочей мелочью, которой он питался в пути. – Как это, оказывается, много – кусок хлеба.
Он наконец отщипнул от ломтя небольшой кусочек и неторопливо прожевал. Затем отломил еще немного, а остаток убрал в карман. Девушка с любопытством наблюдала за ним, словно за забавным зверьком.
– Ты уже наелся? – снова удивилась она.
– Отвык, – коротко пояснил Гэтан.
– А куда ты идешь?
– Не знаю.
– От нашего дома вдоль реки идет дорога, – стала она объяснять, хотя Гэтан ни о чем ее не спрашивал. – За день ты дойдешь до Сейта. Это город – мы с дедом продаем там корзины и покупаем товары. – Видя, что Гэтан молчит, она спросила: – А дальше ты куда пойдешь?
– Не знаю.
– Беда с тобой… – Девушка сочувственно вздохнула. – Оставайся, что ли, у нас – здесь скучно, а ты все-таки новый человек, да и помощник нам нужен.
– Я ничего не умею.
– Научишься. Идем, я покажу тебя дедушке.
Она вскинула косу на плечо и направилась к дому. Гэтан безропотно пошел за ней, предоставив Великой Ткачихе распоряжаться нитью его жизни. Дом был обнесен невысоким плетнем, служившим оградой не столько от чужих людей, сколько от скотины, которая паслась на берегу реки – лошадь, две козы и поросенок, с довольным видом развалившийся в прибрежной грязи. Девушка распахнула калитку и пропустила Гэтана вперед.
Стены крытого соломой дома были сделаны из двойного ряда переплетенных и обмазанных глиной жердей – обычный способ постройки стен в этой части Триморья, где почти не рос строевой лес. На дворе стояла телега, вдоль стены сарая возвышались остатки поленницы, в углу темнела старая покосившаяся бочка со стоялой водой. На жердях плетня сохло несколько глиняных горшков. Дверь в дом была распахнута, у невысокого крыльца стояла скамья, рядом с которой лежала куча зеленых прутьев и недоплетенная корзина. Из-под скамьи вылез огромный лохматый пес, прятавшийся там от жары, и молча потрусил к Гэтану.
– Цыц, Тапа! – предостерегающе окликнула девушка, но пес был настроен миролюбиво. Он не стал лаять на незнакомца, а только не спеша обнюхал его ноги. – Дедуля! – крикнула она в дверь.
– Что? – раздался оттуда громкий, густой старческий голос.
– Ты посмотри, кого я привела!
– Что?
В дверном проеме показался кряжистый старик, еще лет десять назад, наверное, бывший сильным мужчиной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43
– Все, – обернулся он к Илдану с довольным видом, словно сделал важное дело. – Теперь никто не увидит призраков, пока не возьмется за ручку моей двери. Кстати, откуда ты?
– Из Лимерии.
Маг хмыкнул.
– Я и забыл, что у вас другие отношения со временем. Башня находится под действием заклинания власти над временем, поэтому сюда может войти человек из любого времени от начала заклинания – когда я создавал его, меня интересовало только будущее, о прошлом мне было известно достаточно. Так из какого времени ты пришел?
Илдан не сразу нашелся, как ответить.
– Прошло почти сто лет с тех пор, как вы закрылись в башне, – сказал наконец он. – Разве здесь время идет иначе?
– Мне казалось, что прошло не больше года. – Безумный Маг уселся на табурет перед котлом. – Взгляни в окно – есть разница?
Илдан выглянул в одно из окон башни. Оно выходило в парк перед фасадом дворца. Дворец из окна выглядел как обычно, но вековые деревья аллеи, ведущей от ворот к парадной лестнице, были молодыми, недавно посаженными деревцами.
– Куда же я вернусь? – ужаснулся Илдан. – Неужели в этот парк?!
– Нет, – успокоил его маг. – Я мог бы выйти и сюда, и в твое время, но ты вернешься только в свое время, в точности туда, откуда пришел. Ты слишком к нему привязан.
Илдан отвернулся от окна. Меч он по-прежнему держал в руке, чтобы не испачкать ножны. Безумный Маг склонился над котлом, пристально вглядываясь внутрь. Илдан с недоумением взглянул на мага, но тот выглядел таким занятым, что он не решился к нему обратиться. Вместо этого он стал рассматривать скудную обстановку башенного зала – столы и шкафы в межоконных проемах, узкую кровать у входа, выглядевшую так, словно на нее давно не ложились спать… Чем же питается этот маг, колдует себе еду или вообще не ест?
– Я увидел то, что интересует тебя больше всего, – вдруг подал голос Безумный Маг. – Твой спутник, который упал с корабля, живет сейчас на небольшой ферме под Сейтом – это городок к западу от Ширана, в двух днях пути. Ферма на берегу реки к югу от Сейта, там живут старик с внучкой. Если ты поторопишься, то застанешь своего спутника там, но в ближайшие несколько дней он уйдет оттуда.
– Гэтан жив?! – обрадовался Илдан. – Он на ферме под Сейтом? Как вы это узнали?
– Я увидел это в котле.
– Можно и мне посмотреть? – Илдан быстро подошел к котлу, но не увидел внутри ничего, кроме серой, металлически блестящей жидкости, на которую смотрел Безумный Маг.
– У тебя не получится. Задавай вопросы, я отвечу, если смогу.
– На этом турнире произошел странный случай – из храма Арноры пропал приз, – почему-то вдруг вспомнил Илдан. – Вы можете узнать, как и почему он исчез?
– Приз турнира Дня Звездочетов! – взволнованно воскликнул маг, оторвав наконец взгляд от серой блестящей поверхности. – Какой это был приз?!
– Священный Меч Арноры.
Маг вскочил с места и в волнении заходил по комнате.
– Оно исполняется… – бормотал он. – Мое пророчество исполняется… хорошо иметь уверенность, но несравненно лучше – иметь подтверждение… значит, я не ошибся, это не шутки Насмешницы…
– Какое пророчество? Я никогда о нем не слышал.
– Конечно, не слышал. Они скрыли его, я знаю. – Он остановился перед Илданом. – Пророчество о четырех барсах, я составил его при деде нынешнего правителя – кстати, как его зовут?
– Тубал.
– И это сходится! – Чувство, светившееся в глазах мага, еще не было безумием, но на одержимость, бесспорно, тянуло. – Событие совершилось, его уже не отменишь, значит, я могу рассказать тебе о пророчестве. Там говорилось, что когда священная реликвия покинет свою обитель, наступит время бегущего барса, который пожрет остальных, если мертвый орел не расправит крылья. Ты, конечно, понимаешь, что барсы – это гербы четырех триморских государств.
– Дахат мечтает создать империю? Я бы не удивился этому. Но вы предсказываете ему успех?
– Будущее никогда не бывает однозначным. Есть варианты, кроме того, остается место случайностям. Варианты я могу видеть в своем котле, случайности мне недоступны. Но, скажу тебе, в большинстве своем люди очень предсказуемы, поэтому в таком деле, как пророчество, случайностями можно смело пренебречь.
– Не так уж много вариантов у такого пророчества – оно может либо сбыться, либо не сбыться, – трезво заметил Илдан.
– Да! Главное – предсказать условие, которое делит будущее на варианты. Я назвал его. Я даже сказал им, что мертвого орла оживит человек без тени.
– Так вот почему в Ширане объявили его розыск! Но разве человек без тени существует?
– И не один. Вопрос в том, поймет ли он свое предназначение, и правильно ли поймет.
– Вы знаете, кто это?
– Нет, мое зеркало судеб каждый раз показывает разных людей. Я не знаю, кто из них окажется этим человеком в вашей реальности.
– Это пророчество как-то связано с пропажей приза?
– Отчасти. Я даже могу сказать, что возвращение приза в храм будет означать поражение бегущего барса.
– Вы знаете, куда девался приз?
– Мне нельзя это раскрывать. – Безумный Маг отступил от Илдана, словно опасаясь проговориться. – Может получиться так, что раскрыв тебе что-нибудь, я загляну в котел и увижу там такое, что мне придется убить тебя. Но после этого я могу увидеть в котле что-то еще худшее, поэтому лучше сразу не рисковать. Когда речь заходит о делах исторической важности, каждое мое слово может сильно повлиять на будущее, и не обязательно в лучшую сторону. Именно поэтому текст пророчества и выглядит таким туманным – чтобы не было точного знания сроков и участников событий.
– Какой тогда смысл заглядывать в будущее, если этим никак не воспользуешься?
– Смысл? – усмехнулся маг. – Я знаю, как вы меня прозываете, и мне нравится это прозвище. Это умники во всем ищут смысл. Я всю жизнь молился только Насмешнице, а ей плевать на смысл. Я смотрю в зеркало судеб без всякого смысла, просто потому, что все остальное мне скучно. Я закрылся здесь, потому что мне надоели эти ушлые умники, которые во всем ищут смысл и из всего пытаются вытащить пользу. Мелкие людишки – они никогда не слышали голос ледяной арфы гангаридов, им никогда не понять, что человек должен быть большим. Здесь, в башне, ты не найдешь смысла – уходи и ищи его за порогом, если еще не устал искать.
Маг кивнул на дверь. Илдан справедливо истолковал его жест как предложение удалиться и пошел к выходу. У лестницы он оглянулся, не зная, что сказать – «до свидания» или «прощайте». И то, и другое выглядело глупым и неуместным, поэтому Илдан вышел от Безумного Мага, не сказав ни слова.
IX
Судно разворачивалось носом к волне. От порыва ветра оно резко завалилось набок, и перехлестнувшая через палубу волна сбросила Гэтана в воду. Вынырнув и отдышавшись, он увидел, что корабль уже далеко, и его относило все дальше и дальше. Плыть вдогонку было бессмысленно, поэтому Гэтан сбросил башмаки и куртку и поплыл по направлению к берегу. Штаны и рубашку он решил скинуть только в крайнем случае – ему не улыбалась мысль остаться нагишом на пустынном саристанском берегу.
Гэтану еще не приходилось плавать по морю в бурю. Но прежде он нередко купался на большой волне, поэтому сейчас он благополучно достиг берега. Вздыбившаяся волна выплеснула его на сушу, там он поспешно откатился подальше, пока не пришла следующая, и пополз вверх по крутой и короткой прибрежной полосе. Дальше начинался обрывистый подъем, волны колотили в него, подмывая кручу. При каждой набегающей волне Гэтан накрепко вцеплялся в камни и задерживал дыхание, дожидаясь, пока она схлынет. Труднее всего оказалось взобраться по мокрым скалам на обрыв, но он справился и с этим. Наверху он отыскал ложбинку, в которой укрылся от ветра, и стал пережидать бурю.
К вечеру ветер стих, хотя волнение на море было еще сильным. Гэтан до заката всматривался в горизонт, надеясь увидеть корабль. Устав сидеть, он свернулся в ложбинке в комок и уснул.
Он проснулся рано утром. Горизонт оставался чистым и пустынным. Вчера Гэтан забыл о еде, но сегодня с утра почувствовал, что голоден – он не ел почти сутки. Однако, он еще в Илорне привык обходиться малым – он часто на целый день уходил из дома к морю или в холмы, приглушая голод съедобными ракушками, о которых узнал у знакомого рыбака, или травками, которые ему показывал дворцовый садовник. Гэтан знал, что буря нередко выбрасывает на берег съедобные и даже вкусные вещи, поэтому полез вниз с обрыва. Там, действительно, нашлись рачки, морские ежи и даже двустворчатые ракушки, мясо которых считалось деликатесом. Он умело расколол их камнями и наелся розового сладковатого мяса.
Кроме еды, ему нужна была вода для питья. Гэтан набил карманы штанов ракушками, влез на обрыв и огляделся. Вокруг расстилалась плоская засушливая равнина, покрытая жесткой осокой. Было ясно, что пресной воды поблизости нет, но далеко на востоке вилась полоска невысокого леса, растущего вдоль русла реки. Там могли оказаться люди и в любом случае была вода.
Он бросил последний взгляд на пустынное море и зашагал к pеке. Наверное, в его положении было бы разумным чувствовать страх или хотя бы тревогу. Но Гэтан не боялся мира, давно привыкнув оставаться наедине с ним. Он воспринял свое новое положение, как человек, проснувшийся утром после полной сновидений ночи, воспринимает стены своей комнаты. Гэтан беспечно шагал сквозь мир, а мир не спеша двигался навстречу ему и сквозь него, вокруг так же беспечно раскачивалась под ветром пожухлая от зноя трава, жужжали насекомые, посвистывали степные птицы, шуршали ящерицы. Его босые ноги легко ступали по слежавшейся, нехоженой земле, взгляд блуждал по равнине, устремляясь к полоске леса у горизонта и выше, к небу, где изредка проносились пухлые облака, предвещавшие ясную погоду. Полоска леса медленно приближалась, и к полудню Гэтан вышел на берег реки.
Это была мелкая речушка, обросшая вдоль поймы невысоким леском. Люди здесь не жили, но вода была, свежая и чистая, хотя и теплая. Гэтан напился, искупался, прополоскал жесткую после морского купания одежду и пошел вверх по течению, рассудив, что людей скорее всего можно найти у воды.
Когда стемнело, он устроился на привал на берегу речки. Он съел мясо ракушек, которые нес с собой – все равно к утру протухнут – затем напился и опустил в воду горящие ступни, не привыкшие к ходьбе босиком. Ветер затих, вода текла медленно и беззвучно, с неба мерцали звезды. Казалось, было слышно, как вокруг трава растет. Гэтан с удовольствием вслушивался в мир, тишина не пугала его, а вызывала восторженное, умиротворенное чувство. Затем он подумал, что не сможет завтра идти, если не вылечит ноги – и мир незамедлительно дал ответ. Откуда-то возникло точное знание, что если взять вон те круглые темно-зеленые лопушки, растереть и приложить к пяткам… Он растер их в ладонях, положил на лист покрупнее и длинной травинкой привязал к ступням.
Когда он проснулся на рассвете, ноги уже не болели. Он снова пошел вдоль реки, по кромке леса и луга, продолжая бессловесный, нескончаемый разговор с миром. Он различал лечебные, съедобные, опасные травы, чувствовал скрывающуюся в них мелкую живность. Не глядя, он знал, где поблизости есть мышиные норы и птичьи гнезда, слышал испуганный стук сердца тушканчика, прячущегося за кустиком осоки.
Он шел, увлекшись этим разговором, не считая ни дней, ни ночей. Проголодавшись, он выкапывал корешок и не спеша прожевывал на ходу жестковатую мучнистую мякоть. Ему казалось, что в мире нет ничего, кроме этого пути, что он может вечно идти так. Ему не хотелось никуда приходить. Как-то вечером во время умывания он вдруг заметил, что его ладони выглядят непривычно, и присмотрелся к ним.
Линии на его руках изменились.
Недели две спустя он набрел на человеческое жилье. На холме в излучине реки стоял небольшой домик с сараем, с огородом, с полем из двух делянок, на одной из которых зеленела молодая пшеница, а на другой розовел цветущий волоконник. Ближе к речке располагалась луговина с высокой и сочной травой. Девушка, ровесница Гэтана, косила на ней траву.
Гэтан подошел ближе. Девушка перестала косить и уставилась на странного незнакомца, хрупкого и загорелого, почти бесплотного, словно лесной дух. Тот тоже рассматривал ее, молодую, свежую, румяную, в светлом платье из ткани в мелкий цветочек и розовой косынке, из-под которой выбивалась темная прядь волос, прилипших к вспотевшему лбу. Затем он опустил взгляд вниз, на острую косу, на сочные свежескошенные стебли, еще не сознающие своей смерти. На его лице появилось недоуменное выражение.
– Ты что, никогда не видел, как косят траву? – не выдержала девушка.
– Наверное, не видел. – Он поднял на нее взгляд: – Зачем ты ее косишь?
– Как зачем? – удивилась она. – На сено, чтобы зимой кормить скотину. И откуда ты такой взялся?
– С корабля. Меня смыло волной в бурю.
– Значит, ты идешь сюда от самого берега моря? Это же далеко! Ты давно идешь?
– Не знаю.
– Ну и чудной же ты. – Девушка оглядела его с головы до ног и заметила, что его потрепанная одежда сшита из хорошей ткани, а руки не знакомы с тяжелым трудом. – Ты, наверное, из богатых.
– Трудно сказать. Мой отец никогда не стремился быть богатым.
– А как тебя зовут?
– Гэтан.
– Гэтан? – фыркнула девушка. – Чудное имя.
– Вообще-то мое имя – Гаэтан, но в детстве я его не выговаривал, так оно и пристало.
– А мое – Лувинда. Дедушка зовет меня Луви. Мы живем вон там, – она кивнула на дом, – вдвоем, своим хозяйством.
Гэтан ничего не сказал. Некоторое время они молча рассматривали друг друга.
– Ты, наверное, хочешь есть, – догадалась девушка и, не дожидаясь ответа, пошла к оставленному под кустом узелку. Она вернулась к Гэтану с большим ломтем черного хлеба. – Вот, возьми. Я с собой прихватила, чтобы домой не бегать.
Она ожидала, что странный паренек набросится на хлеб, но тот почему-то держал его на ладонях, пристально разглядывая ломоть.
– Ты что, и хлеба никогда не видел? – изумилась девушка.
– Может, и не видел, – рассеянно отозвался Гэтан. За эти дни он научился оценивать пищу и теперь удивлялся тому, сколько жизненной силы в лежащем на ладонях куске по сравнению с корешками и прочей мелочью, которой он питался в пути. – Как это, оказывается, много – кусок хлеба.
Он наконец отщипнул от ломтя небольшой кусочек и неторопливо прожевал. Затем отломил еще немного, а остаток убрал в карман. Девушка с любопытством наблюдала за ним, словно за забавным зверьком.
– Ты уже наелся? – снова удивилась она.
– Отвык, – коротко пояснил Гэтан.
– А куда ты идешь?
– Не знаю.
– От нашего дома вдоль реки идет дорога, – стала она объяснять, хотя Гэтан ни о чем ее не спрашивал. – За день ты дойдешь до Сейта. Это город – мы с дедом продаем там корзины и покупаем товары. – Видя, что Гэтан молчит, она спросила: – А дальше ты куда пойдешь?
– Не знаю.
– Беда с тобой… – Девушка сочувственно вздохнула. – Оставайся, что ли, у нас – здесь скучно, а ты все-таки новый человек, да и помощник нам нужен.
– Я ничего не умею.
– Научишься. Идем, я покажу тебя дедушке.
Она вскинула косу на плечо и направилась к дому. Гэтан безропотно пошел за ней, предоставив Великой Ткачихе распоряжаться нитью его жизни. Дом был обнесен невысоким плетнем, служившим оградой не столько от чужих людей, сколько от скотины, которая паслась на берегу реки – лошадь, две козы и поросенок, с довольным видом развалившийся в прибрежной грязи. Девушка распахнула калитку и пропустила Гэтана вперед.
Стены крытого соломой дома были сделаны из двойного ряда переплетенных и обмазанных глиной жердей – обычный способ постройки стен в этой части Триморья, где почти не рос строевой лес. На дворе стояла телега, вдоль стены сарая возвышались остатки поленницы, в углу темнела старая покосившаяся бочка со стоялой водой. На жердях плетня сохло несколько глиняных горшков. Дверь в дом была распахнута, у невысокого крыльца стояла скамья, рядом с которой лежала куча зеленых прутьев и недоплетенная корзина. Из-под скамьи вылез огромный лохматый пес, прятавшийся там от жары, и молча потрусил к Гэтану.
– Цыц, Тапа! – предостерегающе окликнула девушка, но пес был настроен миролюбиво. Он не стал лаять на незнакомца, а только не спеша обнюхал его ноги. – Дедуля! – крикнула она в дверь.
– Что? – раздался оттуда громкий, густой старческий голос.
– Ты посмотри, кого я привела!
– Что?
В дверном проеме показался кряжистый старик, еще лет десять назад, наверное, бывший сильным мужчиной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43