Как показала предварительная разведка, база находилась в центре совершенно плоского лавового поля несколько сот километров в диаметре. По сравнению с уже встречавшимися нам базами противника, эта выглядела довольно примитивно, но подобраться к ней незаметно не было никакой возможности. Мы намеревались внезапно выскочить из-за горизонта на полном тормозном ускорении, до базы оставалось бы пятнадцать «щелчков», одновременно с четырех противоположных направлений и с божьей помощью ухнуть прямо на голову врагу, разя направо и налево из всех стволов. Спрятаться там будет негде.
Это меня, конечно, не беспокоило. Хотя совершенно отрешенно я подумал, что лучше было бы не принимать таблетку.
Мы перешли на горизонтальный полет на высоте в один километр и помчались вперед. Скорость наша далеко превосходила местную скорость убегания, поэтому постоянно делались коррекции, дабы не отправиться в межзвездный перелет. Поверхность проплывала под нами в смутном сером свечении: мы отбрасывали это свечение, называемое псевдочеренковским и происходившее от работы тахионного выхлопа. Скалы проносились под нами и исчезали, покидая нашу реальность и уходя в свою собственную.
Наша неуклюжая «колесница» мчалась таким образом еще минут десять. Потом заработал носовой двигатель, нас рвануло вперед, глазные яблоки немедленно попытались покинуть предназначенные им орбиты.
– Приготовиться к выброске, – сказал металлический женский голос компьютера. – Пять, четыре…
Лазеры вдруг открыли огонь, миллисекундные вспышки, подобно стробоскопу, вырывали местность внизу из темноты и снова погружали ее обратно в темноту. Местность вся была усыпана скалами и мелкими трещинами, словно оспинками. Мы снижались.
– Три… – на этом отсчет и прекратился. Ослепительная вспышка, горизонт куда-то провалился, хвост нашей посудины ткнулся в поверхность, и мы покатились, во все стороны летели куски корабельных конструкций и оторвавшиеся десантники. Наконец, после продолжительного скольжения по скальному грунту, мы остановились, и я попытался освободиться, но ногу мне придавила рама. Страшная боль и треск, когда балка переломила мне кость. Засвистал воздух, покидая поврежденный костюм. Потом свист прекратился – заработала аварийная система. Еще больше боль, и уже больше не было боли, и я откатился в сторону, обрубок ноги тащил за собой полосу крови, которая замерзла блестящей черной лентой на тусклой черной скале. Во рту был медный привкус, и перед глазами встал красный туман, потом туман стал коричневым, как речной ил, потом почти черным, и я потерял сознание. «Таблетка сработала, как ей и полагалось, – подумалось напоследок. – Это не так уж и страшно».
В задачу боекостюма входит спасти как можно большую часть вашего тела. Если поражена рука или нога – одна из шестнадцати острых, как бритва, диафрагм немедленно закрывается с силой гидравлического пресса, аккуратно отсекая пораженную конечность и запечатывая обрубок, прежде чем вы умрете от взрывной декомпрессии. Потом медсистема прижигает рану, восстанавливает потерю крови и наполняет вас химической природы счастьем и препаратом «антишок». Таким образом, вы или благополучно умрете через некоторое время, или, если ваши товарищи выиграют бой, будете доставлены в лазарет корабля.
Этот раунд мы выиграли, пока я безмятежно спал, закутанный одеялом темноты. В себя я пришел уже в лазарете. Лазарет был переполнен. Я лежал посередине длинного ряда коек. Обитатель каждой койки был по крайней мере на три четверти (или того меньше) спасен аварийной системой боекостюма. Два корабельных врача внимания на нас не обращали, они стояли у залитых светом операционных столов, погруженные в свой кровавый ритуал. Я щурился от яркого света, и поэтому кровь на зеленых балахонах врачей можно было принять за потеки машинного масла, распотрошенные тела – за странные мягкие машины, которые доктора чинили. Только машины эти вдруг громко вскрикивали во сне, и механики бормотали успокаивающе, пока сами усердно работали своими вымазанными в масле инструментами. Я посмотрел на них и заснул, несколько раз просыпался, – и все время в другом месте.
Наконец я проснулся в обыкновенной противоперегрузочной камере. Я был пристегнут ремнями к койке, в тело мое входили трубки искусственного питания, повсюду были налеплены электроды-биосенсоры, но врачей поблизости не наблюдалось. Кроме меня в комнате была только Мэригей, она спала на соседней койке. Правая рука у нее была ампутирована чуть выше локтя.
Я не стал ее будить, просто смотрел на нее довольно долго и старался разобраться в том, что чувствовал. Старался избавить свое восприятие от воздействия транквилизаторов. Я смотрел на культю руки Мэригей, но ничего не чувствовал – ни сочувствия, ни отвращения, ничего. Я попытался заставить себя почувствовать хоть что-нибудь – безрезультатно. Как будто рука у нее всегда такая и была. Отчего так получалось? Воздействие наркотиков? Гипнокондиционирование? Или любовь? Сейчас я ничего не мог сказать.
Глаза Мэригей вдруг открылись, я понял, что она Уже давно проснулась и давала мне возможность прийти в себя.
– Привет, поломанная ты кукла, – сказала Мэригей.
– Как… как ты себя чувствуешь? – Какой умный вопрос!
Она приложила пальцы к губам и шевельнула ими, словно целовала, – знакомый жест.
– Ничего не соображаю. Хорошо, что мы уже больше не воюем. – Она улыбнулась. – Они тебе уже сказали? Мы направляемся на Небеса.
– Нет, но я так и думал… или Земля, или Небеса.
– Лучше на Небеса. – (Хм, еще бы!) – Скорее бы мы уже добрались.
– А долго еще? – спросил я. – Долго нам еще идти? Она перевернулась и посмотрела на потолок.
– Кто его знает? Ты ни с кем не говорил?
– Я только что проснулся.
– Они нам раньше не потрудились сообщить. Дан новый приказ. Крейсер получил назначение. Из четырех заданий. Нам придется выполнить все четыре по очереди. И только если потери сделают выполнение задания невозможным, будет признано практичным вернуться.
– В каком же это размере?
– Мне самой интересно. Мы уже наверняка потеряли добрую треть состава. Но тем не менее направляемся к Альфе-7. Мусорный рейд.
Это был новый разговорный термин, означавший акцию с целью захвата техники тельциан и живого пленного, если будет возможно.
В дверь стукнули, и в камеру вплыл доктор Фостер. Он всплеснул руками:
– Как, вы все еще в отдельных кроватях? Мэригей, я думал, ты уже полностью поправилась. – Док отличался поразительной терпимостью к страдающим гетеросексуальностью. Он осмотрел культю Мэригей, потом мою. Он вставил нам в рот по термометру, и теперь мы уже не могли разговаривать. Когда он заговорил, голос у него был серьезный.
– Я не намерен приукрашивать действительность. Вас и так уже пропитали «веселой микстурой» по завязку, и по-настоящему значения своей потери вы сейчас не осознаете. Но пока я этого делать не буду – до прибытия на Небеса. У нас еще двадцать один пациент с ампутацией, и нам не справиться с вами, если вас накроет психоз. Поэтому радуйтесь миру на душе, пока есть возможность. А вы – в особенности, если хотите оставаться потом вместе. Протезы, что вы получите на Небесах, – очень хорошие протезы, но только всякий раз, когда ты случайно взглянешь на его механическую ногу, а ты – на ее механическую руку, вы оба подумаете, что второму повезло больше, и вам не избавиться от памяти, боли и чувства потери… Через неделю, может статься, вы уже и слова друг другу не скажете хорошего. Может, так до конца жизни и промучаетесь, грызя друг друга. Или вам удастся пройти сквозь это, и вы будете поддерживать друг друга. Только не лгите сами себе, если ничего не выйдет.
Он проверил показания термометров, сделал пометку в блокноте.
– Имейте в виду, доктор знает, что говорит. Даже если он и несколько странный по вашим старомодным представлениям.
Он вытащил термометр у меня изо рта и легонько шлепнул по плечу. То же самое и с Мэригей. Полная непредвзятость. Выходя, он обернулся:
– Погружение в коллапсар через шесть часов. Медсестра доставит вас в емкость.
Мы были помещены в противоперегрузочные емкости, гораздо более удобные, чем старые оболочки, и ухнули в коллапсар Тет-2, уже начав бешеный антиракетный маневр на ускорении в пятьдесят «же» – это даст нам шанс против вражеского крейсера, когда мы вынырнем через микросекунду из недр Альфы-7.
Как того и следовало ожидать, кампанию «Альфа-7» мы проиграли. И нам пришлось отправиться восвояси, потеряв в двух кампаниях пятьдесят четыре человека убитыми, имея на борту тридцать девять калек и только двенадцать человек, еще способных воевать. К чему они особенно не стремились.
До Небес мы добрались за три прыжка. Корабли никогда не шли туда прямым маршрутом, даже если задержка могла стоить жизни раненым. Небеса, как и Земля, тщательно оберегались, нельзя было позволить противнику узнать их координаты.
Небеса оказались красивой, земного (но не испорченного цивилизацией) типа планетой. Таким миром могла бы стать Земля, если бы люди относились к ней с любовью вместо варварской жажды брать и брать. Девственные леса, золотые пляжи, пустыни, где не ступала нога человека. Несколько десятков городов или полностью растворились в природе (имелся даже целиком подземный город), или представляли собой доказательства человеческой изобретательности: Атлантис, построенный на коралловом рифе, на глубине нескольких десятков футов и накрытый прозрачным куполом; Борей, угнездившийся на горной вершине за полярным кругом; и сказочный Скай, громадный город-курорт, перелетавший с континента на континент с попутными ветрами…
Посадку мы совершили, как все здесь делают, в джунглях, в городе, названном Преддверье. Самый большой город на планете, он на три четверти был гигантским госпиталем. Но, подлетая к нему, при спуске с орбиты этого сказать было нельзя. Единственный знак цивилизации – короткая посадочная полоса – белела крошечной заплаткой, стиснутая джунглями с одной стороны и беспредельным океаном – с другой.
Только проникнув под вечнозеленое прикрытие листвы, можно было обнаружить сам город – низкие строения из местного камня, соединяемые каменными дорожками. К океану вел бульвар. Солнечный свет пятнами ложился на дорожки, просачиваясь сквозь листву, и воздух пах океанской солью и лесом.
Позже я узнал, что город раскинулся на 200 квадратных километрах и что в отдаленную часть можно добраться сабвеем. Экологическое равновесие на территории города тщательно поддерживалось. Устранялись только наиболее неприятные и опасные аспекты жизни в джунглях – хищники и насекомые, кроме тех, что необходимы для растений. Об этом заботилось автоматическое силовое поле.
Все мы, болезные, заковыляли и покатились к ближайшему зданию – приемному отделению госпиталя. Остальная часть его находилась под землей, еще тридцать уровней. Каждому после осмотра была выделена отдельная комната. Я пытался получить комнату на двоих, но таких не оказалось.
На Земле шел уже 2189 год. Таким образом, мне было уже 215 лет. Эй, глядите на старикашку! Передайте шляпу по кругу. Э-э, нет, не требуется. Как сказал мне врач, проводивший осмотр, моя накопившаяся плата за эти годы будет переведена на Небеса. Мне даже как-то неудобно стало: я – и вдруг миллиардер. Но доктор успокоил: на Небесах, сказал он, есть много способов истратить даже миллиард.
Сначала врачи занялись самыми тяжелыми ранениями. До меня очередь дошла через несколько дней. Когда я проснулся после операции, оказалось, что прямо к культе присобачили протез – больше всего он был похож на костяную ногу, сделанную из блестящего металла. Чертовски неприятно было лежать вот так – с металлической ногой, засунутой в мешок из прозрачного пластика. В мешке струилась какая-то жидкость, и провода от протеза бежали к машине на дальнем конце постели.
Вошел медбрат.
– Как вы себя чувствуете, сэр?
Я едва не сказал ему, чтобы забыл про «сэра», я решил, что на этот раз в армию меня они не заманят. Но может, ему нравилось, что я старше по званию.
– Не знаю даже, болит немного.
– Погодите, она еще припечет вам. Вот как нервы начнут прорастать…
– Нервы?
– Ну да. – Он повозился с той машиной, проверил показания индикатора. – Как же нога может быть без нервов? Просто тогда будет болтаться, вот и все.
– Нервы? Обычные нервы? Значит, если я дам ноге приказ «согнись», она согнется?
– Ясно, что согнется. – Он с усмешечкой посмотрел на меня и снова занялся индикаторами.
– Ну и чудеса. Протезирование, видно, шагнуло далеко вперед.
– Проте… как?
– Ну, это, искусственные…
– А, понял, как в книжках: деревянные ноги, руки, крючки…
Интересно, кто его взял на работу?
– Ну да, протезы. Как вот эта штука у меня на обрубке.
– Сэр, – сказал он, опуская пружинный блокнот-доску, в котором делал пометки. – Сэр, вы, видимо давно не бывали дома. Это будет обыкновенная нога совершенно обыкновенная, только она ломаться не будет.
– А руку тоже могут заменить?
– Ясно, что могут, любую конечность. – Он снова взялся писать. – И печень могут новую, почки, желудок, все, что угодно. Сердце и легкие еще только учатся делать, пока заменяют механическими.
Фантастика. Значит, и у Мэригей будет целая рука.
– Сколько вам лет, сэр? Я сказал, и он присвистнул.
– Черт побери. Вы, стало быть, в войне с самого начала? – У него был странный акцент. Слова те же, но звуки какие-то другие.
– Да. Атака на Эпсилон. Кампания «Альфа-ноль».
Когда для обозначения коллапсаров переиспользовали все буквы всех алфавитов, стали просто добавлять номер к букве. Уже, как я слышал в последний раз, добрались до Йод-42.
– Ого-го, древняя история! Как оно было в те времена?
– Не знаю, плохо. Людей поменьше было. Год назад, то есть сто лет назад, смотря как считать, я побывал на Земле. Было так плохо, что я вернулся в армию. Счастливые зомби. Только без обиды, это я так.
Он вздохнул.
– На Земле я не бывал. Те, что оттуда поступают, похоже, скучают по дому. Может, теперь там уже лучше.
– Так ты родился не на Земле? Ты отсюда, с Небес? – Немудрено, что у него непонятный акцент.
– Родился, вырос и был призван. – Он сложил блокнот-доску и сунул его в карман – Да, сэр. Ангел третьего поколения. Небеса – лучшая планета во всем чертовом ИСООН. – Он выговорил слово по буквам – И-С-О-О-Н, а не так, как говорили мы, одним словом «ИСООН». – Ну ладно, лейтенант, я побежал. Еще два монитора у меня сегодня остались. – Он спиной вперед выскочил в коридор. – Если вам что-то понадобится, на столике есть кнопка вызова.
Ангел третьего поколения. Его прадед прилетел с Земли, когда я еще был совсем юнцом лет под сто. Сколько же новых планет успели колонизировать? А ноги-руки теперь, как перчатки – потерял одну, вырастил другую?
Хорошо все-таки теперь будет – осядем прочно и будем жить нормальной жизнью – год за год.
Парень не шутил насчет боли. И не только новая нога была причиной – чтобы нарастить живую ткань на каркас, врачи понизили сопротивляемость моего организма. Сразу в нескольких местах появились раковые опухоли. Рак пришлось лечить отдельно, тоже болезненным способом.
Я привык к виду нарастающей плоти, но, когда пришла Мэригей, это был шок – ей разрешили ходить еще до того, как выросла кожа на новой руке. Живая анатомическая модель. Я, конечно, быстро привык, и она приходила ко мне на несколько часов каждый день – поиграть во что-нибудь, поболтать или просто почитать. Ее рука медленно росла внутри пластиковой оболочки.
Кожа у меня на ноге появилась за неделю до отключения машины и выпуска ноги на волю. Выглядела нога ужасно – мертвенно-белая, безволосая и совсем не гнулась. Но работать работала. Меня перевели в ортопедическую – «создание новых двигательных навыков», а на самом деле – медленная пытка. Вас привязывают к машине, машина начинает сгибать старую и новую ноги одновременно. Новая сопротивляется.
Мэригей находилась в соседней секции. Ей приходилось даже труднее – по вечерам она выглядела совсем измученной, когда мы вместе выходили на крышу подышать воздухом.
Шли дни за днями, и упражнения постепенно перестали быть такими мучительными. Мы начали каждый погожий день купаться по часу – пляж охранялся силовым барьером. Я еще хромал, но в воде чувствовал себя уже совсем здоровым.
С силовым барьером, охранявшим водное пространство пляжа, было связано местное развлечение – единственное для наших притупившихся на войне чувств.
Каждый раз, когда садится корабль, поле выключают на долю секунды, иначе корабль отрикошетирует. Каждый раз внутрь проникает какое-нибудь морское существо. А в океане хищники гораздо проворнее сухопутных.
Хозяином местных вод было уродливое существо, местные жители называли его – оригинальная выдумка – акулой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25