Прямо у них на глазах он высыпал туда целое ведерко нарезанных на ломтики помидоров. Масло тут же зашипело, забулькало, и восхитительный запах кроваво-красных ломтиков смешался с ароматом жарящейся свинины.– Он, часом, не настоятель? – с кривой ухмылкой спросил Тарл.Брат Жернов повернулся и наградил его дружелюбной улыбкой.– О нет, – сказал он. – Браг Холестерин просто наш спец по здоровому питанию.И тут все они внезапно почувствовали себя как дома. * * * Далеко к югу оттуда, на берегу реки Имар, старый перевозчик как раз отвязывал швартов своей жалкой, потрепанной лодчонки, собираясь отправиться домой и заночевать, когда какое-то потустороннее шипение буквально приковало его к месту. Резко оглянувшись, перевозчик узрел пять высоких, гибких существ, что плавно скользили к нему по склону. Их темная шерсть блестела под лучами вечернего солнца, а длинные хвосты дергались позади, пока они бежали на задних лапах – почти как люди, но гораздо быстрее. Несколько мгновений перевозчик стоял столбом, а затем первая из тварей запрокинула страшную голову, и из ее пасти, которая казалась слишком уж переполнена острыми зубами, опять вырвался какой-то свистящий вой.Дико вскрикнув от страха, перевозчик вытолкнул лодку в реку и тут же в нее бросился. Немного побарахтавшись на дне, он затем все же уселся на банку, вставил весла в уключины и отчаянно погреб вверх по реке. Руки его очень скоро заныли от чрезмерного усердия. У него за спиной существа быстро добрались до берега и, не останавливаясь, бросились в реку, но, к невероятному облегчению старика, они на него никакого внимания не обратили, а вместо этого поплыли к северному берегу. Тут же бросив грести, он, тяжело дыша, оперся о весла и стал наблюдать, как твари стремительно доплыли до берега и без труда на него выбирались. Там они на мгновение помедлили, отряхиваясь по-собачьи, и лучи закатного солнца заиграли на целой туче мелких брызг. А затем пять жутких тварей понеслись на север по гладкой равнине Галиадора к далеким пикам Северных гор. Тогда, опустив лицо на ладони, перевозчик вознес благодарственную молитву всем мыслимым богам за то, что они не сделали его той добычей, за которой эти кошмарные существа гнались. ГЛАВА 8 Вчера на Идуинском Кубке гладиаторов, который в эти дни проходит па Мареманской арене, был день полуфиналов. В первом поединке фаворит, Рабак Южанин, выступал против Грольда Одноглазого. Схватка закончилась на удивление быстро, когда Рабак отрубил своему противнику ногу, после чего Грольд выскользнул из седла, и конь поволок его по арене. Итак, одна носа Грольда теперь на земле валяется, а вторую ему по просьбе зрителей протянуть пришлось. В другом полуфинале Саргаль из Забадая быстро одолел Франго Старшего, а затем отрубил ему голову, насадил ее на обычные садовые вилы и пронес по краю арены. Такой его жест был с невероятной теплотой встречен переполненным стадионом. А Франго теперь не иначе как голова садовая… Газета «Южноидуинские ведомости» Фециант понаблюдал, как победоносный гладиатор шагает по раскаленному песку Мареманской арены, а затем отвернулся от затененного окна. После ослепительного солнца снаружи в прохладной комнате с мраморным полом, которую представляла собой специальная ложа корпорации «Оркоубойные мечи», казалось чуть ли не темно.– Серьезный боец этот Саргаль, – заметил он Волкодаву, который стоял у него под боком. – Скажи агентам – пусть попробуют его нанять. – Тут он сделал паузу и оглянулся на трех других членов совета «Оркоубойной», которые в этот раз делили с ним ложу. – Распорядись, чтобы подали кареты, – добавил он. – Нам уже пора.Волкодав кратко кивнул и вышел за дверь, а Фециант уселся в одно из удобных кожаных кресел и мрачно воззрился на своих компаньонов. За последние годы он так привык единолично принимать все важные решения, а потом обращаться к пяти остальным лишь за формальным одобрением, что совершенно не заметил стирания в них всех тех качеств, которые в свое время привели их в совет. И вот теперь, когда его планы самым скверным образом нарушались и он искал у них помощи и поддержки, им нечего было ему предложить. Чувство у Фецианта при этом было такое, будто он шел в темноте по лестнице и ошибся в подсчете ступенек. Ставишь ногу, ожидая, что там что-то есть, а там одна пустота…Холдей и Скороед стояли бок о бок в одном конце длинного окна, тупо уставившись на арену. До Фецианта вдруг дошло, что мысленно они все еще пережевывают обезглавливание проигравшего гладиатора, смакуют всю эту бойню. Позади них Зарванец уже отбуксировал свою громоздкую тушу от окна и теперь патрулировал буфетный столик. Фециант с отвращением наблюдал, как этот жирный ублюдок набивает свою ненасытную утробу волованами и сдобными булочками, ни на секунду не прерывая при этом обращенный в пустоту монолог по поводу обещаний и методов его последнего диетолога.Этот пунктик с диетологами появился у Зарванца несколькими неделями раньше, когда после многомесячных поисков он наконец-то нашел специалиста, который пообещал, что он сбавит вес, никак не ограничивая приема пищи. Называлось это у него «С-диетический план». Лишь долгое время спустя выяснилось, что под буквой С имелся в виду солитер. Как впоследствии разузнал Фециант, этот шарлатан скормил Зарванцу немного полусырой свинины, так что через несколько недель в брюхе у Зарванца уже проживал взрослый, вполне дееспособный солитер, который отбирал у него дополнительные калории. К несчастью для этого диетолога, пища Зарванца была так богата холестерином и насыщенными жирами, что солитер оказался не способен ее переварить и скончался от тяжелого тромбоза артерий. Это был первый случай провала «С-диетического плана», и диетологу срочно пришлось выдумывать что-то еще. Однако он не пал духом и в темпе изобрел план под названием «Диета двадцати камней». Он убедил Зарванца проглотить двадцать крупных камушков в расчете на то, что они наполнят его ненасытное брюхо и он станет меньше есть. К несчастью, после кормежки полусырой свининой у Зарванца развилось острое пищевое отравление. И так получилось, что на своей последней консультации по поводу «Диеты двадцати камней» он неожиданно вытошнился. В результате диетолог оказался до смерти забит камнями. И поделом ему, решил тогда Фециант. Сам он уже давно и твердо уверился в том, что если у кого-то в конце профессии стоит «олог», то этот человек – полный мудозвон. Сексолог, астролог, нарколог, эколог, филолог, политолог – все эти люди были абсолютно пустой тратой времени и пространства.Фециант как раз думал, кого бы еще добавить к этому списку, вспомнил косметолога, но тут в комнату торопливо вошел Волкодав. Вид у него был крайне озабоченный. Фециант даже пару шагов ему навстречу сделал.– Кареты сейчас будут, господин, – пробормотал слуга. – А еще прибыл гонец с вестями от наших шпионов в Чуч-Хевене.– И что? – поторопил его Фециант, но лишь после того, как огляделся и увидел, что их не подслушивают.– Роман, Тусона и двое других четыре дня тому назад вошли в город. Когда они садились на борт вагинского корабля, их атаковали двадцать членов Гильдии Киллеров, но всех их какая-то подружка Ронана отвадила. У нее, если цитировать нашего человека в Гильдии, клятской магической силы больше, чем за клятский год десятью клятами обстучишь. Простите, господин, но этот наш агент был сильно взволнован. Так или иначе, Ронан сел на вагинский корабль и на юг поплыл.– На юг, говоришь? Клят! Да ведь от Гадких островов, где эти вагины окопались, всего день пути до моего поместья! А Крюгер был в числе тех киллеров?– Нет, господин, все они были членами Чуч-Хевенского филиала. А о Крюгере до сих пор никаких вестей. Однако на одном из двух мужчин, что пришли с Романом, была киллерская униформа. Но это был не Крюгер.Фециант сел и принялся грызть костяшки пальцев. Итак, Ронан сюда направлялся. Новость была, мягко говоря, тревожная. Хотя кобраты или Гильдия Киллеров должны были в конечном итоге его достать, совету «Оркоубойной» от этого было бы мало радости, если бы ужасный воин к тому времени тут с ними разобрался. И что там за клятство с Крюгером? Его самого, часом, не замочили? Фециант произнес быструю молитву любому из богов, кто его в тот момент мог слушать, прося, чтобы магистр-киллер случайно на кобратов не напоролся…– Вот что, Волкодав. – пробормотал он, – думаю, будет мудро, если члены совета, так сказать, ненадолго исчезнут. Свяжись с Шекелем и Шнобелем, скажи им, что завтра в три будет собрание совета. Пожалуй, настало время воспользоваться любезным предложением Аминазина и лаборатории Темных Гномов навестить… * * * В Научно-Исследовательском Центре Тарарама Аминазин стремительно обнаруживал, что исполнять обязанности директора вовсе не так легко, как ему казалось. Готовя убийство Нафталина, он думал, что это положит конец всем его затруднениям, что тогда он сможет запустить массу экспериментов в интереснейших и ранее запрещенных областях исследования, что он будет способен наладить должное их продвижение, позаботиться о том, чтобы их не сковывали ограничения столь сомнительные и ненаучные, как безопасность, приличия и мораль.К несчастью, должность директора влекла за собой нечто куда большее, чем просто надзор за исследованиями. Всякий раз, как у подчиненных возникала какая-то проблема, они тут же приходили ее решать. В результате последние несколько дней Аминазин большую часть времени суетился без толку, пытаясь разобраться с такими ничтожными мелочами, которые он до этого, будучи всего лишь главой отдела, считал ниже своею достоинства.Взять хоть самый последний пример. Стоило ему только подумать, что он может наконец-то провести несколько минут в лаборатории Магенетики и проверить результаты особенно интересной программы скрещивания Имеется в виду программа скрещивания «золотого козла» с браннанским дойным слоном. Аминазин надеялся получить слона с золотой шерстью, но получили они вместо этого от дойного козла молока.
, как на него обрушились сразу три разные проблемы. Во-первых, из Отдела Физики жаловались, что им срочно требуется уйма медной проволоки, а Алхимия вообще отказывается им ее давать, говоря, что медная проволока на деревьях не растет и что эти физики за спиной у алхимиков вечно всякие гадости про них болтают, так что пусть не то что на медную проволоку, но даже на клят свинячий от Алхимии губу не раскатывают. Во-вторых, часть лаборантов из Отдела Магенетики в ультимативной форме заявили, что они отказываются входить в Виварий до тех пор, пока там кусачих насекомых не выведут. Хотя на первый взгляд это заявление могло показаться тривиальной жалобой ничтожных нытиков и профанов, Аминазину пришлось принять его всерьез, ибо упомянутые кусачие насекомые были также результатом трудов Отдела Магенетики. Некоторые из них достигали полутора метров в длину, имели соразмерные зубы и в случае неосторожного обращения запросто могли руку отхватить.Однако самая серьезная и тревожная жалоба поступила от делегации ученых, которые решили озвучить свое недовольство в связи с проведением экспериментов на живых и разумных существах. Поскольку научные экспедиции оказались еще успешней, чем ожидалось, клетки для экспериментальных животных были теперь полны людей, орков и даже случайных эльфов. Аминазин издал общий приказ для всех отделов, вовлеченных в приоритетные проекты, в котором потребовал всячески позаботиться о том, чтобы все эффекты воздействия их проектов на разумные существа были в полной мере изучены. Другими словами, захваченные в плен орки и люди оказались доступны для экспериментов. В глазах Аминазина и его непосредственного окружения это была логическая необходимость. Приоритетные проекты финансировались покровителями, которые были заинтересованы в использовании полученных результатов в сфере войны и производства оружия, а поскольку оружие вообще-то предполагается применять к разумным существам, имело смысл проводить эксперименты именно на таких объектах, а не на лабораторных животных. Однако поразительное число гномских ученых считали это в корне неверным и без конца жонглировали такими словечками, как «этика» и «мораль». Аминазин, который всегда полагал, что мораль – это вид вредного грибка, испытывал колоссальные сложности даже с простым пониманием их недовольства, не говоря уж о какой-то солидарности с ним.Устало распахнув дверь своего нового кабинета, директор доплелся до стола, отмечая, что за время его отсутствия кто-то сгрузил в корзину для входящпх бумаг еще одну толстую пачку документов. Он подтянул к себе самый верхний и увидел, что это запрос Отдела Медикаментов на новую кофеварку, мотивированный тем, что Машины и Механизмы забрали у них старую и наотрез отказываются возвращать. К запросу была прикреплена записка от Машин и Механизмов, где говорилось, что они вернут кофеварку, если Медикаменты возместят им тот бочонок пива, который они шесть месяцев тому назад у них позаимствовали. А в самом низу записки карандашом было накорябано, что они получат свое клятское пиво, если вернут те клятские кухонные весы, которые они два клятских года тому назад за клят да ни клята зажилили.Качая головой, Аминазин тяжело осел в кресло. Он уже тянул на себя нижний ящичек стола, в котором у него хранилась заветная бутылочка «Блин санцедара», но тут раздался стук в дверь, и в директорский кабинет просунулась голова Азалептина.– Ты занят? – спросил он у брата, даже не подозревая о том, насколько близка его голова к тому, чтобы в нее кварцевая резная бутылка полетела.– Нет. Нет-нет. Вовсе нет. А что, у кого-то из ведущих научных сотрудников любимую погремушку сперли?– Нет. Речь о наших покровителях. О совете «Оркоубойной». Они хотят как можно скорее сюда прибыть и осмотреть лаборатории. Кроме того, они хотят здесь ненадолго остаться. Ты можешь с ними переговорить?С тяжким вздохом Аминазин захлопнул ящичек и встал.– Разумеется, – прорычал он, напрочь забывая о том, что сам же их и пригласил. – Почему бы и нет? Пусть также друзей и родственников с собой захватят. Зададим здесь классную вечеринку, ага? Устроим всем выходной. Нет, пусть будет целая неделя выходных. Все равно здесь никто, кроме меня, даже палец о палец ударить не желает, так какая, на клят, разница?И с этими словами Аминазин бросился вон из кабинета, оставляя своего брата таращиться ему вслед удивленными глазами почтового голубя, который, услужливо доставив куда следует привязанный к его ноге небольшой контейнер с запиской, внезапно обнаруживает этот контейнер засунутым в не самую приятную часть своей анатомии до смерти раздосадованным адресатом. * * * В тот день Аминазин был не единственным рассерженным и возмущенным гномом в Тарараме. Если бы в тот день проводился конкурс на звание Самого недовольного, в борьбе за второе место у него конкурентов бы не нашлось, однако первое ему как пить дать пришлось бы уступить. Ибо один гном был еще более раздосадован, чем Аминазин, и этим гномом был Фенамин. Он сочился возмущением еще с тех самым пор, как прибыл обратно из Гутенморга – и тут же предстал перед дисциплинарным комитетом по обвинению в нарушении субординации, неуважении к начальству, неповиновении приказам, а также бритье бороды. Вообще-то Фенамин ожидал, что у него возникнут определенные проблемы, ибо бритье бороды было беспрецедентным актом бунтарства с тех пор, как тремя поколениями раньше Финансин Эксцентричный своими странными поступками бросил вызов всему гномскому обществу. Однако Фенамин не с бухты-барахты такое бесчинство учинил; оно составляло часть его плана, ибо Фенамин был гномом идейным, гномом с собственной целью.Еще с детских лет его совершенно завораживала юмористика. Самым ранним воспоминанием Фенамина была его же острота, которая заставила его родителей в полном недоумении на него смотреть, зато вызвала приступ дикого смеха у его дядюшки Вазелина. Вазелин был пухлым, смешливым гномом с длинной белой бородой, за которой таилось множество его подбородков, и все, что он говорил – а говорил он обычно не переставая, – было сплошными шутками. Всякий раз, как Вазелин прибывал с визитом, Фенамин по унылым лицам и взволнованным вздохам родителей мог понять, что дядюшку они почему-то не жалуют. Субботними вечерами Вазелин брал юного Фенамина в «Золотую жилу», и они сидели в переднем ряду, наблюдая за очередным заезжим юмористом и умирая от смеха, тогда как позади них с каменными лицами молча сидели все остальные гномы.Вместе им удалось побывать на нескольких великих представлениях. Они видели Чарли Чокнутого, уморительно смешного человечка и самого никудышного мага на свете; Генри Непечатного, большинство шуток которого юный Фенамин не понимал, зато другие гномы после некоторых его тирад смущенно покашливали и шаркали ногами, а Вазелин ревел от смеха и чуть не вываливался из кресла.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35
, как на него обрушились сразу три разные проблемы. Во-первых, из Отдела Физики жаловались, что им срочно требуется уйма медной проволоки, а Алхимия вообще отказывается им ее давать, говоря, что медная проволока на деревьях не растет и что эти физики за спиной у алхимиков вечно всякие гадости про них болтают, так что пусть не то что на медную проволоку, но даже на клят свинячий от Алхимии губу не раскатывают. Во-вторых, часть лаборантов из Отдела Магенетики в ультимативной форме заявили, что они отказываются входить в Виварий до тех пор, пока там кусачих насекомых не выведут. Хотя на первый взгляд это заявление могло показаться тривиальной жалобой ничтожных нытиков и профанов, Аминазину пришлось принять его всерьез, ибо упомянутые кусачие насекомые были также результатом трудов Отдела Магенетики. Некоторые из них достигали полутора метров в длину, имели соразмерные зубы и в случае неосторожного обращения запросто могли руку отхватить.Однако самая серьезная и тревожная жалоба поступила от делегации ученых, которые решили озвучить свое недовольство в связи с проведением экспериментов на живых и разумных существах. Поскольку научные экспедиции оказались еще успешней, чем ожидалось, клетки для экспериментальных животных были теперь полны людей, орков и даже случайных эльфов. Аминазин издал общий приказ для всех отделов, вовлеченных в приоритетные проекты, в котором потребовал всячески позаботиться о том, чтобы все эффекты воздействия их проектов на разумные существа были в полной мере изучены. Другими словами, захваченные в плен орки и люди оказались доступны для экспериментов. В глазах Аминазина и его непосредственного окружения это была логическая необходимость. Приоритетные проекты финансировались покровителями, которые были заинтересованы в использовании полученных результатов в сфере войны и производства оружия, а поскольку оружие вообще-то предполагается применять к разумным существам, имело смысл проводить эксперименты именно на таких объектах, а не на лабораторных животных. Однако поразительное число гномских ученых считали это в корне неверным и без конца жонглировали такими словечками, как «этика» и «мораль». Аминазин, который всегда полагал, что мораль – это вид вредного грибка, испытывал колоссальные сложности даже с простым пониманием их недовольства, не говоря уж о какой-то солидарности с ним.Устало распахнув дверь своего нового кабинета, директор доплелся до стола, отмечая, что за время его отсутствия кто-то сгрузил в корзину для входящпх бумаг еще одну толстую пачку документов. Он подтянул к себе самый верхний и увидел, что это запрос Отдела Медикаментов на новую кофеварку, мотивированный тем, что Машины и Механизмы забрали у них старую и наотрез отказываются возвращать. К запросу была прикреплена записка от Машин и Механизмов, где говорилось, что они вернут кофеварку, если Медикаменты возместят им тот бочонок пива, который они шесть месяцев тому назад у них позаимствовали. А в самом низу записки карандашом было накорябано, что они получат свое клятское пиво, если вернут те клятские кухонные весы, которые они два клятских года тому назад за клят да ни клята зажилили.Качая головой, Аминазин тяжело осел в кресло. Он уже тянул на себя нижний ящичек стола, в котором у него хранилась заветная бутылочка «Блин санцедара», но тут раздался стук в дверь, и в директорский кабинет просунулась голова Азалептина.– Ты занят? – спросил он у брата, даже не подозревая о том, насколько близка его голова к тому, чтобы в нее кварцевая резная бутылка полетела.– Нет. Нет-нет. Вовсе нет. А что, у кого-то из ведущих научных сотрудников любимую погремушку сперли?– Нет. Речь о наших покровителях. О совете «Оркоубойной». Они хотят как можно скорее сюда прибыть и осмотреть лаборатории. Кроме того, они хотят здесь ненадолго остаться. Ты можешь с ними переговорить?С тяжким вздохом Аминазин захлопнул ящичек и встал.– Разумеется, – прорычал он, напрочь забывая о том, что сам же их и пригласил. – Почему бы и нет? Пусть также друзей и родственников с собой захватят. Зададим здесь классную вечеринку, ага? Устроим всем выходной. Нет, пусть будет целая неделя выходных. Все равно здесь никто, кроме меня, даже палец о палец ударить не желает, так какая, на клят, разница?И с этими словами Аминазин бросился вон из кабинета, оставляя своего брата таращиться ему вслед удивленными глазами почтового голубя, который, услужливо доставив куда следует привязанный к его ноге небольшой контейнер с запиской, внезапно обнаруживает этот контейнер засунутым в не самую приятную часть своей анатомии до смерти раздосадованным адресатом. * * * В тот день Аминазин был не единственным рассерженным и возмущенным гномом в Тарараме. Если бы в тот день проводился конкурс на звание Самого недовольного, в борьбе за второе место у него конкурентов бы не нашлось, однако первое ему как пить дать пришлось бы уступить. Ибо один гном был еще более раздосадован, чем Аминазин, и этим гномом был Фенамин. Он сочился возмущением еще с тех самым пор, как прибыл обратно из Гутенморга – и тут же предстал перед дисциплинарным комитетом по обвинению в нарушении субординации, неуважении к начальству, неповиновении приказам, а также бритье бороды. Вообще-то Фенамин ожидал, что у него возникнут определенные проблемы, ибо бритье бороды было беспрецедентным актом бунтарства с тех пор, как тремя поколениями раньше Финансин Эксцентричный своими странными поступками бросил вызов всему гномскому обществу. Однако Фенамин не с бухты-барахты такое бесчинство учинил; оно составляло часть его плана, ибо Фенамин был гномом идейным, гномом с собственной целью.Еще с детских лет его совершенно завораживала юмористика. Самым ранним воспоминанием Фенамина была его же острота, которая заставила его родителей в полном недоумении на него смотреть, зато вызвала приступ дикого смеха у его дядюшки Вазелина. Вазелин был пухлым, смешливым гномом с длинной белой бородой, за которой таилось множество его подбородков, и все, что он говорил – а говорил он обычно не переставая, – было сплошными шутками. Всякий раз, как Вазелин прибывал с визитом, Фенамин по унылым лицам и взволнованным вздохам родителей мог понять, что дядюшку они почему-то не жалуют. Субботними вечерами Вазелин брал юного Фенамина в «Золотую жилу», и они сидели в переднем ряду, наблюдая за очередным заезжим юмористом и умирая от смеха, тогда как позади них с каменными лицами молча сидели все остальные гномы.Вместе им удалось побывать на нескольких великих представлениях. Они видели Чарли Чокнутого, уморительно смешного человечка и самого никудышного мага на свете; Генри Непечатного, большинство шуток которого юный Фенамин не понимал, зато другие гномы после некоторых его тирад смущенно покашливали и шаркали ногами, а Вазелин ревел от смеха и чуть не вываливался из кресла.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35