Эйб пообещал встретиться с ним в магазине. Джек принял душ, побрился, надел теннисные шорты, темно-голубой джемпер, носки, теннисные туфли и быстро вышел. Он шел вниз по улице. Утреннее небо очистилось от мокрого тумана, который держался всю неделю. Похоже, хороший будет денек.
Когда он подошел к спортивному магазину «Ишер», увидел приближающегося с другой стороны Эйба, который, когда они встретились перед стальной защитной решеткой, оглядел друга с головы до ног.
— Только не говори, что тебе понадобилась упаковка теннисных мячей.
Джек покачал головой:
— Ну, нет. Разве бы я посмел поднять тебя из-за теннисных мячей с утра пораньше в воскресенье?
— Рад слышать. — Эйб открыл и раздвинул решетку. Видел экономический раздел утренней «Таймс»? Они еще смеют утверждать об экономическом подъеме.
Не верь. Все мы плывем на «Титанике» навстречу приближающемуся айсбергу.
— Эйб, сегодня слишком приятный денек для экономического краха.
— Ладно, ладно, — пробормотал Эйб, отпирая и открывая дверь. — Давай продолжай закрывать на все глаза. Но день грядет, и погода здесь ни при чем.
Отключив сигнализацию, Эйб направился в глубь магазина. Джек не последовал за другом. Он подошел к отделу теннисных ракеток и примерился к улучшенной модели «Принц». После некоторого колебания он все же отложил ее. И хотя сегодня он нуждался в любой помощи, на которую только мог рассчитывать, но чести еще не потерял. Он будет играть обычной ракеткой, поэтому взял «Вилсон Триумф». Рукоятка удобно входила в руку, и сетка ракетки уже была хорошо натянута.
Джек уже собирался крикнуть, что возьмет эту ракетку, но не сказал ничего, увидев в конце прохода Эйба, уставившегося на него.
— И из-за этого ты оторвал меня от завтрака? Из-за теннисной ракетки?
— И из-за мячей тоже. Мне нужны и шарики.
— Чего-чего, а их у тебя хватает. И даже с избытком, чтобы так поступать со мной! Ты же говорил о чем-то срочном.
Джек ожидал подобной реакции. Только воскресным утром Эйб позволял себе вкушать запретную пищу: копченую рыбу и еврейский хлеб. Первое было под запретом из-за повышенного кровяного давления Эйба, второе -из-за лишнего веса.
— Но это правда срочно. Я уже пару часов как должен играть с отцом.
Брови Эйба удивленно поднялись, и его лоб покрылся морщинами прямо до того места, где когда-то начиналась шевелюра.
— С отцом? Вначале — Джия, теперь — отец. Что, объявили неделю всенародного мазохизма?
— Я люблю отца.
— Тогда почему же ты всегда возвращаешься в траурном настроении из этих увеселительных прогулок в Джерси?
Потому, что он хороший парень, который как заноза в заднице.
Они оба прекрасно понимали, что дело далеко не только в этом, но по молчаливому соглашению никогда не обсуждали эту тему.
Джек заплатил за ракетку и пару упаковок с мячами «Пени».
— Я привезу тебе помидоры, — сказал он, когда Эйб закрыл решетку на витрине.
Эйб просиял.
— Вот это здорово! Как раз сезон. Привези.
Следующую остановку Джек сделал «У Хулио», где взял машину, которую Хулио хранил для него: «корвет» 63-го года с черным открывающимся верхом и улучшенным вариантом двигателя. Отличная машина на каждый день. Вообще-то она была не в стиле Хулио, но ведь он за нее и не платил. Джек увидел ее в витрине магазина подержанных машин и дал Хулио денег, чтобы тот купил и зарегистрировал машину на свое имя. Так что официально эта машина принадлежала Хулио, но Джек платил страховку и арендную плату за гараж, поэтому имел преимущественное право использовать автомобиль в тех редких случаях, когда нуждался в этом.
Сегодня был как раз такой случай. Хулио заправил машину и ожидал Джека. А кроме того, со времени, когда Джек брал машину в последний раз, она очень преобразилась. Хулио украсил автомобиль по своему вкусу. На левом заднем окне он повесил движущуюся пуку, изображающую «привет», с другого окна свешивались какие-то неопределенные квадратики, а на заднем окне Хулио прикрепил маленькую собачку, качающую головой, глаза которой светились в унисон с задними фарами.
— И ты считаешь, что я поеду со всем этим? — спросил Джек, одарив Хулио, как ему казалось, уничтожающим взглядом.
Хулио равнодушно пожал плечами:
— Что я могу сказать, Джек? Это у меня в крови.
У Джека не было времени снимать культурное убранство, и он взял машину такой, какой она была. Вооружившись лучшими водительскими правами штата Нью-Йорк, которые только можно купить за деньги, на имя Джека Говарда, он засунул «семмерлинг» и кобуру в секретное отделение под передним сиденьем и медленно поехал через город.
Воскресное утро — уникальное время для Манхэттена. Улицы пусты: ни автобусов, ни такси, ни груженых грузовиков, ни команд «Кон Эд», шныряющих по улицам. Можно встретить лишь нескольких редких пешеходов то там, то тут. Тишина. К полудню все изменится, но в данный момент город напоминал призрак Джек проехал до западного конца Пятьдесят восьмой улицы и притормозил перед домом номер 8 по Саттон-сквер.
Глава 2
Джия услышала звонок в дверь. У Юнис сегодня выходной, а Нелли все еще спит, придется самой открывать дверь. Она потуже запахнула халат и медленно направилась через кухню к главной двери. Голова трещала, язык разбух, и в животе происходило какое-то кручение. Шампанское... Почему то, что так приятно вечером, оборачивается таким ужасом утром?
Она посмотрела в глазок, за дверью стоял Джек в белых шортах и темно-голубой рубашке.
— Теннисистов принимаете? — спросил он с наигранной улыбкой, когда Джия открыла дверь.
Он хорошо выглядел. Джии всегда нравились худые и крепкие мужчины. Ей нравились связки мускулов его рук и вьющиеся волосы на ногах. Ну почему он выглядел таким здоровым, когда она распадалась на части.
— Ну? Я могу войти?
До Джии наконец дошло, что она стоит, бесцеремонно уставившись на него. Она встречает его уже в третий раз за последние четыре дня. Так можно и привыкнуть к его обществу. Это — плохо. Но так или иначе, никуда от этого не денешься, пока не найдется Грейс.
— Конечно. — И когда закрыла дверь, то спросила: — С кем играешь сегодня? Со своей индийской леди? И тут же пожалела о сказанном, вспомнив его вчерашний укол относительно ревности. Она и не ревновала вовсе, просто... ей было любопытно.
— Нет. С отцом.
— А... — Джия знала, как трудно Джеку проводить время с отцом.
— Но здесь я по другому поводу... — Он запнулся и смущенно провел рукой по лицу. — Не знаю, как бы спросить это поточнее, ну да ладно. Ты пила что-нибудь странное в последнее время?
— И что же это должно означать?
— Какой-нибудь тоник, или слабительное, или что-нибудь новое, что нашла где-то в доме?
Джия была не в настроении играть в головоломки.
— Возможно, я и выпила лишнего шампанского прошлой ночью, но еще не дошла до того, чтобы допивать из бутылок.
— Я серьезно спрашиваю.
Она и сама это прекрасно видела, и от этого на душе стало тревожно. Джек обеспокоенно смотрел ей в лицо.
— Не понимаю.
— В общем, я тоже. Но что-то не так со слабительным Грейс. Просто держись от всяких неизвестных лекарств подальше. Если найдешь в доме что-то, спрячь и прибереги для меня.
— Ты считаешь, что оно как-то связано с?..
— Не знаю. Но хочу, чтобы ты спрятала его.
Джия слишком хорошо знала Джека. Он не говорит ей всего. Ее беспокойство возрастало.
— Что ты знаешь?
— Только то, что ничего не знаю. Просто кишками чувствую. Просто припрячь его и вообще старайся держаться подальше от всего странного. — Он дал ей листок бумаги с телефоном с городским кодом 609. — Это телефон моего отца. Если я понадоблюсь или что-то будет слышно о Грейс, звони, не стесняйся. — Джек посмотрел вверх и оглядел пустой дом. — А где Викс?
— Еще спит. Юнис сказала, что она долго не могла вечером заснуть. — Джия открыла дверь. — Желаю тебе хорошо повеселиться.
Лицо Джека приобрело кислое выражение.
— Конечно.
Джия смотрела, как он повернул за угол и направился к центру Саттон-сквер. Ей было интересно, что он думает, почему предупредил не пить ничего странного. Что-то беспокоило его в слабительном Грейс, но он не сказал что. Просто ради душевного спокойствия Джия поднялась на второй этаж и просмотрела все пузырьки в ванной и спальне Грейс. На всех — маркировка. Ничего похожего на пузырек без этикетки, который Джек обнаружил в четверг.
Джия приняла две таблетки тайленола экстра и долго стояла под горячим душем. Эта комбинация облегчила ее головную боль. К тому времени, когда она высушилась и оделась в клетчатые шорты и блузку, Вики уже поднялась и занималась поиском завтрака.
— Что бы ты хотела на завтрак? — спросила Джия, когда они направлялись на кухню. Какая же Вики милая в розовой пижаме и пушистых розовых тапочках.
— Шоколадные конфеты!
— Вики!
— Но они такие соблазнительные! — И она показала на конфетницу, куда Юнис, прежде чем уйти на выходной, положила конфеты «Черная магия».
— Ты же прекрасно знаешь, чем это для тебя может закончиться.
— Зато как вкусно!
— Хорошо, — сказала Джия. — Ешь. Если, конечно, ты считаешь, что пара минут удовольствия стоит целого дня раздражения, сыпи и отвратительного самочувствия, пожалуйста, — иди и ешь.
Вики посмотрела на мать, потом — на конфеты. Джия, затаив дыхание, молилась, чтобы дочь сделала правильный выбор. Если она предпочтет конфеты, Джии все равно придется остановить ее, но ей хотелось, чтобы Вики подумала и отказалась. Джии хотелось узнать, какой девочка сделает выбор. Эти конфеты будут оставаться в доме длительное время, а это постоянный соблазн — стащить одну за спиной у матери. Но если бы Джия была уверена, что Вики преодолеет этот соблазн сейчас, она сможет быть уверена, что дочь сможет сопротивляться ему и в дальнейшем.
— Мам, я бы съела апельсин.
Джия схватила дочь и закружила.
— Я так горжусь тобой, Вики! Решение настоящего взрослого человека!
— Да, но чтобы мне действительно хотелось, так это апельсин, покрытый шоколадом.
Смеясь, Джия отвела Вики на кухню, радуясь, какая у нее хорошая дочь и какая она сама хорошая мать.
Глава 3
Джек считал, что тоннель Линкольна для него слишком длинный. Пересекая линию, отмечающую границу Нью-Йорка и Нью-Джерси, он вспомнил, как радостно кричали его брат, сестра и он сам, когда после проведенного с родителями в городе дня они пересекали эту линию. Как приятно было вернуться в старый, добрый Нью-Джерси. Те дни минули вместе со сбором пошлины в оба конца. Сейчас уже взимают двойную пошлину, чтобы попасть в Манхэттен, а выехать из города можно даром. И теперь он уже не радовался, пересекая линию города.
Джек выехал из тоннеля, рефлекторно зажмурясь от неожиданно ударившего в глаза блеска утреннего солнца. Дорога круто поворачивала к Юнион-Сити, а затем вниз по лугам к Нью-Джерсийскому Тернпейку. Джек собрал все билеты из автомата «Только для машин» и перестроился на правую сторону, по которой поехал со скоростью пятьдесят километров в час. И хотя он немного опаздывал, он не собирался увеличивать скорость. Именно сейчас он не хотел бы попасться в лапы автодорожному патрулю.
Весь путь после порта Нью-Йорка лежал через болотистую низину, окруженную очистительными и химическими заводами, из труб которых клубился дым, а из факелов вырывался огонь. Разнообразные и ядовитые запахи отравляли атмосферу от шестнадцатого до двенадцатого выходов. И это даже в воскресное утро.
Но когда дорога переходила на равнину, пейзаж менялся, становясь холмистым, с привкусом особого деревенского запаха. Джек ехал к отцу на юг. Отец. И мысли Джека перенеслись в прошлое. Образы мелькали у него в мозгу как дорожные указатели: мистер Канелли и его лужайка... одно из первых дел, которое он провернул в графстве Берлингтон: будучи еще совсем молодым человеком, он раскрыл преступление, в котором оказались замешаны вандалы... потом, как поступил в «Рутгер», но не оставил «ремонтный» бизнес... первые поездки в Нью-Йорк, чтобы провернуть дельце для родственников одних своих бывших клиентов.
Видения начали возрождаться в Джеке, когда он выехал из седьмого выхода. Он прекрасно понимал причину этого. Он приближался к месту, где была убита его мать.
В этом месте ему всегда приходилось — как это сказала Калабати — «проводить черту между собой и остальным человечеством».
Это произошло воскресной январской ночью, когда он учился на третьем курсе. У Джека были каникулы. Они с родителями ехали сытые и довольные из гостей у тети Дорис, которая жила в Хейгстоуне, и направлялись на юг Тернпейка. Джек сидел на заднем сиденье, мать — на переднем, а отец вел машину. Джек хотел сам сесть за руль, но мать сказала, что умирает от страха, когда он кружит по поворотам как сумасшедший. Насколько он помнил, они с отцом обсуждали предстоящий суперкубок, а мать следила за спидометром, чтобы убедиться, что тот не зашкаливает за отметку шестьдесят километров в час. Спокойное, умиротворенное состояние полного желудка и тихого вечера, проведенного с родственниками, разбилось в пух и прах, когда они проехали под эстакадой. Раздался треск, подобный грому, и машину встряхнуло от удара. Правая сторона лобового стекла взорвалась и разлетелась на бесчисленное множество осколков. Джек услышал, как закричал от неожиданности отец, а мать — от боли; почувствовал, как сильный порыв ледяного воздуха ворвался в машину. Мать застонала, и ее вырвало.
Когда отец свернул на обочину, Джек перепрыгнул на переднее сиденье и понял, что произошло: зольник пробил лобовое стекло и попал матери под нижние ребра, в низ живота. Джек не знал, что делать. Он лишь беспомощно смотрел на мать, которая тяжело навалилась вперед. Джек закричал, что нужно немедленно ехать в ближайшую больницу. Отец вел машину как сумасшедший, вдавливая педаль, жал на гудок и сигналил огнями. Джек откинул на спинку обмякшее тело матери и убрал зольник, снял с себя пальто и прикрыл им мать, оберегая от холодного ветра, врывавшегося сквозь разбитое лобовое стекло. Мать вырвало кровью, и это была только кровь, которая выплеснулась на щиток. Поддерживая тело матери, Джек почти физически ощущал, как жизнь потихоньку выходит из нее, и чувствовал возрастающий внутри нее холод. Мать истекала кровью, и он ничем не мог помочь ей. Джек заорал на отца, чтобы тот торопился, но он и так вел машину на бешеной скорости, рискуя в любую минуту потерять контроль над управлением.
Когда они привезли мать в больницу, она была уже в состоянии комы. Она умерла в операционной от разрыва печени и селезенки. Она просто истекла кровью.
А потом... нескончаемая боль и бесконечные похороны. А затем вопросы: «Кто? Почему?» В полиции не могли дать на них ответ и сомневались, что вообще когда-нибудь ответят. Обычное развлечение для мальчишек — приходить на эстакады и, перевешиваясь через ограждение, кидать всякие штуки в проносящиеся внизу машины. К тому времени, как объявили о несчастном случае, виновника и след простыл. На все обращения в полицию штата Джек и отец получали один ответ — беспомощное пожатие плечами.
Отец ушел в себя, отрицание трагедии ввело его в состояние, похожее на эмоциональную спячку. Казалось, он все делал как обычно, но как будто ничего при этом не ощущая. Джек реагировал по-другому: в нем трагедия пробудила холодную и всепоглощающую ярость. И у него появилось новое дело, которое необходимо расследовать.
Он знал, где все произошло. Знал как. Все, что ему оставалось выяснить, — кто это сделал.
Он отложит все свои дела, не будет думать ни о чем другом, пока не найдет виновника.
И он это сделал.
Это было давным-давно, часть ушедшего прошлого Но все равно каждый раз, когда он проезжал мимо этой эстакады, у него комок подкатывал к горлу. Он почти что видел зольник, падающий... падающий прямо на лобовое стекло... как он пробивает заснеженное стекло... разбивает его. А затем он оказывается под эстакадой в тени и переносится в другую ночь. Идет снег, а с другой стороны эстакады свисает обмякшее тело, которое качается на веревке, судорожно изворачиваясь и выкручиваясь. Потом его мысли переносятся назад в солнечный августовский день. Джека трясло. Он ненавидел Нью-Джерси.
Глава 4
Джек, выехав из пятого выхода, поехал по Пятьсот сорок первой дороге через Маунт-Холли, далее — на юг по двухполосному темному шоссе, проходящему через города, вернее, группки построек, облепляющие дороги, как зеваки место, где произошла авария. А все пространство вокруг занимали открытые возделанные поля. Рекламные щиты призывали приобрести помидоры «Джерси Бифстейк» по доллару за два с половиной килограмма. Джек взял себе на заметку прикупить корзинку для Эйба на обратном пути.
Он проехал через Ламбертон, название которого навевает тяжеловесные образы отвратительно тучных людей, обивающих пороги безразмерных магазинов и домов. Затем Джек пересек Фостертаун, который, казалось, должен был быть населен оравой бездомных, бегающих и орущих беспризорников, что, в общем-то, было не так.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45