«Я всего лишь один из многих, кого она пыталась поймать в свои сети», — с раздражением подумал он.
В то же время лорд Хейвуд был достаточно искушен, чтобы не понять, что их отношения, которые начинались как легкий, приятный, ни к чему не обязывающий флирт, внезапно переросли в настоящую проблему.
У него было немало любовниц, но они не претендовали на что-то серьезное, и почти всегда после расставания он продолжал поддерживать с ними хорошие дружеские отношения.
С леди Ирен все было иначе.
Он явно дал ей понять, что их недолгая любовная связь закончилась. Во всяком случае, с его стороны. И он не сомневался, что леди Ирен это прекрасно поняла, но было очевидно, что она не собиралась отпускать его.
Никогда, даже в самых безумных снах, лорд Хейвуд не мог вообразить, что она когда-нибудь захочет выйти за него замуж, да еще окажется столь настойчивой в своих притязаниях.
Леди Ирен никогда не делала секрета из того, что у нее было множество любовников. Но даже если бы он не придавал этому значения, что было бы непросто, он никогда бы не подумал, что леди Ирен может рассматривать его в качестве своего будущего мужа. Лорд Хейвуд полагал, что если она соберется вновь замуж, то выберет себе человека гораздо более богатого и знатного, чем он.
В том, что она предпочла его другим мужчинам в качестве своего любовника, не было ничего необычного. Полковник Вуд всегда нравился женщинам. Но чтобы ее мог удовлетворить брак с человеком, потерявшим состояние, да к тому же не имеющим высокого титула, такого он не мог себе вообразить.
Это было для него загадкой, так как не вязалось с тем, что он успел узнать об этой взбалмошной, но очень тщеславной вдовушке.
И чем больше лорд Хейвуд задумывался над этим, тем больше это его начинало беспокоить. Ответ здесь мог быть только один, и он ему очень не нравился. Вполне возможно, что впервые в жизни леди Ирен действительно полюбила.
Но только не той любовью, о которой он сам мечтал и которую никогда не надеялся встретить. Ею владела чисто физическая, темная, сводящая с ума страсть, в которой было слишком много животной, примитивной чувственности и очень мало истинного глубокого чувства.
С неожиданной ясностью лорд Хейвуд вдруг осознал, что она будет преследовать свою добычу с настойчивостью и яростью тигрицы, пока не получит ее. И он понял также, к своему огорчению, что в настоящий момент этой добычей оказался он сам.
Правда, он все же надеялся в глубине души, что преувеличивает сложность ситуации, дав волю своей богатой фантазии.
Уже собираясь лечь в кровать, он еще раз невольно взглянул на открытое письмо, лежавшее поверх стопки писем на секретере, и ему в глаза бросились несколько фраз, полных страстной мольбы. Они обожгли его, словно огнем. Эти слова, каждая буква, еще долго пылали в мозгу, не отпуская от себя ни на мгновение. Ему стало не по себе.
После такого тяжелого дня лорд Хейвуд был уверен, что заснет сразу, едва коснется головой подушки. Вместо этого он еще долго лежал без сна, думая об Ирен и о том, как ему избежать ее хищных коготков.
Покидая Париж, он очень надеялся на то, что она быстро забудет о нем, утешившись в объятиях другого мужчины.
На балах, которые устраивались почти каждую ночь, она сверкала, как самая яркая звезда, легко затмевая всех красавиц, неважно, были они француженки или англичанки. Вокруг нее всегда вилось множество поклонников, стремящихся добиться ее благосклонности, и среди них было несколько мужчин, которые, как знал лорд Хейвуд, воображали, что они безумно влюблены в нее.
И все же в ночь перед его отъездом, после бурных ласк и страстных объятий, леди Ирен сказала ему, прижимаясь к его плечу:
— Мы навсегда принадлежим друг другу, Ромни, знай это. Я хочу тебя, и я знаю, что не смогу жить без тебя.
— Ты определенно не сможешь жить со мной! — легкомысленно воскликнул он тогда. — Я собираюсь вернуться в дом, где не осталось ни одного слуги. Мое имущество состоит из одних долгов, а будущее настолько туманно, что я и сам еще не представляю, как и на что я буду жить!
— Какое все это имеет значение, если я люблю тебя? — сказала она нежно. — У меня сейчас достаточно денег для нас обоих. А поскольку Ричард умер, то папа все свое имущество оставит мне.
Тон, которым она заговорила о брате, погибшем в одном из сражений два года назад, покоробил лорда Хейвуда.
Он вспомнил, что Маркус Мортлейк до сих пор был безутешен, оплакивая своего единственного сына. Это горе совсем его сломило. И тем более бездушным показался лорду Хейвуду намек его дочери на скорое получение наследства.
Он вспомнил, как еще до встречи с ней он сочувствовал леди Ирен, потерявшей почти одновременно и мужа, и брата, но затем быстро понял, что смерть Давлиша едва ли сильно опечалила ее. А теперь он услышал, как равнодушно она говорит о смерти своих самых близких людей.
Лорд Хейвуд расцепил прекрасные руки, обвившие его шею, и сказал довольно холодно:
— Если это предложение, Ирен, то, хотя я глубоко тронут и польщен этим, я отвечу тебе просто и коротко — нет!
Леди Ирен вскрикнула, пытаясь протестовать, и прижалась к нему с еще большим пылом.
— Неужели ты и в самом деле веришь, что я позволю тебе отказаться от меня? Я люблю тебя, Ромни, я очень люблю тебя! Ты слышишь? Я люблю тебя, и никто и ничто в мире не отнимет тебя у меня!
Лорд Хейвуд тогда ничего не смог возразить, отвечая на ее пламенные, жадные поцелуи. Все его протесты утонули в океане сжигающей ее страсти. Никогда прежде он не встречал женщины столь пылкой и необузданной в своих желаниях...
— Мне только этого не хватало, черт побери! — заключил он свои ночные раздумья, лежа в тем ноте без сна.
И, с тяжелым вздохом перевернувшись на бок, заставил себя думать о том, как он расскажет Лалите о своих посещениях банка, адвоката и аукциона.
«Она все поймет», — подумал он с благодарностью.
Но он вряд ли смог бы объяснить себе, почему был так в этом уверен.
Лошади за это время хорошо отдохнули и всю обратную дорогу домой бежали бодро и легко. Настроение у лорда Хейвуда заметно улучшилось, и с каждой милей, приближающей его к дому, он чувствовал все большую уверенность в том, что ему удалось избежать цепких коготков леди Ирен.
Утром он поднялся рано, но старая миссис Джонсон, которая едва передвигалась, заставила его подождать с завтраком. Едва он собрался идти в конюшню, чтобы запрягать лошадей, как в доме появился грум с запиской, одетый в ливрею, цвета которой лорд Хейвуд так хорошо знал.
Сам он в это время находился внизу в холле и слышал, как грум сказал открывшему дверь Джонсону:
— Вот еще одно любовное послание. Похоже, что, если это будет продолжаться, у меня скоро вырастут крылья, как у купидона.
Грум не стал дожидаться ответной реплики Джонсона, а быстро вскочил на лошадь и помчался прочь.
Старый дворецкий некоторое время растерянно оглядывался в поисках подноса, на котором следовало подать записку хозяину, когда лорд Хейвуд подошел к нему.
— Положи на стол, — сказал он. — И если кто-нибудь будет спрашивать обо мне, скажи, что я уехал еще до того, как приходил грум.
У него ушло несколько минут на то, чтобы объяснить Джонсону, что он от него хочет.
Наконец дворецкий все уяснил и спросил в свою очередь:
— Если ее светлость спросит, должен ли я сказать ей, куда ваша светлость поехали, милорд?
— К сожалению, она сама вполне может догадаться об этом, — вздохнув, ответил лорд Хейвуд.
Это небольшое происшествие еще более укрепило желание лорда Хейвуда как можно скорее покинуть Лондон. Поэтому, зайдя на кухню, чтобы поблагодарить миссис Джонсон за завтрак, он распрощался со стариками, дал дворецкому гинею, чем очень порадовал обоих, и покинул дом через заднюю дверь, которая вела на конюшенный двор.
Только выехав из города и покатив по относительно свободной дороге, что вела в сторону аббатства, он вздохнул с облегчением. «Если я достаточно долго буду избегать ее, — сказал себе лорд Хейвуд, — то скорее всего ей надоест преследовать меня и она найдет еще кого-нибудь, на ком сможет попробовать свои чары».
От этой мысли он несколько воспрянул духом. В то же время он прекрасно сознавал, что такая светская львица, как Ирен, вряд ли легко откажется от своей добычи.
Теперь, задумавшись об этом достаточно серьезно, он понял, что на самом деле среди их общих знакомых не так уж много холостых привлекательных мужчин, подходящих по возрасту, за кого бы леди Ирен могла выйти замуж.
Он знал, что молоденьких девушек, принадлежащих к аристократическим семействам, родители стремились выдать замуж как можно раньше. Так же поступали и с сыновьями, едва только те достигали соответствующего возраста.
Как они жили дальше, это было уже их личное дело, но мужчины обычно и после женитьбы наслаждались всеми радостями жизни. Те, кто бывал в Карлтон-хаузе, следовали примеру принца-регента, и у них никогда не было недостатка во всевозможных любовных авантюрах с прелестницами.
Встретить мужчину, который достиг бы возраста тридцати двух лет и не обзавелся еще женой и детьми, как сейчас понимал лорд Хейвуд, было почти невозможно. Он представлял собой довольно редкое в высшем свете явление.
Припоминая всех пылких обожателей леди Ирен, он едва ли мог назвать хоть нескольких, которые, как и он сам, находились в положении потенциальных женихов. Было среди ее поклонников и несколько безбородых юнцов, гораздо моложе, чем она сама. Если бы она приняла предложение одного из них, ее бы просто подняли на смех.
«Мне никогда не приходило это в голову, — подумал он, криво усмехаясь. — Оказывается, несмотря на то, что я остался совершенно без средств к существованию, я все еще представляю некоторую ценность на ярмарке женихов».
Лорд Хейвуд всегда презирал стремление многих амбициозных мамаш выдать замуж своих дочерей, едва покинувших классную комнату, за любых титулованных распутников, лишь бы девушки могли, что называется, «устроить свою жизнь». Причем чем громче был титул, тем более удачным считался брак.
И не было случая, чтобы при решении о заключении брака учитывались сердечные склонности молодых людей или чтобы одним из условий брачного контракта была любовь.
Лорд Хейвуд как-то однажды услышал фразу, сказанную одним циником: «Любовь — следствие свадьбы, а не ее причина». В той степени, в какой это относилось к высшему свету, это была горькая правда.
Если он когда-нибудь и женится, думал лорд Хейвуд по дороге домой, — что, впрочем, было весьма проблематично, если учитывать его положение на сегодняшний день, — то только потому, что будет любить ту, которая станет его женой. И это будет такая женщина, с которой ему захочется провести вместе всю оставшуюся жизнь.
Он знал твердо, что не потерпит измены жены. Лорд Хейвуд и сам хотел так сильно любить женщину, которой он даст свое имя, чтобы всегда хранить ей верность.
Лорд Хейвуд отдавал себе отчет, что почти все его знакомые, особенно те, с которыми он болтал и смеялся прошлым вечером в клубе, посчитали бы его не вполне нормальным, если бы он вздумал поделиться с ними подобными мыслями.
И все же, хотя он никогда и никому об этом не говорил, сам он был твердо убежден, что никогда не женится без любви. А поэтому он никогда не сможет извлечь для себя выгоду из женитьбы, что, кстати, отнюдь не считалось зазорным с общепринятой точки зрения.
Он прекрасно понял, что было на уме у его поверенного, когда они разговаривали последний раз у него в конторе, хотя мистер Гроссвайс был достаточно тактичен, чтобы не высказываться об этом прямо.
Лорд Хейвуд легко читал его мысли, когда они сидели друг напротив друга и говорили о безнадежном положении его дел. Нет никаких сомнений, думал поверенный, что красивый, обаятельный молодой человек из славного рода, владеющий великолепным домом и поместьем, вызывающим зависть у всех, кто хоть однажды видел его, без всякого труда сможет найти себе богатую жену. Многие состоятельные женщины с радостью заплатили бы все его долги и обеспечили ему уют и покой, которые он, безусловно, заслужил после стольких лет, проведенных на войне.
Лорд Хейвуд почти слышал эти слова, словно мистер Гроссвайс на самом деле произнес их вслух. Он с трудом удержался от того, чтобы в резкой форме не ответить адвокату, что не намерен жить на деньги своей будущей жены. И еще ему хотелось добавить, что если не будет иного пути, чтобы спасти аббатство, то пусть оно лучше обрушится ему на голову, чем он станет жениться на деньгах.
Потом мистер Гроссвайс заговорил о других вещах, и лорд Хейвуд забыл о том, что его так возмутило.
Теперь же он вновь вспомнил об этом. Выехав на совершенно свободную дорогу и дав волю лошадям, которые, обрадовавшись предоставленной им свободе, резво понеслись вперед, лорд Хейвуд почувствовал, что с каждой милей все дальше удаляется от реальной угрозы, оставшейся за его спиной, в Лондоне.
В то же время он не тешил себя иллюзиями, что, уехав из города, он навсегда отделался от леди Ирен.
Он мог оставить ее письма нераспечатанными и сделать вид, что не получал их. Но она-то знала, что он приезжал в Лондон и поспешно уехал назад, даже не попытавшись встретиться с ней. И ему казалось, что его преследует и звучит в ушах ее голос, звенящий в пылу страсти: «Мы принадлежим друг другу, Ромни, и я никому тебя не отдам!»
ГЛАВА ПЯТАЯ
Когда лорд Хейвуд добрался до дома, погода окончательно испортилась. Еще издали он увидел величественные очертания аббатства и невольно залюбовался необычной красотой здания, четко выделяющегося на фоне темнеющих грозовых облаков.
День был необыкновенно душный, и лорд Хейвуд, когда ему позволяла дорога, старался ехать как можно быстрее, наслаждаясь дуновением освежающего ветерка на разгоряченной коже.
Чем ближе он подъезжал к дому, тем легче и радостнее становилось у него на душе. И хотя он понимал, что его оптимизм абсолютно не связан с реальным состоянием дел, аббатство представлялось ему сейчас оплотом надежности и безопасности, которому ничто не может угрожать.
Последние несколько миль лорду Хейвуду даже не пришлось погонять лошадей, они сами бежали все быстрее и быстрее, словно чувствовали, что до дома осталось совсем недалеко и скоро их ждет отдых в удобных стойлах и добрая порция овса.
Въехав в ворота, лошади сделали круг по дорожке, покрытой гравием, и, с шиком подъехав к парадному крыльцу, остановились у широкой лестницы.
В тот же момент из дома выбежал Картер и поспешил навстречу хозяину. Схватив лошадей под уздцы, он радостно воскликнул:
— Добро пожаловать домой, милорд!
Лорд Хейвуд спустился на землю и, перекидывая поводья Картеру, невольно оглянулся. К его удивлению, Лалита не вышла ему навстречу.
Внезапно, словно удар грома, его поразила ужасная мысль, болью отозвавшаяся в сердце: что, если, пока его не было дома, Лалита уехала? Уехала так же тихо и без предупреждения, как и появилась здесь. Страх, который лорд Хейвуд при этом испытал, смутил и озадачил его самого.
Он хотел было спросить у Картера, где девушка, но тот уже скрылся в конюшне, поспешив позаботиться о лошадях.
С тяжелым сердцем лорд Хейвуд начал подниматься по ступеням, как вдруг услышал радостный возглас и, подняв голову, увидел, что ему навстречу легко, словно на крыльях, спешит Лалита.
Она встретила его посередине лестницы и с восторженными восклицаниями бросилась ему на шею, обвивая руками и целуя его в щеку, словно ребенок, непосредственно выражая свою радость по поводу встречи.
— Вы вернулись! — весело щебетала она. — Я так боялась, что вы задержитесь и мы зря вас прождем весь вечер.
Она выпустила его шею и, взяв за руку, пошла рядом с ним, оживленная, сияющая, как солнечный лучик, и на душе у лорда Хейвуда сразу стало теплее.
— Ну, что произошло в Лондоне? — спрашивала она. — Рассказывайте, мне не терпится все знать!
Лорд Хейвуд покорно шел за ней. В ее голосе и жестах было столько юношеского задора и энергии, что он невольно поддался ее настроению. И хотя в том, что он мог рассказать ей, не было ничего нового и обнадеживающего, все равно ему каким-то образом показалось, что он привез неплохие новости.
— Идемте, и вы все мне расскажете, — тара торила Лалита, не давая ему вставить ни слова. — Я все вам приготовила в кабинете, чтобы вы смогли отдохнуть и поесть.
Все еще держа его за руку, она нетерпеливо тянула его за собой.
Наконец они вошли в кабинет, и лорд Хейвуд увидел повсюду вазы с цветами и стол, где в центре стояла бутылка вина в ведерке со льдом и большой кувшин, которого он никогда раньше не видел у себя в доме.
Лалита отпустила его руку и подошла к столу.
— Вы, должно быть, умираете от жажды, — сказала она. — Сегодня такой душный, жаркий день, а на дороге, я уверена, полно пыли.
По тому, как она это произнесла, лорд Хейвуд догадался, что она приготовила что-то, чтобы утолить его жажду, поэтому сказал с улыбкой:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17