События прошедших часов вихрем проносились в голове, и тем не менее она была не в состоянии ни понять, ни оценить их ужасающих последствий.
Обрывки разговоров, быстрая смена событий, люди, которые то приходили, то уходили, отец, страшный в своем безмолвии, — все это вспомнилось Диане, пока она сидела, глядя на льющийся сквозь окно в комнату яркий солнечный свет.
В ушах все звенел собственный голос, когда она разговаривала по телефону с сэром Леверсоном Паркером, их домашним врачом, которого знала и любила с детства. Она позвонила ему домой. Казалось, трубку никогда не снимут: так долго никто не подходил к телефону.
Наконец раздался его спокойный и уверенный голос, голос человека, привыкшего к тому, что ему могут позвонить ночью.
— Алло! Слушаю вас. Ее ответ:
— Это Диана… Диана Хедли. Сэр Леверсон, прошу вас… приезжайте побыстрее… Папа… папа умер.
Ровный голос сэра Леверсона:
— Буду через несколько минут.
Диана положила трубку, и сразу же в комнате воцарилась страшная тишина. Она осталась одна с безжизненным телом отца. Вытянутые вперед руки, спрятанное лицо…
Диана впервые заметила, что волосы на затылке отца немного поредели. Почему-то осталось в памяти, что к рукаву пиджака прилип белый комочек ваты, а палец измазан чернилами. И только сейчас Диане бросилось в глаза письмо, лежащее на столе на блокноте.
Оно было сложено. С того места, где она стояла, Диана могла лишь прочесть перевернутые вверх ногами слова: «Моим детям».
И только прочитав это, Диана подумала о своем брате Джимми. Нужно сообщить ему. Он сейчас в Кембридже. «Можно ли звонить ему в такой ранний час?» — размышляла Диана.
Внезапно она вспомнила, что вот-вот должен приехать сэр Леверсон. Нужно встретить его в холле, иначе он перебудит всех слуг.
Диану вдруг охватил ужас при мысли о том, что прислуга в любой момент может спуститься вниз и узнать о случившемся.
Она была уверена, что все тотчас же начнут судачить о самоубийстве хозяина, втайне радуясь тому, что в их доме произошло такое выдающееся событие.
Диана поспешно вышла из библиотеки в холл. Ей казалось, что целый год прошел с тех пор, как она совсем недавно стояла здесь, держась рукой за перила, собираясь идти спать.
В этот момент к подъезду подъехала машина. Диана поспешно распахнула для сэра Леверсона входную дверь.
Врач зашел в кабинет, оставив Диану в холле. Несколько секунд спустя он вернулся. Закрыв за собой дверь, подошел к Диане и ласково взял ее за руку.
— Мне очень жаль, девочка, — проговорил он, — но я должен позвонить в полицию.
Услышав эти слова, Диана испуганно вскрикнула. Сэр Леверсон провел ее через библиотеку в маленькую гостиную.
— Посиди здесь. Я не могу пока разрешить тебе лечь в постель, потому что, боюсь, тебе придется ответить на кое-какие вопросы. Крепись, девочка моя, обещаю, что сделаю все возможное, чтобы тебе не слишком докучали.
Он подошел к столику, где обычно стояли бутылки со спиртным и лежало несколько бутербродов: сэр Роберт строго следил за тем, чтобы для того, кто возвращался домой поздно, проголодавшись, нашлось что-нибудь выпить и перекусить.
Сэр Леверсон протянул Диане полный бокал. Она механически выпила, чувствуя, как крепкий напиток обжег горло.
— А как же Джимми? — спросила она, отдавая ему пустой бокал.
— Я сейчас же ему позвоню, — пообещал сэр Леверсон. — А ты посиди пока здесь, моя дорогая, я постараюсь вернуться как можно скорее.
И, потрепав Диану по руке, он вышел из комнаты.
Вопросы, люди, снующие взад-вперед, голоса, тяжелый топот ног, рыдание поднятой с постели прислуги — измученной Диане показалось, что последующий час пролетел как один миг.
Однако она мужественно выполнила все, что от нее требовалось: машинально отвечала на вопросы полицейских до тех пор, пока сэр Леверсон не отвел ее наверх и, заставив принять снотворное, уложил в постель.
Диана, не сказав ни слова, послушно выпила его — возражать у нее не было сил.
Проспав три часа тяжелым сном без сновидений, она проснулась и увидела у своей кровати Джимми.
Секунду она смотрела на него, совершенно позабыв о том, что произошло. Внезапно события прошлой ночи яростным потоком нахлынули на нее, и Диана, ошеломленная и подавленная, молча в отчаянии протянула к брату руки.
Он нежно взял их, улыбаясь сестре.
— Бедняжка, — проговорил он, присаживаясь рядом с ней на кровать. — Я никак не мог раньше приехать. Сэр Леверсон сказал, что ты держалась молодцом.
Несколько секунд Диана молча смотрела на него, потом очень тихо спросила:
— Почему он это сделал, Джимми? Джимми, не отвечая, поднялся, подошел к окну
и принялся смотреть в сад. Так продолжалось довольно долго. Наконец он обернулся к сестре и, не спеша, словно взвешивая каждое слово, слегка хрипловатым голосом проговорил:
— Потому что он был обманщик. Диана поспешно села в постели:
— Что ты хочешь этим сказать?
Джимми вытащил из кармана листок бумаги и молча протянул сестре. Диана узнала письмо, которое видела прошлой ночью: оно лежало на письменном столе, придавленное тяжелой рукой отца.
В нем своим четким округлым почерком со слегка утолщающимися книзу буквами отец сообщал детям о своем решении. Это было короткое письмо, написанное человеком, всю жизнь презирающим сантименты и не снизошедшим до них даже в свой самый последний час.
Он даже не счел нужным попросить у своих детей прощения за то, что им придется расхлебывать все последствия его поступка. Просто сообщил им голую правду и подписался под ней.
Диана не все поняла из того, что написал отец, однако даже самому несведущему в финансовых делах человеку была ясна основная идея: сэр Роберт, не сумев выполнить своих обязательств, предпочел грозившей ему тюрьме другой, более простой, по его мнению, выход.
Прочитав письмо, Диана положила его рядом с собой на кровать и взглянула на Джимми, который стоял, сунув руки в карманы и не сводя с нее внимательного взгляда.
— Мы можем что-нибудь сделать? — спросила Диана.
— Нет, — покачал головой брат.
— В газетах уже есть сообщение о случившемся?
— Пока нет, но в дневном выпуске непременно появится, — ответил Джимми. — Внизу уже. полным-полно репортеров.
— Что будем делать? Джимми пожал плечами:
— Наверное, пожинать плоды, что же еще!
В комнате наступила тишина. Брат и сестра думали об одном и том же: недавнем самоубийстве знаменитого на весь мир финансиста. Как негодовала по этому поводу общественность, какой ущерб нанесла эта смерть целому ряду бизнесменов и как жестоко пострадали многие знакомые семейства Хедли!
Даже незадачливые друзья Дианы понесли ущерб, а нескольким приятелям Джимми пришлось оставить учебу в колледже, поскольку они теперь не в состоянии были оплачивать ее. Пересудам и кривотолкам не было конца.
Имя несчастного самоубийцы склонялось на все лады. Ну уж на них, его детях, люди отыграются с лихвой…
Все произошедшее казалось им сейчас самым настоящим кошмаром, чем-то совершенно нереальным и фантастическим.
Они ничего не знали о делах сэра Роберта, поскольку у него никогда не было привычки обсуждать их со своими детьми, да, впрочем, и ни с кем другим тоже.
В последующие дни Диана и Джимми узнали, что самоубийство отца было таким же откровением для его близких друзей, как и для них самих. Даже его секретари понятия не имели, что их шефу грозит финансовый крах.
С какой бы компанией отец ни имел дела — а их было великое множество, — он всегда настаивал на своей главенствующей роли, потом вообще брал все под личный контроль, и никто понятия не имел о тех финансовых затруднениях, которые он испытывал уже долгое время.
Как только на фондовой бирже стало известно о смерти сэра Роберта, среди держателей акций возникла настоящая паника, вполне, впрочем, объяснимая.
В прессе каждый день появлялись все новые и новые трагические подробности самоубийства. Каждая газета считала своим долгом так или иначе упомянуть фамилию сэра Роберта.
Следствие и последующие за ним похороны стали для Дианы и Джимми настоящим испытанием, и тем не менее они сумели не поддаться отчаянию и держать себя в руках.
Оба они старались не показывать, как им тяжело, однако произошедшие события позволили Диане по-новому взглянуть на своего брата. Двадцатилетний Джимми казался ей умудренным опытом взрослым мужчиной.
Он ни на шаг не отпускал ее от себя и делал все возможное, чтобы оградить сестру от особенно неприятных обязанностей, с которыми вполне мог справиться либо он сам, либо сэр Леверсон.
И только когда все закончилось и брат с сестрой встретились со своим адвокатом, перед ними со всей остротой встал вопрос: что им теперь делать?
Адвокат без обиняков поведал Диане и Джимми о невеселых перспективах, которые их ожидают. Кредиторы заберут все. Единственное, что им не удастся присвоить, так это деньги их матери, которые после ее смерти были поровну разделены между детьми.
Сумма эта всегда казалась Диане и Джимми такой незначительной, что они даже забыли о ее существовании. Дивиденды с нее просто незаметно перечислялись в банк на их имя, и все.
Теперь же брат с сестрой с облегчением вспомнили о ней и немедленно пожелали узнать, надежен ли этот единственный якорь, за который им надлежало ухватиться в бушующем урагане, обещающем смести все на своем пути.
Оказалось, что вся сумма, на которую они могли рассчитывать, — всего лишь сто двадцать пять фунтов в год на каждого.
Диана тупо смотрела на цифры, стараясь понять их практический смысл.
Сто фунтов она раньше и за деньги-то не считала. Ну что можно купить на такую смехотворную сумму? Два-три новых платья, наручные часы в модном магазине, новую лошадь. Можно съездить ненадолго за границу. И все, пожалуй…
А теперь на эту сумму ей предстояло прожить — то есть одеваться, питаться и все остальное — в течение целого года!
— Мы не проживем па эти деньги, — сказала она Джимми, и в голосе ее прозвучало отчаяние.
— Ничего не поделаешь, придется, — ответил тот.
И впервые Диана заметила, что брат поразительно похож на отца.
Тот же гордо вздернутый подбородок, решительно сжатый рот. Черты лица, правда, еще по-юношески расплывчаты, но со временем, когда Джимми станет старше, он будет вылитый отец.
И в этот момент Диана искренне восхитилась своим братом. Она понимала, какие последствия имеет для него финансовый крах отца — мальчик не сможет учиться в Кембридже. А ведь ему там так нравилось! Он наслаждался каждым прожитым в университете днем. В Кембридже его все знали и уважали, а самой заветной мечтой Джимми было выиграть университетские соревнования по гребле.
Когда прошлым вечером он писал письмо в ректорат, где сообщал, что не сможет продолжить учебу в университете, Диана заметила, как, на секунду оторвавшись от своего занятия, брат в отчаянии сжал руки в кулаки и отвернулся от письменного стола, словно боясь, что не выдержит и разорвет письмо.
Но когда он заговорил с ней, голос его был настолько спокоен, что Диана даже решила, что ей все это показалось.
— Что же мне делать? — спросила она в тот вечер Джимми.
Днем они получили уведомление о том, что должны как можно скорее покинуть свой дом, поскольку он подлежит продаже.
— У тебя есть какие-нибудь знакомые, где ты могла бы пожить какое-то время? — спросил он.
Диана покачала головой, а потом вспомнила про письмо, которое получила от Лоэлии. Прошло несколько недель после смерти отца, пока Диана наконец поняла, что лишь немногие из числа ее знакомых выразили ей свои соболезнования по поводу произошедшей трагедии.
Из великого множества людей, охотно посещавших веселые пирушки на Парк-лейн и в Мортонзе, лишь немногие написали осиротевшим Хедли, которых незадачливая судьба вовлекла в трагический хаос.
Их бывшие друзья продолжали беззаботно веселиться, стараясь не удручать себя всякими неприятностями. Люди постарше ругали на все лады того, перед кем совсем недавно готовы были пресмыкаться и заискивать.
Нечего было и рассчитывать, что кто-то из них, кого не мог не коснуться финансовый крах сэра Роберта, протянет руку помощи или скажет хоть одно доброе слово его детям.
Позже Диана и Джимми будут с ужасом вспоминать последние дни, проведенные ими в родном доме па Парк-лейн.
Они чувствовали, будто стоят среди обломков того, что всегда было неотъемлемой частью их существования и казалось незыблемым.
Посторонним молодые Хедли могли показаться абсолютно равнодушными: они не рыдали, не плакали, не впадали в истерику и внешне не были убиты горем. И люди решили, что они просто бесчувственные.
Однако безразличие Дианы и Джимми было обманчивым. На самом деле они ощущали себя покинутыми всеми, одиноко стоящими на голом утесе, вокруг которого яростно бушует море общественного осуждения.
Единственное, чего они боялись, — это потерять мужество и угодить с утеса прямо в волны, вздымавшиеся вокруг них все выше и выше.
Даже если бы они и хотели хоть на минутку забыть о том, что произошло, им бы не позволили этого сделать: у дома постоянно дежурила неиссякающая толпа любопытных; репортеры не оставляли их в покое, гоняясь за несчастными братом и сестрой, словно охотники за редкой добычей; в самом доме сновали слуги, заражая хозяев своей нервозностью.
Письмо Лоэлии к Диане оказалось самым душевным и теплым из всех, что она получила, и единственным приглашением приехать.
«Обязательно приезжай в Охотничий дом, — писала Лоэлия. — Мы сейчас одни, никаких гостей нет, но если у тебя пока нет желания встречаться и с нами, можешь поселиться в замке, там никто тебя не побеспокоит. Я очень хочу, чтобы ты приехала, дорогая Диана. И помни, мы с Джеком всегда будем рады помочь тебе».
Диана показала Джимми письмо.
— Я бы поехал, — сказал он, прочитав его. — Это то, что тебе сейчас нужно. Будет время отдохнуть, все спокойно обдумать.
— А ты? — спросила Диана. Брат покачал головой.
— Я должен найти работу, — ответил он.
— Какую работу? — удивилась Диана.
— Бог его знает. Но что-то необходимо подыскан). Да и тебе, старушка, придется либо выйти замуж, либо тоже что-то искать.
И впервые со дня смерти отца Диана подумала о Хьюго.
Глава 6
Самоубийство сэра Роберта Хедли взбудоражило всю Англию.
История его жизни вызвала у всех живейший интерес. Репортеры делали все возможное, чтобы добыть его самые разнообразные фотографии: детские, юношеские и совсем недавние, — они пестрели во всех газетах и журналах
Большой интерес публики вызывали интервью бывших слуг Хедли, особенно уволенных за какую-нибудь провинность и сохранивших о хозяине нелестное мнение.
Внимание газетчиков привлекали садовники, шоферы Хедли. Их воспоминаниям, щедро оплаченным различными изданиями, казалось, не было конца и края.
Все деловые партнеры сэра Роберта Хедли готовы были поклясться, что всегда подозревали его в каких-то махинациях.
На самом деле Роберту Хедли просто не повезло.
Финансовый крах настиг его там, где многие преуспели.
Немного удачи — и он бы выкрутился из беды, и его «друзья» по-прежнему вились бы вокруг, всегда готовые петь ему дифирамбы.
Сэр Роберт сам добился всего, что имел, однако происходил он совсем не из низов, как частенько любил представляться.
Выступая с какой-нибудь речью или ведя неторопливую беседу за ужином, он был не прочь подчеркнув, что в детстве жил в такой бедности, что приходилось чуть ли не босиком ходить в школу.
На самом же деле отец его был мелким торговцем где-то на севере Англии и, воспитывая сына экономно, однако без особых лишений, дал ему самое лучшее образование, какое только мог себе позволить.
Когда сэру Роберту исполнилось четырнадцать лет, отец умер, и ему пришлось переехать к дяде, который занимался каким-то корабельным бизнесом.
В восемнадцать лет Роберт Хедли уже работал и Канаде. В двадцать четыре много путешествовал.
В двадцать восемь сам занялся торговлей и уже тогда получал жалованье, обеспечивающее ему безбедное существование.
Двадцать лет спустя имя его было хорошо известно деловому Лондону. В пятьдесят два года за финансовые заслуги перед страной ему присвоили титул баронета.
Но сейчас никого не интересовала действительная история жизни сэра Роберта. Широкой общественности по душе были сплетни о его личной жизни: симпатиях, привязанностях, интересах, привычках.
Рассказы о его роскошном образе жизни обрастали все новыми и новыми подробностями до тех пор, пока Диана с Джимми уже не могли по описанию узнать свои собственный дом.
Их комнаты превратились у ретивых журналистов в настоящие сокровищницы.
Из финансиста, которому не удалось спасти свое дело, вследствие чего канула в Лету большая часть общественных денег, сэр Роберт превратился в монстра, который намеренно обманывал невинных людей из каких-то дьявольских побуждений.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18