«Любовь и Люсия»: АСТ; Москва; 2003
ISBN 5-17-019159-6, 5-9577-0026-6
Аннотация
Маркиз Винчкомб, завзятый циник и повеса, гордился тем, что способен испытывать лишь одно-единственное чистое чувство — любовь к искусству. Мог ли он даже заподозрить, что случайная встреча с юной белокурой Люсией, страстно молящей его, сказочно богатого мецената, спасти от голодной смерти талантливого, но непризнанного художника, обратит любовь к искусству — просто в Любовь, страстную, нежную, всепоглощающую, преодолевающую любые преграды?..
Барбара Картленд
Любовь и Люсия
От автора
Посетив Венецию на Пасху 1982 года, я сразу же отметила присущее этой стране необычное сияние, которое до тех пор не встречалось мне нигде, кроме Греции. Это очаровательное и таинственное сияние.
Венеция — город мечты, приезжая сюда снова и снова, всякий раз она оказывается еще прекраснее прежнего.
Тогда я была зачарована легкой дымкой, стелющейся по утрам над водой, солнечным светом, играющим на мозаиках Сан-Марко, и мерцающими в этом соборе свечами. И еще меня восхитили свечи роскошного пиршественного зала палаццо Контарини Полиньяк, где давал обед герцог Деказе.
Венеция… Навсегда запомнится полюбившим ее.
Глава первая
1824
Маркиз Винчкомб медленно очнулся ото сна и почувствовал, что жара стоит изнурительная.
Потом он догадался, что жарко только у него в комнате, потому что ставни на окнах плотно заперты, а занавеси задернуты.
Вспоминая события минувшей ночи, он завертел головой на подушке и увидел подле себя девушку.
Обычно проводя ночь в одиночестве, перед сном маркиз всегда распахивал ставни, чтобы наутро не лежать в темноте, а наслаждаться созерцанием окрашивающей небо ранней зари.
Но этой ночью он развлекался, и теперь прекрасное создание спало рядом с ним. Услышав ее тихое дыхание, маркиз понял, что она еще спит.
Он отвернулся от нее и с легкой улыбкой, тронувшей его красиво очерченный рот, вспомнил страстную, исполненную огня ночь. Венецианка не обманула его ожиданий и, хотя он не желал признавать этого, приятно утомила маркиза.
Впервые услышав пение Франчески Россо, маркиз отметил, что голос у нее сладкозвучнее соловьиного и взлетает на верхних нотах, подобно стремящимся к небу птицам.
Кроме того, Франческа была молода, красива и не скрывала желания поскорее оказаться в объятиях маркиза, В своих привязанностях маркиз был крайне разборчив и требователен, однако, едва прибыв в Венецию, он сразу понял, где искать самых прелестных женщин, а в театральном мире Франческе не было равных. В те дни, когда она пела в Опере, в зале яблоку негде было упасть, а похвалы певице расточались с той страстностью, на которую способны лишь итальянцы, всегда бурно выражающие свои эмоции.
Долгий путь из Англии утомил маркиза, и тот мечтал расслабиться. Через несколько дней после приезда он встретил Франческу. Увидев его, она сразу определила, что нужна ему.
Со времен оккупации Венеции Наполеоном, объявившим себя королем Италии, венецианцы беднели год от года. Некогда богатейшие семьи старинных родов едва сводили концы с концами и не могли тратить деньги на развлечения и причуды. Поэтому для куртизанок Венеции богатый английский дворянин был воистину подарком богов.
Согласно решению Венского конгресса и Парижскому соглашению, Венеция отошла к Австрии, но мало от этого изменилась. Разница состояла лишь в том, что теперь у страны был другой император, живущий в Вене, и вице-король.
Однако, несмотря ни на что, венецианцы ненавидели австрийцев, и маркиз не встречал еще такого жителя Венеции, который при разговоре не начинал бы обвинять австрийцев во всех грехах и с нудным многословием рассуждать о причиненных им унижениях и оскорблениях.
Маркиз же решил, что в Венеции он будет только отдыхать и развлекаться.
В течение долгих лет многие англичане не могли покинуть Англию — если не считать войны с Наполеоном, — и теперь они отправлялись путешествовать в Европу. «Гранд-Тур» претерпел за эти годы большие изменения. Транспорт стал гораздо дешевле и удобнее, поэтому путешественниками становились не только аристократы и богатые выходцы из среднего класса, но и поэты, писатели, музыканты и художники, которых тянуло в Венецию, словно магнитом.
Здесь маркиз повстречал Уильяма Тернера, который в 1819 году провел в Венеции две недели, и долго слушал его дифирамбы стране, которая открыла ему совершенно иное видение света.
Но, хотя маркиз был известным ценителем живописи и постоянно пополнял свои картинные коллекции, в Венеции он искал чего-то более теплого и человечного, нежели картины.
Но он нашел это в Франческе.
С того самого момента, как она переехала в снятое им роскошное палаццо на Большом канале, маркиз проводил время весело и беззаботно и не раз хвалил себя за решение съездить в Венецию.
Он находил, что английское светское общество изменилось, когда постарел король. Приемы, которые его величество давал в Букингемском дворце и в брайтонском Королевском павильоне, были уже не те, уже не шокировали подданных как раньше, пока он был всего лишь принцем-регентом.
— То ли все поскучнели, — говорил своим друзьям маркиз, — то ли мне стало скучно жить.
Его собеседники смеялись, и только лорд Дункан, его верный товарищ, был откровенен с ним.
— Ты прав, Джайлс. Нельзя не согласиться, ты пресытился, стал циничнее.
Поскольку редко кто осмеливался так говорить с маркизом, он удивленно посмотрел на друга и ответил:
— Возможно, ты прав, но в таком случае меня ожидает весьма унылое будущее.
Аластер Дункан только рассмеялся.
— С твоими-то деньгами, Джайле, у тебя всегда будут «новые луга».
Вероятно, именно эти слова заставили маркиза задуматься о жизни, все его увлечения после окончания войны были однообразны.
Приемы, скучные скачки, Миллз, стипль-чез, надоели, женщины неинтересны и мало чем отличаются друг от друга.
И все же маркиз не успел еще стать настолько циничным, чтобы утверждать, будто в темноте все женщины серы, подобно кошкам. Но, когда он задумывался, он приходил к выводу, что все его интрижки одинаковы, неизменно начинаясь с флирта, они все заканчивались пресыщением. Как бы долго и бурно ни длился роман, рано или поздно он заканчивался и забывался, и единственной причиной тому, по мнению маркиза, была скука.
И Аластер Дункан объяснил ему это в последний вечер, проведенный маркизом в Лондоне, перед отъездом.
— Ты когда-нибудь задумывался, Джайлс, — спросил он, — над тем, что ты ищешь, чего ты хочешь добиться в жизни?
Маркиз, насладившийся превосходным ужином, приготовленным его шеф-поваром, сидел, откинувшись на спинку кресла.
— Зачем мне чего-то искать?
— Потому что тебе этого не избежать, — ответил Аластер.
— Я не понимаю, что ты хочешь сказать.
— Ну так послушай. Ты — один из богатейших людей страны, ты красив и респектабелен, ты, хоть и редко соглашаешься с этим, умнее многих. Такой человек не может быть доволен жизнью, которую ты сейчас ведешь.
— Чушь! — уверенно ответил маркиз. — Я, конечно, польщен твоими похвалами, но заверяю тебя, мне вполне хватает моего положения в обществе и состояния.
— Неужели ты действительно веришь, будто все это сможет занимать тебя на протяжении ближайших сорока или пятидесяти лет.
Маркиз рассмеялся:
— А почему бы и нет?
— Ты либо нарочно заглушаешь голос рассудка, либо нечестен сам с собой, — ответил Аластер. — Раньше за тобой такого не водилось.
— К чему ты клонишь, черт побери? — недоумевал маркиз.
— Дело в том, что мне грустно смотреть, как пропадает замечательный человек, — То есть? — В голосе маркиза появилась легкая обида.
— Ты сам говоришь, доволен. Но я не могу поверить, чтобы, такой человек был доволен обществом людей, которые на сегодня тебя окружают.
— Чем они тебе не угодили? — резко спросил маркиз.
— Возьми к примеру короля, — начал Аластер. — Мы, конечно, любим нашего «королька» и всегда любили, но он растолстел, стал медлителен и, если уж быть честными до конца, слишком утомляет.
Глаза маркиза сверкнули, но он не стал прерывать друга. Аластер продолжал:
— С тех пор, как он стал путаться то с одной, то с другой старыми, алчными женщинами, я не могу даже слушать его. Мне хочется поскорее убраться с королевских глаз долой.
Тут лорд Дункан сделал паузу, словно ожидая, что маркиз возразит ему, но тот только глотнул бренди и заметил:
— Продолжай, это интересно.
— Ты хочешь, чтобы я перечислил всех прихлебателей и приживалок, мужчин ли, женщин ли, которые паразитируют на тебе, ведь ты богат и, как никто другой, можешь удовлетворить их желания?
— Какие желания? — уточнил маркиз.
— Им хочется праздников, развлечений и появляющегося в твоем присутствии ощущения, что они находятся в обществе.
Маркиз откинул голову и расхохотался.
— Никогда бы не поверил, что ты можешь быть столь проницателен и красноречив, Аластер. А я-то думал, тебе нравится безумствовать со мной.
— Конечно, нравится! — ответил Аластер. — И в то же время я понимаю, что сейчас тебе живется гораздо скучнее, чем тогда, когда мы терпели тяготы и невзгоды армейской жизни, были молоды и горячи и получали от этого удовольствие.
— Все когда-нибудь стареют, — философски заметил маркиз.
Аластер Дункан засмеялся:
— Ты говоришь, словно Мафусаил. В следующем году тебе будет тридцать четыре, но даже в такой старой кляче есть или должна быть хоть искорка жизни!
Маркиз поднялся с кресла.
— Аластер, я не понимаю, к чему ты клонишь, но заглядывать в себя мне почему-то не хочется.
— Именно так я и думал. И еще я очень рад, что ты уезжаешь.
— Ну ладно, пускай я уезжаю оттого, что мне скучно, — уступил маркиз. — Но я уверен, что к тому времени, как доберусь до Венеции, мне уже будет хотеться развернуться, и отправиться обратно домой.
— Буду ждать тебя с распростертыми объятиями, — улыбнулся Аластер. — Жаль только, что я не могу поехать с тобой!
— Бросай армию и собирайся, — предложил маркиз.
Его друг покачал головой.
— Нет, я уже думал об этом, когда заключили мир, но твердо решил: пока не умрет мой отец, у меня не будет владений, о которых придется заботиться, так что лучше уж останусь в армии и найду себе занятие там, чем шататься постоянно из клуба в клуб, с приема на прием, из одной постели в другую.
Это опять рассмешило маркиза.
— Я полностью поддерживаю тебя, твой образ жизни и твою критику насчет меня. Но будь ты проклят за свое нахальство!
Только на следующий день, отправившись в путь в сопровождении многочисленных слуг, обеспечивавших ему все удобства, маркиз вспомнил слова друга и признал, что тот говорил правду.
«Что здесь делать, — спрашивал он себя, — выигрывать все не выигранные пока скачки, проверять, чтобы в поместьях был порядок, да ходить на задних лапках перед королем, который только этого и ждет?»
— Зачем тебе ехать за границу? — сердито проворчал его величество, когда маркиз пришел попрощаться с ним.
В свое время маркиз, как выразился бы Аластер, был нянькой с импульсивным, порывистым принцем Уэльским и с вечно недовольным истеричным принцем-регентом, а потому знал, как следует обращаться с королем.
— Я знаю, сэр, что ваше величество сделало бы то же самое, если бы у него была такая возможность, — отвечал он. — я считаю своим долгом выяснить, что происходит, в Европе после ига Наполеона.
— Думаю, все в состоянии справиться сами, — заметил король.
— Они не справятся без нашей помощи, мы должны воодушевлять их, — ответил маркиз. Заметив, что король польщен, он добавил:
— Войну выиграли мы, ваше величество, и, как вы сами не раз говорили, теперь наша обязанность заключается в том, чтобы хранить и поддерживать мир.
После таких слов король уже совсем другим тоном пожелал ему удачного путешествия, но все же приказал:
— Возвращайтесь поскорее! Мне будет не хватать вас, я хочу, чтобы вы были рядом.
Маркиз оставил дворец с таким чувством, словно после многих лет заточения вырвался наконец на свободу.
И в то же время он не надеялся, что странствия сделают его жизнь интереснее, чем в Англии.
От друзей маркиз много слышал о Венеции и потому решил сначала отправиться именно в этот город.
По пути он пересек Францию, наблюдая разрушительные последствия войны. Яхту свою он выслал вперед, чтобы она дожидалась его приезда в Марселе.
Путешествие показалось ему не слишком занимательным, если не считать пребывания в Париже.
Гораздо больше по вкусу ему пришлись средиземноморское солнце и новая игрушка — яхта «Морской конек».
Несмотря на некоторое сожаление из-за отсутствия рядом с ним друзей — Аластера или кого-нибудь еще, — маркиз вскоре обнаружил, что приемы и вечеринки действительно слишком приелись и даже такие люди, как он, в конце концов оказываются пресыщены.
«Я уж как-нибудь сам по себе», — думал маркиз.
Приехав в Венецию, он убедился, что его решение было правильным.
Маркиз выслал вперед секретаря и опытного курьера, чтобы они сняли для хозяина палаццо, где тот смог бы расположиться с комфортом.
Бывавшие в Венеции путешественники рассказывали, что в городе есть множество палаццо, принадлежащих венецианским аристократам, и хозяева только рады сдать их внаем, потому что самим содержать свои владения не по карману.
Палаццо, ожидавшее прибытия маркиза, было поистине великолепно.
Вот уже пять поколений подряд оно принадлежало одной старинной семье, но нынешние владельцы охотно переселились в небольшой дом, обходившийся им гораздо дешевле, а старинный дворец сдали на время маркизу.
Хотя само здание порядком обветшало и нуждалось в ремонте, маркиза поразила красота старинной мебели и вкус, с которым подбирался интерьер.
Огромный штат прислуги, нанятый секретарем маркиза, вскоре навел во дворце порядок и уют, которые маркиз требовал от любого своего жилья.
В полумраке огромной комнаты, где он сейчас находился, различался высокий расписной потолок и тяжелые парчовые занавеси, скрывавшие длинные окна от пола до потолка.
Парчой была задрапирована и огромная кровать, в которой лежал маркиз. Над собой он видел вырезной золоченый балдахин, подобный тому, который обычно украшает трон дожа. Под таким балдахином любой человек чувствует себя важной персоной.
Не в силах больше находиться в духоте и переносить запах духов Франчески, маркиз тихо выскользнул из кровати.
Он пересек комнату и вышел в примыкающую к ней гардеробную, где камердинер оставлял приготовленную ему одежду.
Закрыв за собой дверь, маркиз глубоко вдохнул, словно наслаждаясь свежим воздухом.
Потянувшись и размяв мышцы, он умылся холодной водой и принялся одеваться.
Маркиз не звал камердинера или кого-нибудь из слуг.
Сейчас он хотел побыть один.
То ли на него подействовала бурная ночь любви, то ли виновато было бледное солнце, поднимавшееся из-за горизонта и разгонявшее стелющуюся над водой Большого канала дымку, но маркизу нестерпимо хотелось побыть одному в тишине. С самого своего прибытия в Венецию он постоянно присутствовал на приемах, одно празднество сменялось другим, его постоянно окружала толпа людей.
Сейчас маркиз жаждал сбежать от мира.
Он привык к самостоятельности, поэтому оделся сам и завязал галстук не менее аккуратно и быстро, чем это сделал бы его камердинер.
Давным-давно маркиз убедился в том, что умеет делать все, что могут его слуги, только гораздо лучше. Хотя проверял свои способности он довольно редко, ему было знакомо чувство удовлетворения от осознания того, что ни с чьей помощью он не смог бы одеться быстрее, чем самостоятельно.
Стояло раннее утро, и прислуга, вероятно, собралась на кухне, поэтому выйдя из гардеробной, маркиз никого не увидел. Он спустился по широкой лестнице, которая вела на первый этаж палаццо к парадному входу, открывавшемуся на Большой канал.
Однако маркиз направился не к дверям, у которых его обычно ждала собственная гондола.
Он вышел через черный ход И оказался на узкой улочке меж больших домов, почти все они были заперты и с закрытыми ставнями окнами.
Переулок был пуст, и только через некоторое время, дойдя до моста, маркиз поглядел на открывшийся перед ним небольшой канал и увидел человека, неторопливо управлявшего гондолой, полной овощей и фруктов. Маркиз понял, что человек плывет на рынок, куда по утрам из окрестных деревень привозили продукты, которые покупали горожане.
Маркиз пошел дальше. Солнце уже совсем рассеяло дымку над водой и засияло тем прозрачным светом, который Тернер так любил изображать в своих красочных пейзажах.
Но маркиз думал вовсе не о красоте, его окружающей, и не о слиянии природных и рукотворных шедевров. Он думал о себе. Он провел в Венеции десять дней и уже с нетерпением предвкушал отъезд. Конечно, Франческу нелегко было оставить, но, несмотря на ее притягательность и красоту, маркиз частенько подумывал о том, что не стоит отводить ей слишком большое место в своей жизни.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14