Граф поправил свой сюртук.
— Отлично, — сказал он, — и не вините меня, милорд, если вы пострадаете и, я надеюсь, сильно!
— Я жду от вас информации о месте нашей встречи, — сказал маркиз. — Полагаю, в Булонском лесу завтра на рассвете.
— Вовсе нет, — прорычал граф, — мы встретимся сегодня вечером в одиннадцать часов в моем саду, освещенном электрическими лампами, в которых знает толк сия капризная молодая особа.
— Не вмешивайте ее в наши дела, — предостерег его маркиз.
— Это невозможно, принимая во внимание тот факт, что она-то и является призом, за который мы деремся! — заявил граф. — Более того, я настаиваю на ее присутствии на поединке, ведь там она встретит своего господина!
Маркиз никак не отреагировал на его слова, и де Форэ сказал самым мерзким тоном, на какой был только способен:
— Жду вас в одиннадцать часов, если, конечно, вы не пойдете на попятную!
— Вы можете рассчитывать на мое присутствие, — сказал маркиз, — а рефери, полагаю я, вы обеспечите сами.
— Естественно, — согласился граф и направился к двери. Тут он обернулся, посмотрел на Вильму и проговорил:
— Оревуар, мой прекрасный ангелочек.
После сегодняшнего вечера некому будет мешать осуществлению моей мечты, и вы наконец станете моей, я ведь так давно этого хочу.
Он вышел из гостиной, хлопнув дверью.
Только когда он ушел, Вильма бросилась к маркизу.
— Вы не должны… драться с ним на дуэли… вы не должны… Нет! — кричала она полным ужаса голосом. — Он злобный и… коварный и он не остановится ни перед чем! Пожалуйста… ну, пожалуйста… не делайте этого… ради меня!
Она вцепилась в него, подняв кверху молящий взор. От переполнявших ее чувств на глаза выступили слезы.
Очень медленно и осторожно маркиз обнял девушку.
— Неужели вы думаете, что я позволил бы какой-то свинье, вроде этого мерзавца, получить возможность завоевать вас?
Теперь он говорил с ней совсем иначе, не так, как когда-либо прежде.
Вильма вопрошающе посмотрела на него.
Как бы в ответ на этот взгляд, он крепче обнял ее и прижался к ней губами.
Он поцеловал ее осторожно и нежно, ведь для нее этот поцелуй был первым в жизни.
Ее губы дрожали.
Но, как он и ожидал, они были такими мягкими и податливыми, нежными и невинными.
Он почувствовал, как Вильма затрепетала в его объятиях и, сама того не сознавая, крепче прижалась к нему.
Теперь его губы стали более требовательными, страстными и властными.
Казалось, раскрылось небо, и божественное сияние окутало их обоих.
Она была так потрясена, так напугана угрозами графа, обращенными к маркизу, что не могла думать ни о чем другом.
Ее страшил настрой графа и его нешуточные обещания уничтожить своего соперника.
Теперь, когда восторг от поцелуев маркиза охватил все ее существо, она не могла сомневаться в своих чувствах к нему.
Это была любовь, проникающая в каждую клеточку ее тела, в каждую каплю ее крови.
Любовь давала ей ощущение невыразимого восторга, который она никогда и не мечтала испытать.
Словно частицы красоты реки Сены; мерцающих звезд, площади Согласия и чудо общения с маркизом слились воедино в ее отношении к нему.
Но чувство ее было таким большим, таким всеобъемлющим, что она не смогла бы описать его.
Казалось, эмоции пульсируют в ее сердце, нет, сказала бы она себе, в ее душе.
Лишь только маркиз оторвался от ее губ, она смогла заговорить, и голос ее звучал с переливами, словно пение птиц:
— Я люблю вас… Я люблю вас… Я никогда… не подозревала, какая она… любовь!
— И я люблю вас, — откликнулся на ее слова маркиз, — но я боялся говорить с вами об этом, боялся испугать тебя, милая моя девочка.
— Вы… Вы любите меня? Вы на самом деле… любите меня?
— Я говорю правду, — сказал маркиз, — никогда раньше, ни к кому не чувствовал я ничего подобного.
И он снова поцеловал ее, ведь и у него не находилось слов, чтобы выразить всю полноту своих чувств.
Для нее же сказанное им явилось частью того таинства любви, о котором он как-то говорил с ней. Тем самым» раскаленным солнечным шаром «.
Вильме показалось, комната словно завертелась вокруг нее с головокружительной скоростью, и тогда маркиз усадил ее на диван и присел рядом, обняв за плечи.
— Как можно быть такой невероятно красивой? — спросил он. — И при этом так сильно отличаться от всех остальных, что невозможно отыскать слова, чтобы описать вашу красоту?
Вильма склонила голову к его плечу и прошептала:
— Я и предположить не могла насколько любовь чудесна…
— Я научу тебя всему, что связано с любовью, моя дорогая, — сказал маркиз, — и для меня это будет самыми волнующими моментами моей жизни.
Он почувствовал, как девушка вздрогнула:
— Вы не должны участвовать в этой дуэли с этим ужасным человеком! Я знаю, он намерен искалечить вас… Возможно, даже убить! — быстро проговорила она.
— Это — вопрос чести, сокровище мое. И поэтому я должен принять его вызов.
Он поцеловал ее в лоб и продолжил:
— Могу ручаться вам, что я не боюсь подобных разгильдяев! И если ему придется походить ближайшие несколько месяцев с рукой на перевязи, то только по своей собственной вине!
Вильма с мольбой подняла на него глаза.
— Прошу вас… ну, пожалуйста… давайте убежим отсюда… забудьте о нем, — умоляла она.
— Я страстно желаю убежать с вами, — сказал маркиз, — но сначала я должен поступить как джентльмен и одновременно преподать этому мерзавцу урок, который он никогда не забудет!
— Но прощу вас… — начала было Вильма.
Маркиз поцелуем зажал ей рот, и она не смогла договорить.
А когда он целовал ее, невозможно было даже думать ни о чем другом.
В ее душе пели ангелы, все озарял небесный свет, и упоительный восторг уносил их в небо.
Глава 6
Долгое время они сидели, обнявшись, потом маркиз сказал:
— Я должен переодеться, любимая, а затем я заеду за вами, и мы отправимся куда-нибудь поесть. Думаю, мы оба вполне заслужили хороший ужин.
Вильма вздрогнула. Она не могла отогнать мысль, что этот ужин мог стать для них последним.
Маркиз снова стал целовать ее.
Наконец он поднялся с дивана, она не протестовала. Только подумала, насколько он был красив, и как сильно она полюбила его.
Он направился из комнаты, но у двери обернулся:
— Я вернусь за вами в девять часов, и все это время буду считать минуты до того момента, когда снова смогу поцеловать вас, милое мое сокровище.
Линворт увидел, как засветились ее глаза, словно в них отразились солнечные лучи.
Усилием воли он заставил себя выйти из гостиной и притворить за собой дверь.
Вильма закрыла лицо руками.
Возможно ли это? Неужели все правда, и маркиз полюбил ее так, как она его?
Все, казалось, произошло столь стремительно.
Она с трудом верила, что все происходящее не было сном, и она, очнувшись, не очутится в Лондоне, а Париж не окажется всего лишь видением.
Вильма поднялась наверх повидаться с отцом, но ей все же не хотелось сообщать ему о случившемся.
Да, она знала, он всегда восхищался лошадьми маркиза.
И кроме того, можно с уверенностью предположить, как отец будет доволен тем, что она нашла человека, которого по-настоящему полюбила и который любил ее.
По как раз сейчас ей было трудно говорить с кем-нибудь об этом.
Ее ощущения были так новы, так бесценны для нее, казалось, будто живой драгоценный камень пульсировал в ее груди.
Герберт дежурил у комнаты отца.
— Вы пришли слишком поздно, мисс, — объявил он. — Его сиятельство, то есть хочу сказать полковник, ждал-ждал вас, но теперь он заснул. Так, я думаю, не надо вам беспокоить-то его сейчас, раз ему лучше, чем когда-либо.
— Я так рада, — сказала Вильма, — и конечно же, не буду тревожить его сон, если он спит.
— Спит, да-да, спит, как и сказал этот француз, а он-то ведь сказал, что обязательно надо господину спать, чтобы лечение было на пользу, да и время шло быстрее.
Вильма улыбнулась и пошла в свою комнату. Там она распахнула платяной шкаф и стала выбирать себе наряд. Все платья были хороши, но ей хотелось такое, чтобы оно своей красотой соответствовало самой изумительной ночи в ее жизни.
И тут она вспомнила о событии, которое должно было произойти в одиннадцать часов.
Сразу же вернулся страх. Вильма опустилась на колени около кровати и начала пылко молиться за спасение маркиза.
Она знала очень немного о дуэльных поединках, за исключением, пожалуй, того, что в Англии они были запрещены по распоряжению королевы Виктории.
Однако, по слухам, передаваемым шепотом, тайные дуэли все еще продолжались.
Порой один из дуэлянтов бывал тяжело ранен.
— Пожалуйста… о господи, пожалуйста… — молилась девушка, — пусть пострадает граф… не маркиз.
Она молилась, пока не раздался стук в дверь. Это Мария пришла помочь ей.
— Повар хочет знать, мадемуазель, будете ли вы ужинать дома, — спросила Мария.
— Нет, я ухожу, — ответила Вильма. — Но если отцу накроют ужин к восьми, я посижу с ним.
— Я думаю, ему подадут даже в половину восьмого, — сказала Мария.
— Тогда я посижу с ним, — решила Вильма.
С большим трудом Мария организовала для хозяйки ванну.
Лакей принес баки с горячей водой, ванну установили перед камином, хотя в нем и не было огня.
Вильма погрузилась в наполненную благовониями воду.
Медленно, без всякой спешки она вытерлась, затем занялась прической, доставившей ей много хлопот, потом, наконец, выбрала платье.
Это было ее любимое платье, его приобрели для самых значительных балов сезона в Лондоне, на которые ей так и не довелось попасть, поскольку она отправилась с отцом за границу.
Пока Мария помогала ей одеться, Вильма мечтала о том, как чудесно было бы танцевать на балу с маркизом.
Больше всего на свете ей хотелось сейчас снова оказаться в его объятиях, снова ощутить вкус его поцелуев.
» Я люблю его! Я люблю его!«— мысленно обращалась она к своему отражению в зеркале.
Когда она вошла в спальню отца, тот уже не спал.
Тем не менее он не только не обратил внимания на ее особенный наряд, но и не поинтересовался, где она собиралась обедать.
Он просто сказал ей, что чувствует себя лучше, но очень утомлен:
— Зато спина больше не причиняет мне никакой боли, и это — самое главное!
— О, папа, я так рада! — воскликнула Вильма. — Скоро вы опять сможете сесть в седло.
— Я укрощу этого жеребца, даже если он меня погубит! — пробурчал граф.
— Уверена, господин Бланк не рекомендовал бы вам начинать с такого буйного… — начала Вильма, но поняла — отец ее не слушал.
Она была уверена — что бы ему ни советовали, он будет поступать так, как считает нужным.
К концу ужина граф почти уже спал.
Она нежно поцеловала его.
Девушке очень хотелось рассказать ему о назначенной на эту ночь дуэли. Но тогда он наверняка запретил бы ей присутствовать при этом.
Она знала: в Лондоне ничего подобного не могло бы произойти с ней.
Там все были бы потрясены, если бы узнали, что она собирается присутствовать на дуэли между двумя молодыми людьми, к тому же дерущимися из-за нее самой.
Но здесь, в Париже, никто даже не догадается о том, кто виновница происходящего.
Более того, сами дуэлянты знают ее только под вымышленным именем.
» Для них я всего лишь помощница специалиста по электричеству!«— добавила она про себя с улыбкой.
Ей казалось, маркиз обрадуется, когда узнает о ней все.
» Он любит меня такой, какая я есть, а ведь я всегда боялась, что именно со мной никогда ничего подобного не случится «.
В Лондоне Вильму воспринимали лишь как дочь очень богатого графа, и светские дамы указывали на нее своим сыновьям исключительно по этой причине, а она оказалась слишком проницательна, чтобы не понять этого уже во время своего первого бала.
И безбородые юнцы танцевали с ней не потому, что видели в ней очаровательную девушку, а потому лишь, что она была леди Вильма Дэйл.
— Я расскажу маркизу, кто я на самом деле, после того как поединок закончится, — решила она.
Было очень трудно сохранять спокойствие в ожидании назначенного времени.
В тот момент, когда часы в зале пробили девять, она услышала шум колес на улице.
Девушка взяла с кресла свой бархатный плащ и накинула его на плечи.
Когда маркиз вошел в зал, она уже была готова и ожидала его.
— Я знал, вы не заставите меня ждать вас, — улыбнулся он.
Он взял ее за руку, провел по ступенькам вниз и помог забраться в закрытую карету.
Как только лошади тронулись, он обнял ее.
— Прошла целая вечность с тех пор, как я целовал вас, — произнес он и, нежно прижав ее к себе, поцеловал.
Весь мир потерял для Вильмы всякое значение.
На свете был только он и любовь, которую она испытывала к нему.
Небольшой ресторан в Пале-Рояль — Grand Vefour — оказался даже более привлекателен, чем она ожидала.
По словам маркиза, ресторан этот существовал еще до революции.
Стены были декорированы искусно выполненными, украшенными цветами панелями. В зале между большими окнами стояли удобные красные диваны.
Посетителей в ресторане было немного.
Вильма предоставила выбор блюд и шампанского маркизу.
Только когда официант оставил их, он взял ее руки в свои и заговорил:
— Наконец мы одни, ведь мне столько еще надо обсудить с вами, любимая моя.
По сначала позвольте мне сказать, что вы сейчас еще красивее, чем когда я оставил вас несколько часов назад.
Его взгляд заставил Вильму затрепетать.
Ее пальцы дрожали в его ладонях.
— Я всегда легко мог представить себе красивую женщину, но как можно быть настолько прекраснее любого воображаемого образа? — спросил маркиз. — Иногда я боюсь, как бы вы не оказались сном.
— Я как раз испытывала подобное чувство этим вечером… — откликнулась на его слова Вильма. — Я боялась проснуться и оказаться не в Париже, а в Лондоне, и обнаружить, что вы — только часть моих снов!
— О нет, я не сон, я очень, очень реален! — уверил ее маркиз. — И я смогу доказать это позже.
Подали заказанные блюда, и хотя они оказались восхитительно приготовлены, Вильма едва ли ощущала их вкус.
Все, что она действительно воспринимала, были серые глаза маркиза, смотревшие на нее с любовью.
Ей хотелось запомнить каждое обращенное к ней слово и навсегда сохранить их в душе, как бесценный дар.
Когда ужин был почти завершен и им подали кофе и коньяк для маркиза, он сказал:
— Я хочу поговорить с вами очень серьезно, дорогая моя.
Вильма подняла глаза, и он продолжил:
— На случай, если сегодня вечером со мной произойдет нечто неблагоприятное, я составил завещание, которое было засвидетельствовано Цезарем Ритцем и моим камердинером. Согласно этому документу, вы получаете значительную сумму…
Вильма даже вскрикнула.
— Вы не должны говорить подобных вещей! Как вы можете вообразить, пусть даже на мгновение, что вы… будете., вы — погибнете?
— Мы должны отдавать себе отчет в этом, — ответил маркиз. — Всякое может случиться, и мне невыносимо думать, что если это произойдет, то вам, моя любимая, придется зарабатывать себе на жизнь или, того хуже, оказаться в положении, когда придется принять деньги от человека подобного графу.
Вильма смотрела на него, не понимая.
Тогда он произнес изменившимся голосом:
— Я люблю вас! Я люблю вас больше, чем когда-либо в жизни любил кого бы то ни было! Но я не могу жениться на вас!
Вильма затаила дыхание.
Она никогда бы не подумала, никогда не смогла бы даже представить себе, что он будет говорить нечто подобное.
— Мне очень хочется, больше всего на свете хочется назвать вас своей женой, — продолжал он, — и один Бог знает, как я желаю, чтобы вы были со мной сейчас и навсегда, — но это невозможно!
Вильма все еще не могла произнести ни слова, лишь взглянула на него, пытаясь вникнуть в смысл сказанного.
— Я прибыл в Париж, так как моя мать задумала женить меня на принцессе Хельге Виттенбергской.
Он остановился, потом гневно заговорил снова:
— Я не знаю ее. Я видел ее только однажды, когда она была совсем ребенком, и я не имел никакого желания жениться ни на ней, ни на ком бы то ни было вообще, пока не встретил вас. Но ее пригласили в Англию, а меня поставили в такое положение, когда я просто вынужден буду просить ее руки.
В голосе его звучало отчаяние.
Вильма не могла говорить, она только продолжала молча пристально смотреть на него, не отводя глаз и думая, что все услышанное было каким-то кошмаром.
Они долго молчали.
Потом Вильма спросила чуть слышно, как будто голос ее шел откуда-то издалека;
— Это значит… Вы хотите сказать мне… Теперь, после сегодняшнего вечера… Я буду… я никогда больше не смогу увидеть вас?
— Конечно, нет. Я и не думал говорить этого, — стремительно отреагировал маркиз. — Я только пытался сказать вам, как я люблю вас и хочу сделать вас частью моей жизни. Я не могу потерять вас. — Тут он гневно повел плечами и продолжил; — Я страстно желаю нашей близости, но нам нельзя будет всегда быть вместе.
Он крепче сжал ее руки в своих, прежде чем продолжить:
— Я как-нибудь постараюсь устроить все таким образом, чтобы вы находились подле меня, будь то в Лондоне или в имении.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14