Роузбел деланно зевнула и сказала:
— Я так устала! Эти бесконечные вечеринки утомляют. И как здорово, что сегодня можно пораньше лечь спать!
— Но ведь ты всегда говорила: ложиться спать до зари — попусту тратить время! — резко бросила маркиза.
— То было в дни ранней юности. — Роузбел покраснела, закрыла глаза и откинулась на спинку дивана.
Идона почувствовала, что леди Роузбел переигрывает.
В это время маркиза вынула из редикюля карточку.
— Знаешь ли ты, Идона, что прибыл большой букет орхидей от графа Баклиффа.
Идона была смущена:
— Да, мадам. Я знаю. Он прислал с ним и письмо.
— Письмо? — переспросила маркиза. — А где оно?
— Наверху, — сказала девушка, чувствуя, что краснеет.
Маркиза посмотрела на карточку и усмехнулась: — Довольно откровенно. Сделав паузу, прочла:
«Очаровательной женщине, пленившей мое сердце».
Роузбел открыла глаза и сказала:
— О, это уже кое-что!
— Я тоже так считаю, — согласилась маркиза. — Ты оказалась умнее, чем я думала. Ничто так не возбуждает мужчину, как попытка женщины скрыться, но… не слишком далеко.
Они с Роузбел рассмеялись, а Идона сказала:
— Не хочу я от графа никаких цветов, и вообще мы слишком мало знакомы, чтобы писать такие слова…
Маркиза положила карточку на полированный столик подле себя.
— В общем, дитя, ты должна понять: формальности и условности, столь важные у вас в провинции, в Лондоне отступают, особенно когда дело касается такой важной персоны, как граф.
— Вы совершенно правы! — воскликнула Роузбел, прежде чем Идона открыла рот. — Ты только подумай — станешь хозяйкой одного из самых прекрасных домов в Англии, ну не совсем такого, как у Шолто, но почти… Мне говорили, у Баклиффа замечательные драгоценности.
— Да, верно, я помню, как последняя жена графа надевала их, впервые появившись в Карлтон-Хаусе. Она сверкала, как рождественская елка, и казалось, просто сгибалась под тяжестью диадемы.
Слушая их, Идона побледнела и наконец сказала:
— Пожалуйста, мадам, выслушайте меня.
— Да я знаю, что ты скажешь. Если снова начнешь твердить то же, что и по дороге из Девоншир-Хауса, я просто рассержусь. Это же смешно!
— Нет, пожалуйста, не сердитесь, — попросила Идона, — но я не хочу принимать ухаживания графа Баклиффа, и мне бы не хотелось, чтобы и вы поощряли его к этому…
— Я тут совершенно ни при чем, — сказала, помолчав, маркиза. — Совершенно уверена: он поведет себя как подобает воспитанному мужчине и попросит у моего внука, как у опекуна, твоей руки. И Шолто, конечно, согласится. С большим удовольствием.
Услышав эти слова, Идона почувствовала, как что-то сдавило ей грудь, и она едва могла вздохнуть.
Девушка понимала: маркиза права, и маркиз, конечно, с удовольствием избавится от нее.
Пока Идона в панике думала, как поступить, маркиза продолжила:
— Кстати, и с приданым все решится без труда. Мы купили достаточно платьев и всего необходимого.
— А когда выйдешь замуж, — возбужденно защебетала Роузбел, — граф повезет тебя в Париж. Этой зимой туда все собираются — посмотреть, что осталось в этом городе наслаждений после того, как Наполеон Бонапарт все перевернул вверх дном.
— Вчера вечером граф Чарльз Стюарт мне рассказывал, что сейчас там уже жизнь идет своим чередом. Я уверена, Эйден Баклифф повезет Идону в Париж, и она будет блистать среди смуглых француженок. Он мне сам сказал, что она ни на кого не похожа, будто упала со звезды, — сказала маркиза.
Роузбел рассмеялась:
— Он так и сказал? Вот интересно! Правда, Идона, ты очень умная девочка. Тебе до полной победы осталось совсем немного. Мне он никогда не делал ни единого комплимента.
Маркиза посмотрела на нее, как показалось Идоне, осуждающе. И сказала:
— У тебя есть один недостаток, Роузбел, — ты бегаешь за мужчинами. Я всегда говорила, что мужчины — охотники. Я вообще-то рассердилась на Идону, когда она стала прятаться от Баклиффа, но скорее всего это его и заинтриговало.
— Нет, нет!.. — бормотала Идона. Но ее никто не слушал.
Маркиза и Роузбелл говорили о том, какое высокое положение могла бы занять Идона, выйдя замуж за графа, поскольку принц-регент — его друг, и о том, что граф, должно быть, захочет устроить свадьбу в Карлтон-Хаусе, что его жена займет традиционное положение при дворе, как все графини Баклифф в последние три столетия.
Идона слушала этот разговор — и не могла пересилить страх перед графом. Ужас охватил ее при воспоминании о том, как он хотел поцеловать ее.
Идона снова чувствовала прикосновение рук графа и его губы на щеке.
В нем было нечто, отчего по коже ее бежали мурашки, будто она коснулась скользкой жабы.
Она решила, что скорее умрет, чем разрешит ему снова дотронуться до нее.
«Ну что мне делать? Что делать?» — спрашивала она себя.
— Долго же вы сидели за столом! — сказала Роузбел подошедшему маркизу. — В общем-то, я собираюсь идти спать.
— Спать? — удивился маркиз. — А ты не заболела?
— Нет, я просто устала.
— Такого я от тебя еще не слышал, — заметил маркиз.
— Приближается старость! — рассмеялась Роузбел. — И чтобы не заснуть тут, за разговором, что тебе явно не понравится, пойду-ка я в объятия Морфея.
— Ну что ж, если тебя так непреодолимо влечет к нему, — саркастически усмехнулся маркиз, — как можно тебе мешать?
Она снова зевнула и поднялась со словами:
— Завтра вечером снова бал, и обещаю, что буду блистать и танцевать с каждым, пока звезды будут сиять на небе.
Роузбел кокетливо всех оглядела и улыбнулась.
— Не забудьте, Чарльз, — сказала она, — я обещала вам первый вальс.
— Вы слишком добры ко мне, — ответил джентльмен. — Я очень польщен. И стану считать часы.
Роузбел протянула ему руку для поцелуя, потом пожелала спокойной ночи маркизе и Идоне.
Склонившись к девушке, она слегка сжала ее плечо.
Маркиз довел ее до двери; она взяла его под руку и сказала:
— Если бы ты действительно без меня скучал и хотел, чтобы я осталась, я бы, конечно, так и сделала.
Услышав это, Идона затаила дыхание, понимая, что Роузбел рискует. А вдруг маркиз попросит ее остаться?
Однако он лишь улыбнулся и сказал:
— Иди спать. Зевающая женщина и у меня вызывает зевоту.
Роузбел вскрикнула, изображая ужас:
— Нет, ни в коем случае! Это недопустимо! Иди лучше поговори с Идоной, воспользуйся шансом. Очаровательный граф скоро уведет ее от нас.
Маркиз промолчал, но Идона заметила, что он нахмурился и повернулся к гостям, сидевшим у камина.
— Что за разговоры насчет Баклиффа? — спросил он, но не у Идоны, а у маркизы.
В ответ она подала ему карточку, вынутую из букета орхидей.
Когда маркиз прочитал записку, сердце Идоны забилось: она была уверена, что он рассердится.
Он прочитал ее еще раз, вникая в каждое слово, потом подошел к камину и кинул ее в огонь.
— Это все, что ты намерен сказать? — поинтересовалась маркиза.
— Я думаю, не стоит подгонять события.
— Если ты полагаешь, что граф Баклифф действует безрассудно, то я хочу заметить, что любая девушка, отказывающая самому богатому и самому завидному жениху, просто ненормальная.
Идона понимала, что маркиза заботилась о ее благе, и почувствовала, как краска заливает ее лицо.
Не зная, как скрыть свое смущение, и мучаясь от этого, она с облегчением услышала слова маркиза, обращенные к одному из гостей:
— Ты готов сразиться со мной в биллиард, Чарльз?
Потом маркиз повернулся к бабушке:
— Я знаю, ты скоро пойдешь спать, бабушка, так что я желаю тебе спокойной ночи.
С этими словами маркиз в сопровождении Чарльза направился к двери. Их друг последовал за ними.
— Буду наблюдать за вашей игрой. Итак, делайте ставки, господа.
Когда дверь за ними закрылась, маркиза посмотрела на Идону.
— Конечно, мы не столь привлекательны, как биллиардные шары.
Она поднялась, и Идона вместе с ней.
— Я тоже хочу пойти спать. Никак не могу привыкнуть к городскому распорядку. У нас все не так. Сегодня я снова проспала.
— Ну ничего, привыкнешь, — ответила маркиза. Они медленно поднимались по лестнице. Няня помогла Идоне раздеться, и когда девушка
легла, то ее охватили дурные предчувствия. Скоро надо идти в спальню Роузбел, вероятно, она уже уехала из дома.
Маркиз никуда не ушел, как предполагала Роузбел, он был в биллиардной в задней части дома, но, похоже, ни о чем не подозревал.
Идона очень боялась подвести Роузбел, но, с другой стороны, ей было неприятно от мысли, что она обманывает маркиза: он так добр к ней!
Интересно, какой возлюбленный у Роузбел и почему, если она его так сильно любит, она не может найти в себе мужества разделить с ним бедность?
Идона подозревала, что это вовсе не та бедность, которую она познала со своими родителями. Скорее всего не будет роскоши, ожидавшей Роузбел в браке с маркизом.
Она снова подумала о графе. Идона вспомнила все, что говорили о нем маркиза и Роузбел, и снова пришла к выводу, что даже с домами, лошадьми, несметными богатствами и всеми драгоценностями мира он ей противен.
Наконец Идона решила, что может покинуть свою спальню. Она встала, выглянула из-за двери — пуст ли коридор. Дом погрузился в тишину ночи.
Босиком, в одной ночной рубашке она проскользнула в комнату Роузбел, через две комнаты от ее.
Комната была пуста. Ярко горел камин; на кровати лежала ночная рубашка, приготовленная горничной.
Днем Роузбел упомянула, что она отпустила горничную, которая вернется только к утру.
Идона плотнее задернула шторы вокруг кровати, задула свечу и легла.
Постель очень удобная, пуховые подушки были нежными, как летние облака.
Идона лежала на боку, спиной к двери, натянув одело до самого подбородка. Даже если кто-то и заглянет в комнату, то ничего не заподозрит.
Она подумала о маркизе: будет ли он счастлив с Роузбел, если ее любит.
И в то же время, по какой-то неясной причине, ей не хотелось, чтобы он оказался несчастлив. А поскольку Роузбел любит другого, совершенно ясно, что именно так и случится.
«Он очень добр ко мне, очень. И мне бы хотелось, чтобы он нашел женщину, которая полюбила бы его самого, а не его положение и богатство. За его сарказмом скрывается доброе сердце».
Идона не могла бы ответить, откуда это ей известно, но ведь он смог понять ее чувства к Эдаму и его жене, к Нэду, няне, старикам, живущим в усадьбе, и к дому.
Ее все еще пугала мысль, что Клэрис Клермонт могла бы стать хозяйкой дома и устраивать там вечера с вульгарной, шумной, разноцветной толпой много пьющих людей, которые испортили бы все, что так ценила в доме ее мать.
Идона подумала, в каком бы шоке пребывали предки Овертонов, взирая на происходящее с портретов в старинных рамах.
Потом ей стало интересно — нашел ли маркиз дом для Клэрис в Челси, как обещал, и как часто он навещает ее, и почему он предпочитает быть с ней, а не с Роузбел? Странно, у него две женщины одновременно. Идона никак не могла понять этого.
По своей наивности и неопытности она предположила, что мужчина чувствует себя более важным и значительным, когда опекает известную актрису, и ему завидуют больше, чем владельцу лошади, победившей на бегах.
Конечно, окажись она на месте Роузбел, она бы негодовала, что он интересуется кем-то еще.
«Наверное, я очень скучная, старомодная провинциалка, — подумала Идона, засыпая.
Сквозь сон она услышала легкий шум. Сердце тревожно забилось.
По звуку она поняла, что поворачивается ручка двери, и если это не маркиза, то по ее приказанию горничная заглянула убедиться, как и предполагала Роузбел, спит ли она в своей кровати.
Усилием воли Идона заставила себя лежать тихо, крепко закрыв глаза.
Но потом она испугалась: легкие шаги приближались к кровати. Для горничной это уж слишком. Но что же ей делать?
Идона сжала веки покрепче, успокаивая себя тем, что при слабом свете камина невозможно рассмотреть лицо, если не подойти вплотную, или цвет волос.
И тут, несмотря на то, что она лежала с закрытыми глазами, Идона поняла, что кто-то стоит возле кровати и пристально смотрит на нее.
Ее сердце быстро застучало, но она все еще надеялась, что вошедший постоит, увидит, что она спит, и уйдет.
Потом кто-то сел на край кровати, и чьи-то руки оказались у нее на плечах.
В этот момент она поняла, кто это, и страх пронзил ее, как молния.
Прежде чем она сообразила, что делать, она почувствовала на своих губах губы маркиза.
Она не могла поверить в реальность происходящего.
Он целовал ее. Идона понимала, что надо сопротивляться, бороться, но как? Руки маркиза прижимали ее к кровати.
Сначала он целовал нежно, потом его поцелуи стали настойчивыми, требовательными.
Маркиз обнял ее, и странное, невероятное ощущение охватило девушку, как будто с ее души свалился камень.
Она ощутила что-то новое, неведомое, неизвестное.
Как будто она смотрела на звезды или бродила по лесу, и феи окружали ее.
Нет, все же это было нечто иное, более сильное, более живое и прекрасное чувство.
Жаркие губы маркиза обжигали Идону; ей казалось, их соединяет не только поцелуй, но огонь самой жизни.
Все странно, незнакомо и прекрасно.
Словно загипнотизированная, она не пыталась даже пошевелиться, но все внутри нее пульсировало.
Потом в камине обрушился уголек, пламя вспыхнуло, ярко осветив комнату, и маркиз поднял голову.
Секунду, показавшуюся вечностью, Идона смотрела на него огромными от изумления глазами, прежде чем заставила себя сказать:
— Пожалуйста… я… не Роузбел.
— Вижу, — ответил маркиз. — В таком случае что вы делаете в ее постели?
Он поднялся, убрал руки с ее плеч. Идона видела его лицо в отблеске огня и думала, что, наверное, он безумно сердится.
— Я… прошу прощения… Пожалуйста… простите меня.
Потом ей показалось, что его губы скривились в ухмылке, и вдруг она поняла, что он не удивился, найдя ее в этой комнате, а просто притворился, что удивлен.
— Вы… знали! — обвиняюще сказала она. — Вы знали… что это я, и… поцеловали меня.
Маркиз помолчал, а потом ответил:
— Ну, скажем, я подозревал.
— Тогда вы не имели… права… так поступать! Маркиз перебил ее:
— Если вы взяли на себя смелость сыграть роль моей невесты, значит, должны принимать и последствия своего поступка.
Идона ощущала внутреннюю дрожь и вместе с тем огромную радость, которую нельзя было выразить словами.
Она только боялась, что маркиз глубоко презирает ее за этот поступок, и готова была разрыдаться.
Идона приподнялась на подушке и проговорила:
— Да, я знаю, мне не следовало этого делать, но вы должны были меня разбудить.
— Полагаю, я так и сделал. И очень эффективно.
Она поняла — маркиз снова смеется. В наступившей тишине Идона спрятала руки под одеяло, нервно сцепила пальцы и спросила:
— Вы очень злитесь на Роузбел?
— С ней я разберусь завтра, — ответил маркиз. Он проговорил это весьма мрачно.
— О, пожалуйста, — взмолилась Идона, — не сердитесь на нее очень, она доверилась мне, сказала, что ей надо уйти, а я ее подвела! Это я виновата.
Казалось, маркиз не слышит.
— Вы когда-нибудь раньше целовались?
— Нет! Конечно, нет!
— А почему так горячо вы говорите «нет»? — насмешливо спросил маркиз. — Большинство молоденьких женщин любит целоваться.
Идона вспомнила, как вчера вечером граф Баклифф пытался поцеловать ее, и вздрогнула.
— Да забудьте вы про это! — резко бросил он.
— Я бы хотела, но я его боюсь.
— Об этом поговорим завтра. Но сейчас надо вернуться в свою спальню и выспаться, чтобы никто больше не мешал.
— Но, Роузб… — начала Идона, но поняла, что говорить что-либо бесполезно: ее отсутствие все равно обнаружено, и она ничего не может изменить.
Идона посмотрела на маркиза и сказала:
— Я вернусь, но, пожалуйста, или выйдите, или отвернитесь.
Ей показалось, маркиз удивился, и она объяснила:
— Я пришла сюда в ночной рубашке.
Она сперва подумала, что он рассмеется, но он сидел и смотрел на нее. Потом сказал:
— Вы так юны для этой сложной жизни, полной интриг. И все они в итоге кончаются ложью, уловками, от которых кто-то обязательно страдает.
Несомненно, он имеет в виду, что она не подходит для этой жизни. Идона умоляюще посмотрела на него и сказала:
— Я же вам говорила, мне лучше остаться в деревне, чтобы не наделать ошибок. Все это ужасно…
Неожиданно маркиз улыбнулся.
— А я-то думал, что у тебя большой успех!.. — удивленно протянул он. — И даже, может, слишком большой.
Конечно, снова намек на графа Баклиффа, а она-то надеялась уговорить маркиза спасти ее от притязаний графа.
Маркиз поднялся и подошел к окну, отдернул штору и посмотрел поверх деревьев, покрытых листвой, серебряной от лунного света.
Идона быстро выбралась из постели, пересекла комнату и открыла дверь.
— Спокойной ночи, милорд, — сказала она. — Мне жаль, очень жаль, что я сделала нечто, с вашей точки зрения, недопустимое.
И, не дожидаясь ответа, поспешила в свою спальню.
Огонь в камине почти погас, когда Идона нырнула в постель, накрылась одеялом и снова ощутила невероятный восторг при воспоминании о поцелуе маркиза.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11
— Я так устала! Эти бесконечные вечеринки утомляют. И как здорово, что сегодня можно пораньше лечь спать!
— Но ведь ты всегда говорила: ложиться спать до зари — попусту тратить время! — резко бросила маркиза.
— То было в дни ранней юности. — Роузбел покраснела, закрыла глаза и откинулась на спинку дивана.
Идона почувствовала, что леди Роузбел переигрывает.
В это время маркиза вынула из редикюля карточку.
— Знаешь ли ты, Идона, что прибыл большой букет орхидей от графа Баклиффа.
Идона была смущена:
— Да, мадам. Я знаю. Он прислал с ним и письмо.
— Письмо? — переспросила маркиза. — А где оно?
— Наверху, — сказала девушка, чувствуя, что краснеет.
Маркиза посмотрела на карточку и усмехнулась: — Довольно откровенно. Сделав паузу, прочла:
«Очаровательной женщине, пленившей мое сердце».
Роузбел открыла глаза и сказала:
— О, это уже кое-что!
— Я тоже так считаю, — согласилась маркиза. — Ты оказалась умнее, чем я думала. Ничто так не возбуждает мужчину, как попытка женщины скрыться, но… не слишком далеко.
Они с Роузбел рассмеялись, а Идона сказала:
— Не хочу я от графа никаких цветов, и вообще мы слишком мало знакомы, чтобы писать такие слова…
Маркиза положила карточку на полированный столик подле себя.
— В общем, дитя, ты должна понять: формальности и условности, столь важные у вас в провинции, в Лондоне отступают, особенно когда дело касается такой важной персоны, как граф.
— Вы совершенно правы! — воскликнула Роузбел, прежде чем Идона открыла рот. — Ты только подумай — станешь хозяйкой одного из самых прекрасных домов в Англии, ну не совсем такого, как у Шолто, но почти… Мне говорили, у Баклиффа замечательные драгоценности.
— Да, верно, я помню, как последняя жена графа надевала их, впервые появившись в Карлтон-Хаусе. Она сверкала, как рождественская елка, и казалось, просто сгибалась под тяжестью диадемы.
Слушая их, Идона побледнела и наконец сказала:
— Пожалуйста, мадам, выслушайте меня.
— Да я знаю, что ты скажешь. Если снова начнешь твердить то же, что и по дороге из Девоншир-Хауса, я просто рассержусь. Это же смешно!
— Нет, пожалуйста, не сердитесь, — попросила Идона, — но я не хочу принимать ухаживания графа Баклиффа, и мне бы не хотелось, чтобы и вы поощряли его к этому…
— Я тут совершенно ни при чем, — сказала, помолчав, маркиза. — Совершенно уверена: он поведет себя как подобает воспитанному мужчине и попросит у моего внука, как у опекуна, твоей руки. И Шолто, конечно, согласится. С большим удовольствием.
Услышав эти слова, Идона почувствовала, как что-то сдавило ей грудь, и она едва могла вздохнуть.
Девушка понимала: маркиза права, и маркиз, конечно, с удовольствием избавится от нее.
Пока Идона в панике думала, как поступить, маркиза продолжила:
— Кстати, и с приданым все решится без труда. Мы купили достаточно платьев и всего необходимого.
— А когда выйдешь замуж, — возбужденно защебетала Роузбел, — граф повезет тебя в Париж. Этой зимой туда все собираются — посмотреть, что осталось в этом городе наслаждений после того, как Наполеон Бонапарт все перевернул вверх дном.
— Вчера вечером граф Чарльз Стюарт мне рассказывал, что сейчас там уже жизнь идет своим чередом. Я уверена, Эйден Баклифф повезет Идону в Париж, и она будет блистать среди смуглых француженок. Он мне сам сказал, что она ни на кого не похожа, будто упала со звезды, — сказала маркиза.
Роузбел рассмеялась:
— Он так и сказал? Вот интересно! Правда, Идона, ты очень умная девочка. Тебе до полной победы осталось совсем немного. Мне он никогда не делал ни единого комплимента.
Маркиза посмотрела на нее, как показалось Идоне, осуждающе. И сказала:
— У тебя есть один недостаток, Роузбел, — ты бегаешь за мужчинами. Я всегда говорила, что мужчины — охотники. Я вообще-то рассердилась на Идону, когда она стала прятаться от Баклиффа, но скорее всего это его и заинтриговало.
— Нет, нет!.. — бормотала Идона. Но ее никто не слушал.
Маркиза и Роузбелл говорили о том, какое высокое положение могла бы занять Идона, выйдя замуж за графа, поскольку принц-регент — его друг, и о том, что граф, должно быть, захочет устроить свадьбу в Карлтон-Хаусе, что его жена займет традиционное положение при дворе, как все графини Баклифф в последние три столетия.
Идона слушала этот разговор — и не могла пересилить страх перед графом. Ужас охватил ее при воспоминании о том, как он хотел поцеловать ее.
Идона снова чувствовала прикосновение рук графа и его губы на щеке.
В нем было нечто, отчего по коже ее бежали мурашки, будто она коснулась скользкой жабы.
Она решила, что скорее умрет, чем разрешит ему снова дотронуться до нее.
«Ну что мне делать? Что делать?» — спрашивала она себя.
— Долго же вы сидели за столом! — сказала Роузбел подошедшему маркизу. — В общем-то, я собираюсь идти спать.
— Спать? — удивился маркиз. — А ты не заболела?
— Нет, я просто устала.
— Такого я от тебя еще не слышал, — заметил маркиз.
— Приближается старость! — рассмеялась Роузбел. — И чтобы не заснуть тут, за разговором, что тебе явно не понравится, пойду-ка я в объятия Морфея.
— Ну что ж, если тебя так непреодолимо влечет к нему, — саркастически усмехнулся маркиз, — как можно тебе мешать?
Она снова зевнула и поднялась со словами:
— Завтра вечером снова бал, и обещаю, что буду блистать и танцевать с каждым, пока звезды будут сиять на небе.
Роузбел кокетливо всех оглядела и улыбнулась.
— Не забудьте, Чарльз, — сказала она, — я обещала вам первый вальс.
— Вы слишком добры ко мне, — ответил джентльмен. — Я очень польщен. И стану считать часы.
Роузбел протянула ему руку для поцелуя, потом пожелала спокойной ночи маркизе и Идоне.
Склонившись к девушке, она слегка сжала ее плечо.
Маркиз довел ее до двери; она взяла его под руку и сказала:
— Если бы ты действительно без меня скучал и хотел, чтобы я осталась, я бы, конечно, так и сделала.
Услышав это, Идона затаила дыхание, понимая, что Роузбел рискует. А вдруг маркиз попросит ее остаться?
Однако он лишь улыбнулся и сказал:
— Иди спать. Зевающая женщина и у меня вызывает зевоту.
Роузбел вскрикнула, изображая ужас:
— Нет, ни в коем случае! Это недопустимо! Иди лучше поговори с Идоной, воспользуйся шансом. Очаровательный граф скоро уведет ее от нас.
Маркиз промолчал, но Идона заметила, что он нахмурился и повернулся к гостям, сидевшим у камина.
— Что за разговоры насчет Баклиффа? — спросил он, но не у Идоны, а у маркизы.
В ответ она подала ему карточку, вынутую из букета орхидей.
Когда маркиз прочитал записку, сердце Идоны забилось: она была уверена, что он рассердится.
Он прочитал ее еще раз, вникая в каждое слово, потом подошел к камину и кинул ее в огонь.
— Это все, что ты намерен сказать? — поинтересовалась маркиза.
— Я думаю, не стоит подгонять события.
— Если ты полагаешь, что граф Баклифф действует безрассудно, то я хочу заметить, что любая девушка, отказывающая самому богатому и самому завидному жениху, просто ненормальная.
Идона понимала, что маркиза заботилась о ее благе, и почувствовала, как краска заливает ее лицо.
Не зная, как скрыть свое смущение, и мучаясь от этого, она с облегчением услышала слова маркиза, обращенные к одному из гостей:
— Ты готов сразиться со мной в биллиард, Чарльз?
Потом маркиз повернулся к бабушке:
— Я знаю, ты скоро пойдешь спать, бабушка, так что я желаю тебе спокойной ночи.
С этими словами маркиз в сопровождении Чарльза направился к двери. Их друг последовал за ними.
— Буду наблюдать за вашей игрой. Итак, делайте ставки, господа.
Когда дверь за ними закрылась, маркиза посмотрела на Идону.
— Конечно, мы не столь привлекательны, как биллиардные шары.
Она поднялась, и Идона вместе с ней.
— Я тоже хочу пойти спать. Никак не могу привыкнуть к городскому распорядку. У нас все не так. Сегодня я снова проспала.
— Ну ничего, привыкнешь, — ответила маркиза. Они медленно поднимались по лестнице. Няня помогла Идоне раздеться, и когда девушка
легла, то ее охватили дурные предчувствия. Скоро надо идти в спальню Роузбел, вероятно, она уже уехала из дома.
Маркиз никуда не ушел, как предполагала Роузбел, он был в биллиардной в задней части дома, но, похоже, ни о чем не подозревал.
Идона очень боялась подвести Роузбел, но, с другой стороны, ей было неприятно от мысли, что она обманывает маркиза: он так добр к ней!
Интересно, какой возлюбленный у Роузбел и почему, если она его так сильно любит, она не может найти в себе мужества разделить с ним бедность?
Идона подозревала, что это вовсе не та бедность, которую она познала со своими родителями. Скорее всего не будет роскоши, ожидавшей Роузбел в браке с маркизом.
Она снова подумала о графе. Идона вспомнила все, что говорили о нем маркиза и Роузбел, и снова пришла к выводу, что даже с домами, лошадьми, несметными богатствами и всеми драгоценностями мира он ей противен.
Наконец Идона решила, что может покинуть свою спальню. Она встала, выглянула из-за двери — пуст ли коридор. Дом погрузился в тишину ночи.
Босиком, в одной ночной рубашке она проскользнула в комнату Роузбел, через две комнаты от ее.
Комната была пуста. Ярко горел камин; на кровати лежала ночная рубашка, приготовленная горничной.
Днем Роузбел упомянула, что она отпустила горничную, которая вернется только к утру.
Идона плотнее задернула шторы вокруг кровати, задула свечу и легла.
Постель очень удобная, пуховые подушки были нежными, как летние облака.
Идона лежала на боку, спиной к двери, натянув одело до самого подбородка. Даже если кто-то и заглянет в комнату, то ничего не заподозрит.
Она подумала о маркизе: будет ли он счастлив с Роузбел, если ее любит.
И в то же время, по какой-то неясной причине, ей не хотелось, чтобы он оказался несчастлив. А поскольку Роузбел любит другого, совершенно ясно, что именно так и случится.
«Он очень добр ко мне, очень. И мне бы хотелось, чтобы он нашел женщину, которая полюбила бы его самого, а не его положение и богатство. За его сарказмом скрывается доброе сердце».
Идона не могла бы ответить, откуда это ей известно, но ведь он смог понять ее чувства к Эдаму и его жене, к Нэду, няне, старикам, живущим в усадьбе, и к дому.
Ее все еще пугала мысль, что Клэрис Клермонт могла бы стать хозяйкой дома и устраивать там вечера с вульгарной, шумной, разноцветной толпой много пьющих людей, которые испортили бы все, что так ценила в доме ее мать.
Идона подумала, в каком бы шоке пребывали предки Овертонов, взирая на происходящее с портретов в старинных рамах.
Потом ей стало интересно — нашел ли маркиз дом для Клэрис в Челси, как обещал, и как часто он навещает ее, и почему он предпочитает быть с ней, а не с Роузбел? Странно, у него две женщины одновременно. Идона никак не могла понять этого.
По своей наивности и неопытности она предположила, что мужчина чувствует себя более важным и значительным, когда опекает известную актрису, и ему завидуют больше, чем владельцу лошади, победившей на бегах.
Конечно, окажись она на месте Роузбел, она бы негодовала, что он интересуется кем-то еще.
«Наверное, я очень скучная, старомодная провинциалка, — подумала Идона, засыпая.
Сквозь сон она услышала легкий шум. Сердце тревожно забилось.
По звуку она поняла, что поворачивается ручка двери, и если это не маркиза, то по ее приказанию горничная заглянула убедиться, как и предполагала Роузбел, спит ли она в своей кровати.
Усилием воли Идона заставила себя лежать тихо, крепко закрыв глаза.
Но потом она испугалась: легкие шаги приближались к кровати. Для горничной это уж слишком. Но что же ей делать?
Идона сжала веки покрепче, успокаивая себя тем, что при слабом свете камина невозможно рассмотреть лицо, если не подойти вплотную, или цвет волос.
И тут, несмотря на то, что она лежала с закрытыми глазами, Идона поняла, что кто-то стоит возле кровати и пристально смотрит на нее.
Ее сердце быстро застучало, но она все еще надеялась, что вошедший постоит, увидит, что она спит, и уйдет.
Потом кто-то сел на край кровати, и чьи-то руки оказались у нее на плечах.
В этот момент она поняла, кто это, и страх пронзил ее, как молния.
Прежде чем она сообразила, что делать, она почувствовала на своих губах губы маркиза.
Она не могла поверить в реальность происходящего.
Он целовал ее. Идона понимала, что надо сопротивляться, бороться, но как? Руки маркиза прижимали ее к кровати.
Сначала он целовал нежно, потом его поцелуи стали настойчивыми, требовательными.
Маркиз обнял ее, и странное, невероятное ощущение охватило девушку, как будто с ее души свалился камень.
Она ощутила что-то новое, неведомое, неизвестное.
Как будто она смотрела на звезды или бродила по лесу, и феи окружали ее.
Нет, все же это было нечто иное, более сильное, более живое и прекрасное чувство.
Жаркие губы маркиза обжигали Идону; ей казалось, их соединяет не только поцелуй, но огонь самой жизни.
Все странно, незнакомо и прекрасно.
Словно загипнотизированная, она не пыталась даже пошевелиться, но все внутри нее пульсировало.
Потом в камине обрушился уголек, пламя вспыхнуло, ярко осветив комнату, и маркиз поднял голову.
Секунду, показавшуюся вечностью, Идона смотрела на него огромными от изумления глазами, прежде чем заставила себя сказать:
— Пожалуйста… я… не Роузбел.
— Вижу, — ответил маркиз. — В таком случае что вы делаете в ее постели?
Он поднялся, убрал руки с ее плеч. Идона видела его лицо в отблеске огня и думала, что, наверное, он безумно сердится.
— Я… прошу прощения… Пожалуйста… простите меня.
Потом ей показалось, что его губы скривились в ухмылке, и вдруг она поняла, что он не удивился, найдя ее в этой комнате, а просто притворился, что удивлен.
— Вы… знали! — обвиняюще сказала она. — Вы знали… что это я, и… поцеловали меня.
Маркиз помолчал, а потом ответил:
— Ну, скажем, я подозревал.
— Тогда вы не имели… права… так поступать! Маркиз перебил ее:
— Если вы взяли на себя смелость сыграть роль моей невесты, значит, должны принимать и последствия своего поступка.
Идона ощущала внутреннюю дрожь и вместе с тем огромную радость, которую нельзя было выразить словами.
Она только боялась, что маркиз глубоко презирает ее за этот поступок, и готова была разрыдаться.
Идона приподнялась на подушке и проговорила:
— Да, я знаю, мне не следовало этого делать, но вы должны были меня разбудить.
— Полагаю, я так и сделал. И очень эффективно.
Она поняла — маркиз снова смеется. В наступившей тишине Идона спрятала руки под одеяло, нервно сцепила пальцы и спросила:
— Вы очень злитесь на Роузбел?
— С ней я разберусь завтра, — ответил маркиз. Он проговорил это весьма мрачно.
— О, пожалуйста, — взмолилась Идона, — не сердитесь на нее очень, она доверилась мне, сказала, что ей надо уйти, а я ее подвела! Это я виновата.
Казалось, маркиз не слышит.
— Вы когда-нибудь раньше целовались?
— Нет! Конечно, нет!
— А почему так горячо вы говорите «нет»? — насмешливо спросил маркиз. — Большинство молоденьких женщин любит целоваться.
Идона вспомнила, как вчера вечером граф Баклифф пытался поцеловать ее, и вздрогнула.
— Да забудьте вы про это! — резко бросил он.
— Я бы хотела, но я его боюсь.
— Об этом поговорим завтра. Но сейчас надо вернуться в свою спальню и выспаться, чтобы никто больше не мешал.
— Но, Роузб… — начала Идона, но поняла, что говорить что-либо бесполезно: ее отсутствие все равно обнаружено, и она ничего не может изменить.
Идона посмотрела на маркиза и сказала:
— Я вернусь, но, пожалуйста, или выйдите, или отвернитесь.
Ей показалось, маркиз удивился, и она объяснила:
— Я пришла сюда в ночной рубашке.
Она сперва подумала, что он рассмеется, но он сидел и смотрел на нее. Потом сказал:
— Вы так юны для этой сложной жизни, полной интриг. И все они в итоге кончаются ложью, уловками, от которых кто-то обязательно страдает.
Несомненно, он имеет в виду, что она не подходит для этой жизни. Идона умоляюще посмотрела на него и сказала:
— Я же вам говорила, мне лучше остаться в деревне, чтобы не наделать ошибок. Все это ужасно…
Неожиданно маркиз улыбнулся.
— А я-то думал, что у тебя большой успех!.. — удивленно протянул он. — И даже, может, слишком большой.
Конечно, снова намек на графа Баклиффа, а она-то надеялась уговорить маркиза спасти ее от притязаний графа.
Маркиз поднялся и подошел к окну, отдернул штору и посмотрел поверх деревьев, покрытых листвой, серебряной от лунного света.
Идона быстро выбралась из постели, пересекла комнату и открыла дверь.
— Спокойной ночи, милорд, — сказала она. — Мне жаль, очень жаль, что я сделала нечто, с вашей точки зрения, недопустимое.
И, не дожидаясь ответа, поспешила в свою спальню.
Огонь в камине почти погас, когда Идона нырнула в постель, накрылась одеялом и снова ощутила невероятный восторг при воспоминании о поцелуе маркиза.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11