Прелестный план. А какую роль в нем будете играть вы?
— Я не говорила, будто хочу, чтобы вас убили, — возразила Барбара Каслмейн. — Напротив, я предпочитаю видеть вас живым, лорд Стейверли.
— Я не имею права так называться. Я много лет назад отказался от семейного имени. Я Белогрудый, разбойник и вор, человек, который отбирает золото и драгоценности у тех, кто едет в Лондон в своих каретах.
— И мои вы тоже отберете? — спросила Барбара, дотронувшись до колье, обвивавшего ее шею.
— Если бы я их отобрал, вы тотчас заменили бы их новыми, купленными на средства королевской казны. А страна и сейчас с трудом оплачивает ваши излишества. Я не стану их увеличивать.
— Как сурово вы говорите! — Барбара обиженно надула губки. — Вы хотите лишить женщину удовольствия хорошо выглядеть?
— Все зависит от того, для чего она использует свою красоту. Некоторые женщины приносят только страдания.
— И я из их числа?
— На этот вопрос лучше ответите вы сами.
Барбара пожала плечами и, протянув правую руку, осторожно накрыла ею его пальцы.
— Почему вы восстаете против меня? Ваш взгляд остается жестким, голос звучит сурово и резко. Я приехала сюда, чтобы увидеть вас, ради этого я пошла на риск. Разве вы не рады?
Разве в вашем сердце не найдется тепла для женщины, которая осмелилась на такое?
— Чего вы от меня хотите?
— Неужели вы, мужчина, не знаете ответа на этот вопрос?
Я ведь сказала вам: когда вы появились в зале суда, мое сердце забилось быстрее, и в тот момент я поняла, что не успокоюсь, пока мы не встретимся, пока я не почувствую, что ваше сердце бьется в унисон с моим.
Лусиус медленно убрал руку и, поднявшись, сказал:
— Леди Каслмейн, похоже, мы друг друга не понимаем. Я не настолько глуп, чтобы поверить, будто вы действительно можете питать ко мне подобный интерес. Я не понимаю, зачем вы сегодня сюда приехали, но я не настолько тщеславен, чтобы принять ваши слова за чистую монету. Если вы не хотите быть со мной откровенной и если вам больше нечего сказать, тогда я вынужден просить у вас прощения: у меня есть другие дела.
Он говорил мягко, но реакция Барбары оказалась совсем не такой, как можно было ожидать. Она откинулась на надгробие и одарила его медленной, чувственной улыбкой. В свете луны ее шея и плечи казались белоснежными, губы — ярко-красными.
— Какой вы глупый! — проговорила она. — Или вы один из немногих мужчин, лишенных тщеславия? Тогда могу вам обещать, что в Уайтхолле вы будете исключением.
— Я могу идти?
Лусиус говорил сдержанно, терпеливо. Почти оскорбительно терпеливо.
— Нет! — резко бросила Барбара. — Нет, вы не уйдете отсюда, потому что мне надо сказать вам очень многое. Извольте сесть, лорд Стейверли, или Белогрудый, если это имя вам больше нравится. Садитесь, — повторила она. — Вам не нужно меня бояться.
Лусиус рассмеялся — громко и весело.
— Я вас не боюсь, — ответил он, — но у меня создается странное впечатление, будто вы пытаетесь меня соблазнить.
Или я ошибаюсь?
— Вы очень удивитесь, если окажетесь правы? — спросила Барбара.
— Значит, про вас все-таки рассказывают правду, — заметил он.
— А что вы обо мне слышали? — осведомилась Барбара.
— Что ваша неразборчивость сравнима с вашей красотой.
Что вы совершенно лишены скромности. И что, если вас влечет к мужчине, вы не ждете, чтобы он начал вас преследовать.
— Вот, значит, что обо мне говорят! — воскликнула Барбара, нисколько не огорченная. — Ну и что из того, если это правда, мистер разбойник? Не добавить ли мне к этому и то, что еще ни один мужчина мне не отказал?
— А как бы вы поступили, если бы таковой нашелся?
— Думаю, что убила бы его своими руками, — ответила Барбара. — Говорят, что ярость отвергнутой женщины страшнее ада. Ни один мужчина не может отвергнуть меня и остаться живым.
Лусиус засмеялся снова, но на этот раз негромко и даже с жалостью. Лицо его неожиданно смягчилось. Сев на надгробие, он взял Барбару за руку.
— Послушайте меня, леди Каслмейн, — сказал он. — Вы очень молоды, и жизнь одарила вас множеством сокровищ.
Послушайтесь моего совета и не нарушайте законов природы без особых на то оснований. Мужчина рождается охотником, женщина — добычей. Так было в течение тысячелетий, и те, кто пытается изменить порядок вещей, обычно вредят самим себе. Вызванная ими буря обрушивается на них же. Вы очень красивы, вы очень умны. Используйте же свой ум для того, чтобы управлять своим сердцем и телом. Пусть они будут слугами вашего разума, а не его господами. Сейчас мой совет, возможно, раздражит вас, но если вы послушаетесь меня, то в старости не пожалеете об этом. Предоставьте мужчинам самим добиваться вашего внимания, леди Каслмейн. Тогда вы узнаете о любви много такого, что пока вам неизвестно.
— О любви мне известно все, — возразила Барбара, и на мгновение Лусиус увидел лицо избалованного ребенка, а не уверенной в себе красавицы.
— Любовь — это нечто неисчерпаемое, — отозвался он. — Существует разная любовь, леди Каслмейн, но только высшие ее формы достойны наших стремлений.
— Откуда вам это знать? Только добиваясь любви, вкушая ее не единожды, а тысячи раз, можно убедиться в том, что это — не то, что вам нужно, пока наконец вы не найдете идеал.
— Вы заблуждаетесь, считая, что идеал можно найти таким образом! — негромко сказал Лусиус. — Неужели вы никогда не любили? Не любили по-настоящему?
Барбара отвернулась, и на секунду выражение ее глаз изменилось.
— Да, один раз, — ответила она тихо. — И это истерзало меня так, что я молилась, чтобы никогда больше такого не чувствовать. Та любовь, которую я ищу теперь, это радость и восторг, когда чье-то сердце бьется в такт с моим, блаженство соединения губ, объятия сильных рук, ощущение пламени, которое разгорается в тебе и разжигает страсть в мужчине, который обнимает тебя.
С этими словами Барбара медленно повернулась к Лусиусу. Казалось, собственные слова пробуждают в ней те чувства, о которых она говорит: глаза ее горели, из полуоткрытых губ вырывалось учащенное дыхание, грудь бурно вздымалась, так что сверкали драгоценные камни, окаймлявшие вырез лифа.
Но в глазах Лусиуса, устремленных на нее, мягкое сочувствие исчезло. Взгляд его стал твердым, как гранит. Он сказал:
— Это не любовь. Для этого есть довольно гадкое название.
Но Барбара не слушала его. Он еще не договорил, а ее руки нежно коснулись мягкого бархата его камзола. Страстно и нежно она прошептала:
— Я хочу тебя! Поцелуй меня, и ты почувствуешь, как сильно я тебя хочу!
Долгие секунды Лусиус оставался неподвижен, а потом сказал:
— Вы делаете ошибку. Вы забыли, с кем вы разговариваете! Вы, леди Барбара Каслмейн, самая знаменитая женщина Уайтхолла, не должны говорить такие вещи разбойнику, человеку, который добывает свое пропитание хитростью. Вы обитаете среди придворных и королей. В Уайтхолле есть люди, которые живут надеждой услышать слова, только что сказанные вами. Но они не для меня. Я умоляю вас забыть о том, что вы их произносили.
Лусиус встал.
— Ваша карета ждет вас, леди Каслмейн, — добавил он. — Лондон будет казаться ужасно скучным, пока вы туда не вернетесь.
Едва он успел договорить, как Барбара тоже вскочила.
— Почему вы так говорите? Почему пытаетесь от меня избавиться? Неужели вы боитесь взять то, что я предлагаю?
— Пусть причина будет именно в этом, — успокаивающим тоном проговорил Лусиус. — Время уже позднее, и вам опасно здесь задерживаться.
— Опасно? Но почему? Чего мне опасаться? Вас?
Она стояла в страшном напряжении, устремив на него пристальный взгляд, словно пытаясь выпытать какую-то тайну, которая скрывалась под спокойной безмятежностью его лица.
А потом она вдруг воскликнула:
— Я вам нежеланна, да? Вы меня не хотите!
— Я этого не говорил, — ответил Лусиус.
— Но это же очевидно! — выкрикнула Барбара Каслмейн. — Я приехала сюда, я сказала вам о своих чувствах к вам, а вы отсылаете меня обратно в Лондон!
— Я забочусь о благополучии вашей светлости.
Барбара издала вопль ярости.
— Ни о чем таком вы не заботитесь! Вы отвергли меня! Вы разбойник, вор, изгой, человек, с которым не стала бы иметь дела ни одна приличная женщина!
— Именно об этом я только что вам напомнил, — отозвался он, нисколько не смущенный ее яростью.
— Но это не правда! — Ее настроение внезапно изменилось. — Вы же не какой-то низкорожденный бродяга, вы маркиз Стейверли, носитель благородного имени и высокого титула! Мы говорим как равные — вы и я, — и все же вы меня отвергли! Вы отсылаете меня прочь, потому что вы меня не хотите. Я здесь в такой же безопасности, как в женском монастыре. Мне ничто не угрожает рядом с вами, лорд Стейверли?
Неужели ваш мужественный вид — это только притворство?
Барбара явно старалась его оскорбить, однако Лусиус оставался невозмутим.
— Вы устали, — заметил он. — Скоро вы обо всем забудете. Давайте оба забудем прямо сейчас об этой ночи и о нашей встрече.
— Но я не желаю ни о чем забывать! Я хотела с вами встретиться и именно для того сюда приехала, В вас есть все то, что я искала в Рудольфе — и не находила. Вы так же красивы и привлекательны, как тот мужчина, которому я когда-то отдала мое сердце. Я могла бы полюбить снова, и на этот раз моя любовь была бы совсем другой, потому что я успела многое узнать.
— Но зачем вам меня любить? — спросил Лусиус. — Вы сами не знаете, что говорите! Позвольте мне уговорить вас ехать домой. Даю вам слово: это было бы осмотрительно.
— А когда это я поступала осмотрительно? Вам так легко от меня не отделаться. Не может быть, чтобы вы на самом деле хотели меня отвергнуть! Дело отчасти в вашем рыцарстве, а отчасти — в желании оставаться незамеченным, потому что вы ведете опасную жизнь.
— Думайте что хотите, но, право, вам лучше было бы уехать и больше не говорить со мной о подобных вещах.
— А если я откажусь?
Барбара приблизилась к нему, а потом неожиданно обняла за шею. Ее губы, горячие, обжигающие, прижались к его губам. Секунду он медлил, но почти тут же осторожно, но решительно Лусиус снял ее руки со своей шеи и отстранился.
— Вы вынуждаете меня говорить прямо, — негромко произнес он. — Я люблю другую. Ту, кого при иных обстоятельствах попросил бы стать моей женой.
Ярость, вспыхнувшая в глазах Барбары, и бешено искривившийся рот мгновенно превратили ее в исчадие ада. Казалось, она сотрясается всем телом. Ее страсть и желание в долю секунды перешли в яростный, неукротимый гнев. Ее руки сжались так, что побелели костяшки пальцев. Она топнула ногой, и темные локоны взметнулись вокруг ее лица.
— Будьте вы прокляты! — бушевала она. — Чтобы вы сотворили со мной такое! Вы единственный! Вы мне за это заплатите. Я добьюсь, чтобы вас повесили на ближайшей виселице, а сама буду стоять под ней и хохотать. Слышите? Я буду хохотать! А потом вас четвертуют, и ваша голова, позеленев от плесени, будет торчать на колу у Тауэра! А я буду ездить мимо и насмехаться над вами. Я ненавижу вас сильнее всех на свете и клянусь всем святым, что за это вас ждет смерть.
Но Лусиус, наблюдая эту вспышку ярости, оставался совершенно бесстрастен. В его взгляде появилась даже какая-то грусть, отчего он перестал быть таким суровым. Только когда она замолчала, чтобы перевести дух, потому что совсем охрипла, он тихо сказал:
— Не сомневаюсь, что все это когда-нибудь случится. Но пока, если вы не желаете удалиться, я вынужден вас оставить.
Вам следовало бы послушать моего совета и уехать отсюда немедленно, пока я еще здесь. В этих лесах я не единственный разбойник, и найдутся такие, которые не будут испытывать почтения ни к вашей особе, ни к вашему имуществу.
Ярость Барбары уже немного остыла, и она вдруг вздрогнула, может, вняв предостережениям Лусиуса. Они вернулись к входу в разрушенную часовню. Чуть поодаль, на дороге, Барбару терпеливо дожидались ее лошади и слуги, которые слишком привыкли к странностям ее светлости, чтобы удивляться тому, что их заставили работать всю ночь почти до рассвета.
При появлении Барбары один из слуг спрыгнул с козел и открыл дверцу кареты. Барбара приостановилась — впервые с того мгновения, как ушла от Лусиуса, — и обнаружила, что он идет следом за ней. На ее лице мелькнуло странное выражение, которое можно было принять за боль поражения, но уже в следующую секунду, увидев его четкие красивые черты, высокий умный лоб и глубоко посаженные глаза, она сжала губы, словно ей трудно было сдержать новую вспышку гнева. Подобрав пышные юбки, она сбежала по пологому склону к своей карете и села в нее.
Лакей оглянулся, проверяя, не следует ли ему забрать и Лусиуса, а потом закрыл дверцу и поднялся на козлы. Ни он, ни кучер не удивились при виде джентльмена, появившегося со стороны развалин вместе с ее светлостью. Они привыкли к тайным свиданиям и встречам в весьма странных местах и только радовались возможности вернуться наконец в город.
Лусиус стоял с непокрытой головой, освещенный лунным светом, и Барбара подалась вперед, чтобы в последний раз взглянуть на него. И тут, похоже, его спокойствие все-таки заставило ее потерять самообладание. Она высунулась в окно и прокричала:
— Вы еще пожалеете, когда узнаете, что случилось с вашей кузиной Теей. Она не для вас!
Ее последние слова почти заглушило звонкое щелканье кнута. Кучер погнал лошадей вперед. Однако Барбара была удовлетворена: ее последние слова вывели Лусиуса из равновесия, чего не могли сделать никакие другие, сказанные ею в этот вечер. Он поспешно шагнул вперед, а на его лице отразилась глубокая тревога. Лусиус даже поднял руку, словно собираясь остановить карету, но он опоздал. Барбара умчалась прочь. Сказав себе, что ей все же удалось взволновать его, она откинулась на сиденье и попыталась рассмеяться.
Однако смех, сорвавшийся с ее губ, был отрывистым и резким и странно напоминал рыдание. Потом Барбара достала из-за пояса носовой платок и сначала приложила его к глазам, а потом изорвала тонкую ткань и драгоценное кружево на мелкие клочки.
— Это его ранило! — проговорила она вслух. — Пусть знает, каково бывает тем, кто предпочитает мне эту бледную куклу!
Но мысль о том, что Лусиус тревожится из-за другой женщины, служила плохим утешением. Она не утишила боль, стиснувшую грудь, не прогнала ощущение, что ее отвергли и унизили. Это чувство было таким острым, что все тело ее ныло, словно удар, который он нанес ей, был не моральным, а физическим.
Барбара не могла поверить, что разбойник отверг ее, первую красавицу Англии. Нет, это, конечно, ошибка! И в то же время Барбара знала, что никакой ошибки не было. Она до сих пор помнила, какими холодными и неподвижными остались его губы, когда она к ним приникла. В ту минуту она убедилась в том, во что отказывалась поверить раньше: она его не привлекала! Она столкнулась с мужчиной, который остался неуязвим для ее чар, не поддался на ее лесть и уловки, перед которыми еще не мог устоять никто.
И в этот момент, впервые в жизни, Барбара испугалась старости. До нее еще было далеко, но она догадывалась: тогда она почувствует то же, что почувствовала этой ночью. Наступит время, когда мужчины будут проходить мимо нее и она уже не сможет выбирать себе любовников. Ей придется опускаться все ниже и ниже, пока ее подарки не станут цениться дороже, чем благосклонность той, которую когда-то ставили выше всех сокровищ королевства.
Она подумала о короле и о том, какую власть она над ним имеет, о тех мужчинах, которые по-прежнему обивают пороги ее апартаментов, умоляя об одном прикосновении руки, об одном взгляде ее ярких синих глаз.
Как часто она смеялась над ними и угрожала приказать лакеям не пускать их больше, потому что они надоедают ей.
Что почувствует она, когда никто не будет больше дожидаться в ее гостиной, а ее место рядом с королем займут молодые красавицы? Хотя Карл вернулся к ней после своей женитьбы, это не означало, что он вечно останется ее покровителем.
Мужчины не хранят верность из одного только чувства благодарности: они верны до тех пор, пока какая-то женщина кажется им более красивой и желанной, чем другие. На секунду Барбаре показалось, что ледяная рука прикоснулась к ней.
То была рука Времени.
Словно заглядывая в будущее, она ясно увидела лица тех, что будут ее соперницами. Она видела их так явственно, словно они сидели рядом с ней в карете, которая громыхала по каменистой дороге, — женщины, которых полюбит Карл. Им достанутся подарки, деньги и власть, которые пока принадлежат ей одной.
Барбара знала, что будет бороться, приложит все силы, чтобы удержать внимание ветреного короля. Но время отнимет у нее красоту, а с ней и власть. И начало этому положено сегодня, когда мужчина отказал ей, потому что любит другую женщину. Он сказал ей, что она не знает того, что есть самое прекрасное и лучшее в любви. И он дал ей совет, которому она не намерена была следовать, хотя и понимала, что совет этот верный и правильный.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27